ко и  гаснут,  так
что  вместо  работы  получается  пшик...  Так,  иногда   удается   пополнить
экспозицию, но не более  того.  Знаете,  как  я  это  делаю?  Пообещаю  этим
лоботрясам  четверку  в  четверти,  они  и  тащат  из  дому,  что  под  руку
подвернется. Один умник приволок отцовский газовый пистолет:  вот,  говорит,
возьмите, а то какой же музей без оружия?
   - Н-да, - сказал Круглов. - А настоящего оружия в вашей экспозиции нет?
   - А как же! - гордо заявил Перельман, и майор едва  заметно  напрягся.  -
Конечно есть! Штык от трехлинейки есть  -  правда,  ржавый  и  с  обломанным
концом. Потом, ППШ - тоже ржавый, без затвора, ребята его на школьном  дворе
нашли, когда теплотрассу ремонтировали. Десяток гильз разного калибра  -  от
пистолетной до снарядной, две каски - наша и  немецкая...  Вот,  пожалуй,  и
все.
   - Пожалуй или все?
   - Да все, все! Что я, по-вашему, своего хозяйства не знаю?
   - Хорошо, - сказал майор, и по его лицу было видно, что он  действительно
доволен. - Это хорошо, Михаил Александрович. А то был я, знаете ли, в  одном
школьном музее... Захожу, а там на стенде парабеллум - даже без  стекла,  не
говоря уже о сигнализации. Я проверил, оказалось - исправный, хоть сейчас на
огневой рубеж. И никто, что характерно, не может толком объяснить, откуда он
там взялся... Н-да... Ну а ценное что-нибудь в вашем музее  имеется?  Такое,
что можно было бы без труда и с выгодой для себя превратить в деньги?
   - Ну-у, - протянул Перельман, - эк вы куда хватили! У нас же все-таки  не
Лувр и не Эрмитаж, а школьный музей!  Хотя,  -  он  многозначительно  поднял
кверху указательный палец, - один из старейших в  Москве.  Если  бы  не  это
обстоятельство, давно бы бросил к черту такое безнадежное дело. Кому  сейчас
интересна история? Тем более преподанная в виде пыльных макетов и  сломанных
прялок... Простите, майор, но я никак не пойму, к чему вы клоните.  При  чем
тут музей?
   - Честно говоря, я и сам  не  пойму,  при  чем  тут  музей,  -  признался
милиционер. - Я очень надеялся, что вы развеете  это  мое  недоумение.  Я  и
сейчас продолжаю на это надеяться.
   Видите ли, - торопливо продолжал он, видя,  что  Перельман  нахмурился  и
открыл рот, - видите ли, Михаил Александрович,  дело  в  том,  что  школьный
сторож действительно убит. При  этом  ни  кабинет  информатики,  ни  кабинет
директора, ни учительская не пострадали. Во всем здании взломано только одно
помещение, и это - ваш музей. Поэтому я был бы вам очень благодарен, если бы
вы поднялись со мной наверх, внимательно осмотрели экспозицию и сказали мне,
что из экспонатов пропало.., если что-нибудь пропало.
   - Вот оно что, -  медленно  проговорил  Перельман  и  характерным  жестом
ухватил себя за кончик носа. - Вот, значит, до чего дело дошло! Ах мерзавцы!
Простите, майор, я могу задать вам один вопрос?
   - Разумеется.
   - Они.., я имею в виду взломщиков... Они не оставили никакого знака?  Ну,
какой-нибудь рисунок на стене или на дверях, скажем... Что-нибудь  наподобие
пентаграммы, а?
   - Пентаграммы?
   - Ну, такая, знаете, пятиконечная звезда, как ее рисуют дети - не отрывая
руки, крест-накрест... И все это обведено окружностью, вписано в нее...
   - Так, - медленно, веско сказал майор Круглов. - Я вижу, нам с вами  есть
о чем поговорить.
   - Похоже  на  то,  -  согласился  учитель  истории  Михаил  Александрович
Перельман.
   Не говоря больше ни слова, они двинулись  к  лестнице,  которая  вела  на
второй этаж. У них за спиной санитары  погрузили  на  носилки  и  понесли  к
дверям длинный тяжелый мешок из плотного черного полиэтилена.
 
Глава 2 
 
   Учитель истории Михаил  Александрович  Перельман  остановился  на  пороге
школьного музея, обвел помещение долгим внимательным взглядом, открыл рот  и
на одном дыхании выдал чудовищное по своей длине и  замысловатости  матерное
ругательство. Возившийся в углу возле расколотой стеклянной витрины  эксперт
поднял голову и  посмотрел  на  него  с  нескрываемым  уважением.  Перельман
перехватил этот взгляд и слегка смутился.
   - Простите, - сказал он, - это я от неожиданности.
   - Ничего, - сказал  майор  Круглов,  -  не  стесняйтесь.  Я  вас  отлично
понимаю. Зрелище, что называется, не для слабонервных.
   - Ну, с нервами у меня все в порядке, - рассеянно откликнулся Перельман и
сделал неуверенный шаг вперед. Под его ногой захрустело стекло. - Если бы  я
был нервным, духу моего здесь давным-давно не было бы.
   - В этой школе? - спросил Круглов.
   - В этой стране, - ответил Перельман.
   Эксперт снова метнул на него взгляд из своего угла, поднялся, закрыл свой
чемоданчик и, осторожно переступая  через  разбросанные  по  полу  предметы,
подошел к майору.
   - Я закончил, - сказал он. - Ничего интересного  обнаружить  не  удалось.
Краска из аэрозольного баллончика - черная, стандартная. Отпечатков  уйма  -
сами понимаете, музей...
   - Ладно, Слава, - со вздохом сказал майор, - ступай себе с богом.
   - Удачи, - выходя, сказал эксперт Слава.
   - М-да, - с сомнением откликнулся майор  и  повернулся  к  Перельману.  -
Итак?..
   Перельман вынул из кармана клетчатый  носовой  платок,  протер  им  очки,
снова водрузил их на  переносицу  и,  хрустя  стеклом,  прошел  на  середину
помещения. Он был бледен, но в остальном держался вполне  удовлетворительно.
"Впрочем, - подумал майор, - чему тут удивляться? Разгромили все-таки не его
квартиру, а всего-навсего школьный музей, к которому он к тому же  относился
с нескрываемой прохладцей."
   Учитель двинулся вдоль стены, обходя помещение по периметру. Сделать  это
было довольно затруднительно, поскольку музей превратился в склад поломанной
и опрокинутой мебели, битого стекла, сорванных со своих  мест  раскуроченных
стендов и разбросанных  повсюду  экспонатов.  Грубо  намалеванная  на  двери
пентаграмма висела над всем этим разгромом, как невиданное черное солнце,  и
казалась здесь вполне уместной.
   Перельман остановился возле разбитой стеклянной витрины, запустил  в  нее
руку и, скривившись, как от боли, вытащил оттуда тяжеленный чугунный утюг  -
старинный., из тех, которые засыпали раскаленными углями. В  витрине  что-то
жалобно звякнуло.
   - Подонки, - сказал Перельман, разглядывая утюг с каким-то удивлением.  -
Вы спрашивали насчет ценностей... Вот в этой  витрине  у  нас  стоял  сервиз
кузнецовского фарфора - разрозненный, конечно,  далеко  не  полный,  но  все
же... Теперь уж не склеишь...
   - Да, - с сочувствием  сказал  Круглов.  -  Вообще,  все  это  производит
впечатление  скорее  погрома,  нежели   ограбления.   И   все   же,   Михаил
Александрович,  посмотрите  повнимательнее:  может  быть,  что-то   все-таки
пропало?
   Перельман еще раз огляделся и беспомощно развел руками.
   - Так сразу и не скажешь, - ответил он. - Понимаете, ведь музей  создавал
не я, поэтому так, с ходу, не сверившись со списками... Впрочем,  пардон.  Я
не вижу штыка. Помните, я вам говорил?..
   - Помню, - сказал майор. - Вот он, ваш штык.
   Он указал на облезлое чучело совы, которое, как  бабочка  булавкой,  было
вниз головой пришпилено трехгранным русским штыком к фанерному  планшету  со
сведениями о флоре и фауне Подмосковья. Стеклянные глаза  совы  смотрели  на
майора снизу вверх с выражением тягостного недоумения:  это  что  же  такое,
граждане? За что? Немного выше совы  с  помощью  все  того  же  аэрозольного
баллончика кто-то написал корявыми печатными буквами: "ЭТО ТЫ ЖИДЯРА".
   - Да, действительно, - сказал Перельман. - Вот подонки!
   - Простите, Михаил Александрович,  -  борясь  с  неловкостью,  проговорил
майор, - но, по-моему, это адресовано вам.
   Он указал на надпись.
   - А то кому же! - откликнулся Перельман. - И  нечего  извиняться,  майор.
Национальность, знаете ли, не выбирают. По слухам, мои соотечественники  две
тысячи лет назад продали Христа, зато ваши - вот, - он обвел широким  жестом
разгромленный музей. - Право, не знаю, что лучше.
   - Да уж, - со вздохом сказал Круглов. - Что есть,  того  не  отнимешь.  А
пентаграмма эта, - он указал на дверь, - это что же, сатанисты?
   - А вот это вам  виднее,  -  ответил  Перельман.  -  Я  школьный  учитель
истории, а не специалист по запрещенным сектам. Хотя,  на  мой  взгляд,  это
обыкновенные хулиганы, не знающие, на что выплеснуть свою энергию. Ну какой,
к чертям собачьим, у  нас  на  Москве-реке  может  быть  сатанизм?  Впрочем,
повторяю, я не специалист. Одно вам  скажу:  устал  я  от  всего  этого  как
собака.  Детишек  понять  можно,  они  развлекаются  в  меру  своей   убогой
фантазии.., тем более что и некоторые взрослые от них недалеко  ушли.  Ну  а
мне надоело. Записочки эти, угрозы, звонки телефонные... Дня здесь больше не
проработаю, пропади оно все пропадом. И вообще, похоже на то, что  пора  мне
собираться на историческую родину.
   Мать звонит через день, рыдает в трубку: приезжай, сынок, убьют они  тебя
там... А я все характер доказывал. Вот и доказал, человека из-за меня убили,
мерзавцы...
   - Вам угрожали? - насторожился Круглов.
   - А вы встречали еврея, которому ни разу в жизни не угрожали? - с горечью
спросил Перельман. - Лично мне не приходилось.
   - Может быть, у вас сохранились записки с угрозами?
   - Я что, похож  на  мазохиста?  -  язвительно  осведомился  Перельман.  -
Разумеется, всю эту мерзость я без промедления отправлял в  мусоропровод.  Я
ведь не собирался обращаться по поводу этих угроз в милицию. Я сам  могу  за
себя  постоять,  знаете  ли...  И  потом,  несерьезно  это  все:  записочки,
пентаграммочки, свастики разные... То есть это я думал,  что  несерьезно,  -
поспешно поправился он. - А оно вон как обернулось...
   - Да, - согласился майор, - хуже некуда. А что писали-то?
   - А что в таких случаях пишут? Оскорбления, брань, угрозы... Повторяю,  я
был уверен, что это просто чьи-то идиотские развлечения. Да я,  если  хотите
знать, и сейчас в этом уверен...  Знаете,  иногда  они  свои,  с  позволения
сказать, послания подписывали. Причем всякий раз по-разному: то  российскими
патриотами назовутся, то детьми Сатаны.., причем  Сатана  у  них,  заметьте,
пишется через "о" - "СатОна"... А как-то раз, вообразите  себе,  подписались
"воинами ислама"... А почерк при этом один и тот же, и даже  орфографические
ошибки одинаковые.  Ну  что  я  должен  был  подумать?  Резвятся  подростки,
некоторых политиков наслушавшись, газет начитавшись да насмотревшись  нашего
родного телевидения. Вот и дорезвились.
   - Да уж, - сказал Круглов  и  попробовал  выдернуть  штык,  которым  была
пришпилена сова. Штык оказался вбитым в фанерный планшет прочно, на совесть,
и сидел мертво, как на резьбе. От совы исходил сухой пыльный запах.
   К обратной стороне перевернутой деревянной подставки, на  которой  сидела
несчастная птица, была приклеена потемневшая медная пластинка с гравировкой.
"Мастер Гуляев, - с трудом разобрал мелкий шрифт майор, - Москва, 1937 г." -
Вы говорили, вам угрожали по телефону, -  продолжал  он,  отводя  взгляд  от
злосчастной совы, которую сегодня ночью убили во второй раз. - Расскажите об
этом.
   - Да нечего особенно рассказывать, - развел руками учитель. - Ну, звонили
пару раз ко мне домой... Раз пять, если быть точным. Ну,  повесить  обещали,
яйца оторвать.., извините за подробности..,  даже,  простите,  изнасиловать.
Голоса разные, но все принадлежат соплякам не старше семнадцати лет, в  этом
я уверен. Пробормочут какую-нибудь пакость замогильным  голосом,  фыркнут  и
повесят  трубку...  Неприятно,  конечно,  но  кто  воспринимает  такие  вещи
всерьез?
   - А по голосу вы никого из своих учеников не узнали? - спросил майор.
   - Вас интересует,  подозреваю  ли  я  кого-нибудь  конкретно?  -  уточнил
Перельман. - Увы! Если бы я кого-то опознал по голосу  или  каким-либо  иным
способом, я давным-давно  оборвал  бы  сопляку  уши  и  сделал  бы  это  так
основательно,  что  у  него  разом   вылетела   бы   из   головы   вся   эта
сатанинско-исламская дурь.
   Уверяю вас, для меня это не составило бы труда.
   Круглов оценивающе посмотрел на Перельмана и понял, что это правда.  Очки
с сильными линзами создавали иллюзию беззащитности, но плечи у историка были
прямыми и широкими, шея напоминала ошкуренное бревно, на  груди  можно  было
при желании  ровнять  гвозди,  а  рукава  серого  поношенного  пиджака  туго
облегали довольно внушительные бицепсы. Кроме того, учитель явно был  неглуп
и, что называется, не робкого десятка - по крайней мере, держался он  вполне
достойно, хотя неожиданный переход хулиганствующих малолеток  от  телефонных
угроз и дурацких записочек к  погромам  и  убийствам  наверняка  должен  был
произвести на него самое угнетающее впечатление.
   - Знаете, - снова заговорил Перельман, - мне не хотелось  бы..,  э-э-э..,
возводить напраслину на кого бы то ни было.., тем более на  своих  учеников,
но дело обернулось  неожиданной  стороной...  Все  это  слишком  серьезно  -
убийство и вообще... У нас в школе есть определенный контингент.., буквально
несколько человек... Вам ведь знакома эта молодежная мода - бриться наголо?
   Майор кивнул.
   - Ну вот... То есть я не думаю, конечно, что это настоящие  скинхеды,  но
чем черт не шутит?
   - Кто? - переспросил майор. Слово было какое-то знакомое, но он никак  не
мог припомнить, где слышал его раньше.
   - Скинхеды, - повторил Перельман. - Бритоголовые. В буквальном переводе с
английского - "кожаные головы". Я где-то читал, что наци и  сатанисты  бреют
себе черепа, и вот теперь подумал, что...
   - М-да, - недовольно проворчал майор. -  Уф-ф-ф...  Чертовски  неприятная
история. Терпеть не могу работать с подростками.
   -  Очень  хорошо  вас  понимаю,  -  подхватил  Перельман.   -   Они   как
инопланетяне: своя система ценностей, свой кодекс чести, круговая  порука  и
полная уверенность в том, что все  взрослые  -  просто  банда  самодовольных
идиотов. А каждый из них, само собой, непризнанный гений...
   - А вы не очень-то их любите, - заметил майор.
   - Поработайте в школе, - предложил Перельман. - Я уж не говорю :
   - годик, но хотя бы месячишко. Уверяю  вас,  майор,  таких  испытаний  не
выдержит никакая любовь. Разве что  родительская,  да  и  то...  Я  вот  что
подумал, майор: если это бритье голов - не просто дань  моде,  то  за  этими
мальчишками наверняка стоит кто-нибудь  постарше.  Этакий  гуру  -  идеолог,
преследующий какие-то свои цели.
   - Несомненно, - сказал майор.  -  Если  это  так,  то  мы  его  найдем  и
непременно возьмем. А знаете, что я думаю? Я думаю вот что:  ну  почему  все
время получается, что обыкновенные уголовники работают с подростками гораздо
успешнее, чем наши дипломированные педагоги? И общий  язык  они  находят,  и
общие интересы...
   - Бросьте, майор, - скривившись, как от кислого, ответил Перельман. -  Не
надо заводить эту песню, она устарела. По идее, в  ответ  на  ваш  вопрос  я
должен покраснеть, потупиться и начать  оправдываться  и  разводить  руками:
упустили, проморгали, виноваты и обещаем исправиться... Черта с два!  Вот  я
им говорю: ученье - свет, а неученье, соответственно, тьма. А они видят, что
учитель Перельман живет в двухкомнатной "хрущобе" и ездит на  двадцатилетнем
ушастом "запорожце", от которого ржавчина отваливается уже не  чешуйками,  а
целыми пластами. Я в дождь за руль не сажусь, потому  что  днище  дырявое  и
ноги сразу же по  колено  промокают...  А  спекулянт  с  рынка  катается  на
новенькой  "БМВ",  курит  "Парламент"   и   спит   с   манекенщицами,   имея
незаконченное среднее образование. Потом приходите  вы  и  говорите  им:  не
укради и, самое главное, не убий. А они вам в ответ:  а  посмотрите  вокруг!
Кому на Руси жить  хорошо?  Учителю?  Майору  милиции?  Нет,  конечно,  если
учитель и майор берут взятки, то живется им хорошо, хотя и недолго... А,  да
что там! Извините, майор. Просто накипело.
   Он махнул рукой и принялся бесцельно  бродить  по  разгромленному  музею,
поднимая и тут же роняя обратно на пол искалеченные экспонаты.
   - Да, - вздохнул Круглов, - вы правы...  Красиво  жить  не  запретишь,  а
честно - не заставишь. Скажите, а фамилии этих ваших бритоголовых вы  можете
перечислить?
   - Не уверен, что упомню всех, -  ответил  Перельман,  рассеянно  вертя  в
руках заметно побитую  молью  серую  буденовку  с  нашитой  на  лоб  голубой
кавалерийской звездой. - Впрочем, записывайте. Если я  кого-то  забуду,  вам
наверняка помогут мои коллеги...
   Он продиктовал с полдюжины фамилий, которые  майор  тщательно  записал  в
свой блокнот. Это было уже что-то. Круглов не сомневался, что, если  здешние
скинхеды причастны к нападению  на  школу,  их  не  составит  особого  труда
расколоть. Сторож был убит явно впопыхах, с перепугу:  его  просто  колотили
фомкой  по  голове,  пока  он  не  перестал  шевелиться.  На   хладнокровное
умышленное убийство это похоже не было, а значит,  убийцы  в  данный  момент
сидели по домам, трясясь от ужаса и в сотый  раз  проверяя  свою  одежду  на
наличие кровавых пятен.  "Черт  с  ними,  с  пятнами,  -  подумал  майор.  -
Обойдемся без пятен. Это все-таки не рецидивисты, у них все на мордах  будет
написано. Пара допросов - и признаются во всем как миленькие, начнут  валить
вину друг на друга и каяться со слезами...  Главное  -  не  терять  времени,
быстренько разузнать их адреса.., в учительской они должны быть, в  классных
журналах.., разузнать адреса и  обойти  всех  до  единого.  И  непременно  с
вооруженным сержантом, чтобы сопляки с  первого  взгляда  поняли,  что  дело
плохо, и навалили полные штаны... Я вам покажу сатанизм, воины ислама!"
   - Спасибо за помощь, - сказал он Перельману. - На данный  момент  колодец
моей любознательности вычерпан до дна.  Когда  у  меня  накопится  очередная
порция вопросов, я непременно обращусь к вам.
   - Милости просим, - сказал Перельман. - С вами удивительно приятно  иметь
дело. Как-то забывается, что вы милиционер.
   - Это потому, что вы  не  подозреваемый,  а  свидетель,  -  успокоил  его
Круглов. - Ведите себя прилично, чтобы ваше мнение обо мне не изменилось  на
противоположное.
   Они рассмеялись и пожали друг другу руки. Ладонь у Перельмана была  сухая
и крепкая. Майор Круглов всегда придавал рукопожатию большое значение, и ему
нравились люди с такими ладонями.
   - Ну,  до  скорого  свидания,  -  сказал  он,  доброжелательно  глядя  на
Перельмана, и вдруг осекся.
   Перельман не смотрел на него. Сильно нахмурившись, он  шарил  глазами  по
стенам и полу кабинета, словно пытаясь что-то найти.
   - Что случилось? - спросил Круглов.
   - Вы знаете, майор, - ответил учитель, - это хорошо,  что  вы  не  успели
уйти. Кое-что они таки унесли.
   - Так, - сказал майор. - Это уже интересно. И что же они унесли?
   - Видите ли, в этом хаосе я как-то даже  не  сразу  заметил..,  не  сразу
вспомнил... В общем, унесли сервиз.
   - Сервиз?
   Майор невольно оглянулся на витрину, в  которой  грустно  белели  осколки
кузнецовского  фарфорового  сервиза,  неприятно  напоминавшие  раздробленные
черепа.
   - Да нет, - перехватив его взгляд, с досадой сказал Перельман. -  Это  не
тот. Если  бы  унесли  фарфор,  я  бы  сразу  заметил.  Это,  пожалуй,  была
единственная ценность в нашем  музее.  А  тот  сервиз  был  медный.  Ума  не
приложу, зачем он им понадобился. Разве  что  в  качестве  цветного  лома...
Кстати, мне говорили, что его добыли  именно  в  куче  металлолома.  Пионеры
натаскали, знаете ли, а один из моих предшественников  -  тот,  что  основал
музей, - заметил в груде хлама что-то интересное и выкопал на свой  страх  и
риск.
   - Какой же в этом риск? - удивился майор.
   - Теперь никакого, - согласился Перельман. - А тогда  был  сорок  девятый
год, страна, сами понимаете, нуждалась в металле, так что определенный  риск
был. Пионеры-ленинцы собрали металлолом, а беспартийный учитель часть  этого
драгоценного металлолома, можно сказать,