ешься
моего разума, я ощущаю безграничность знаний, какую-то  неописуемую  светлую
область, но ты ее от  меня  скрываешь.  Если  бы  ты  наставил  меня,  я  бы
уверовал. Почему ты, кто знает так много, не скажешь мне правду о Боге?"
   "Ты и  сам  знаешь  о  нем  достаточно  много,  -  отвечал  ему  мысленно
Геллишомар. - Этими знаниями ты пользовался, когда  утешал  многих  существ,
включая и меня - несчастного, страдающего бывшего меня. Но до сих пор ты  не
готов уверовать. Я уже ответил на твой вопрос".
   "Тогда я повторю старый вопрос, - ответил Лиорен. - Есть ли для меня хоть
какая-то надежда обрести успокоение и избавиться от мук  совести,  терзающих
меня после катастрофы на Кромзаге? То решение, к  которому  я  так  долго  и
мучительно  шел,  заставит  меня  прибегнуть  к  поведению,  постыдному  для
тарланина моего былого ранга, но это не имеет значения. Я могу и  погибнуть.
Я хочу только спросить: верно ли принятое мною решение?"
   "Неужели воспоминания о Кромзаге  не  отпускают  тебя  ни  на  минуту,  -
спросил Геллишомар, - и для того, чтобы освободиться от них, ты готов лишить
себя жизни?"
   "Нет, - решительно отозвался Лиорен и сам поразился собственной пылкости.
- Но это - из-за того, что  в  последнее  время  мне  приходилось  думать  о
множестве разных других вещей. Смерть не порадовала бы меня,  особенно  если
бы она наступила в результате несчастного случая или из-за того, что я приму
глупое решение".
   "И все же ты веришь, что это решение сопряжено с высоким риском для твоей
жизни, - сказал Геллишомар, - а я не вижу никаких  признаков  того,  что  ты
готов передумать. Я не скажу тебе ничего о твоем решении - не скажу,  верное
оно, неверное или глупое и что за ним может воспоследовать. Я только напомню
тебе, что в нашем существовании нет места случайностям.
   Одно-единственное дело я сделаю для тебя, - продолжал Геллишомар. - Но  я
ни в коей мере не повлияю на твои будущие действия. Поскольку ты уже  принял
решение, я предлагаю тебе отбросить сомнения и безотлагательно приступать  к
выполнению намеченного плана".
   Лиорен не сразу сумел окунуться в привычную рабочую среду, где  разговоры
велись с помощью неуклюжих фраз,  значение  которых  поначалу  казалось  ему
туманным.  О'Мара   закончил   наконец   перечисление   недостатков   своего
практиканта. Конвей оскалился и напомнил Главному психологу, что вряд ли  во
всем госпитале найдется хоть один сотрудник, которого бы
   О'Мара когда-либо похвалил. В особенности редко, по словам Конвея, О'Мара
расточал похвалы диагностам. Лиорену показалось, что все в палате смотрят на
него с ожиданием и пытаются подобраться к нему поближе.
   - Пациент чувствует себя хорошо, - торопливо проговорил Лиорен. -  Он  не
испытывает  никаких  отрицательных  ощущений  и  говорит  о  том,  что   его
мыслительные процессы протекают все  продуктивнее.  Он  хочет  прибегнуть  к
помощи открытого канала, чтобы поблагодарить каждого  здесь  присутствующего
лично.
   Все были слишком взволнованны и рады, чтобы заметить, как тарланин  ушел.
А Лиорен продумал для себя самый  короткий  путь  к  палате  кромзагарцев  и
пытался выбросить из головы все лишние мысли.
   Он уже успел свериться с графиком работы персонала и  установить,  что  в
палате сейчас работают только две медсестры. Да это и понятно, ведь в палате
лежат пациенты, полностью выздоровевшие и находящиеся под наблюдением  перед
выпиской. Вот только наличие охранника  в  форме  Корпуса  Мониторов  как-то
выбивалось из общепринятой картины.
   Охранник оказался землянином-ДБДГ. У него было  по  паре  рук  и  ног,  и
ростом он почти вдвое уступал Лиорену. Вооружен он был только парализатором,
а парализатор мог обездвижить, но не убить.
   - Лиорен, Отделение Психологии, - быстро представился тарланин. - Я здесь
для того, чтобы опросить пациентов.
   - А я здесь для того, чтобы не пускать вас в палату, - заявил охранник. -
Майор  О'Мара  сказал,  что   вы,   вероятно,   попытаетесь   проникнуть   к
пациентам-кромзагарцам и что в целях вашей же безопасности вход в палату вам
должен быть воспрещен. Прошу вас, немедленно уходите, сэр.
   Охранник выказывал участие и уважение к прежнему высокому рангу  Лиорена,
-. никакая доброта, никакое сочувствие не смогли бы заставить  его  нарушить
приказ.  С  одной  стороны,  О'Мара  достаточно  неплохо   знал   тарланскую
психологию,  чтобы  понимать,  что  Лиорен  не  станет  пытаться   уйти   от
справедливого наказания путем самоубийства. Вероятно,  Главный  психолог  на
всякий случай решил перестраховаться - а вдруг один, отдельно  взятый  тарла
нин все же пошлет куда подальше свой моральный кодекс?
   "Да, - подумал Лиорен, -  это  непредвиденное  препятствие.  Или  все  же
предвиденное?"
   - Рад, что вам понятна моя точка зрения,  -  добавил  охранник.  -  Всего
хорошего, сэр.
   Через несколько секунд он потопал ногами и совершенно неожиданно, как  бы
для того, чтобы немного размяться, зашагал по коридору. Если  бы  Лиорен  не
отскочил в сторону, охранник бы напоролся на него.
   "Спасибо тебе, Геллишомар", - подумал Лиорен и вошел в палату.
   Палата представляла собой длинное помещение с высоким  потолком.  Кровати
стояли вдоль стен. Посередине  наподобие  острова  со  стеклянными  стенками
возвышался сестринский пост.  Техники-эксплуатационники  воспроизвели  в  па
лате грязно-желтый свет кромзагарского солнца, загородили выступы  в  стенах
растениями-эндемиками и увешали все вокруг  картинами.  Растения  смотрелись
вполне реально. Пациенты сидели или  стояли  небольшими  группами  около  че
тырех  кроватей.  Несколько  кромзагарцев  собрались  у   экрана   монитора.
Специалист Корпуса  Мониторов  по  Культурным  Контактам  растолковывал  им,
каковы долгосрочные планы Федерации по восстановлению техники на Кромзаге  и
реабилитации самих кромзагарцев. Одна  из  медсестер-орлигианок  говорила  с
кем-то по переговорному устройству, другая, покачивая головой из  стороны  в
сторону, рассеянно смотрела  вдаль.  Они  явно  не  заметили  Лиорена.  Ведь
медсестры были уверены, что за дверью стоит охранник,  поэтому  в  некотором
роде были слепы.
   Геллишомар сказал Лиорену,  что  вне  зависимости  от  того,  верное  или
неверное решение принял Лиорен, выполнить его он должен был немедленно.
   Стараясь не выказывать ни поспешности, ни растерянности,  Лиорен  зашагал
по палате. По мере его продвижения  воцарялась  тишина.  Он  бросал  быстрые
взгляды на стоящих и сидящих пациентов. Они смотрели ему вслед. Тарланин  не
умел читать чувств кромзагарцев по выражению их лиц и не представлял, о  чем
они думают. Добравшись до самой многочисленной  группы  пациентов,  тарланин
остановился.
   - Я Лиорен, - медленно проговорил  он.  Кромзагарцы,  похоже,  уже  давно
поняли, кто он такой и как его зовут. Пациенты, до того лежавшие и  сидевшие
на ближайших кроватях, быстро поднялись и подошли поближе. Со всех сторон  к
ним спешили другие Кромзагарцы. В конце концов они окружили Лиорена  плотной
стеной.
   Лиорена охватили острые, яркие воспоминания о том, как он увидел  первого
в своей жизни кромзагарца. То была женщина. Она напала на него,  думая,  что
он хочет сделать что-то плохое с ее детишками, спавшими в соседней  комнате.
Ее тело было сильно обезображено белесыми  бляшками,  мышцы  были  вялыми  и
слабыми  от  истощения,  но  все  же  она  сумела  нанести  Лиорену   весьма
значительные повреждения. А теперь его  окружало  около  тридцати  кромзагар
цев, пребывавших  в  полном  здравии  и  хорошей  физической  форме.  Лиорен
понимал, на что способны их руки, усаженные  шипами  и  оснащенные  длинными
когтями, - он сам много раз видел, как они забивали друг дружку чуть  не  до
смерти.
   На Кромзаге они дрались пылко, но полностью владели собой. Они  старались
нанести как можно больше вреда противнику, но ни в коем случае не забить его
до смерти. Цель у этих драк  была  одна:  возбудить  почти  атрофировавшуюся
эндокринную систему и осуществить совокупление и тем самым -  продлить  род,
обреченный  на  вымирание.  Но  Лиорен  не  был  ни  кромзагарцем,   ни   их
потенциальным соперником на сексуальной ниве. Он  был  чужаком,  повинным  в
бессчетном количестве смертей, повинным в том,  что  чуть  было  напрочь  не
уничтожил весь кромзагарский народ. Вероятно, Кромзагарцы не станут  держать
в узде свою ненависть к нему, свое желание разодрать его на мелкие кусочки.
   Лиорен гадал, оказывает ли  Геллишомар  дистанционное  влияние  на  разум
охранника и двух медсестер - в обычных  обстоятельствах  они  бы  уже  давно
проявили  интерес  к  собравшейся  толпе  и  попытались  бы  спасти  глупого
тарланина, искавшего приключений на  собственную  голову.  Лиорену  вдруг  '
e.b%+.al, чтобы Геллишомар не был таким  умельцем  воздействовать  на  чужие
умы. Тарланину страстно расхотелось умирать, но внезапно он понял, что мысли
его лежат перед Геллишомаром как на ладони, и ему стало ужасно стыдно.
   Он и так собирался совершить поступок, противный его  чести  и  гордости.
Лиорен медленно обвел взглядом лица  стоявших  вокруг  него  кромзагарцев  и
заговорил.
   - Я Лиорен, - повторил он. - Вы знаете, что я - тот, кто повинен в смерти
множества ваших соотечественников. Преступление  это  слишком  тяжко,  чтобы
оправдываться, и наказать меня должны именно  вы.  Но  прежде  чем  вы  меня
накажете, я хочу сказать, что очень стыжусь того, что натворил, и прошу  вас
простить меня.
   "А мне вовсе не так стыдно, как  я  думал",  -  удивился  Лиорен,  ожидая
расплаты. Вместо стыда он чувствовал облегчение и радость.


                               ГЛАВА 27

   - Охранник утверждает, что видел, как вы  вошли  в  палату,  -  тихо,  но
грозно проговорил Главный психолог. -  Медсестры  не  догадывались  о  вашем
присутствии до тех пор, пока вокруг вас не собралась  толпа  и  не  поднялся
крик. Когда появился охранник, вы заявили ему, что волноваться не о чем, что
идет богословский спор, к  которому  и  он  может  присоединиться.  Охранник
утверждает, что все же был обеспокоен, так как  видывал  бунты,  протекавшие
куда  спокойнее.  Тарланам  неведомо  чувство  юмора,   поэтому,   по   всей
вероятности, вы сказали правду. Что произошло в палате, отвечайте,  черт  бы
вас побрал! Или вы снова сковали свои уста обетом молчания?
   - Нет, сэр, - спокойно отозвался Лиорен. - Разговор протекал  открыто,  и
никто от меня не требовал сохранить его в тайне. Когда вы  меня  вызвали,  я
занимался подготовкой подробнейшего отчета для вас обо всех...
   - Изложите его вкратце, - резко прервал Лиорена О'Мара.
   -  Хорошо,  сэр,  -  послушно  ответил  Лиорен  и,  стараясь  удержать  в
равновесии  точность  и  краткость,  продолжал:  -  Когда  я   представился,
извинился и попросил прощения за то тяжкое преступление, в котором я повинен
перед кромзагарцами...
   - Вы?  Попросили  прощения?  -  вмешался  О'Мара.  -  Вот  уж...  Вот  уж
неожиданность, так неожиданность!
   - Полной неожиданностью для меня оказалось и  поведение  кромзагарцев,  -
откликнулся Лиорен. - Учитывая тяжесть моего преступления,  я  ожидал  с  их
стороны крайней жестокости, а они вместо этого...
   - Вы надеялись, что они убьют вас? - снова встрял О'Мара.  -  Вы  поэтому
пошли к ним?
   - Вовсе нет! - резко возразил Лиорен. - Я пошел  к  ним,  чтобы  принести
свои извинения. Для тарланина  это  постыдное  деяние,  поскольку  считается
трусостью и бесчестием, попыткой  сбросить  вину  и  избежать  справедливого
наказания. Однако это не настолько постыдно, как попытка уйти  от  наказания
путем добровольного лишения себя жизни. Стыд бывает разный, и, судя по тому,
что я узнал во время общения  с  пациентами  госпиталя,  стыд  порой  бывает
ложным и ненужным.
   - Продолжайте, - распорядился О'Мара.
   - До сих пор мне не понятен фундаментальный  философский  механизм  этого
явления,  -  продолжал  Лиорен,  -  но  я  обнаружил,  что  в   определенных
обстоятельствах личные  извинения,  пусть  и  постыдные  для  того,  кто  их
приносит, способны утешить жертву преступления - хотя бы за счет  того,  что
жертва понимает, что обидчик несет справедливое наказание,  получает  возмез
дие. Похоже, отмщение, даже в юридическом смысле,  не  удовлетворяет  жертву
целиком и полностью, а искренне выраженное сожаление преступника о содеянном
способно уменьшить боль,  сгладить  чувство  потери.  А  когда  за  просьбой
простить следует прощение  со  стороны  пострадавшего,  это  благо  как  для
жертвы, так и для виновного.
   Когда я назвал  себя,  придя  в  палату  кромзагарцев,  -  Лиорен  тяжело
вздохнул, - я был готов к тому, что меня могут убить. Но я больше  не  хотел
умирать, поскольку  меня  очень  интересует  работа  в  вашем  отделении  и,
вероятно, я мог бы  еще  многое  сделать  тут.  Однако  я  верил,  твердо  и
непоколебимо верил, что должен унять боль, причиненную кромзагарцам,  должен
извиниться перед ними. И я сделал это.  Того,  что  произошло  потом,  я  -%
ожидал.
   Очень тихо, едва слышно, О'Мара спросил:
   - Вы пытаетесь уверить меня в том, что вы, обладатель Синей Мантии  Тарлы
со  всеми  вытекающими  из  этого   последствиями,   принесли   кромзагарцам
извинения?
   Лиорен посчитал, что  уже  ответил  на  этот  вопрос,  поэтому  продолжил
рассказ:
   - Я забыл о том, что до болезни и вызванной ею  вражды  кромзагарцы  были
вполне цивилизованной расой. Они дрались друг с другом  так  одержимо  из-за
того, что стремились столь непостижимым образом продлить свой род.  Но  и  в
драке они научились владеть собой, не поддаваться страху, злобе и ненависти,
потому что любили и  уважали  соперников,  которых  между  тем  забивали  до
полусмерти. Они переживали из-за ран, нанесенных сородичам. Они бы не смогли
продолжать драться и при этом любить  и  уважать  друг  друга,  если  бы  не
научились просить прощения и прощать.
   Только способность прощать позволила кромзагарской цивилизации выжить.
   И вдруг Лиорен воочию  представил  себе  окруживших  его  кромзагарцев  и
умолк, потому что начни он сейчас рассказывать О'Маре о своих чувствах в тот
момент, то выказал бы слабость, поистине постыдную для любого тарланина.  Но
теперь он уже понимал, что такая минутная слабость простительна.  Собравшись
с духом, он продолжал:
   - Они отнеслись ко мне, как  к  своему  соотечественнику,  как  к  другу,
который совершил ужасный проступок, который, пытаясь спасти их расу, чуть не
погубил ее.
   Они простили меня и даже поблагодарили. Но  они  боятся  возвращаться  на
Кромзаг,  -  торопливо  добавил  Лиорен.  -  Они  очень  благодарны  Корпусу
Мониторов за разработку программы их реабилитации, забота по отношению к ним
им понятна. Они сказали, что готовы сотрудничать во  всех  областях.  Однако
перед ними стоит тяжелая психологическая проблема: они боятся,  что  уже  не
сумеют жить в отсутствие сильного непрерывного стресса. Они не верят  в  то,
что  их  судьба  -  жить  в  покое  и  радостях  материальных  благ.  Судьбы
кромзагарцев  -  понятие  религиозное.  Я  рассказал  им  о  расовой  памяти
гоглесканцев, о Темном Демоне, который толкает их на разрушения,  и  о  том,
как борется с этой расовой  памятью  Коун.  Я  рассказал  им  и  о  страшных
трудностях  Защитников  Нерожденных  -  словом,  утешал  и  приободрял  кром
загарцев, как только мог. В моем отчете все это будет описано  подробно.  Не
думаю, что у психологов в составе Корпуса Мониторов возникнут на этой  почве
серьезные проблемы. Жаркие религиозные споры,  которые  кромзагарцы  вели  с
огромным энтузиазмом, были прерваны появлением охранника.
   Откинувшись на спинку стула, О'Мара сказал:
   - Рисковали вы, конечно, здорово, но говорят, дуракам везет - вы уж  меня
простите. Это такая пословица. Мне кажется,  в  ближайшее  время  вы  можете
стать выдающимся специалистом по разновидовому  богословию,  судя  по  тому,
материалы какого рода вы изучаете в свободное от работы время.  Область  эта
крайне  щепетильная,  и  сотрудники   нашего   отделения   предпочитают   по
возможности ее не затрагивать. У вас же пока никаких особых трений  на  этой
почве не возникало. Так что с этого момента можете считать себя полноправным
сотрудником отделения, а не практикантом. Но из-за этого мое отношение к вам
ни в коей мере не меняется. За время моей работы в  госпитале  вы  -  второй
такой упрямец и неслух. Почему вы так упорно отказываетесь рассказать мне  о
том, что произошло между вами и бывшим диаг ностом Манненом?
   Лиорен решил отнестись к этому вопросу как к риторическому - ведь он  еще
тогда, когда О'Мара задал  его  впервые,  отказался  отвечать  на  него.  Он
спросил:
   - Есть ли для меня какие-нибудь поручения, сэр?
   Главный психолог шумно выдохнул, помолчал и ответил:
   - Есть. Старший врач Эдальнет просит вас  побеседовать  с  одним  из  его
пациентов, выздоравливающим после операции. Креск-Сар просил вас помочь  его
практикантке  Дверлан  -   у   нее   какие-то   там   этические   сложности.
Пациенты-кромзагарцы умоляют вас навещать  их  как  можно  чаще  и  в  любое
удобное для вас время.
   Коун  наконец  согласилась  на  мое  предложение  убрать  из  ее   палаты
прозрачную стенку и заменить ее белой  линией  на  полу.  Она  тоже  мечтает
встретиться с вами вновь. Кроме того, вы, вероятно, уже успели  подзабыть  о
Qелдале. Прежнее задание в силе.
   - Нет, сэр, я выполнил задание, - возразил Лиорен и быстро пояснил: -  На
основании данных, полученных от вас, а также приобретенных в процессе  бесед
как лично со Старшим врачом,  так  и  с  его  пациентами,  явствует,  что  в
поведении доктора Селдаля отмечаются выраженные изменения - и  притом  не  к
худшему. Поначалу эти изменения проявились в том,  что  Старший  врач  резко
ограничил число спаривании с представительницами своего вида. Переменилось и
его отношение к сотрудникам и подчиненным. В норме  представители  его  вида
эмоционально гиперактивны, нетерпеливы,  невежливы,  неучтивы  и  подвержены
быстрой смене настроения,  из-за  чего  их  не  очень  жалуют  как  дежурных
хирургов. О Селдале такого сказать  никак  нельзя.  Его  подчиненные  как  в
операционной, так и в терапевтических палатах  готовы  выполнить  любые  его
указания и не позволяют себе никакой критики в его адрес  -  ни  личной,  ни
профессиональной. И я с ними согласен. Причины отмеченных перемен я  склонен
отнести за счет мнемограммы, не так давно полученной Селдалем от  одного  из
докторов.
   Я не догадывался,  что  в  этом  важную  роль  сыграл  доктор-тралтан,  -
продолжал Лиорен. -  Не  догадывался  вплоть  до  того  момента  в  операции
Геллишомара, когда Конвею понадобилась помощь, чтобы срочно остановить  рост
семени липучки. Селдаль тогда  перенес  сильнейший  эмоциональный  стресс  и
проявил нерешительность. В эти мгновения он, похоже, совершенно забыл о том,
кто он такой. Замечание Селдаля, что на операционном поле не нужен еще  один
набор  громадных  неуклюжих  ножищ,  относилось  к  Торннастору,  который  и
предложил помощь, а не к Конвею. Разум Селдаля в это  время  был  целиком  и
полностью оккупирован мнемограммой врача-тралтана.
   Положение необычно и по-своему уникально, - добавил Лиорен, - потому  что
данные наблюдения подтверждают мое  предположение:  частичный  контроль  над
сознанием Селдаля был ликвидирован добровольно. Я бы сказал, что дело тут не
в том, что разум-хозяин, то есть разум Селдаля, в данном  случае  возобладал
над мнемограммой. Скорее всего Селдаль в дружбе с  донором,  а  может  быть,
питает к нему еще более сильные  чувства.  Ведь  профессиональное  уважение,
восхищение чужой личностью, свойственное  тралтанам,  говорит  о  внутреннем
спокойствии и уверенности,  качествах,  которые  для  Селдаля  нехарактерны.
Вероятно, между Селдалем и этим  неведомым  тралтаном  установилась  прочная
связь,
   что-то наподобие  платонической  любви.  В  результа