ий  день  устала.  Кстати,
как его авали?
   - Кого? - стоя в двери, осведомился Илья.
   - Этого, нашего... - мать взглядом указала на сковороду.
   - Тушканом мы его назвали, - расхохотался Илья. Засмеялся и Григорий.
   - Нет, я спрашиваю о настоящем имени, а не о ваших дурацких кличках.  Все
у вас то суслики, то крокодилы, то тушканы.
   - Горелов Валентин, шестьдесят второго года рождения.
   - Староват, - сказала мать.
   - Не очень, мама, и старый, всего лишь на семь лет старше нас.
   - Это много. В следующий раз найдите помоложе.
   - Хорошо, мама.
   О страшном, жутком, кошмарном трое говорили так буднично и легкомысленно,
словно рассуждали о чем-то совершенно заурядном.
   -  Женщину,  женщину  хочу,  -  сыто  пробормотал  или  даже  проворковал
Григорий, когда мать покинула кухню. - Очень хочу женщину.
   - А я не хочу, - протяжно произнес Илья.
   - А я хочу, так хочу! Я бы ее сейчас помыл...
   - Блондинку или брюнетку?
   - Конечно, блондинку! Блондинку, такую светленькую, мягкую.., можно  даже
рыжую, с веснушками на теле...
   - Что бы ты с ней делал?
   - Как это что, а то ты не знаешь. Я бы ее трахнул, затем перерезал горло.
Она бы даже опомниться не успела, я бы сделал это быстро.
   - Неинтересно, - сказал Григорий.
   - Это тебе  неинтересно,  а  мне  нравится.  Братья  стояли  на  крыльце,
смотрели на бледно-золотой диск луны в темных оспинах своих морей.  Их  лица
были залиты лунным светом. Походили эти двуногие с  сигаретами  в  руках  на
восковые изваяния.
   - Спать, что ли, лечь? - меланхолично произнес в ночь Илья.
   - На сытый желудок не уснешь, надо пройтись, протрястись  немного.  Да  и
нельзя форму терять, а то растолстеешь и нового Тушкана не догонишь.
   - Это точно, - сказал Григорий. - Ты возьмешь  Барона,  я  Графа,  пойдем
погуляем в окрестностях. Луна сегодня отменная.
   Через пять минут, накинув камуфляжные куртки, даже не  надевая  на  собак
намордники, они вышли за железные ворота и огляделись.  Псы  были  настолько
сытые, что даже не рвались с поводков,  и,  появись  перед  этими  страшными
собаками-людоедами бродячий кот, они бы даже, как  говорится,  и  бровью  не
повели. Конечно, если бы хозяева не приказали. Но если бы прозвучал короткий
приказ ?фас!?, они набросились бы  даже  на  слона,  так  их  выдрессировали
Вырезубовы.
   Собаки плелись рядом  с  сытыми  хозяевами.  Время  от  времени  Григорий
приостанавливался, оглядывая окрестности. До деревни было километра полтора,
столько же и до кладбища. А вот трасса Волоколамского шоссе пролегала ближе,
всего в каком-то полукилометре. Сквозь деревья время от времени  пробивались
огни фар машин, мчащихся в сторону Москвы на большой скорости.
   - Пошли к дороге, - предложил Григорий, - там веселее, движение.
   Они добрели до дороги, предаваясь воспоминаниям,  жутким  и  страшным,  о
том, как по весне,  когда  уже  сходил  снег,  затравили  полупьяного  бомжа
собаками. Псы обгрызли лицо бедолаге до такой степени, что, если бы  кому-то
и пришла в голову шальная мысль выставить человека на опознание, сделать это
ни  за  что  не  удалось  бы.  От  трупа  братья  избавились,  избавились  с
брезгливостью, как-никак этот бомж не был боевым трофеем.
   Когда подходили к дороге, у перекрестка услышали  сперва  веселую  возню,
девичий хохот, потом мужскую ругань, а затем исступленные крики.
   - Это что такое, как ты думаешь?
   - Наверное, кто-то с бабой развлекается, - предположил Григорий.
   - Непорядок, - сказал Илья, - на нашей территории...  -  он  говорил  это
так, как мог говорить хозяин, поймавший в своем саду  под  яблоней  воришку,
чьи карманы набиты опавшими яблоками.
   Псы уже насторожились, почувствовав перемену в настроении хозяев. Они уже
натянули поводки, но вели себя бесшумно, даже не рычали. К жертве, как знали
эти два людоеда, лучше подкрасться  поближе,  причем  бесшумно.  Они  тащили
хозяев, те покорно следовали за огромными ротвейлерами, радуясь предстоящему
развлечению.
   Крик повторился, зацокали по асфальту каблуки. Затем затрещали кусты.
   - Ты куда! Я тебя, сволочь, поил и кормил, а ты в рот  брать  не  хочешь?
Братья переглянулись.
   - Извращенец, - сказал Илья.
   Приключение им начинало нравиться. Они крались по высокой траве.  Девушка
в черной юбке и белом свитере  бежала  от  перекрестка  к  шоссе.  Пьяновато
пошатываясь, за ней гнались двое мужчин, выкрикивая ругательства.
   Братья надели металлические намордники  на  ротвейлеров  и  заторопились.
Преследователи уже  настигали  свою  жертву.  Девушка  еще  раз  обернулась,
сбросила туфли на высоких каблуках и из  последних  сил  побежала  к  шоссе.
Слышалось гудение приближающейся машины, и она хотела  успеть  выскочить  на
дорогу, надеясь, что ей хоть кто-нибудь поможет.
   - Спускай Графа, пусть жир растрясет.
   - Погоди, - сказал Илья, - пусть у них все толком закрутится.
   - Спускай, спускай!
   Григорий уже отстегнул карабин и крикнул:
   - Взять!
   Ротвейлеру не надо было говорить, кого  взять,  он  понимал,  надо  брать
двоих мужиков, преследующих женщину в  белом.  Второй  пес  вначале  как  бы
лениво, а затем все быстрее бросился вдогонку.
   Девушка выскочила на асфальт, замахала руками. Послышался визг  тормозов,
белый ?фольксваген? развернуло на шоссе. Водитель обругал девушку и,  сильно
дав газ, с выключенными фарами рванул с места. Девушка чуть успела выдернуть
пальцы из-под дверной ручки.
   Мужчины на дорогу взбежать не успели.  Два  огромных  пса,  сильных,  как
медведи, настигли их на подъеме. Они сшибли мужчин с ног  и,  рыча,  брызгая
слюной, безуспешно пытались добраться зубами до  шей,  вцепиться  в  кадыки.
Мужчины истошно завопили, а Вырезубовы громко захохотали.
   - Что, взяли? - издевательски кричали  они,  подходя  к  собакам,  но  не
торопились их оттащить.
   Мужчины абсолютно не могли  понять,  что  же  произошло,  откуда  взялись
страшные псы. Мужчины дрожали, прикрывая лица и шеи руками.
   Девушка поняла, она спасена.
   - Спасибо! Спасибо! - кричала она, стоя на краю откоса.
   - Иди сюда, не бойся, тебя они не укусят. Девушка подошла.
   - У, какие здоровенные! Илья подал ей белые туфли.
   - Больше не теряй, - сказал он.
   Та улыбнулась и принялась благодарить.
   - Погоди.., они тебя изнасиловать хотели, что ли?
   - Может быть, - стесняясь, произнесла девушка. -  Я  их  почти  не  знаю.
Обещали до дома подвезти, а потом приставать начали.
   - Ты с ними пила?
   - Нет, хотя заставляли.
   - И то хорошо, - сказал Григорий.
   - Мужики, уберите собак!  -  взмолился  мужчина  с  рубахой,  разодранной
собачьей лапой прямо напротив сердца.
   - Это я еще подумаю. Ей решать.
   - Ты, Настя, или как там тебя, скажи,  чтобы  псов  убрали!  Они  же  нас
съедят!
   Псы рычали. Сними намордник, и псы растерзали бы людей в  мгновение  ока,
только куски плоти да окровавленные тряпки летели бы в разные стороны.
   - Если скажу, чтобы они тебе член отгрызли, они  и  отгрызут,  -  смеялся
Григорий.
   - А если он скажет - нос или ухо, то все равно член  откусят,  -  уточнил
Григорий, - любят они это дело.
   Девушку перспектива с откусыванием  ?конечностей?  изрядно  напугала,  и,
если бы не приветливые улыбки своих  спасителей,  она  бросилась  бы  бежать
снова. И тут ей повезло: микроавтобус, мчавшийся по шоссе, резко затормозил.
   В окошке показалось лицо военного.
   - Что тут у вас, девушка?
   - Может, подвезете меня?
   - Куда?
   - Вперед, километров пять.
   - Они чего? - спросил военный с двумя звездами на погонах.
   - Они сами разберутся.
   Военному не хотелось вмешиваться в разборки.
   - Садись, - он открыл дверцу. Девушка юркнула  в  микроавтобус,  прижимая
руку к сердцу. Григорий поднял руку и помахал.
   - Телефон оставила бы хоть, как-никак спасли тебя от насильников.
   Микроавтобус уже мчался по шоссе.
   - А может, ей этого и хотелось? - Григорий подмигнул. -  Илья,  по-моему,
она напоследок что-то сказала насчет члена.
   - Мне тоже показалось.
   - Ничего, ничего она не  говорила!  -  в  один  голос  закричали  мужики,
распростертые на асфальте.
   - Пошли домой, прогулка окончена.
   Братья, а за ними и псы растворились в темноте.

Глава 3

   Прошлое всегда настигает человека неожиданно. Казалось бы,  вычеркнул  из
жизни какие-то годы, дни, спрятал их в тайники памяти за толстые  стены,  за
крепкие двери с мудреными замками и даже смотреть в ту сторону не желаешь, а
оно вдруг возникнет, причем в самый неожиданный момент - тогда, когда его не
ждешь, когда настроение веселое, радужное,  спокойное.  Так  случилось  и  с
Сергеем Дорогиным, человеком, в силу обстоятельств получившим кличку Муму.
   Он приехал в гости к своей старой знакомой,  собственному  корреспонденту
небезызвестной бульварной газеты ?Свободные новости плюс? Варваре  Белкиной.
Та встретила Сергея с распростертыми объятиями. Да и приехал он не с пустыми
руками, а с огромным букетом цветов, дорогих, пьяно пахнущих роз на  длинных
колючих стеблях. На бутонах роз еще поблескивали капельки воды,  сверкали  и
осыпались, а иногда  скатывались  между  бархатистыми  лепестками,  туда,  в
пьянящую темноту.
   - Ба, какие люди! -  Варвара  обняла  мужчину,  крепко  прижала  к  своей
высокой упругой груди, заглянула в  глаза  и  по-дружески  чмокнула  в  щеку
влажными, ненакрашенными губами.
   Варвара вся сияла, словно бы у нее случился внеплановый день рождения.  И
в квартире было убрано, словно Варвара ждала гостей.
   - Что это у тебя?  -  оглядываясь  по  сторонам,  улыбнувшись,  пробурчал
Дорогин.
   - Как что, не видишь, это я с понедельника начала новую жизнь.
   - Надеюсь, пить не бросила, курить тоже, а тем более писать?
   - Сергей, разве я могу отказаться от прелестей жизни? Проходи, садись.
   - Ты на этот раз никуда не спешишь?
   - Нет, времени у меня хоть отбавляй. Хотя, если быть откровенной,  его-то
как раз в обрез.
   - Ты намекаешь на то, чтобы я покинул твои убранные апартаменты?
   - Нет, это я так, цену себе набиваю. Времени у меня никогда нет.
   Варвара подошла к компьютеру, за которым  сидела,  прежде,  чем  появился
Дорогин. В пепельнице рядом с клавиатурой дымился окурок сигареты.  Она  его
раздавила,  аккуратно  сгребла  окурком  серо-серебристый  пепел,   построив
холмик.
   - Представляешь, Сергей, не могу одного человека найти. Пропал -  и  все,
на связь не выходит. А я ему, бродяге, деньги  посулила,  я  уже  с  главным
договорилась о материале на разворот.
   Сергей Дорогин удобно сидел в  мягком  кресле,  забросив  ногу  на  ногу,
смотрел на Варвару, слушал белкинскую болтовню.
   - Сейчас все газеты, телевидение, радио, все эти многочисленные маленькие
FM станции, словно  сбесились,  только  и  делают,  что  цитируют,  цитируют
Пушкина. Актеры  с  цепи  сорвались,  каждый  норовит  прочесть  отрывок  из
какого-нибудь произведения классика. Даже реклама в ящике и  та  на  Пушкине
завернулась.
   - Все-таки светоч русской поэзии, - саркастично произнес Дорогин.
   - Светоч-то он светоч, - рассмеялась Белкина. - Я  к  чему  клоню..,  все
газеты к юбилею всерьез отнеслись, а я придумала сенсационный материал.
   - Уж в чем, в чем,  а  вот  в  этом  я  ни  одной  секунды,  Варвара,  не
сомневался: уж если ты что-нибудь придумываешь,  то  это  обязательно  будет
скандал.
   - Ну, на этот раз не скандал, - скромно замялась Белкина, - а  так,  шум,
да и все. Но любопытная идейка. Знаешь памятник Пушкину?
   - Конечно, - улыбнулся Дорогин.
   - Так вот, возле этого памятника...
   - Ну-ну, давай говори, не тяни, - Сергей понял, что сейчас Варвара начнет
делиться своими творческими планами, и это будет любопытно.
   - Так вот, там иногда появляется человек, негр. Вернее, не негр, а эфиоп,
настоящее его имя Абеба. Сам он - вылитый Александр Сергеевич!
   - Как, ты говоришь, его зовут? - подался вперед Дорогин.
   - Эфиоп Абеба. На самом деле он бомж, ходит в тряпье, вонючий, возле него
стоять  невозможно.  Так  вот,  этот  Абеба,  или,  так  сказать,  Александр
Сергеевич Пушкин, как он себя называет и на которого он чертовски смахивает,
читает стихи типа: ?Я памятник  себе  воздвиг  нерукотворный...?  -  Варвара
выспренне взмахнула рукой. - Или: ?Я помню чудное мгновенье...?. Короче, всю
попсу из Александра Сергеевича выучил, этот чертов эфиоп. А жизнь у него,  я
тебе скажу, не подарок.
   - Знаю я его, - тихо, почти шепотом выдавил из себя Дорогин.
   - Знаешь? - Варвара подалась вперед, почти столкнувшись с Дорогиным нос в
нос.
   - Знаю, Варвара. Я с ним в лагере  сидел,  -  произнеся  слово  ?лагерь?,
Дорогин помрачнел. - Он со мной, твой Абеба, полгода на соседних нарах спал.
   - Я это знаю, - произнесла Белкина.
   - Что ты знаешь. Варвара?
   - Знаю, что он в тюрьме сидел, но не знала, что и ты там был.
   - От тюрьмы и от сумы не следует  зарекаться  даже  эфиопу,  похожему  на
Пушкина, - изрек банальную истину Дорогин.
   - Да-да, я это знаю, но к себе никогда не примеряю народную  мудрость,  -
Белкина вытащила сигарету. Разговор начинал принимать любопытный  оборот.  -
Так вот, я хотела о нем сделать материал,  о  его  мытарствах,  о  том,  как
мальчишечка дошел до жизни такой, запустить, как бы, в  параллель  с  жизнью
настоящего Александра Сергеевича. Мол, вот  как  сложилась  жизнь  эфиопа  в
России в восемнадцатом веке и как складывается теперь.
   - Классический вариант сравнения современности с 1913 годом.
   - Не ерничай. Представляешь, какой занятный материал? С  фотографиями,  с
портретами, бомж в виде Пушкина и сам Александр Сергеевич?
   - Представляю, - грустно сказал Дорогин. - Неплохой мужик - Абеба, только
в голове у него тараканы. Я думал, он уже исчез, пропал, а, оказывается  жив
пока что курилка.
   - Пушкин бессмертен, - воскликнула Белкина, - и ты, Дорогин,  должен  это
знать.
   - Я знаю, Пушкин действительно бессмертен. А вот  эфиоп  Абеба  даже  при
моей памяти мог раз пятьдесят сдохнуть или быть убитым.
   - Ну-ну, рассказывай о нем, рассказывай, Дорогин, не тяни.
   - Что рассказывать, Варвара? Я об этом даже не хочу вспоминать.  Абебу  я
бы и сам с удовольствием увидел, как-никак столько лет прошло.  Есть  о  чем
вспомнить. Есть о чем поговорить.
   Варвара уже самодовольно потирала  ладонь  о  ладонь,  складывала  замком
пальцы,  с  хрустом  вытягивала  вперед  ладони  и,  улыбаясь,  смотрела  на
Дорогина.
   - Значит, есть еще живой свидетель жизни Александра  Сергеевича  Пушкина.
Мнимого, правда, но для газетной  статьи  -  это  то,  что  надо.  Неприятно
вспоминать? - глядя на Сергея, спросила Белкина.
   - Да уж, приятного  мало.  Хотелось  бы  эти  годы  из  жизни  вычеркнуть
напрочь.
   - Мне ничего вычеркивать не хочется. О тюрьмах писала  часто,  но  дальше
ворот в остроги не заходила. И знаешь, Сергей, честно говоря, не хочется.
   - Я тебе, Варвара, пожалуй, помогу.  Мне  и  самому  хотелось  бы  эфиопа
повидать.
   - Он что-нибудь тебе должен? - насторожилась Белкина.
   - Нет, не должен, если, конечно, не считать  того,  что  его  схожесть  с
Пушкиным первым заметил надзиратель в тюрьме, а потом я Абебу убедил, что он
действительно смахивает на Александра Сергеевича. Он тогда еще  по-русски  с
трудом говорил. А сейчас, видишь, даже стихи цитирует.
   - Как ты думаешь, Сергей, где он может сейчас быть?
   - Где угодно. Мужик он забавный, я же тебе  говорю,  тараканы  у  него  в
голове бегают. Сегодня одно на уме, завтра другое...
   - За что сидел Абеба? - задала вопрос Белкина,  нервно  гася  сигарету  в
пепельнице.
   - За причинение тяжелых телесных повреждений.
   - Не может быть! - удивилась Белкина. - Он же  совсем  щупленький,  да  и
негры, насколько я знаю, никогда первыми в драку не лезут.
   - Он не негр, он эфиоп. К  тому  же  нервный,  горячий,  реакция  у  него
хорошая. Противник только хотел его ударить, а Абеба успел  нож  из  кармана
вытащить и сунуть тому в ляжку - попал в артерию. Вот и получилось,  что  он
первый драку начал. Были конечно же свидетели, но  ты  же  знаешь,  Варвара,
кавказцев и негров русский народ не жалует.
   - Можно подумать,  русский  народ  сам  себя  жалует!  -  мудро  заметила
Белкина.
   - Вот и оказался он вначале в Матросской тишине, а затем на зоне. Там  мы
с ним и познакомились. Там много  сидело  людей  занятных:  и  вьетнамцы,  и
китайцы. Даже француз затесался.
   - Француз-то за что?
   - Он не совсем чтобы француз, он на нашей женщине  был  женат,  французом
себя только называл, а сам был  из  Алжира  -  наполовину  араб,  наполовину
немец.
   - Понятно.., и все-таки, Сергей, где он может быть?
   - Надо по вокзалам поездить... Человек он приметный, его всюду  запомнят.
Можешь у милиции поинтересоваться, связи-то у тебя там хорошие?
   - Я уже пробовала через милицию. Видели его неделю назад  на  Белорусском
вокзале, а потом как сквозь землю провалился. Я ему свой телефон дала и  еще
сто рублей, на купюре и телефон написала. Обещал позвонить.
   - Долго у него деньги не задерживаются, так что скорее  всего  по  твоему
телефону какой-нибудь лотошник может  звякнуть.  Ради  интереса,  от  нечего
делать.
   - Ты мне поможешь, Сергей? Мне очень надо,  а  я  в  долгу  не  останусь.
Хочешь, возьму в соавторы?
   - Вот этого как раз делать и не надо.
   - Я понимаю, что отнимаю у тебя время.
   - У меня, в отличие от тебя, свободного времени больше, чем хотелось  бы.
Не знаю, куда его деть. Тамара уходит  с  утра  на  работу,  а  возвращается
поздно вечером, так что я полностью предоставлен сам себе.
   - Как она?
   - Нормально, если не считать, что на работу устроилась.  Не  сиделось  ей
дома. Говорит, мол, квалификацию потеряю.
   - Я бы тоже без работы не смогла.
   - И я не могу. Так что попробую отыскать Абебу,  хоть  какая-то  от  меня
польза будет.
   - Что-то ты, Сергей, совсем погасший.
   - Какой?
   - Как в воду опущенный, словно из тебя весь  воздух  выкачали,  а  вместо
крови минералка течет. Дорогин усмехнулся.
   - Хорошо, что не водопроводная вода. - Давай пить кофе?
   - Вот это всегда пожалуйста!
   Белкина принялась хлопотать, время от времени выкрикивая  ругательства  и
насылая проклятия то на газовую плиту, то на ложечку, то на кофеварку.
   Сергей сидел и грустно улыбался. Ему нравилась Белкина, он  любил  людей,
одержимых бредовыми идеями.  И  ради  дурацких  идей  люди  готовы  на  все,
голодают и бедствуют, ночами не спят, напрягают полгорода. А ради чего? Ради
того, чтобы отыскать в десятимиллионном городе сорокалетнего эфиопа, который
присвоил себе звание прямого наследника Александра  Сергеевича,  классика  и
светоча русской поэзии.
   - Попробую тебя отыскать, Абеба, -  глядя  на  погасший  экран  монитора,
пробурчал Сергей. Варвара появилась неожиданно.
   - У меня есть его фотография.
   - С автографом? - съязвил Сергей.
   - Нет, в фотоаппарате оставался последний  кадр,  я  его  и  запечатлела.
Сейчас покажу, - и Варвара принялась нажимать клавиши компьютера.
   На экране появилось изображение потрепанного бомжа с ужасающе  нечесаными
бакенбардами. Бомж стоял на ступеньке памятника в картинной позе. Чем-то его
фигура напоминала чайник: одна рука уперта в бок, а другая вскинута,  словно
носик. Единственное, чего не хватало, так это голубей на плечах,  на  голове
или на руке.
   - Ему бы цилиндр не помешал, - сказал Дорогин.
   - Цилиндр у него, кстати, был, но он сказал, что  менты  забрали,  потому
что, когда он в цилиндре, ему иностранцы много денег жертвуют.
   - Он, наверное, был единственным, кто в Москве носил цилиндр.
   - Нет, - сказала Белкина, -  я  еще  одного  знаю  чудака  из  кукольного
театра, тот тоже в цилиндре щеголяет. Правда, на Пушкина  совсем  не  похож,
этакий русский парень с рыжей пушистой бородой, веснушчатый, голубоглазый  и
в черном цилиндре. Представляешь, Дорогин?
   - Не представляю.
   - Я тебе его когда-нибудь покажу. Акт