Уазик? на полной скорости вылетел на бугор,
и сержант  с  удивлением  обнаружил  метрах  в  трехстах  впереди  полуголую
девушку, которая, пошатываясь, шла по осевой.
   - Ни хрена себе, дожили! - сказал сержант напарнику, дремавшему  рядом  с
ним, и толкнул товарища локтем в бок. - Посмотри, баба голая  ходит.  Небось
пьяная. Во дает! - и он тут же нажал на сигнал.
   Рита словно не слышала сигналящей машины, словно не видела мчащийся прямо
на нее ?уазик?. Она все  так  же  сосредоточенно  ставила  ступни  на  белую
полосу.
   Сержант  нажал  на  тормоза  и  остановился  метрах  в  десяти  от   Риты
Кижеватовой. Та лишь обернулась, подняла голову, мило улыбнулась сержантам и
как призрак прошла мимо автомобиля. От удивления  сержант  даже  забыл,  что
умеет разговаривать.
   - Разворачивайся, догоним, - ?уазик? резко развернулся.
   А девушка озорно оглянулась и, махнув рукой, побежала по  дороге,  словно
приглашала играть в догонялки.
   - Пьяная или дурная, я не понял.
   Сержант уже гнал не так быстро, боясь сбить девушку. И не зря, потому что
Кижеватова была непредсказуема. Когда машина почти настигла ее, она побежала
быстрее, на ходу сбрасывая рубашку. Сержант еще раз посигналил.
   Его товарищ уже окончательно проснулся и шептал:
   - Ну и дает, баба!
   И тут Рита внезапно развернулась и  побежала  прямо  на  машину.  Сержант
оторопел и лишь в последний момент успел нажать на тормоза, вывернул баранку
вправо. Послышался глухой удар, ?уазик? зацепил Кижеватову бампером. Девушка
упала.
   Сержант сидел за рулем, руки его тряслись. Он не видел со  своего  места,
чем кончилось столкновение, успел он наехать на сумасшедшую или нет. То, что
она сумасшедшая, сержант уже не сомневался.
   - Выйди посмотри, - дрожащим голосом говорил он, обращаясь к напарнику.
   Тому тоже не хотелось выбираться, но что  поделаешь.  Он  открыл  дверцу,
ступил на асфальт и присел перед ?уазиком?. Жива  девушка  или  нет,  понять
было трудно. Рита неподвижно лежала под самым колесом. Из носа текла  кровь,
руки и ноги тоже были в крови, но там кровь уже успела запечься. Возле  раны
чернели синяки.
   - Ни хрена себе! - пробормотал сержант, прикасаясь к шее девушки.  Сонная
артерия слабо пульсировала. - Жива! - крикнул он, но не  очень  уверенно.  -
Выбирайся, Ваня!
   Весть о том, что девушка жива, немного  приободрила  сержанта.  Он  мигом
выскочил на шоссе и склонился над лежащей.
   - В больницу ее надо, хрен знает что такое! Раны вроде старые... По всему
получается, что мы ее сбили. Попробуй объясни потом, что она сама под колеса
бросилась! - сержант быстро ощупал девушку. - Переломов вроде  нет,  считай,
ей повезло, если, конечно, дотянет до больницы.
   Вдвоем милиционеры загрузили девушку на заднее сиденье ?уазика? и  уже  с
включенной мигалкой помчались в сторону Клина. По дороге  сержант  по  рации
передал на пост, чтобы позвонили в больницу, чтобы  там  готовились  принять
тяжелую в реанимацию.
   Милицейский ?уазик? разминулся на подъезде к Клину  с  микроавтобусом,  в
кабине которого сидели братья Вырезубовы.
   - Вишь, менты с мигалкой понеслись. Небось за водкой едут, -  зло  сказал
Илья.
   - Конечно за водкой, они теперь каждый день приближающийся юбилей Пушкина
празднуют, - отозвался Григорий, - на происшествие они так не спешили бы.
   И тут же братья вновь принялись обсуждать достоинства и недостатки нового
предприятия - поимки негра.

***

   Тамара Солодкина  и  Сергей  Дорогин  уже  выходили  из  кабинета,  когда
медсестра подбежала к ассистентке хирурга.
   - Тома, надо остаться.
   - В чем дело?
   Солодкина подумала, что, наверное, зря вернулась в больницу.  Первые  дни
работы, а вот уже начинаются сюрпризы.
   - Операционную готовят.
   - Извини, Сергей.
   Дорогин больно сжал Тамаре локоть, но  все-таки  промолчал,  хотя  взгляд
сделался жестким, словно  говорил:  я  же  предупреждал,  Тома,  недоступное
всегда кажется привлекательным, а достигнешь его - и тут же  понимаешь,  что
каждая радость таит в себе неприятность.
   - Извини?.
   - Тебя подождать?
   - Я не знаю, сколько продлится операция.
   - Мне все равно, без тебя не уеду.
   Солодкина заспешила по коридору, а Дорогин остался один.
   Вскоре во дворе  послышалось  завывание  сирены.  С  больничного  пандуса
скатывали  каталку.  Пара  милиционеров  выносили  из  машины  окровавленную
девушку. Один из них торопливо прикрыл обнаженную грудь изорванной рубашкой.
   "Наверное, авария?, - подумал Дорогин.  Он  сразу  же  почувствовал  себя
неловко, чисто подсознательно задержав взгляд на белой незагорелой груди.
   Загудел старенький грузовой лифт, и вознес до  сих  пор  не  пришедшую  в
сознание  Риту  Кижеватову  на  высокий  третий  этаж,   где   располагалась
реанимация.
   Медсестра расспрашивала милиционеров, что и как произошло.
   - По-моему, она ненормальная, - говорил сержант,  -  бросилась  прямо  на
машину, я еле затормозить успел.
   - По-моему, не очень успели, - надменно отозвалась медсестра.
   - Она норовила попасть под колеса.
   - Хорошо. Вы подождете?
   - Я оставлю сведения внизу, в приемном покое, потом вместе с коллегами мы
подъедем. Нужно будет составить протокол.
   Тамара была взволнована. Она давно уже не ассистировала при  операциях  и
опасалась сделать ошибку. Но стоило ей увидеть кровь и окинуть взглядом тело
пациентки, как почувствовала: сможет помочь, рука ее не  дрогнет.  Слышались
короткие  команды  хирурга,  такие  же  короткие  ответы.  И  Солодкина  уже
перестала  видеть  перед   собой   девушку,   способную   чувствовать.   Как
профессионал, она знала: наркоз сделал свое дело. Мозг отключен  от  чувств,
от ощущений, и теперь все зависит от профессионализма врачей, от  того,  как
быстро они поймут, что именно надо делать.
   Искать при Кижеватовой документы никто не стал, сразу было видно, их нет.
   - Придет в себя, расспросим, - пообещала медсестра, дежурившая в приемном
покое.
   Милиция уехала. Дорогин в наброшенном на плечи белом халате стоял в конце
коридора, у окна, ожидал, пока освободится  Тамара.  Над  стеклянной  дверью
горела лаконичная табличка: ?Идет операция?.
   "Как в киностудии, - усмехнулся Дорогин, -  "Микрофон  включен.  Съемка".
Есть что-то общее в работе кинематографиста и хирурга."
   В дверях операционной появилась усталая медсестра. Руки ее были  свободны
от резиновых перчаток, и Дорогин, не один день проведший в  больнице,  знал,
что операция близится к концу, раз отпустили человека.  Перчатки  выброшены,
медсестра возвращаться туда не собирается.
   - Ну как? - спросил он.
   Обычно с таким вопросом обращаются родственники, но  Сергей  Дорогин  был
единственным, кто ожидал в коридоре.
   - Травма не очень серьезная. Крови много потеряла. Но то, что будет жить,
- это точно.
   - Что с ней? - Сергей интересовался просто так, лишь бы скоротать  время.
Он и медсестра словно исполняли ритуал, заведенный  в  больнице:  кто-то  же
должен интересоваться состоянием пациентки?
   - Странно как-то, - покачала головой медсестра, - девушку,  наверное,  до
этого держали связанной. Но я впервые  видела,  чтобы  веревки  так  глубоко
впивались в тело, практически до самой кости.
   Дорогин вопросительно смотрел на медсестру.
   - Нет, ее не изнасиловали, - поняв вопрос во взгляде, ответила девушка.
   - Может, ее похитили, требовали выкуп, а она сбежала?
   - Вряд ли. У нее дешевые серьги, дешевый  перстенек.  Я  и  не  припомню,
чтобы в Клину случалось подобное.
   Дорогин подумал: ?Наверняка кто-то сейчас ищет, куда подевалась  девушка,
беспокоится, обзванивает милицию, морги. Хотя... - задумался он, - почему  я
так считаю? Никто же не искал меня, когда я  валялся  в  реанимации  в  этой
самой больнице. Кому до меня было дело? Может, она так же  одинока,  как  я?
Хотя... Брось  думать  об  этом,  -  сказал  себе  Сергей.  -  Я  становлюсь
сентиментальным, а это плохо. Сентиментальный  человек  всегда  слаб,  силен
тот, у кого нет никого близкого. Скоро Тома освободится, и мы поедем домой?.
   - У вас сигареты не найдется? - застенчиво попросила медсестра.
   Дорогин машинально сунул руку в карман и замер. Ему хотелось спросить: ?А
не рановато ли тебе курить??.
   Но какое может быть ?рановато?, если человек  сам  себе  зарабатывает  на
жизнь?
   - Конечно. На, держи, - он угостил медсестру сигаретой, и та,  радостная,
уставшая после операции, пошла курить на лестничную площадку.
   Тамара Солодкина вышла из операционной  с  гордо  поднятой  головой.  Она
сумела сегодня доказать другим и себе, что ничего не  забыла  из  того,  что
умела раньше. Хирург  остался  доволен  ассистенткой,  жизнь  пациентки  вне
опасности.
   - Ты выглядишь счастливой, - сказал Дорогин.
   - Я и в самом деле счастлива.
   - Но вместе с тем усталой. Тамара усмехнулась:
   - Счастье всегда приходит вместе с усталостью.
   - Как во время секса, - пошутил Дорогин.
   - Поехали домой, я проголодалась.
   - Я рад слышать, что наконец тебе хочется побыть со мной наедине.
   - Мне всегда этого хочется, но  счастье  не  может  быть  вечным.  Иногда
необходимо сделать перерыв, чтобы острее его почувствовать.
   Дорогин ощутил, что Тамара, несмотря на усталость, полна жизни.  Он  взял
ее под руку, и они вдвоем побежали по лестнице.
   - Смотри не топочи так, - говорила Тамара, - больница все-таки,  пациенты
уже спят.
   - Не думай об этом, - смеясь, отвечал ей Сергей. Когда до конца  лестницы
осталось два марша, он резко нагнулся и взял Тамару на руки. Она  ойкнула  и
обхватила Дорогина руками за шею.
   - Ты давно не носил меня на руках.
   - Тебе так кажется. В последний раз я брал тебя точно так...
   - Две недели тому назад, - опередила Дорогина Солодкина.
   - Разве это срок?
   - Опусти, неудобно, люди видят.
   - Боишься, что тебе станут завидовать?
   - Мне и так завидуют.
   Плечом Дорогин открыл дверь на улицу. Запахи лета были упоительны.  Пахло
цветущим шиповником.
   - Куда ты? - Солодкина попыталась соскочить с рук, но Сергей не  позволил
ей сделать это. - Хотя бы халаты белые снимем, их в больнице оставить надо.
   - Какого черта? Ты думаешь совсем не о том, о чем следует.
   Возле  машины  Дорогин  поставил  Тамару  на  асфальт,  тут  же  обнял  и
поцеловал.
   - Видишь, я была права, -  переведя  дыхание  после  поцелуя,  произнесла
Тамара.
   - Ты о чем?
   - Иногда тебе полезно не видеть меня целый  день.  Тогда  ты  становишься
ласковым и галантным. Тебе, Сергей, не хватает элегантности.
   - Я ее компенсирую природным обаянием.
   - Ты самоуверен.
   - Какая разница, Тома, чего мне не хватает,  если  ты  все  равно  любишь
меня?
   - Я могла бы любить тебя больше.
   - Это уже опасно.
   Мужчина и женщина сидели в машине. Тамара,  задрав  голову,  смотрела  на
горевшее призрачным синим светом окно  операционной.  Внезапно  она  ощутила
страх. Вздрогнула, зябко повела плечами.
   - Что с тобой? - спросил Дорогин.
   - Я словно почувствовала прикосновение смерти.
   - Это неудивительно для медика, да еще в больнице. Вы, хирурги, только  и
делаете, что отгоняете смерть.
   - Я вспомнила руки этой девушки, страшные следы от веревок, кровоподтеки.
   - Неужели ты не привыкла к виду ран?
   - Одно дело, когда человек разбивает голову, падая на  кучу  кирпичей,  и
совсем другое, когда его пытают.
   - Не думай об этом, - Дорогин выехал со  стоянки.  -  Мы  приедем  домой,
достанем бутылку хорошего бренди и выпьем  совсем  понемногу,  для  поднятия
тонуса.

***

   Федор Иванович тем временем взялся за исследование  привезенной  братьями
Вырезубовыми  крови.  Нужно  было  передать  ее  для  анализа  девушкам   из
лаборатории, но завлаб чувствовал неловкость.  Одно  дело,  когда  приводишь
человека  и  говоришь:  сделайте,  девоньки,  ему,  пожалуйста,  анализ  без
очереди, и совсем другое, когда притаскиваешь шприц  с  кровью.  А  вдруг  в
крови окажется зараза? Потом ходи объясняй, что человека, у  которого  брали
кровь, ты не знаешь, никогда в глаза не видел. Медики - народ не брезгливый,
но вряд ли потом кто-нибудь из мужчин станет здороваться с тобой за руку,  а
женщины не позволят целовать в щеку.
   "Небось решат, что я у любовницы кровь отсосал."
   Лаборатория работала  часов  с  семи  утра  до  четырех  вечера.  Вернее,
работали девушки, а Федор Иванович обычно приходил попозже, часам к  девяти,
и уходил не раньше восьми. Он приучил себя к такому графику, пока была  жива
теща и, честно говоря, надеялся, что, когда та умрет, станет приходить домой
пораньше. Но вскоре понял, основная ?достача? исходила не от старой женщины,
а от жены, та лишь умело втравливала свою мать в споры с мужем.
   Федор Иванович работал умело. Он был из тех начальников, которые все, что
делают подчиненные, умеют делать своими руками, а потому их любят и уважают.
Оттягивать исполнение чьей-либо просьбы было не в его привычках,  тем  более
если имелось свободное время. Даже исполняя  левые  заказы,  Федор  Иванович
поступал так, как предписывала инструкция.
   Взял чистый бланк карточки, задумался, какую же фамилию,  имя  поставить.
Он даже толком не помнил фамилию братьев.
   "Что-то с зубами связанное?, - подумал заведующий лабораторией.
   А рука его тем временем уже ставила прочерки. Дальше же все пошло как  по
маслу. В  графе  ?Пол?  он  уверенно  поставил  ?жен.?,  разговор-то  шел  о
родственнице, а не о родственнике.  Вначале  заглянул  в  саму  лабораторию.
Единственную из своих сотрудниц он ласково приобнял за плечи и, взглянув  ей
в глаза, сказал:
   - Тебя дома муж ждет.
   - Он на работе.
   - Значит, дети ждут.
   - Они в школе.
   - Ну так сходи, приготовь им чего-нибудь поесть.
   Они придут голодные... Сытый муж - ласковый муж.
   - Я должна уйти или вы меня отпускаете?
   - Отпускаю, отпускаю, - ласково улыбался Федор Иванович.
   Женщина и сама бы с радостью направилась домой, но чисто  женская  логика
подсказывала  ей  другую  схему  поведения,  которую  можно   сформулировать
примерно так: если предлагают, даже то, что тебе жизненно необходимо, сделай
вид, будто тебе этого не хочется. Пусть будут должны тебе, а не ты.
   - У меня еще дела есть...
   - Нина, больше ты мне сегодня не нужна, - все еще с милой улыбкой  сказал
заведующий лабораторией; - Знаю я твои дела.
   Ему хотелось сказать: ни любовника у тебя, ни желания делать карьеру,  но
все-таки промолчал. Женщину, даже самую безобидную, злить попусту не стоит.
   - До свидания, - белый халат исчез в шкафчике, и Нина, всем  своим  видом
продемонстрировав, что рушатся ее жизненные планы, покинула лабораторию.
   Начальник запер дверь на задвижку и принялся колдовать.  Шприц  с  кровью
девушки служил заведующему лабораторией вместо волшебной палочки. Стеклышки,
реактивы, микроскоп... Если бы кто-то посмотрел на мужчину  со  стороны,  то
ему могло показаться, что тот не наигрался в  детстве.  Любовь  к  профессии
сквозила в каждом его движении.
   - Так, так, так... - приговаривал он и каждый раз огорчался.
   Ему, как профессионалу, хотелось обнаружить болезнь. Есть такая нехорошая
черта у докторов - здоровый человек им малоинтересен,  подавай  больного.  И
чем страшнее болезнь, тем лучше, желательно найти совсем неизлечимую.  Тогда
он и испробует все свое умение. Но  Федора  Ивановича  ждало  разочарование,
никаких признаков  заболевания  он  не  обнаружил.  Мифическая  родственница
братьев Вырезубовых не страдала ни одной из известных науке болезнью.
   "Прямо беда какая-то, - посетовал сам себе заведующий лабораторией и  сел
заполнять карточку. - Здорова как  корова,  а  туда  же,  к  больным  метит.
Симулянтка чертова! Зря работал."
   Занятый своими делами, Федор Иванович не слышал, как к больнице подкатила
милицейская машина с включенной  сиреной  и  мигалками.  Больница  на  то  и
больница, чтобы в ней в любое время оперировали потерпевших, чтобы суетились
врачи.
   Сам Федор Иванович никогда не реагировал на  чужую  суматоху.  Он  твердо
усвоил правило, что каждый человек должен заниматься своим  делом,  и  тогда
порядок будет царить и в больнице, и в стране, и в доме.  Правда,  последнее
Федор Иванович вслух не говорил, дома за порядком следила  жена,  она  же  и
определяла границы этого порядка. Если Федор Иванович приходил навеселе,  то
это  уже  был  непорядок,  хотя  сам  заведующий  лабораторией  имел  другое
объяснение: он не пил,  попросту  снимал  стресс.  Но  разве  объяснишь  это
несмышленой женщине, для которой понятие ?порядок?  не  идет  дальше  уборки
полок  в  платяном  шкафу  да  мытья   посуды?   Никакой   философии,   одна
заземленность и полное отсутствие абстрактного и комплексного мышления.
   Заведующий лабораторией ликвидировал  следы  своих  исследований.  Свалил
стеклышки и пробирки в емкости из нержавеющей стали, где уже ждала  мытья  и
стерилизации прочая лабораторная посуда. Шприц с остатками  крови  сполоснул
под краном и лишь  после  этого  выкинул  в  мусорное  ведро.  Карточку  же,
перевернув тыльной стороной вверх, засунул под стекло  на  своем  письменном
столе.
   Ручка двери, ведущей из лаборатории в коридор, несколько  раз  дернулась.
Федор Иванович бросил взгляд на часы: он задержался сверх рабочего  времени,
вполне могло оказаться, что в лаборатории никого уже нет,  вот  только  свет
горел предательски ярко.
   Затем дверь подергали.
   - Федор Иванович, вы тут? - раздался приятный женский голос.
   Открыть тут же было бы немного глупо.  Какого  черта  до  этого  сидел  и
прятался?
   - Я знаю, вы здесь, откройте, пожалуйста.
   - Черт! - выругался заведующий лабораторией и распахнул дверь.
   Хотя никто его  и  не  просил  давать  объяснения,  он  тут  же  принялся
оправдываться:
   - Сел перекусить, дверь запер, как-то неудобно, если войдет чужой.
   Медсестра из реанимационного отделения спокойно выслушала эту бестолковую
болтовню и, убедившись, что Федор Иванович израсходовал все свои  аргументы,
сообщила:
   - Солодкина просила вас сделать анализ крови новенькой в нашем отделении.
   По инструкции следовало, что анализ должны  сделать  до  операции,  ну  в
крайнем случае, если промедление смерти подобно, то во время операции.
   - Да, но... - начал Федор Иванович.
   - Я заходила  к  вам,  но  никого  не  застала.  Заведующий  лабораторией
вспомнил, как кто-то не очень настойчиво подергал дверь,  но  тогда  он  был
занят изучением крови и даже бровью не повел.
   - Я выходил. А зачем, наверное, сейчас и не вспомню.
   - Какая разница? - медсестра  подала  Федору  Ивановичу  историю  болезни
новой пациентки - простую амбарную книгу в картонной  обложке.  -  Сделайте,
Тамара очень просила.
   - Просила, просила, - пробурчал заведующий лабораторией,  -  а  мне  что,
одному работать? Какая уже разница, если операция закончена?
   - Это ваши проблемы. Меня попросили передать, я  и  передаю,  -  по  лицу
медсестры было видно, что карточку назад она не возьмет ни за что.
   - Всем надо, одному мне не надо, - бубнил  Федор  Иванович,  отыскивая  в
лаборатории стерильный шприц и другой инструмент.
   "Тамара Солодкина сказала... Кто она такая?"
   По рангу выходило, что Федор Иванович, как заведующий лабораторией,  выше
ассистентки хирурга. Но, с другой стороны, Тамара была красивой женщиной,  а
красота - страшная сила, часто покруче  должностной  инструкции  будет.  Как
большинство мужчин, Федор Иванович пасовал перед этим аргументом.
   Он, зная наперед, что жена примется ругать  его  за  позднее  возвращение
домой, все-таки отправился выполнять  просьбу.  Единственным  оправданием  в
глазах супруги могло служить то, что Федор Иванович вернется  трезвым.  Хотя
кто знает? Еще не вечер, а напиться можно и за  пять  секунд,  выпив  залпом
стакан водки.
   "Эх черт, - продолжая поминать нечистого, заведующий  лабораторией  топал
по лестнице. - Цветы Тамаре подарил,  теперь  и  о  левом  анализе  жене  не