Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
лстук на золотистый. Тогда все в банке улыбались: управляющий вернулся в
хорошем настроении, примется шутить, рассказывать анекдоты и подтрунивать
над подчиненными.
Банкиры умеют хранить профессиональные тайны, молча прятать их в
потаенных уголках сознания. Мелкие тайны хранятся надежно, никто не
догадывается, сколько их и какие они, но страшные тайны имеют свойство
проступать на лице, в глазах. Поэтому и хозяин, и управляющий отличались от
других сотрудников трудноуловимой грустью во взгляде. Они могли смеяться,
шутить, ругаться, но грусть не уходила, словно они наперед знали: за
совершенные грехи обязательно воздается и остается лишь ждать момента
расплаты. Но пока Бог их миловал. Все невзгоды, которые многих ломали и
уничтожали, обходили ?Золотой червонец? стороной. В здание не врывались
омоновцы в масках, не изымали документацию, не забирали компьютеры, не
ставили сотрудников лицами к стене и не обвиняли банк в финансовых
махинациях. Бумаги ?Золотого червонца? всегда пребывали в порядке,
отчетность прекрасная. Захоти - не подкопаешься.
Серебристый ?мерседес? Мельникова и черная ?вольво? управляющего
подъехали к крыльцу одновременно, соблюдая субординацию: ?мерседес?
впереди, ?вольво? сзади, словно и управляющий и хозяин провели ночь вместе
за игрой в преферанс.
Мельников продолжал сидеть в машине, лишь приоткрыл дверцу, намекая
управляющему, что тому стоит подойти и поздороваться, а заодно получить
указания. Новицкий приблизился к хозяину. Он никогда не подавал Леониду
Павловичу руку первым: захочет босс - поздоровается, нет - удовольствуется
лишь кивком. Мельников протянул руку и привлек Новицкого к себе. В салоне
играла классическая музыка.
- Вивальди, теперь слышишь? - спросил Мельников.
- Слышу. ?Времена года?.
- Ты разбираешься не только в финансах. А стоя на улице ты музыку
слышал?
- Нет.
- То-то, - Мельников поднял указательный палец. - Если машина дорогая, а
не просто навороченная, то колонки и обивка сделаны так, что музыку слышно
лишь внутри салона. Если же слышно, как из той машины, что стоит на
перекрестке, знай, автомобиль - дешевка.
- Раньше я об этом не думал.
- Позавчера довелось мне за город выехать на встречу с депутатом. На его
даче электричество отключили. Вина хорошего выпили, захотелось музыку
хорошую послушать, машину к самому столу подогнали, до упора, но за
пределами салона ни черта не слышно.
Новицкий подобострастно кивнул и решил подогреть самолюбие хозяина.
- Вы, Леонид Павлович, надо отдать вам должное, во многих вещах тонко
разбираетесь.
- Это не я. Деньги меня учат в вещах разбираться. Если бы у тебя,
Новицкий, денег было побольше, - хихикнул Мельников, - и ты бы себе многие
навороты мог позволить. Машины наши с виду почти равноценные, но.., только
для профанов. В моей наворотов больше, чем она сама стоит. Это не машина,
это космическая станция.
И, скрипнув кожаным сиденьем, сверкнув начищенными ботинками, Мельников
выбрался на решетку возле крыльца банка. Он стоял широко расправив плечи и
глядел на окна своего кабинета. Во всем здании лишь в них было вставлено
зеркальное стекло, в котором отражались весенние облака, пушистые, легкие,
быстро летящие.
- Красотища-то какая! Я такое только в Нью-Йорке видел, на Манхаттане, -
не оборачиваясь, наперед зная, что Новицкий семенит за ним, говорил
Мельников, поднимаясь по мраморному крыльцу.
Хозяин не сбавлял шаг, был уверен, что охранник не пропустит нужный
момент, успеет вовремя распахнуть дверь. Благодарственный кивок и легкое
похлопыванье по камуфляжному плечу привели охранника в трепет и умиление.
Далеко не всегда хозяин замечал его присутствие.
"Значит, в хорошем настроении босс. Новицкий - в хреновом.., раз галстук
фиолетовый. Наверное, жена не дала?, - мстительно подумал охранник.
Мягкий ковер глушил шаги. Леонид Павлович Мельников остановился у
лестничного марша и небрежно бросил через плечо:
- Олег Семенович, загляни ко мне минут через пятнадцать, есть разговор, -
и после паузы добавил:
- Скоро начинаем.
Новицкий побледнел при этих словах и почувствовал, что ручка портфеля
прилипла к мгновенно вспотевшей ладони.
В банке уже вовсю шла работа. На мониторах компьютеров бежали колонки
цифр, пищали принтеры, складывались бумаги, потрескивали факсы. Мельникову
нравился этот неясный гул, напоминающий гул настраивающегося перед
спектаклем симфонического оркестра. Пройдет чуть времени, и оркестр зазвучит
слаженно.
"Ручки на дверях какие-то не такие, - подумал Мельников, останавливаясь у
двери собственного кабинета. - В Лондоне покупал, там казалось, что они
круче, чем те, что в Кремле стоят. Поставил, а теперь понимаю, не то.
Промахнулся я. И у меня в банке, и в Кремле все настоящее: и мрамор, и
гранит, и золото, и дерево. Одни и те же материалы, а смотрится по-разному.
Главного я не учел - власть там настоящая. Не сковырнешь, не купишь, не в
том смысле, что она не продается, но денег у меня таких нет. Я выше уровня
московского правительства не прыгну. Ну и не надо! Каждый сверчок знай свой
шесток. Сунешься к волкам, загрызут. Вот и бегаю в собачьей стае."
Мельников шагнул в кабинет, тот был совсем недавно проветрен: ни пылинки,
ни соринки, на столе идеальный порядок, пепельница сверкала. Три кожаные
папки лежали напротив кресла. На мониторе компьютера мерцали электронные
звезды.
В кабинете имелось два входа: один тот, через который вошел Мельников,
лишенный номера и таблички, второй - парадный, оснащенный двустворчатой
дверью, ведущий через приемную. Секретарша уже знала (ей доложила охрана),
что босс в здании. Заходить в кабинет она не спешила. Хозяин должен
переобуться, привести себя в порядок, приложить волосок к волоску, выпить
полстакана минеральной воды, и лишь затем он нажмет клавишу, на столе у
секретарши замерцает зеленая лампочка, а из динамика раздастся медовый
голос: ?Лариса, зайдите?. И тогда она неторопливо и важно понесет свое
холеное тело в кабинет босса, а он посмотрит на ее бедра, сидя за столом, и
чуть слышно причмокнет.
Иногда молодой женщине казалось, что кабинет у Мельникова такой большой
именно потому, что босс любит разглядывать то, как она идет к столу,
покачивая бедрами, высоко неся шикарный бюст. Хозяин с ней ни разу не
переспал. Лариса была бы не против, не девочка, в конце концов, но Мельников
не предлагал, даже не намекал. Предлагать же себя самой - против правил. Она
была в курсе интимных дел хозяина, знала, как и что у него в семье, знала и
о существовании нескольких любовниц.
- Доброе утро, Лариса.
- И вам доброе, Леонид Павлович.
- Что у нас срочного?
- Две бумаги. Все остальное может подождать.
- Новицкий их завизировал?
- Да, Леонид Павлович, еще вчера вечером.
- Замечательно.
- Они у вас на столе. В папке, что лежит слева.
- - Мне, пожалуйста, мятный чай.
- Будет сделано, - Лариса медленно развернулась и, покачивая бедрами,
уплыла в приемную.
Когда дверь бесшумно затворилась, Мельников взял папку, открыл и, увенчав
идеально выбритое лицо очками в платиновой оправе, просмотрел бумаги. Он
поставил две незамысловатые подписи и захлопнул папку. Секретарша подала чай
на серебряном подносе.
- Меня не будет сегодня целый день. Сама решай, кого со мной связывать, а
кому давать от ворот поворот, поняла?
- Да. Еще что-нибудь, Леонид Павлович?
- Все. Остальное неважно. Для текущих дел есть Новицкий.
Случилось как в театре, когда со сцены уходит один персонаж, тотчас же
должен появиться другой, чтобы не образовалась пустота и зритель не начал
скучать и шелестеть фольгой от шоколада. В кабинет вошел управляющий.
- Присаживайся, - предложил Мельников, кивнув на кожаное кресло у
Т-образного отростка письменного стола.
Новицкий поддернул штанины, сел, закинул ногу на ногу.
"Носки у него в цвет с галстуком."
- Слушай, Олег Семенович, мы с тобой работаем давно. Не один пуд соли
сожрали вместе. Ответь мне на вопрос: почему ты всегда в черных костюмах
ходишь? Как будто на похороны собрался.
Новицкого передернуло от подобного сравнения.
- Черный, он, как и белый, предполагает строгость и целеустремленность.
- Мне-то уж не задвигай. Зачем меня лечишь! Признайся лучше, что в
детстве любил фильмы смотреть про буржуев, про графьев с князьями. Их
эстетика у тебя и осталось в подкорке. А когда деньги завелись, ты себе
прикупил дюжину черных костюмчиков и теперь их никак сносить не можешь. Прав
я?
- Не совсем.
- Ты приготовил деньги?
- Вы имеете в виду - для Абхазии?
- Для нее, родимой. Рай земной, субтропики. Главное, дешевый рай. Ни, в
каком оффшоре таких операций не провернешь.
- Да, мы уже подготовили десять миллионов русскими рублями, мелкими
купюрами.
- Вот и расплатимся мелкими за мандарины. Обеспечим москвичей свежими
фруктами, - мелко засмеялся Мельников.
Новицкому тоже стало смешно, хотя вроде бы и не к месту. Что смешного в
том, что в Абхазию на закупку фруктов посылаются наличные деньги, чтобы
рассчитаться с заготовителями. ?Безнал? в Абхазии не в почете. Русские
деньги берут в Абхазии охотно. Но смех не стихал. Смешно было и хозяину, и
управляющему. Десять миллионов по уже подписанному контракту - сущий пустяк,
это уровень не управляющего и тем более не хозяина, такие операции проводят
клерки средней руки.
- Я еще должен кое-что утрясти, детали. Расставить всех по местам,
определиться в ситуации. Тогда и получишь сигнал.
- Охрана наша, самолет в Москве и броневик в Сочи уже заказаны, мне
осталось только отмашку дать. Если что-нибудь сорвется, то откажемся,
неустойка небольшая.
- Молодец, - похвалил управляющего Мельников, сделав глоток чая. - С чего
это вдруг у тебя руки дрожат? Не в первый раз мандарины в Абхазии покупаем.
Пора бы уж и привыкнуть.
- Не могу как-то. Ночь сегодня не спал.
- Что делал?
- Не спал - и все! Таблетку выпил, но глаза не закрываются.
- Это называется профнепригодностью. Смотри, Новицкий, отчислю, спишу по
инвалидности и даже пенсию платить не стану. Будешь излишне нервничать,
вылетишь из доли.
- Я уже спокоен, Леонид Павлович. Вас увидел, и сразу от сердца отлегло.
- Если успокоился, молодец. Моей заслуги в этом нет. Я экстрасенсом не
был и становиться им не собираюсь. Я бы на твоем месте визит в мэрию через
неделю запланировал, надо будет ребятам их долю по строящимся объектам
завезти. Так что готовь портфель и десяток улыбок, а от меня поклон
передашь. Ну все, я поехал. Забери бумаги, я их подписал.
- Спасибо, - произнес Новицкий, вскакивая с кресла, словно ему страшно
было остаться в одиночестве в огромном кабинете босса.
Новицкий исчез. Леонид Павлович осмотрел свеженачищенные ботинки - ни
единой пылинки, ни одной царапины. Он с трудом вывернул ногу и посмотрел на
подошву. Чистая, словно туфлю только достали из коробки. ?Именно в таких
покойников кладут в гроб, - мрачно подумал он. Желваки выступили на гладко
выбритых щеках. - Что-то настроение у меня портится.? Он ударом пальца
опустил клавишу и крикнул:
- Машину к подъезду!
И тотчас, не дожидаясь ответа, отключил связь.
Он шел, сжимая в огромной ладони мобильный телефон. По-женски миниатюрный
отросток антенны черной фигой торчал из кулака. Мельников двигался по
коридору быстро и бесшумно, как потревоженный медведь. Девушка с бумагами
прижалась к стене, испуганно глядя на босса. Леонид Павлович прошел мимо нее
со стеклянным взглядом. Охранник распахнул дверь. Мельников сбежал по
мраморным ступеням и ввалился в просторный салон серебристого ?мерседеса?.
Автомобиль качнуло.
Охранник уже сидел на переднем сиденье, рядом с водителем. Двигатель
урчал мягко и мощно. Нога водителя замерла на педали газа, но он ждал
указания, понимая, что, если тронется без приказа, получит нагоняй.
Мельников тяжело вздохнул и произнес адрес. Адрес водителю был известен.
Ездил туда хозяин нечасто. Раз в три-четыре месяца. И всегда нервный. Машина
бесшумно тронулась, зашипел асфальт под шипованными протекторами, и через
полчаса Мельников уже выходил из автомобиля в старом московском дворе в
районе Лаврушинского переулка.
На железной двери подъезда, грязной и оцарапанной, виднелся щиток
домофона в антивандальном исполнении.
Брезгливо Мельников ткнул мизинец в кнопку напротив цифры 25.
- Кто там? - раздалось из динамика.
- В окно посмотри.
- Вижу. Заходи.
Мельников открыл дверь и оказался в подъезде, на удивление чистом и
ухоженном.
"Словно границу переехал?, - подумал хозяин банка.
Леонид Павлович поднялся на второй этаж. Дверь квартиры уже была открыта,
на пороге его ждал высокий мужчина в белой рубашке под галстуком, в брюках
от костюма и каракулевой шапке.
- Асалям алейкум, Аслан.
Легкая улыбка появилась на губах чечена.
- Заходи.
В квартире находился еще один чеченец: без шапки, лысый, с короткой
бородой, очень похожий на добродушного пирата, какими их рисуют не по годам
развитые дети. Не хватало лишь кожаной полоски через глаз да шрама от виска
до губы.
- И тебе асалям алейкум, - сказал Мельников.
Мужчина ответил на приветствие. Поздоровался с Мельниковым за руку. Вели
чечены себя как равные с равным, без подобострастия.
- Коньяк, виски, водка?
- Стакан воды, - сказал Мельников. Лысый чечен наполнил стакан
минералкой.
Леонид Павлович махом выпил воду, поставил стакан на круглый стол.
- У нас все готово, - сказал Аслан. - Наши люди готовы вылететь в Абхазию
в любой день.
- У меня тоже почти все готово, но немного изменились условия. Меня
сильно прижимают.
- Скажи кто, мы с ними разберемся.
- Я сам решаю, кого привлекать к улаживанию конфликта. Меня хоть и
прижали, заставляют работать по новым ставкам, но договоренность между нами
остается в силе. Расценки изменим в следующий раз. Последний раз работаю по
старой схеме, себе в убыток.
- Мы подумаем. Подготовимся к разговору. Сегодня не будем пороть горячку,
- Аслан сцепил длинные узловатые пальцы, хрустнул суставами, посмотрел на
золотые часы. - Что ребятам передать? Они ждут.
- Скажи, через три дня. В крайнем случае, через четыре. Мои люди все
доставят в Гудауту, как и договаривались.
- Десять? - уточнил Аслан.
- Да, десять в обмен на два с половиной настоящих.
- Устраивает.
Лысый чеченец с короткой седой бородой пристально смотрел на Мельникова.
- Что ты на меня так смотришь, словно в первый раз видишь?
- Наверное, в последний, - сказал чеченец, - я через неделю из Москвы
уезжаю. Меня ждут в Лондоне. Один документ сделаю - и вперед. Надоело, что
каждый мент поганый документы у меня на улице требует, а потом деньги
вымогает. Мне денег не жалко, но я гордый... Он мальчишка, я седой.., он
жизни не видел, а я все прошел.., все попробовал.
- Дураков везде хватает. Что на них равняться? Внимание обращать!
- Дурак дураку рознь, - рассудительно произнес чеченец, - если дурак с
уважением к седине относится, он хороший дурак.
- А кто руководить в Москве будет?
- Пока Аслан, а там увидим.
- Домой не собираешься?
- В горы, что ли? Сейчас в горах хорошо... Все цветет... Это вы, русские,
весну зеленкой называете, а для меня она как воздух для птиц... Нет, пока в
Ичкерию не собираюсь. Есть дела в Лондоне. Может быть, я тебя, Леонид,
оттуда разыщу. Есть пара интересных мыслей, есть нужные связи, нужные люди.
Если договорюсь, закрутим дело, и тогда не надо будет тебе мандарины у
абхазов покупать, - лысый чеченец рассмеялся, показывая крепкие, белые зубы
и ярко-красный язык. - Ты пей, угощайся, только курить не надо. У меня
последнее время аллергия на дым. Не выношу его!
Мельников посидел с чеченами еще полчаса. Водитель с охранником успели
выкурить по две сигареты. К кому ходил хозяин, они не знали, кнопку какой
квартиры нажимал на домофоне, им было неизвестно. Сколько охранник не
поглядывал на окна, ни за одним из них Мельников не мелькнул. ?Хитер шеф?, -
подумал он.
Вернулся Мельников к машине уже более спокойным, чем выходил из нее. Сел,
закурил, жадно затянулся, посмотрел на часы.
- Давай в контору, к Баранову.
Герман Баранов, как все мужчины маленького роста, "любил вещи объемные,
масштабные. Это проявлялось во многом. И жена, и любовница у владельца
обойной фабрики были на голову выше его. Машина у Германа Баранова
происходила из того же салона, что и у Мельникова: с виду одна в одну,
тютелька в тютельку, отличались они лишь внутренней отделкой. Как шоколадные
конфеты из одной коробки: с виду одинаковые, а начинка разная. В одной
шоколад, а в другой сливочная помадка с лимонной эссенцией. В одной дорогой
коньяк, а в другой дешевая водка. Баранов за качеством не гонялся. Его
привлекал лишь размер. Если дом, так уж в три этажа над землей и на два
вниз, с бильярдом, бассейном, спортзалом и прочей хренью. Если уж
спутниковая антенна, то никак не меньше трех метров в диаметре. Поэтому его
загородный дом издалека напоминал обсерваторию или центр космической связи.
Если забор, то в два человеческих роста, если собака, то непременно
леон-бергер весом в сто килограммов.
Контора обойной фабрики располагалась в двухэтажном здании красного
кирпича, вросшем в землю до подоконников. При взгляде на него само собой в
голове всплывало слово ?лабаз?. Полуарочные окна, толщенные стены, фигурные
кирпичные дымоходы и старинные жестяные водосливы с просеченными узорами.
Пропуск для въезда на территорию обойной фабрики ?мерседесу? Мельникова
не потребовался. То ли сторож спутал его с хозяйской машиной, то ли был
предупрежден о прибытии гостя. Шлагбаум взметнулся молниеносно: так рука
солдата первогодка взмывает к козырьку при виде прапорщика, так украинский
гаишник вскидывает полосатый жезл при виде московских номеров.
Охранник выскочил из машины и распахнул дверцу. Мельников важно выбрался,
посмотрел на туфли, еще не успевшие запылиться, и поднялся на сварное
крыльцо, выкрашенное ярко-красной пожарной краской. Охраннику показалось,
что сейчас Мельников извлечет из кармана белый носовой платок, проведет по
поручню, скривится, а затем, как капитан на корабле, устроит нерадивым
матросам нагоняй.
В левой руке Леонида Павловича был небольшой, но очень дорогой портфель.
Длинный, темный коридор, хранящий запахи прошлого столетия,
разнокалиберные двери. Проводка оплела стены, выкрашенные масляной краской,
густо, как лианы. Казалось, время на обойной фабрике остановилось. Зато
приемная и кабинет Германа Баранова поражали воображение даже видавших виды
людей. Приемная размером в школьный класс, на стенах в пышных багетных рамах
портреты русских царей дома Романовых, исполненных художником обойной
фабрики, бородатых фабрикантов, владевших производством до революции и во
времена нэпа. Не хватало лишь портрета самого Баранова. Но место для него
имелось - под российским двуглавым орлом, отделанным настоящим сусальным
золотом. Орел поблескивал двумя головами, когтистыми лапами, маслянисто
отливал, как курица, натертая перед отправкой в духовку умелой хозяйкой.
"Безобразие, - подумал Мельников, обладающий тонким художественным
вкусом.