ядовитыми миазмами, но не  настолько,  чтобы
он не понимал, что Самсон прав. Петрович отыщет их рано или поздно, и  тогда
дело не ограничится угрозами. Умереть  легко  и  быстро  тоже,  пожалуй,  не
удастся. Он тяжело вздохнул и вынул из пачки сигарету.
   - Звони, - сказал он, прикуривая.
   Услышав щелчок зажигалки, Перельман вздрогнул  всем  телом.  Борис  убрал
зажигалку в карман, покосился на пленника и брезгливо поморщился. Он понятия
не имел, как повел бы себя на месте этого очкарика, возомнившего себя крутым
грабителем, но вид  сломленного,  раздавленного  животным  страхом  даже  не
смерти, а просто физической боли человека вызывал  у  него  отвращение,  как
будто на столе был распластан огромный отвратительный слизняк.
   Самсон тоже закурил и  набрал  номер  Мамонтова.  Вслушиваясь  в  длинные
гудки, он посмотрел на часы  и  вздохнул:  был  почти  час  ночи.  Петрович,
конечно, не спит, ждет звонка, но вот им с Борисом выспаться не помешало бы.
Все эти шпионские страсти  буквально  осточертели  Самсону,  тем  более  что
слежка за Белкиной поглощала практически все его время. Журналистка  жила  в
свое удовольствие, с утра до ночи носясь по городу или, наоборот, до полудня
не вылезая из постели, а они с Борисом вынуждены были повсюду  таскаться  за
ней, как будто у них не нашлось бы дел поинтереснее...
   Когда Петрович ответил на звонок, Самсон подробно и обстоятельно  изложил
ему все, что узнал у Перельмана.  Мамонтов,  который,  в  отличие  от  своих
бойцов, был в курсе  некоторых  новостей  культуры  и,  в  частности,  видел
телевизионный репортаж о басмановском чайнике, сразу оценил ситуацию  и  все
возникающие в связи с нею перспективы  -  как  приятные,  так  и  не  очень.
Поверить в то, что школьный учитель  нашел  и  похитил  драгоценный  сервиз,
которому, учитывая его происхождение и историю,  теперь  буквально  не  было
цены, было тяжело, а не поверить - глупо. Вдруг сервиз все-таки именно  тот?
Бывают же на свете чудеса... Если сервиз окажется подделкой, от  него  будет
очень легко избавиться, просто утопив в какой-нибудь реке,  но,  если  из-за
обыкновенной недоверчивости настоящее  сокровище  ускользнет  на  сторону  и
достанется кому-то другому, это будет настоящим ударом. Петрович  представил
себе, как однажды утром разворачивает  газету  и  читает  набранный  крупным
шрифтом заголовок: "Сервиз работы Фаберже обретает  вторую  жизнь"  или  еще
какую-нибудь глупость в этом же роде, и у него на лбу моментально  выступила
обильная испарина. На такую ошибку он просто не имел права,  тем  более  что
сейчас как никогда нуждался в живых деньгах.
   - Посуда там? - спросил он, хотя и без того  понимал,  что,  не  подержав
сервиз в руках,  Самсон  вряд  ли  решился  бы  рассказывать  ему  такие  не
правдоподобные байки.
   - Тут, - сказал Самсон. - Упакована в сумку, с какими челноки по  базарам
мотаются. Умора, Петрович! Этот лох ее в стенном шкафу держал, прямо у  себя
в прихожей. Даже ехать никуда не надо.
   - Угу, - сказал Петрович. - Тогда все очень просто. Берите сумку и  прямо
ко мне. Да не вздумайте потерять  ее  по  дороге!  Узнаю,  что  схитрили,  -
пеняйте на себя.
   - Как можно! - возмутился Самсон. - Да чтобы мы...
   - Не ври, я этого не люблю, - оборвал его Мамонтов. - Если вы об этом  не
думали, значит, вместо голов у вас  мясницкие  колоды.  А  если  подумали  и
решили не делать глупостей, значит, мозги у вас работают как надо, и я  вами
доволен. Только врать мне не надо, я по голосу слышу, когда врут.
   - Ясно, Петрович, - смиренно сказал Самсон. - А с этим что?
   - Это с лохом вашим, что ли? Мне он не нужен. Делайте что хотите,  только
чтобы я о нем больше не слышал. Мне не нужны проблемы, а от него,  по-моему,
проблем будет выше крыши. Он же дурак, его завтра прямо  с  утра  повяжут  и
расколют на первом же допросе... Улавливаешь?
   - Улавливаю, - вздохнул Самсон. В свое время он отсидел шесть лет за  то,
что изувечил своего приятеля, подравшись с ним по  пьяному  делу,  и  теперь
считал себя бывалым человеком. Но убивать людей ему еще не  приходилось,  и,
когда дошло до дела, он почувствовал себя крайне неуютно.
   Он выключил телефон, убрал его в карман и посмотрел на Бориса.  Перельман
тихо всхлипывал, упираясь мордой  в  стол,  и  Самсон,  пользуясь  тем,  что
пленник его не видит, указал на него глазами и сделал красноречивый  жест  -
чиркнул себя по кадыку отставленным в сторону большим пальцем.
   У Бориса округлились глаза: к такому  повороту  он  тоже  не  был  готов.
Самсон снова вздохнул и  оторвал  от  катушки  новый  кусок  клейкой  ленты.
Услышав знакомый звук, Перельман снова вздрогнул  и  поднял  голову.  Самсон
воспользовался этим и ловко  заклеил  ему  рот.  Теперь,  когда  беспомощная
жертва лишилась возможности кричать, можно было поговорить.
   - Петрович велел его убрать, - сказал Самсон.
   - Блин, - пробормотал Борис.
   - А ты чего хотел? - с насмешкой спросил Самсон, очень довольный тем, что
подельник трусит даже больше,  чем  он  сам.  -  После  такой  милой  беседы
отпускать  его  нам  не  резон.  Да  заткнись   ты,   петушина,   не   мешай
разговаривать! - прикрикнул он на Перельмана, который извивался и  мычал  на
столе.
   - Н-не знаю, - неуверенно промямлил Борис. - Ну, если надо, кончай его..,
как-нибудь.
   - И откуда ты такой умный? - удивился Самсон.  -  Кончать,  да?  А  ты  в
сторонке постоишь, посмотришь... Или, может быть, вообще домой пойдешь, чтоб
не мараться? Короче, братан, бери его за патлы и держи покрепче, чтоб башкой
не дергал. Щас мы его, муфлона, сделаем без шума и пыли...
   Позеленевший Борис навалился на Перельмана, схватил его  одной  рукой  за
волосы, а другой за подбородок и задрал его голову как  можно  выше.  Самсон
оторвал еще один кусок  пластыря,  но  посмотрел  на  Перельмана  и  отложил
пластырь в сторону. Пошарив глазами по сторонам, он подобрал  валявшиеся  на
полу трусы Михаила Александровича и тщательно,  сильно  нажимая,  вытер  ему
мокрые щеки и нос.
   - Пластырь не возьмется, - объяснил он Борису  и  тут  же  одним  быстрым
движением залепил Перельману ноздри.
   Перельман забился, как выброшенная на берег рыба.
   - Держи, сука! - зарычал Самсон на  приятеля,  увидев,  что  тот  ослабил
хватку. - Дело надо делать до конца, а то  потом  опять  начинать  придется.
Держи крепче!
   Он налепил на ноздри Перельмана еще три или четыре полосы клейкой  ленты,
прежде чем остался доволен результатами своей работы. К этому  времени  лицо
пленника приобрело фантастический  багровый  оттенок,  глаза  выкатились  из
орбит, а бился он так, что казалось,  еще  немного  -  и  не  выдержат  либо
веревки, либо стол.
   - Оставь его, - сказал Самсон. - Аида на кухню, перекурим. Потом вернемся
и оформим все как положено.
   Для верности они выкурили по две сигареты  подряд,  хотя  обоим  хотелось
поскорее  покончить  со  своим  неаппетитным  делом.  Лицо  Бориса  все  еще
сохраняло неприятный зеленоватый оттенок,  да  и  Самсон  выглядел  немногим
лучше. Доносившиеся из гостиной мычание и  глухая  возня  скоро  стихли,  но
приятели еще долго не решались войти в комнату, чтобы убедиться в  том,  что
дело сделано.
   - Пошли, - сказал наконец Борис. - Надо кончать  и  сваливать  отсюда  на
хрен, пока я с ним рядышком не лег.
   Они отвязали труп от стола, освободили его лицо от липкой  ленты,  одели,
брезгливо морщась, и отнесли на кухню,  положив  возле  газовой  плиты  так,
чтобы голова оказалась в открытой духовке. Самсон открыл все пять кранов,  и
газ со свистом начал растекаться по кухне. Борис  взял  в  гостиной  тяжелую
сумку, засунул в карман катушку с лентой и снятые с лица Перельмана  обрывки
и вместе с Самсоном покинул квартиру учителя, испытывая огромное облегчение.
Глава 13
 
   Дорогин открыл глаза, уперся  ладонями  в  шершавый  асфальт  и  сел.  Он
отлично помнил, где находится и что с  ним  произошло,  и  хотел  продолжать
погоню, но его голова явно была с этим не согласна.  Она  страшно  болела  и
кружилась так, что время от времени он переставал понимать, где у него верх,
а где низ. "Здорово он меня гвозданул", - подумал Муму и все-таки  попытался
встать. Эта неудачная попытка отняла у него остаток  сил,  и  он  привалился
спиной к шероховатой стене дома.
   - Эй, земляк, - позвал его кто-то, -  ты  как,  очухался?  "Скорую"  тебе
вызвать?
   Дорогин с трудом перекатил тяжелые, как свинцовые  шары,  глаза  влево  и
увидел сидевшего перед ним  на  корточках  мужчину  в  спортивных  брюках  с
лампасами, нательной майке без рукавов  и  в  домашних  шлепанцах.  Грудь  у
мужчины густо заросла жестким черным  волосом,  и  от  вида  этой  кучерявой
шерсти Дорогина почему-то замутило.  Он  отвел  взгляд  от  мужчины  и  стал
смотреть в землю, борясь с тошнотой.
   - Ты кто? - спросил он первое, что пришло в голову.
   - Да Белкиной сосед, - охотно сообщил мужчина. - Она как заорала, я и  не
заметил, как на лестнице оказался. Смотрю, на  площадке  никого,  все  двери
закрыты, а потом  внизу  стекло  посыпалось...  Крепкая  у  тебя  черепушка,
земляк. Знаешь, чем он тебя причесал? Глянь-ка.
   Дорогин услышал приглушенный металлический лязг  и  увидел  возле  самого
своего лица большой газовый ключ с тяжелой сизой  головкой.  Ему  вспомнился
тусклый отблеск уличного фонаря на каком-то металлическом предмете,  который
стремительно и неотвратимо приближался к нему из темноты, и он как-то  сразу
понял и ощутил, что болит у него не просто голова,  а  ее  правая  половина,
которая, как ему показалась,  целиком  превратилась  в  мерно  пульсирующую,
налитую кровью гулю.
   - Ой-е... - сказал он, морщась от  боли.  -  Вот  гад...  Давно  я  здесь
валяюсь?
   - Да минут десять уже,  -  ответил  мужчина,  зябко  ежась  от  вечернего
холодка. - Ну, может, не десять, а семь... Сиди,  сиди,  его  теперь  уж  не
догонишь. Я нарочно никуда звонить не стал, ждал, пока ты  очухаешься.  Мало
ли из-за чего под Варькиной дверью драка может случиться! Она баба приятная,
умная, но баба все ж таки, да и характер у нее веселый... Не поделили вы ее,
что ли?
   - Вроде того, - расплывчато ответил  Дорогин.  Он  понемногу  приходил  в
себя. - С Варварой все в порядке?
   - А что ей сделается? Да вон она сама, несется на всех парах!
   Сергей повернул голову и посмотрел вдоль стены дома в  сторону  подъезда,
где жила Варвара. Он увидел какой-то смутный силуэт, который  приближался  к
ним. Когда  бегущий  человек  попадал  в  падавшие  из  окон  полосы  света,
становилось видно, что это действительно Варвара и что  она  на  самом  деле
торопится изо всех сил.
   Варвара добежала наконец до места,  где  отдыхал  после  своей  неудачной
погони Дорогин, и присела на корточки. В  руке  у  нее  Сергей  с  некоторым
изумлением разглядел пистолет -  тот  самый,  который  он  отнял  у  Бориса,
казалось, сто лет назад и оставил Варваре для самообороны.
   - Живой? - выдохнула Варвара, хватая  его  за  руку.  -  Господи,  как  я
перепугалась!
   - Как ты перепугалась, слышал весь  дом,  -  сообщил  Варваре  ее  сосед,
который все еще не  заметил,  что  Белкина  вооружена.  -  Это  было  почище
пожарной сирены.
   Белкина открыла рот, чтобы ответить, но тут  Дорогин  крепко  стиснул  ее
ладонь и твердо взглянул ей прямо в лицо:  общительному  соседу  было  вовсе
необязательно знать подробности ночного происшествия. Этот многозначительный
взгляд остался без ответа, поскольку в темноте Варвара не  могла  разглядеть
выражения лица Дорогина, но его рукопожатие было достаточно красноречивым, и
Белкина, которая в силу своих профессиональных обязанностей не раз бывала  в
острых ситуациях, мгновенно сообразила, что к чему.
   - А, Юрик, - сказала она, делая вид, что только сейчас заметила соседа. -
Привет. Извини, что тебе из-за меня пришлось побегать.
   - Ради такой женщины можно  хоть  сто  километров  пробежать,  -  ответил
галантный Юрик, зябко потирая ладонями голые плечи. -  Ради  тебя,  Варвара,
можно даже железкой по кумполу получить. Я бы, например, не отказался,  лишь
бы цель оправдывала средства.
   - Хорошо, - сказала Варвара, - в следующий раз  получишь,  я  договорюсь.
Помоги мне его поднять.
   - Спокойно, - сказал Дорогин. - Не надо, ребята, я сам.
   В  голове  у  него  немного  прояснилось,   и   он   действительно   смог
самостоятельно  подняться  на  ноги,  придерживаясь  при  этом   за   стену.
Оказалось, что все не  так  страшно,  как  представлялось  поначалу.  Голова
болела по-прежнему, и на ней  повыше  правого  виска  вздулась  внушительная
шишка. Кожа в этом месте была рассечена и кровоточила,  но  череп,  судя  по
всему, был  цел  и  невредим,  и  никакой  опасности  для  жизни  полученная
Дорогиным травма не представляла.
   "Вот стервец, - подумал он о человеке,  который  наградил  его  увесистым
ударом. - Попади он сантиметра на три, на четыре ниже, и мне бы сейчас ни  о
чем не надо было думать..."
   - Ну что, Ромео, - спросил Юрик, который, похоже, окончательно замерз,  -
сам добредешь или все-таки помочь?
   - Сам, - сказал Муму. - Спасибо, друг. Дальше я сам.
   - Это понятно, - вздохнул Юрик. - Дальше-то поприятнее будет. Ну тогда  я
пошел, пока меня какая-нибудь инфлюэнца не одолела.
   - Хороший у  тебя  сосед,  -  сказал  Варваре  Дорогин,  когда  Юрик,  не
переставая растираться и  смешно  семеня  по  асфальту  обутыми  в  домашние
шлепанцы ногами, скрылся в подъезде.
   - Чем же это он такой хороший?  -  спросила  Белкина,  на  всякий  случай
придерживая его за талию.
   - Твой вопль наверняка слышал весь подъезд, - пояснил Муму, - а  выскочил
он один.
   - Просто он, во-первых, не женат, -  равнодушно  ответила  Варвара,  -  а
значит, поймать его за штаны и  не  пустить  на  поиски  неприятностей  было
просто некому. А во-вторых, он уже второй год пытается подбить мне клинья.
   - Его можно понять, - сказал Сергей. - Слушай, Варвара, можно  я  немного
посижу у тебя? До сих пор звездочки перед глазами  летают.  Хорошо  он  меня
долбанул, от всей души. Ты его разглядела?
   По дороге от угла дома до своего  подъезда  Варвара  подробно  рассказала
Сергею, что произошло на лестничной площадке перед ее дверью,  и  попыталась
описать внешность нападавшего. Это описание  не  дало  Дорогину  практически
ничего:  телогрейка,  трикотажная  маска  с  прорезями  для  глаз,   джинсы,
кроссовки, рост немного выше среднего, широкие плечи... Под  такое  описание
мог подойти кто угодно.
   - Подумай, Варвара, - сказал Дорогин, поднимаясь по лестнице. - У тебя же
профессиональная наблюдательность и память, как у компьютера. Должно же быть
что-то, что отличает этого типа от миллионов других. Цвет глаз, например...
   - Какой цвет глаз, когда он был в очках! - раздраженно ответила Варвара и
махнула рукой с зажатым в ней пистолетом. Дорогин заметил, что  на  сей  раз
оружие стоит на боевом взводе, и осторожно отобрал у Варвары пистолет.
   -  Очки,  говоришь?  -  задумчиво  переспросил  он,  ставя  пистолет   на
предохранитель и засовывая его за пояс. - А тебе не кажется,  что  очки  все
объясняют?
   - Что могут объяснять очки? - сердито проворчала Белкина,  отпирая  дверь
своей квартиры. - В этом городе черт знает сколько мужиков  носят  очки,  не
говоря уже о том, что телогрейку может надеть любой дурак.
   - Но только у одного из очкариков были причины  желать  твоей  смерти,  -
напомнил Дорогин,  входя  в  ярко  освещенную  прихожую.  В  квартире  стоял
знакомый запах. Пахло Варварой: дорогими духами,  табачным  дымом,  кофе.  -
Именно сегодня и  именно  твоей.  Или  ты  все-таки  думаешь,  что  это  был
сексуальный  маньяк   из   числа   твоих   поклонников?   Или   охотник   на
знаменитостей?
   Он с облегчением упал в кожаное кресло и  снова  пощупал  раскалывающуюся
голову. Когда после этого он посмотрел на свои пальцы, они были в крови.
   - Черт, - сказал он, - надо идти в ванную...
   - Сиди, - прикрикнула на него Варвара. - Я сама все сделаю. У Тамары  это
получилось бы профессиональнее, но я все-таки  баба.  У  баб  это  в  крови,
наверное.
   - Что именно?
   - Быть сестрами милосердия. Собирать вас, дураков, по  кускам,  когда  вы
встрянете в очередную драку.
   Она  сбегала  в  ванную,  громко  стуча  каблуками,  вернулась  с  мокрым
полотенцем и принялась осторожно убирать кровь со  щеки  и  виска  Дорогина.
Когда она коснулась гули, Муму вздрогнул и тихонько зашипел сквозь зубы.
   - В крови у вас не только это, - сказал он.  -  Ты  забыла  сказать,  что
зачастую драки, после которых нас, дураков, приходится собирать  по  кускам,
происходят, как пел Шуфутинский, "за милых  дам".  Слушай,  а  йодом  мазать
обязательно?
   - Трус, - презрительно сказала Варвара.  -  Сиди  и  не  дергайся.  Йодом
мазать обязательно, иначе начнется заражение крови. Это будет  уникальнейший
случай в медицинской практике - гангрена головы. Придется ампутировать. А на
что годен мужчина без головы? Ни поцеловать его, ни пощечину отвесить, когда
он руки распускает... Я сказала, не дергайся! Скажи лучше,  что  ты  имел  в
виду, когда говорил, что очки все объясняют.
   Она приложила к ране сложенный в  несколько  раз  кусок  марли,  покрытый
какой-то липкой и очень  холодной  мазью,  с  сомнением  повертела  в  руках
катушку пластыря, решительно бросила ее обратно в аптечку  и  вынула  оттуда
моток бинта в вощеной бумаге.
   - Не прикидывайся дурочкой, Варвара, - сказал Дорогин. Он закрыл глаза  и
откинулся на спинку кресла, целиком отдавшись во  власть  Белкиной,  которая
пыталась соорудить у него на  голове  повязку.  Видимо,  того,  что  было  у
Варвары в крови, оказалось недостаточно: повязка у нее никак не  получалась.
- Голова у тебя работает не хуже моей,  так  что  не  надо,  как  говорится,
лепить горбатого. Или ты тренируешься перед допросом в милиции?
   - Никакой милиции и никаких допросов не будет до тех пор, пока статья  не
будет опубликована, - железным голосом отчеканила Варвара. - А  если  будут,
то о сервизе Фаберже я не скажу ни слова. Я не скажу, и ты тоже не  скажешь,
иначе я тебя знать не желаю. Понял?
   - Понял, - ответил Муму. - Интересно, как бы ты себя повела, если  бы  он
все-таки проломил мне череп? Собственно, это уже неважно. Второго  покушения
не будет. Пока мы с тобой тут беседуем, этот тип уже гонит прочь  из  Москвы
со всей скоростью, на которую способен. И сервиз с ним. Он понимает, что  мы
его вычислили, понимает, что теперь сервиз ему не продать,  и  он  наверняка
решил распилить его на куски, переплавить и получить за свои  старания  хоть
что-нибудь...
   - Прекрати, - сказала Варвара, но было видно, что она слегка растерялась.
- Что ты каркаешь? Журналистка Белкина, забыв о гражданском долге  в  погоне
за сенсацией,  стала  пособницей  преступника...  Развел  здесь  профсоюзное
собрание! Ты и вправду считаешь, что на меня напали из-за сервиза?  Что  это
был Перельман?
   - А ты придерживаешься иного мнения? - спросил Дорогин. - Ты думаешь, что
ему была нужна твоя сумочка?
   Белкина не  ответила.  Она  затянула  бинт  узлом  на  затылке  Дорогина,
разогнулась  и  отошла  к  бару.  В  стуке  ее  каблуков   Сергею   чудилось
неодобрение. Ну еще бы, подумал он, борясь с наваливающейся дремотой. Я ведь
предлагаю ей отказаться от по-настоящему интересного расследования, передать
сенсацию в руки уголовного розыска. А в милиции, помимо сыскарей, есть еще и
пресс-служба,  и  просто   болтуны,   которые   могут   растрепать   новость
коллегам-журналистам...
   Перед  его  лицом  возник  широкий  бокал,  на  дне  которого  плескалась
прозрачная жидкость благородного коричневого оттенка. Дорогин потянул  носом
и удовлетворенно шевельнул бровями: Варвара знала толк в выпивке, и  деньги,
которые она выманила у Якубовского, были потрачены не напрасно - по  крайней
мере, какая-то их часть.
   Он принял бокал и сделал маленький гло