ибюля.  Перельман  немного  постоял  у  входа  в  арку,
которая вела во двор, и двинулся вправо, обходя школу по периметру.  Идя  по
ярко освещенному пространству, он чувствовал себя беззащитным, как  ползущий
по праздничной скатерти таракан, но место здесь было глухое,  отделенное  от
ближайшего жилого дома зелеными насаждениями, хозпостройками, стройплощадкой
и еще бог знает чем, так что смотреть на него здесь было некому.
   Свернув за угол, куда  не  доставал  свет  укрепленных  на  фасаде  школы
ртутных  фонарей,  Перельман  вздохнул  свободнее.  Окно  мужского   туалета
располагалось в торце здания. Михаил  Александрович  заранее  позаботился  о
том, чтобы оно было открыто, начисто сорвав с него все шпингалеты при помощи
фомки. Если бы на месте Михаила Ивановича был другой  сторож,  Перельман  не
отважился бы на такую грубую работу, которая могла быть обнаружена во  время
вечернего обхода и сведена на нет при помощи  молотка  и  пары  гвоздей.  Но
старик Струков никогда не утруждал себя  такой  утомительной  формальностью,
как  тщательный  осмотр  принимаемого  под  охрану  помещения,  по  старинке
полагая, что воровать в школе нечего, кроме классных журналов с  двойками  и
колами. То, что на дежурство сегодня заступил именно  он,  Перельман  считал
указующим перстом судьбы.
   - Все одно к одному, - пробормотал он и толкнул раму.
   Дождя не было уже давненько, и сухая, как порох, оконная  рама  открылась
легко,  негромко  стукнув  ручкой   о   стекло   внутренней   рамы.   Михаил
Александрович привстал на цыпочки и нажал  посильнее.  Окно  распахнулось  с
торжественной медлительностью, словно приглашая его вступить в  новую  жизнь
или заманивая в смертельную ловушку.
   Перельман огляделся в последний раз и решительно забросил в черный  проем
окна свою свернутую  сумку.  Теперь  пути  назад  не  было.  Он  подпрыгнул,
уцепился пальцами за нижний край оконного блока и легко подтянулся на руках.
Тело у него было сильное  и  ловкое.  Когда-то  он  приобрел  гири  и  начал
накачивать мускулатуру, чтобы в подходящий момент суметь постоять  за  себя.
До настоящей драки дело так и не дошло, зато его занятия  очень  пригодились
теперь, когда нужно было действовать быстро и без лишнего шума.
   Осторожно  соскользнув  со  щербатого,  изрезанного  перочинными   ножами
подоконника на сухой кафельный пол, он  первым  делом  плотно  закрыл  окно,
чтобы случайный прохожий  или  вернувшийся  милицейский  патруль  ничего  не
заметил. При мысли о милицейском патруле по спине у него пробежал неприятный
холодок. Он понятия не имел о том, что милицейская машина объезжает школу, и
это был непростительный просчет. А если они наведываются сюда каждый час или
даже каждые полчаса? А если они не только  объезжают  школу,  но  и  заходят
внутрь, чтобы сменить обстановку и поболтать со сторожем? Как быть, если  он
наткнется на них, уходя с места  преступления  с  тяжелой  сумкой?  Конечно,
предусмотреть все просто невозможно, но о том, что школу охраняет не  только
пьяница-сторож, можно было как-нибудь догадаться.
   Он еще немного постоял, переводя дыхание.  Страшно  хотелось  курить,  но
теперь, когда он начал действовать, расслабляться было  нельзя.  Кто  знает,
какие выводы могут  сделать  современные  криминалисты  из  откатившегося  в
сторону столбика пепла или окурка, по рассеянности брошенного  на  кафельный
пол? Кто знает, не попадется ли на  глаза  случайному  прохожему  тлеющий  в
темном окне школьного туалета огонек сигареты? Рисковать  не  стоило.  Кроме
того, решил Перельман, выкуренная в  полной  безопасности  после  завершения
дела сигарета будет ему наградой за страх, которого он натерпелся в аллее.
   Он подобрал с пола сумку. Жесткий целлофан, из которого она  была  сшита,
противно захрустел. Лежавшие внутри баллончики с краской негромко  звякнули,
соприкоснувшись алюминиевыми боками. Услышав  этот  глухой  звук,  Перельман
криво улыбнулся. "Я вам покажу черную мессу, сопляки", - мстительно  подумал
он.
   Дверь туалета  открылась  без  скрипа.  Это  было  неудивительно:  туалет
располагался в тупике,  где,  кроме  него,  находились  только  столярная  и
слесарная мастерские, в которых учитель труда Бурцев пытался прививать  юным
белоручкам элементарные трудовые навыки. Между делом тот же Бурцев время  от
времени смазывал дверные петли  как  в  своих  мастерских,  так  и  в  обоих
туалетах - мужском и женском.
   Перельман прокрался по коридору, стараясь держаться  поближе  к  стене  -
доски на середине коридора были расшатаны тысячами детских  ног  и  противно
скрипели при каждом шаге. Он добрался до небольшой рекреации, где  были  три
застекленные  двери.  Две  из  них  вели  на  лестничные  пролеты,   которые
расходились отсюда в разные стороны, чтобы снова сойтись на втором этаже,  а
третья открывалась в  вестибюль.  Через  нее  в  темную  рекреацию  проникал
рассеянный голубоватый свет.  Сквозь  захватанное  пальцами  дверное  стекло
Перельман видел сторожа, который дремал,  уронив  плешивую  голову  на  свой
столик рядом с телефонным аппаратом. Михаил Александрович сделал  в  сторону
своего тезки непристойный жест и стал подниматься по лестнице.
   Хотя  школа  и  была  непривычно  пустой,  словно   вымершей,   Перельман
почувствовал себя здесь гораздо  увереннее,  чем  в  темной  липовой  аллее.
Поднимаясь по знакомой лестнице, было очень  легко  вообразить,  что  ничего
особенного не происходит. Как  будто  он  сильно  задержался  после  работы.
Кстати, такая мысль у него была: засесть в кабинете,  запершись  изнутри,  и
там дождаться темноты. Но он решил, что  будет  лучше,  если  кто-нибудь  из
учителей сможет рассказать, что ушел из школы вместе с ним. Это, конечно, не
алиби, но кто станет его подозревать?
   Первым  делом  он  отправился  в  кабинет  истории,  отпер  дверь   своим
собственным ключом и, не включая света, полез в стенной шкаф.  Завернутая  в
газету фомка лежала на дне шкафа  под  ворохом  карт  и  наглядных  пособий.
Перельман взялся за нее, но тут же спохватился, полез в карман и натянул  на
руки  тонкие  резиновые  перчатки,  купленные  несколько   часов   назад   в
хозяйственном отделе гастронома. После этого он освободил фомку от газеты  и
взвесил ее в руке. Тяжелая железка лежала  в  ладони  удобно,  и  Перельману
вдруг захотелось изо всех сил гвоздануть  ею  по  чему-нибудь  твердому:  по
столу, по классной  доске,  а  лучше  всего  -  по  бритой  макушке  наглеца
Скороходова. Он подмигнул висевшему  над  доской  портрету  Геродота,  сунул
фомку под мышку и вышел из кабинета, аккуратно заперев дверь на два оборота.
   Поднимаясь на второй этаж, он тщательно закрывал за собой все двери:  ту,
что вела из рекреации в вестибюль,  обе  двери  на  лестницу  и  обе  двери,
которые открывались с лестничной площадки в коридор второго этажа.  Учитывая
глухоту сторожа и выпитое им вино, Перельман считал, что этого  было  вполне
достаточно, чтобы чувствовать себя свободно.
   Михаил Александрович подошел к двери  музея,  аккуратно  положил  на  пол
сумку, глубоко  вдохнул  и  на  выдохе  с  силой  вогнал  заостренный  конец
гвоздодера в щель между дверью  и  косяком.  Он  надавил  на  образовавшийся
рычаг, и старое пересохшее  дерево  неожиданно  легко  уступило.  Послышался
громкий треск, от косяка отскочила длинная острая щепка, и по дощатому  полу
со звоном запрыгала деформированная железная  пластинка  с  отверстиями  для
защелки и язычка замка, которую трудовик  Бурцев  почему-то  упорно  называл
личинкой.
   Когда в гулком коридоре замерло эхо, Перельман чутко прислушался. На всех
трех этажах школы царила мертвая тишина. Ничего  другого  он  и  не  ожидал.
Сторож не проснется, хоть из пушек пали, а больше здесь никого нет.
   Перельман поудобнее перехватил фомку и шагнул в темный дверной проем.
 
Глава 8 
 
   Дорогин заехал за Варварой в половине восьмого утра и, к своему огромному
удивлению, застал ее уже одетой и готовой к выходу. Судя по  всему,  Белкина
сегодня встала в несусветную рань, а то и вовсе не  ложилась  спать.  Сергей
повел носом, принюхиваясь.  Из  комнаты,  которая  служила  Варваре  рабочим
кабинетом, густо тянуло смешанным запахом  застоявшегося  табачного  дыма  и
крепчайшего кофе. Точно, не спала, понял Дорогин. Всю ночь лепила  нетленку,
а может быть, просто тряслась от страха с пистолетом в руке...
   Варвара повернулась боком,  впуская  его  в  прихожую,  и  только  теперь
Дорогин заметил у нее в руке пистолет - тот самый, о котором думал мгновение
назад. Пистолет смотрел дулом в пол, и курок, конечно же, не был взведен.
   - Отстреливаться собралась? - спросил он, кивая на пистолет.
   -  Куда  там!  -  Варвара  безнадежно  махнула  рукой  с  зажатым  в  ней
пистолетом. - Я даже  не  поняла,  как  сделать  так,  чтобы  эта  штуковина
выстрелила.   Инструкцию   по   пользованию   ты   мне   не    оставил,    а
экспериментировать я, сам понимаешь, не рискнула. Так что забери ты  его  от
греха подальше, чтобы глаза не мозолил. Он меня отвлекает. Лежит на столе  и
как будто ухмыляется: слабо, мол, пальнуть? Да  не  в  стенку,  а  в  живого
человека... Нет, это не для меня.
   - Знаешь, - сказал Дорогин, забирая у нее пистолет, -  когда-то  я  думал
так же. Не веришь? Зря. Это вранье,  что  бывают  прирожденные  убийцы  или,
скажем, солдаты.
   Убивать себе подобных противоестественно, природа не могла заложить в нас
такую  программу.  Мы  живем  в  несовершенном  мире,  поэтому  надо   уметь
защищаться. Особенно если имеешь вредную  привычку  наступать  сильным  мира
сего на мозоли.
   - Да не наступала я ни на чьи мозоли! - взорвалась Варвара. -  Очень  мне
нужны чьи-то там мозоли!
   -  Жаль,  что  мы  одни,  -  сказал  Дорогин.  -  Только  что  прозвучало
сенсационное заявление: журналиста Белкину не интересуют секреты олигархов и
мрачные тайны главарей мафии. Журналист Белкина переходит в отдел рекламы...
Ладно, рекламный агент, смотри, как это делается.
   Он снял пистолет  с  предохранителя,  оттянул  затвор,  загоняя  в  ствол
патрон, осторожно спустил курок и снова поставил оружие на предохранитель.
   - Теперь остается только передвинуть вот этот рычажок вниз, - сказал  он,
- взвести курок - вот он, - и можно стрелять.
   - Надо же, как сложно, - сказала Варвара. - В кино это все делается легко
и непринужденно: бах-бах, и нету. А зачем ты мне это показываешь? Я  думала,
ты заберешь эту гадость.
   - И не подумаю, - отозвался Муму. - Во-первых,  он  все-таки  может  тебе
понадобиться, во-вторых - тс-с-с! - у меня есть  свой,  а  в-третьих,  я  не
намерен возить с собой эту пушку по всей Москве. Откуда мне  знать,  сколько
на ней покойников? Не хватало еще, чтобы меня РУБОП замел с этой мортирой  в
кармане. А у тебя ее искать никто не  станет.  Когда  все  это  выяснится  и
рассосется, я заберу у тебя пистолет и утоплю его в речке. Кстати, как  твоя
статья?
   - Можно сказать, никак, - призналась Варвара. -  Всю  ночь  просидела  за
компьютером, писала и переписывала, но  чем  дальше,  тем  хуже  получается.
Голова не тем забита, руки трясутся, пальцы по клавишам не попадают...
   - Да, - сказал Дорогин. - Стал снимать пижаму - все  пуговицы  отскочили,
взялся за портфель - оторвалась ручка. Боюсь идти в туалет...
   - Сам придумал? - скривилась Белкина.
   - В  Интернете  вычитал,  -  признался  Сергей.  -  Чего  там  только  не
вычитаешь! Так какие у нас с тобой планы?
   - Для начала надо смотаться в редакцию, я там забыла кое-какие  бумаги  и
копию фотографии сервиза. Может  быть,  при  виде  ее  на  меня  вдохновение
накатит, а то всю ночь мерещилось черт знает что: подвалы, наручники, кляпы,
хари какие-то нечеловеческие... Ты кофе будешь?
   - Не буду, - отказался Дорогин. - И тебе не  советую.  Про  сердце  я  не
говорю, но цвет лица и зубов ты себе такими дозами точно испортишь.
   - Цвет лица портится от чая, - возразила Белкина. - Поехали, знаток!
   До редакции они добрались в начале девятого. Муму  хотел  было  подождать
Варвару внизу, но  та  наотрез  отказалась  выходить  из  машины  одна,  без
эскорта. Всю дорогу она вертелась на сиденье, выглядывала в  заднее  окно  и
гадала, какой из десятков двигавшихся  в  попутном  направлении  автомобилей
занят слежкой. При этом она почти непрерывно курила, хотя присутствие  рядом
Дорогина, похоже, все-таки немного успокоило  ее.  Так  что,  когда  Варвара
безапелляционным тоном заявила, что одна она никуда  не  пойдет,  Сергей  не
стал спорить, а молча вылез из машины.
   В редакции было как-то пустовато. Дорогин решил, что это  из-за  чересчур
раннего времени. Ему как-то не  приходилось  встречать  журналиста,  который
признался бы в том, что он - жаворонок. Все они были совами, все  превращали
ночь в день с помощью кофе, сигарет и бесконечной трепотни, которая каким-то
волшебным  образом  совершенно  не  мешала  им  работать,  и  все   обладали
непостижимой для Дорогина способностью спать до полудня. Впрочем,  когда  он
поделился этим своим наблюдением с Варварой, та заявила, что  он  склонен  к
скоропалительным обобщениям и вообще ничего не понимает ни  в  журналистике,
ни в журналистах. Журналисты - тоже люди, сказала она, а люди тем и  хороши,
что одинаковых среди них не бывает.
   Подойдя к своему  столу,  Варвара  по-приятельски  похлопала  ладонью  по
клавиатуре  своего  выключенного  компьютера,  выдвинула  ящик  и  принялась
копаться в нем, разыскивая нужные бумаги. Сергей деликатно отошел в сторонку
и закурил, привалившись задом к подоконнику и оглядывая заставленное столами
и оргтехникой  помещение.  Дорогину  нравилось  в  редакции.  Ему  почему-то
казалось, что люди, которые здесь работают, делают это с удовольствием -  не
за страх, а за совесть. Наверное, решил он, журналистика - это  такое  дело,
которым невозможно заниматься через силу. Калибровать гайки или торговать на
рынке, испытывая отвращение к своей работе,  наверное,  можно,  а  журналист
скорее призвание, чем профессия. Хотя и здесь, вероятно,  не  обходится  без
исключений.  Не  будем  делать  скоропалительных  обобщений,  подумал  он  и
посмотрел на Варвару. Белкина сосредоточенно копалась в ящике стола.
   - Варвара, - позвал он, - ты любишь свою работу? Белкина подняла  голову,
сдула со щеки упавшую прядь и посмотрела на Дорогина убийственным взглядом.
   - Ты что, больной? Кем это надо быть, чтобы любить работу? Любая работа -
это  торговля  собой,  своей  собственной  жизнью.  Торговать  приходится  в
рассрочку и всегда в убыток себе. Что же  тут  любить?  Ты  рассуждаешь  как
школяр, начитавшийся умных книжек и наслушавшийся еще более умных  речей.  И
вообще,  Дорогин,   не   мешай   мне.   Эта   чертова   фотография   куда-то
запропастилась, а ты пристаешь с дурацкими вопросами.
   Дорогин слегка напрягся. Исчезновение фотографии  сервиза  ему  очень  не
понравилось.  Подозрения  снова  всколыхнулись  в  его  душе,  и   тревожное
предчувствие неприятностей заворочалось где-то в районе солнечного сплетения
тугим угловатым комком.
   Впрочем, мгновение спустя Варвара выудила из ящика лист плотной бумаги  и
издали показала его Дорогину.
   Это была фотография - вернее, ее копия, надлежащим  образом  обработанная
на компьютере и ставшая после этой обработки гораздо качественнее оригинала.
   - Вот она, - сказала Варвара. - Просто засунули на  самое  дно.  Опять  в
ящике рылись, творческая интеллигенция!
   Дорогин приподнял бровь.
   - Это что, в порядке вещей? - спросил он.
   - Что именно? - рассеянно переспросила Варвара, просматривая  извлеченные
из ящика бумаги.
   - Рыться в чужих столах, - уточнил Дорогин.
   - А, это... Да как тебе сказать...  Не  то  чтобы  в  порядке  вещей,  но
случается, конечно. Ластик кому-нибудь понадобился или скрепка.., да мало ли
что! Я и сама, бывает... А что?
   Дорогин помедлил с ответом. В самом деле  -  а  что?  Он  не  мог  толком
объяснить даже себе самому, почему его обеспокоил тот факт, что кто-то рылся
в столе Варвары в  ее  отсутствие.  У  них  же  тут,  наверное,  все  общее.
Понадобилась человеку ручка или, скажем, телефонный  справочник,  под  рукой
искомого не оказалось, вот он и пошел по всем столам...
   Он так и  не  успел  ничего  сказать  Варваре,  потому  что  дверь  вдруг
распахнулась,  и  на  пороге  возник  главный  редактор  Якубовский.  Увидев
Варвару, он заметно обрадовался и устремился к ней как коршун,  падающий  на
добычу. Правда, при виде Дорогина его радость несколько померкла, и в  косом
взгляде, которым главный редактор стрельнул  в  него  из-под  очков,  Сергею
почудился чуть ли не испуг. Муму решил, что Якубовский просто  не  до  конца
оправился от недавней истории с похищением Белкиной. В каком-то  смысле  так
оно и было, но Дорогин не мог  знать,  что  именно  он  осиротил  "Свободные
новости плюс", отправив на тот свет владельца и главного спонсора газеты.
   Якубовский, в  отличие  от  Дорогина,  был  полностью  в  курсе  дела,  и
появление этого загадочного приятеля Белкиной в помещении редакции ему очень
не понравилось. То обстоятельство, что Дорогин действовал  из  самых  лучших
побуждений и фактически по его, Якубовского, просьбе, ничего не меняло. Умом
главный редактор понимал, что виноват во  всем  покойный  Гаспаров  да  еще,
пожалуй, он сам, но ничего не  мог  с  собой  поделать:  один  вид  Дорогина
вызывал у него нервную дрожь. Помимо всего прочего,  Якубовский  побаивался,
что Дорогин и Белкина, действуя в паре, могут невзначай  докопаться  до  его
связи с Гаспаровым.
   - Здравствуйте, Сергей. Рад снова вас видеть, - с вежливой улыбкой солгал
главный редактор и поспешно повернулся к Варваре. - Варвара,  тебя  мне  сам
бог послал! Как удачно, что ты здесь оказалась!
   - Правда? -  подозрительно  спросила  Белкина,  отлично  понимавшая,  что
бурный энтузиазм главного редактора наверняка  вызван  самыми  прозаическими
причинами.
   - Правда, правда. Ты же  видишь,  все  в  разгоне,  никого  за  хвост  не
поймаешь. Журналиста, как и волка, кормят ноги. Так что...
   - Это в деревне, - перебила его Варвара. - В крайнем случае, в  городишке
с населением в десять тысяч. А в Москве журналиста кормят колеса. Те  самые,
которые вы по дешевке  толкнули  с  аукциона.  Якубовский  огорченно  развел
руками.
   - Сейчас не время  препираться,  -  сказал  он.  -  Они  же  там  вот-вот
разойдутся, разъедутся, потом никого не найдешь и ничего не узнаешь.
   - Кто разойдется? - с тоской спросила Варвара. - Мне  же  нужно  материал
закончить!
   - Варвара, - проникновенно сказал Якубовский, - если не ты, то кто же?  Я
бы ни за что не стал тебя отвлекать, но ты же видишь...
   Он трагическим жестом обвел пустую комнату.
   -  Да  что  случилось-то?  -  немного  смягчаясь,  спросила  Белкина.   -
Коммерческий ларек обокрали?
   - Школу, - со вздохом ответил Якубовский.
   - О господи! - простонала Варвара. - И занесло же меня сюда...
   - Выручай, Варвара, - попросил главный редактор. - Надо торопиться,  пока
труп не увезли.
   - Труп?
   - Там, кажется, убили сторожа.  Подробностей  я  не  знаю.  Мне  позвонил
подписчик, он там рядом живет... Милиция приехала буквально  двадцать  минут
назад, так что, если поторопиться... Да, обязательно возьми фотографа. Клюев
уже на работе, сидит в лаборатории...
   Он замолчал, с удивлением уставившись на Варвару, которая стояла протянув
к нему правую руку  ладонью  вверх.  Видя  это  удивление,  Белкина  сложила
большой и указательный пальцы в щепоть и потерла ими друг о друга.
   - Не понял, - строго сказал Якубовский.
   - Вы сказали, что надо поторопиться,  -  самым  невинным  тоном  ответила
Варвара. - В этом жестоком мире все продается и покупается, в  том  числе  и
скорость. Я не умею бегать со скоростью автомобиля, так что кому-то придется
платить.
   - Кому-то, - проворчал Якубовский и полез за бумажником. - Ох-хо-хо... До
чего же