мотре  графика  дежурств
данных практикантов. В конце концов, делалось  это  только  ради  их  же
блага.
   Из  самых  лучших  побуждений  -  хотя  О'Мара  только  себе   самому
признавался в том, что они оба ему очень нравятся и что  он  восхищается
их работой, - он  должен  был  позаботиться  о  том,  чтобы  практиканты
Мерчисон и Конвей на какое-то время были разлучены.

Глава 26

   Мерчисон  создала  прецедент   и   несказанно   порадовала   Старшего
преподавателя Мэннена тем,  что  сразу  после  окончания  стажировки  ее
назначили Старшей медсестрой тридцать девятой палаты,  где  поправлялись
после операций мельфиане, кельгиане и нидиане.  Приступив  к  выполнению
обязанностей, Мерчисон просила палатных сестер только  о  том,  чего  не
могла или  не  хотела  делать  сама,  была  с  ними  вежлива,  тверда  и
справедлива. По рекомендации О'Мары, переданной через Мэннена,  ей  были
поручены   некоторые   проблемные   пациенты,   лечение    которых    по
ортодоксальным схемам шло без особого успеха.  В  итоге  ее  способность
наблюдать, анализировать, синтезировать и ставить  диагноз  по  минимуму
сведений о пациенте привлекла к ее работе внимание Торннастора.  Тралтан
заявил, что Мерчисон занимается, по его мнению, более  профессиональными
делами, чем положено медсестре, и предложил ей применить  ее  таланты  в
возглавляемом им отделении в качестве младшего патофизиолога.  Мерчисон,
в полном соответствии с данными ее  психофайла,  обрадовалась  переводу,
обеспечивающему ей подъем вверх по служебной лестнице, поскольку  всегда
мечтала  заниматься  новаторскими  научными  исследованиями  в   области
ксенобиологии.
   Она не позволяла себе никаких отвлечений, потому что, как она  мягко,
но решительно объяснила Мэннену, времени на общение у  нее  попросту  не
было,  тем  более  что  общение  было  чревато  увлечением  каким-нибудь
сотрудником-мужчиной.  Такая  беззаветная   преданность   работе   очень
радовала Старшего преподавателя, но жутко огорчала мужчин-землян, коллег
Мерчисон. Они твердили всем и каждому, включая О'Мару,  что  Мерчисон  -
единственная женская особь в госпитале, на которую  можно  смотреть  без
желания поставить ей  диагноз.  Все  мужчины  испробовали  себя  в  роли
завоевателей и разработчиков этого самого желанного природного  ресурса,
но все они решительно отвергались -  правда,  Мерчисон  даже  отказывала
мужчинам настолько непринужденно и с таким тонким юмором, что  никто  из
соискателей ее сердца не затаивал на нее обиду.
   А О'Мара знал по опыту, что безответная любовь редко грозит жизни или
психическому здоровью.
   Юный Конвей, насколько помнилось О'Маре, был единственным мужчиной  в
составе младшего медперсонала, который либо не выказывал,  либо  слишком
умело скрывал свои чувства к Мерчисон во время  первых  профессиональных
встреч с нею. Дело было не в том, что Конвей был антисоциальным типом  -
вовсе нет: просто он предпочитал заводить друзей, принадлежавших к любым
видам, кроме своего собственного. Во время первой беседы  с  О'Марой  он
признался в том, что  цель  всей  его  жизни  -  работа  в  многовидовой
больнице. Теперь, когда его мечта сбылась и он попал  в  самую  и  самую
лучшую больницу в Галактике, Конвей полагал, что серьезные романтические
отношения с кем-либо могут отвлечь его от занятий. В принципе  землянин,
предпочитавший общаться с тралтанами, мельфианами и другими,  еще  более
экзотичными пациентами и сотрудниками, мог  бы  стать  объектом  тревоги
психиатра, а вот в Главном Госпитале Сектора такая  аномалия,  наоборот,
считалась плюсом.
   О'Мара помнил о том, что психопрофили Мерчисон и Конвея  в  молодости
были настолько схожи, что, по идее, согласно древней теории относительно
притяжения противоположностей и отталкивания схожестей, этим двоим ни за
что не суждено было полюбить друг друга.
   Однако О'Мара испытывал поистине отеческий интерес к  тому,  как  эти
двое разрабатывают свой будущий потенциал, и потому совершенно бесстыдно
вторгался - нет, не в их разум, ни в коем случае, а исключительно  в  их
работу по отдельности, а потом - и вместе. Он был нарочито суров с  ними
обоими и вынуждал их к адаптации, принятию  решений  и  взятию  на  себя
ответственности, намного превышавших их номинальный статус. А  то,  чего
не сделал для Конвея  и  Мерчисон  О'Мара,  сделала  Этланская  война  и
последовавшая за ней  работа  на  корабле-неотложке  ?Ргабвар?  -  серия
спасательных операций и процедур первого контакта. Эта работа стала  для
Конвея и Мерчисон настоящей проверкой на прочность, и в конце концов  из
них получились превосходные врачи - как порознь, так и вместе. О'Мара  в
общении с ними неизменно сохранял саркастичность и суровость,  но  порой
задумывался о том, догадываются ли Конвей и  Мерчисон  о  том,  как  они
дороги ему,  дороги  по-человечески.  Он  гордился  тем,  что  Мерчисон,
которая и теперь была настолько хороша, что мужчины всегда оборачивались
и смотрели ей вслед,  стала  заместительницей  Торннастора  в  Отделении
Патофизиологии и Патоморфологии, а талантливый молодой  Конвей,  который
теперь  был  уже  не  так  молод,  стал  Главным  диагностом   Отделения
Межвидовой Хирургии. Знали ли эти двое о том, как рад О'Мара  тому,  что
теперь они - супруги?
   О'Мара хранил эти чувства в тайне  ото  всех,  за  исключением  двоих
существ, одно из которых никогда бы не появилось в  госпитале  лично,  а
второе ни с кем бы не стало об этом говорить.
   Он раздраженно потряс головой, сердясь на себя за то, что все большую
часть раздумий уделяет прошлому, посмотрел  на  часы  и  приготовился  к
тому, что сейчас все его чувства будут прочтены, как раскрытая книга.
   Когда  через  несколько  мгновений  в  кабинет  влетел  Старший  врач
Приликла,  О'Мара  любезно   указал   на   предмет   мебели,   отдаленно
напоминавший корзину для бумаг.  В  его  кабинете  цинрусскийский  эмпат
предпочитал усаживаться именно на это сооружение.
   - Ну, маленький друг, -  ворчливо  произнес  О'Мара,  -  как  я  себя
чувствую?
   Приликла издал мелодичную трель,  которую  транслятор  переводить  не
стал, это был цинрусскийский эквивалент смеха, и ответил:
   - Тебе, друг О'Мара, твои чувства известны точно  так  же,  как  мне,
поэтому  не  стоит  говорить  о  них  вслух.  Полагаю,  вопрос  частично
риторический. Другая его часть может быть  как-то  связана  с  ощущением
общего волнения вкупе с эмоциональным напряжением, характерным для того,
кто собирается сделать предложение, которое может не понравиться. Помни:
я эмпат, а не телепат.
   - Порой мне в это слабо верится, - негромко проговорил О'Мара.
   - Наблюдение и дедукция, - продолжал Приликла, - даже без способности
читать эмоции, могут дать точно такой же результат - ты бы знал об этом,
если бы умел играть в покер. Мне видны твои чувства, но не  твои  мысли,
поэтому если ты заставляешь себя скрывать плохие новости, тебе  придется
рассказать мне, о чем ты думаешь.
   О'Мара вздохнул.
   - Помимо всего прочего, - сказал он, - ты еще и  психиатр,  способный
расщелкать психиатра.
   На миг хрупкое, насекомоподобное тельце цинрусскийца  затрепетало  от
эмоционального излучения О'Мары, однако Приликла молчал  -  ждал,  когда
О'Мара начнет говорить. "О'Мара  держал  паузу,  он  старался  подобрать
верные слова.
   - Маленький друг, -  сказал  он  наконец,  -  цель  нашей  встречи  -
обсуждение возможностей и просьба совета, а  не  желание  поручить  тебе
дополнительную работу. Видимо, ты уже знаешь  о  том,  что  время  моего
пребывания в госпитале ограниченно и что я покину его, как только изберу
и подготовлю своего преемника, который станет администратором  госпиталя
и Главным психологом одновременно. Выбор предстоит трудный.
   Приликла расправил радужные крылышки,  тряхнул  ими  и  снова  плотно
прижал к тельцу. Он молчал.
   О'Мара продолжал:
   - Все, кто видится мне в этой роли, как новичок  со  стороны,  так  и
нынешние сотрудники, достойны этих  должностей.  Я  мог  бы  уйти  прямо
сейчас, зная, что любой из них справится с работой. Но мне  бы  хотелось
знать больше, чем  мне  подсказывают  собственные  интуиция  и  опыт,  о
потаенных чувствах достойных  кандидатов.  Честно  говоря,  я  обуреваем
ревностью. Долгое время психологическое  здоровье  госпиталя  было  моим
чадом, моим единственным ребенком, и мне бы не хотелось препоручать  его
не  слишком  заботливому  родителю.  Вот   почему   мне   представляется
необходимым - если ты, конечно, согласишься,  -  чтобы  ты  наблюдал  за
чувствами всех кандидатов на мой пост и рассказывал мне о них, тем самым
помогая мне сделать окончательный выбор.
   - Я вижу твои чувства, друг О'Мара, - точно так же,  как  вижу  их  у
любого источника эмоционального излучения, независимо от того, велик  он
или мал, прост или сложен, силен или слаб, и даже тогда, когда речь идет
о неразумном животном. Никто не в силах утаить от меня своих чувств,  но
это не значит, что я готов поведать о них  третьей  стороне,  если  речь
идет об этичном отношении к приватной информации. В противном  случае  я
бы с радостью  помог  тебе  советами.  Но  ты  редко  прислушиваешься  к
советам. Когда  я  заметил  присутствие  в  твоем  разуме  кельгианского
компонента и ты неохотно поделился  со  мной  подробностями,  мой  совет
состоял в том, что длительная  оккупация  твоего  сознания  кельгианской
мнемограммой принесла тебе столько же эмоциональных стрессов, сколько  и
радостей, и что  тебе  следует  ее  стереть.  Но  я  чувствую,  что  она
по-прежнему присутствует в твоем сознании.  -  -  Это  верно,  -  кивнул
О'Мара, - но мы оба отлично понимаем, что сейчас  мной  сильнее  владеет
вовсе не проблема мнемограммы Маррасарах и что на самом деле  ты  просто
стараешься сменить тему разговора.
   - Естественно, - отозвался Приликла. Его тельце слегка завибрировало.
- Поскольку чувствую, что ты по-прежнему боишься сказать мне то, что, на
твой взгляд, мне может не понравиться. Будь прям, как твоя  кельгианская
партнерша по разуму, и скажи мне все, как есть.
   - Хорошо, - сказал О'Мара.  -  Но  прежде  чем  поговорить  с  тобой,
маленький друг, мне хотелось бы поговорить о  тебе.  Вспомни  то  время,
когда ты впервые оказался здесь, как  тебе  был  назначен  испытательный
срок, поскольку никто из  нас  не  верил,  что  эмпат  с  твоим  уровнем
чувствительности сумеет  здесь  долго  выдержать.  В  Главном  Госпитале
Сектора столько  страданий,  столько  травм,  страхов  и  неуверенности,
типичных для жизни большой больницы.  Для  существа,  чувствительного  к
эмоциям, все это было да и остается, наверное,  сущим  адом.  На  первых
порах я мог оказать тебе самую минимальную психотерапевтическую  помощь.
Но невзирая на все прогнозы, ты выдержал испытания. Мало того,  ты  взял
на себя дополнительную хирургическую нагрузку и сохранял профессионализм
и психическую устойчивость в работе с сотнями раненых в  ходе  Этланской
войны. Когда ты стал Старшим врачом и возглавил бригаду ?Ргабвара?, твоя
высокочувствительная эмпатия стала неоценимой при спасении  пострадавших
при космических авариях, поскольку ты всегда мог отличить  умирающих  от
умерших внутри скафандров, и очень часто именно это  спасало  им  жизнь.
Теперь же тебе не нужно прибегать ни к телепатии, ни к эмпатии - тебе не
понадобится ровным счетом ничего, кроме твоих крошечных ушных  прорезей,
для того, чтобы узнать о том, что... - О'Мара на  миг  умолк  и  тут  же
продолжил:
   - Пока в госпитале только ходят слухи о том, что тебя  того  и  гляди
повысят в звании  и  ты  станешь  диагностом,  но  я  могу  неофициально
подтвердить эти слухи.
   Трубчатые лапки эмпата едва заметно задрожали. Он сказал:
   - Друг О'Мара, ты выражаешь мне высокую профессиональную похвалу, и я
знаю,  что  она  совершенно  искренна.  Но  почему  ты  излучаешь  такое
волнение?
   О'Мара покачал головой и проговорил:
   - Прежде чем ответить на этот вопрос, мне бы  хотелось  поговорить  о
себе - вкратце, что должно тебя  порадовать.  С  тех  пор  как  я  начал
работать в госпитале более  тридцати  лет  назад,  не  имея  формального
медицинского образования, я намеренно воздерживался от любых  проявлений
дружелюбия. Большинство сотрудников думают, что им ясна  причина  такого
поведения: меня  считают  эгоистичным,  мрачным  и  безжалостным  типом,
который приберегает сочувствие только для самых  тяжелых  пациентов.  Но
только ты, маленький друг, за счет свой треклятой эмпатии, сумел  понять
всю правду обо мне.
   Согласно установившейся в госпитале традиции, - продолжал  О'Мара,  -
Главный  психолог  должен   являть   собой   несговорчивого,   сурового,
язвительного, абсолютно  недипломатичного  и  никем  не  любимого  типа.
Однако эта традиция - не нерушимый закон природы. Мы можем  поразмыслить
о назначении на этот пост существа с диаметрально противоположным  типом
личности - существа  воспитанного,  тактичного,  дипломатичного,  всегда
говорящего правильные вещи, чутко относящегося к чужим чувствам, но  при
необходимости  способного  проявить  твердость,  не  выходя   из   рамок
вежливости. Короче говоря, речь  идет  о  том,  кого  все  любят,  а  не
ненавидят. Такой сотрудник был бы идеален как в роли администратора, так
и на посту Главного психолога.  Ты  согласен  со  мной?  Приликла  снова
задрожал.
   - Где же, помимо собственных подчиненных, - сказал он, -  ты  отыщешь
такой идеал?
   - Вполне возможно, я его вижу перед собой, - ответил О'Мара.
   Эмпата забила такая жуткая дрожь, что он того и гляди  мог  свалиться
со своего экзотичного сиденья.
   - Теперь мне понятна причина твоего волнения, друг О'Мара.  Ты  ждал,
что я отвечу тебе отказом, что  я  и  делаю.  Я  не  психолог.  Я  врач,
которому вскоре, судя  по  твоим  словам,  суждено  стать  диагностом  и
носителем нескольких мнемограмм особей других видов. Это введет  меня  в
такое замешательство, что добрую половину времени я не буду знать, кто я
такой. Боюсь оскорбить тебя, друг О'Мара, но по-моему, ты сошел  с  ума.
Мой ответ - нет.
   О'Мара улыбнулся:
   - Новое назначение предусматривает и  новые  требования.  Теперь  эти
должности должен совмещать сотрудник с медицинским  образованием.  Разве
может администратор обладать лучшим опытом, чем опыт диагноста, знающего
о том, как работает сознание представителей множества  видов,  разве  из
кого-то может получиться лучший Главный психолог, чем из эмпата, который
способен выявлять самые глубинные эмоциональные проблемы, из-за  которых
страдают его пациенты? Вот почему мне хотелось предложить тебе, чтобы ты
подумал о себе в роли кандидата. Лично я считаю,  что  ?администратор  и
Главный диагност Отделения Психологии Приликла? звучит  совсем  неплохо.
Прекрати дрожать и слушай.
   Любой из моих нынешних сотрудников неплохо  справится  с  работой,  -
продолжал O'Mapa. - Мог бы недурственно справиться с ней  и  Сердаль,  о
котором многие высокого мнения, в том числе и он  сам.  Если  откажешься
ты, должность получит кто-то из них.  Но  они  скорее  исполнители,  чем
лидеры - способные, но боящиеся  окончательной  ответственности.  Они  -
идеальные  подчиненные,  которые   будут   только   рады   лишить   тебя
повседневной рутины, чтобы у тебя  было  как  можно  больше  времени  на
административную  работу  и  помощь  пациентам,  которые   действительно
нуждаются в помощи. Никто из них не станет к тебе хуже относиться -  ну,
разве что Сердаль, если пожелает остаться в госпитале, - потому что  они
тебя по-настоящему любят. Расслабься, успокойся, ты не  обязан  отвечать
мне прямо сейчас.
   Приликла слетел с сиденья.
   - Я готов ответить тебе прямо сейчас. Мой ответ - нет.
   - Прошу  тебя,  маленький  друг,  -  сказал  O'Mapa.  -  Подумай,  не
торопись.
   Эмпат прошествовал по полу кабинета на  подрагивающих  лапках,  но  у
двери остановился и издал негромкую трель.
   - Не забудь  сказать  мне  на  прощание  какую-нибудь  пакость,  друг
O'Mapa, - чтобы не выходить из образа.

Глава 27

   Лейтенант Брейтвейт не отрывал взгляда от тарелки,  где  еще  недавно
красовалась огромная порция синтетического бифштекса, жареной картошки и
грибов, и мысленно благодарил за ДНК, унаследованную им от  родителей  и
помогающую ему предаваться прелестям обжорства без риска растолстеть.  В
тарелку с жалкими остатками еды он вперил взор исключительно  для  того,
чтобы не испортить удовольствие созерцанием того, что поедал Сердаль.  В
столовой было так шумно, что им обоим приходилось разговаривать  громко,
однако этому в немалой степени способствовало и то, что  они  относились
друг к другу, мягко говоря, недоброжелательно.
   - Доктор Сердаль, мы с вами -  кандидаты  на  одно  место,  -  сказал
Брейтвейт после очередной злобной паузы. - Но это вовсе не означает, что
мы обязаны друг друга ненавидеть. Ведь не исключено, что эта  работа  не
достанется ни мне, ни вам. Тем не менее в последнее время вы  относитесь
ко мне все с большей враждебностью. Почему?
   - Не только к вам, - буркнул Сердаль, не взглянув на Брейтвейта, - но
вы меня раздражаете особенно своими непрестанными советами,  которые  не
представляют собой ничего иного, как тонко завуалированную  критику.  Вы
поручили  мне  пациента,  внешность  которого  отталкивающая,  поведение
враждебно.  Теперь  он  и  вовсе  отказывается  со  мной  разговаривать.
Туннекис невозможен, просто невозможен. Я  возле  него  сутками  дежурил
после операции. Вы дали мне задание, заранее понимая, что  я  с  ним  не
справлюсь,  не  сумею  провести  психотерапию  упрямого,  несговорчивого
пациента и произвести  на  О'Мару  впечатление  сотрудника,  годного  на
высокий пост. Вы и все остальные показали мне, что чужаков тут у вас  не
жалуют.
   - Это не правда, - заметил Брейтвейт. -  Мы  все  тут  -  чужаки,  по
крайней мере до тех пор, пока не узнаем друг друга получше.  Лиорен,  Ча
Трат или я сам могли бы взяться за этого пациента, но вы  сами  сказали,
что ни разу не  лечили  телепата  и  что  вам  это  интересно.  Вы  сами
попросили, чтобы вам поручили  лечение  этого  пациента,  вот  я  вам  и
поручил.
   - Но не испросили разрешения вашего шефа? - спросил  Сердаль.  -  Это
было ваше собственное решение, верно?
   - Да, - ответил  Брейтвейт.  -  Как  новый  администратор  госпиталя,
О'Мара сейчас очень загружен всякой работой за пределами отделения.  Вам
это известно. Мне он велел принимать на себя полную  ответственность  за
решения такого рода, что я и делаю. Вы  хотите  отказаться  от  пациента
Туннекиса?
   Сердаль  оторвал  взгляд  от  тарелки  и  на  миг  задержал  его   на
Брейтвейте.
   - Так вот вы чего  хотите,  Брейтвейт,  -  проворчал  он,  -  вам  не
терпится увидеть мой провал? Но это не имеет значения. После  нескольких
дней, в течение которых я пытался подступиться к пациенту,  я  пришел  к
выводу о том, что он глуп, упрям,  груб,  отвратителен  как  личность  и
вообще - существо никчемное, которому мне не стоило  уделять  так  много
времени. Если бы этот случай поручил мне О'Мара, он бы тоже  сделал  это
из желания завалить меня, как и все вы. И не стоит отрывать у меня время
и оскорблять мой ум ложью. Вы - земляне, на это большие  мастера.  Ну  а
теперь вы наверняка помчитесь на своих длинных  бесформенных  ножищах  к
своему шефу, чтобы передать ему все, что я вам сказал, да еще  и  краски
небось сгустите?
   Брейтвейт почувствовал, что заливается краской. Он открыл  было  рот,
чтобы ответить Сердалю, но тут же закрыл, и при  этом  зубы  его  громко
клацнули. Он всеми силами старался  сдержаться.  Если  бы  такую  тираду
выдал разозленный кельгианин - это бы еще куда  ни  шло,  но  Сердаль  с
самого  начала   производил   на   Брейтвейта   впечатление   холодного,
самоуверенного,  речистого  дипломата,   полностью   владеющего   своими
эмоциями. После собеседования точно такое же мнение о Сердале  составили
остальные со