в дочери годятся.
   - Я только смотрю.
   - Это и есть старость, нечего смотреть, если ты им ничего дать не можешь.
   - Ты посмотри, какие бедра! - восхищался Паша.
   Если бы он сидел за рулем, то не удержался бы и просигналил.
   - Хочешь, высажу, познакомишься, - предложил Сергей.
   - Нет, мне только посмотреть, - Пашка облизнулся и помахал девушке рукой.
   Та легкомысленно махнула в ответ и приподняла черные очки.
   - Нет, - поморщился Разлука, - глаза у нее злые, с ней бы у меня любви не
получилось. С виду вкусная, привлекательная, а взгляд холодный. Такие только
дразнятся, на самом деле лишь о себе и о деньгах думают.
   - Ну и не трать на нее зря слюнку, - Дорогин прибавил скорость.
   - Вот и кончилась Россия, - проговорил Паша  Разлука,  глядя  на  длинную
очередь у  контрольно-пропускного  пункта.  Торчать  нам  здесь  до  второго
пришествия.
   - Не боись, прорвемся, - пообещал Дорогин и  ловко  пристроился  в  хвост
зеленому УАЗу, который под прикрытием милицейского начальства  пробирался  к
шлагбауму в обход очереди. Черный ?мерседес? попробовал было пристроиться за
ним, но Дорогин так плотно прижал свой ?фольксваген? к УАЗу, что  вклиниться
между ними было уже  невозможно.  Милицейского  начальника  возмутил  наглый
маневр Дорогина, он решил сначала миновать очередь, а  затем  разобраться  с
нарушителем, иначе начнутся столпотворение, крики, выяснение отношений.
   - Окно подыми, пока кто-нибудь тебе гнилым фруктом в голову не запустил.
   У  самого   шлагбаума   машины   остановились.   Майор   милиции   обежал
темно-зеленый УАЗ и бросился к Дорогину.
   - Ты куда прешь?! - закричал он.
   Темно-зеленым УАЗом уже занялись пограничники.
   - Границу переехать надо, - спокойно ответил Сергей.
   - Всем надо, - кричал милиционер, показывая на автомобильную очередь.
   - Он чем лучше? - спросил Муму, указывая на УАЗ.
   - Раз пропускаем вне очереди, значит, у него на это есть право.
   Сергей привычно потянулся к карману. Криков и скандалов он не любил. Но в
последний момент передумал  давать  взятку.  Принципы  есть  принципы.  Если
везешь гуманитарку детям, то почему  ты  еще  должен  приплачивать  людям  в
форме? Как всякий человек, отсидевший в тюрьме, Дорогин  милицию  не  любил,
хотя и понимал, что среди них тоже попадаются пристойные люди.
   - Послушай, майор, - Сергей попытался изобразить подобие улыбки. - У меня
стоять в очереди времени нет.
   - Это еще почему?!
   - Груз у меня такой.
   - Скоропортящийся, - усмехнулся майор, предчувствуя, что  сейчас  получит
взятку.
   - Подарки везу, ждут их сильно, к сроку успеть надо.
   - Полная машина подарков? Бабе, что ли, гостинцы к дню рождения везешь?
   - Детям. Дом есть сиротский в Гудауте. Мы  с  приятелем  в  нем  выросли,
теперь детям подарки везем. Не могу я тебе  за  это  платить,  лучше  я  эту
двадцатку, - и Дорогин вытащил купюру, захрустев ею,  -  директору  детского
дома отдам, пусть он детям еды немного купит.
   Майор, давно привыкший к тому, что никто не видит в нем человека, опешил,
затем расплылся в улыбке.
   - Не врешь?!
   - Гадом буду, - и Дорогин потянулся за папкой с документами.
   - Верю, такими вещами не шутят, - майор поднес ладонь к козырьку фуражки.
- Святое дело, придется  пропустить,  -  милиционер  замешкался,  порылся  в
карманах, вытащил мятую зеленую двадцатку. - И от меня детям деньги передай,
пусть конфеты или что там еще им директор купит. Скажешь, от майора Зязюли.
   - Они вас знают?
   - Откуда им знать? Скажи, есть такой майор на границе.
   - Зато теперь знать будут, что есть на свете щедрый милицейский майор.
   - Эй, долго вы там? - закричал милиционер пограничникам. - И  эту  машину
без очереди пропустить, долго не держать.
   Паша Матюхов смотрел на Дорогина, как смотрят на фокусника.
   - Чего таращишься?
   - Первый раз вижу, чтобы мент деньги не брал, а давал.
   - Не умеешь ты с людьми разговаривать.
   - Наверное, и этот эпизод я перед  смертью  вспомню,  -  рассмеялся  Паша
Разлука. - Расскажу кому-нибудь - не поверят.
   Банковский броневик Дорогин нагнал уже за  поворотом.  Тот  шел  довольно
лихо.
   - Шофер у них хороший, - похвалил Сергей, - я бы на  его  месте  тут  так
быстро не мчался: яма на ямине, поворот за поворотом. Но  я  бы  его  и  тут
обогнал, - похвастался Дорогин.
   - В чем же дело? - оживился Пашка,  обрадованный  тому,  что  они  смогут
утереть местным нос.
   - Я же сказал, шофер у них хороший. Он в раж войдет, я заведусь, гонки на
шоссе устроим, а это незачем.
   - Тогда пропусти человека вперед, чего на хвосте у него висеть?  -  Пашка
взглянул на часы. - Часа три-четыре  -  и  будем  в  Гудауте.  То-то  ребята
обрадуются. Наше с тобой подаяние - капля в море, - Пашка поднес руку к лицу
и стер белое пятнышко, оставшееся от высохшей капли морской воды. -  Море..,
запах, к которому привык с детства.

***

   Московские инкассаторы, сидевшие в банковском УАЗе, на  время  прекратили
игру в карты.
   - Не нравится мне тот  ?фольксваген?,  на  хвост  сел  и  не  отстает,  -
вздохнул ТТТитпло.
   Борис Скачков прильнул к стеклу, с минуту разглядывал Дорогина.
   - Нет, не бандиты.
   - У них это на лбу написано?
   - Я по глазам вижу, даже если они в черных очках, - усмехнулся Борис.
   - Чего же тогда за нами тащатся, словно на буксире?
   - Скучно на пустой дороге, вот и тянет людей друг к другу.
   - Скажи водиле, чтобы газ прибавил.
   - Тише едешь - целее будешь, - напомнил Скачков.
   После поворота Дорогин сбросил  скорость  и  дал  УАЗу  уйти  вперед.  Он
чувствовал,  что  водитель  машины  нервничает,  правда,  не  знал   почему.
Банковский броневик выглядел самым обыкновенным автомобилем. И  вскоре  Паша
уже мог созерцать УАЗ, проплывающий у них чуть ли не над  самой  головой  по
второму витку серпантина.
   - У меня скоро голова закружится, - Пашка боязливо посматривал в окно, за
которым простиралась пропасть. - Улетишь туда, и хрен тебя кто поднимет.
   - И даже не увидит, - напомнил Дорогин. На  дне  пропасти  несколько  раз
блеснула небольшая речка.
   - Засветло вряд ли приедем. Поворот за поворотом,  машина,  натужно  ревя
двигателем, взбиралась в гору.
   - Ты веришь в жизнь после смерти? - неожиданно спросил Пашка.
   - Почему я должен в нее верить?
   - Не должен, но все-таки...
   - Иногда хочется думать, будто там  что-то  такое  есть,  -  сквозь  зубы
проговорил Дорогин. - Я в коме лежал,  отключенный,  можно  сказать,  трупом
был, и кое-что мне мерещилось...
   - Свет в конце тоннеля? - поинтересовался Пашка.
   - И это тоже, но  самое  странное,  когда  находишься  на  грани  смерти,
легкость приходит, ничего у тебя не болит, ничего тебе не надо,  ни  голода,
ни холода, ни жажды не чувствуешь.
   - Даже курить не хочется?
   - Вот этого не  помню,  -  признался  Дорогин,  -  выпить  мне  точно  не
хотелось.
   - Значит, ты еще больший кайф испытывал. Мне тоже, когда очень хорошо, ни
пить не хочется, ни курить. Даже женщина тогда - лишнее. Почти не тянет.
   - Совсем-совсем?
   - Тянет, конечно, но, как бы это выразиться, не обязательно мне.
   - Понимаю, - согласился Дорогин. - Мне тогда тоже не до женщины  было,  я
не знал, день на дворе или ночь... Зато возвращение  оказалось  трудным.  Из
полного кайфа попадаешь в адскую боль. Если до этого мне казалось,  что  все
мне подвластно, все под силу, то потом ноги приходилось руками переставлять.
Бог меня миловал, - он на всякий случай  сплюнул  через  левое  плечо,  -  я
иногда даже завидую, что  у  людей  легкая  смерть  случается:  инсульт  или
инфаркт. Здоровый был, ходил, смеялся. Мгновение боли - и ты на  том  свете.
Это как затянувшееся прощание с друзьями. Решил уходить - значит, уходи.

***

   Тем временем темно-зеленый УАЗ-автобус забрался на два  витка  выше,  чем
?фольксваген?, и медленно полз в гору. Двигатель перегрелся, и водитель то и
дело бросал взгляд на приборы: не остановиться ли, переждать, пока двигатель
остынет. Но инструкция запрещала остановки в пути, они  разрешались  лишь  в
крайнем случае: если поломается машина.
   "Если хочу засветло добраться, придется ехать?, - решил водитель.
   Горная дорога его не пугала, привык ездить по ним каждый  день.  Он  знал
здесь  каждый  поворот,  каждый  кустик,  каждое  опасное  место,  где  были
камнепады.
   "Если бы дождь шел, - подумал водитель, - я  бы  тут  не  проехал?,  -  и
взглянул на еле приметную сейчас ложбину между двумя скалами. Во время ливня
тут тек бурный поток и обрушивался на дорогу с высоты десяти  метров.  Вода,
смешанная с грязью, несла в  себе  обломки  деревьев,  камни,  иногда  после
сильного ливня здесь нельзя было проехать несколько дней. В прежние  времена
заносы расчищали техникой, теперь водителям  самим  приходилось  прокапывать
себе дорогу лопатами.
   "Все-таки остановлюсь, - решил водитель, - накроется двигатель - придется
ночевать на дороге. Дотяну до площадки."
   Инкассаторы,    убаюканные    монотонным    ревом    двигателя,    лениво
перебрасывались в карты. Даже денежные ставки не спасали от зевоты.  Скачков
немного оживился.  Карта  пришла  лучше  некуда,  он  старался  скрыть  это,
сморщился и притворно пожаловался коллегам:
   - Не везет в картах, значит, повезет в любви.
   - Совсем не обязательно, - заметил Шишло.  -  Один  раз  я  проиграл  всю
зарплату за один вечер. Друзья, спасибо им, напоили меня на свои, иначе бы с
ума сошел. Пришел домой, жена - в истерику. Ушла, вернулась лишь  через  два
месяца.
   - Сама вернулась?
   - Нет, я на коленях к ней приполз, умолял.
   - Я тебе про любовь, а ты мне про жену.
   - Разве жену нельзя любить? Скачков задумался.
   - Это другая любовь.
   - Так мы и не искупались, - вздохнул Высоцкий, понимая, что этот кон  ему
не выиграть.

***

   Шпит со своего места первым заметил внизу  на  дороге  банковский  УАЗик,
поднял руку, давая знак Садко и Лебедю, чтобы те приготовились. На Давида он
особенно не рассчитывал. Тому могло взбрести в голову что  угодно.  С  собой
Шпит его взял лишь затем, чтобы повязать кровью, чтобы потом не  было  охоты
болтать, откуда взялись деньги.
   Лебедь кивнул  и  положил  автомат  на  железобетонный  бордюр,  закурил.
Затягивался жадно,  глубоко,  словно  курил  последний  раз  в  жизни.  Шпит
погрозил ему кулаком. Лебедь показал на циферблат часов, мол, успею.  Садко,
отличавшийся флегматизмом, сидел, почесывая грудь  через  рубашку.  Он  даже
что-то тихонько напевал себе под нос,  успокаивая  нервы.  Наконец  и  Давид
расслышал шум двигателя, выглянул из укрытия. Встретился взглядом со Шпитом,
тот кивнул, мол, готовься, и ткнул пальцем себя в грудь.
   - Я стреляю первым. Когда машина остановится, придет ваша очередь.
   Давид нервно сглотнул слюну, внезапно наполнившую рот.
   УАЗ выполз из-за поворота совсем медленно, на последнем  издыхании.  Шпит
увидел напряженное лицо водителя, нервно  сжатые  губы,  приподнял  автомат,
задержал дыхание, про себя сосчитал ?раз, два, три?, плавно нажал на  спуск,
и из  подствольника  с  шумом  вылетела  граната.  Шпит  качнулся  и  обмер,
почувствовав отдачу в грудь. Еще немного, и его сбросило бы со скалы.
   Шпиту казалось, что граната летит медленно-медленно, как бывает  в  кино.
Мир словно застыл в эти мгновения. Не  шелохнутся  деревья,  не  промелькнет
птица. Яркий сноп огня вспыхнул между фар УАЗа, посыпалось  лобовое  стекло,
двигатель чихнул и замолк. Водитель упал  окровавленным  лицом  на  баранку.
Клаксон коротко просигналил. Еще несколько метров машина по  инерции  шла  в
гору, затем замерла, качнулась и со скрежетом покатилась вниз. Водитель  был
мертв.
   Такого поворота событий Шпит не  предвидел.  Автомобиль  с  деньгами  мог
снести ограждение и оказаться в пропасти.
   - По колесам стреляй, по колесам,  -  кричал  он  Лебедю,  выскакивая  из
укрытия.
   Лебедь поднялся в полный рост и дал  по  задним  колесам  машины  длинную
очередь, выпустив половину рожка.
   Борис Скачков, которого взрывом отбросило на пол машины, сумел подняться,
схватил автомат и, выставив ствол в специально прорезанную  бойницу,  наугад
выпустил очередь.
   Воздух с шипением вырывался из покрышек, но машина  продолжала  катиться,
задний бампер ударил в бетонный бордюр, УАЗ развернуло, и он замер.
   Давид уже бежал по шоссе, абсолютно забыв о  том,  что  вооружен.  Садко,
Лебедь, Шпит расстреливали УАЗ, пули пробивали жестяную обшивку.
   - Выше бери, выше, - кричал Шпит, - не то бензобак зацепишь, взорвется.
   Борис Скачков видел, как, обливаясь кровью, упал на сиденье Шишло, так  и
не успевший сделать ни единого выстрела, как Высоцкий,  продолжая  стрелять,
осел, не выпуская из рук автомата.  Борис,  сообразив,  что  бандиты  боятся
стрелять низко, упал на пол и ждал, когда окончится пальба.
   - Хватит, - скомандовал Шпит. Наступила  тишина.  Давид  стоял,  направив
автомат на дверцу автобуса. Пар валил из развороченного радиатора.
   -  Надо  было  ближе  его  подпустить,  -  проговорил  Садко,  глядя   на
искореженный автобус. Еще немного - и он бы в пропасть свалился.
   - Умный ты теперь дело говорить, -  Шпит  осторожно  шагнул  к  машине  и
остановился. - Иди, дверцу открой, - бросил он Лебедю.
   - Думаю, она изнутри заперта.
   - Окна разбиты, до ручки дотянешься.  Бандиты  переглянулись,  никому  не
хотелось подставлять голову под  пули.  И  тут,  на  удивление  всем,  Давид
подошел к машине, высоко поднял автомат и сунул его в окно, затем заглянул в
салон. Он успел увидеть искаженное злостью лицо Бориса Скачкова и  несколько
вспышек - пули, пробив жесть, унеслись в небо.
   Давид, тяжело  дыша,  сидел  на  корточках  у  заднего  колеса  и  боялся
пошевелиться.
   - Черт, - пробормотал Шпит и знаком  показал  Лебедю,  чтобы  тот  обошел
машину с другой стороны.
   Когда бандит оказался между бордюром и УАЗом, Давид  постучал  в  обшивку
стволом автомата, держа его за приклад в вытянутой руке. Второй раз попадать
под пули ему не хотелось. Борис резко  направил  на  звук  автомат.  В  этот
момент Лебедь выпрямился и выпустил очередь ему в спину.
   - Кажется, готов, - крикнул он Шпиту.
   - Точно, готов, - подтвердил Давид. И, не дожидаясь, пока Лебедь  отойдет
от машины, выпустил очередь в замок, дернул ручку, дверца открылась.
   - Три трупа.
   - Четыре, - напомнил Шпит.
   Кровь из разбитой головы мертвого водителя капала на асфальт.
   Садко уже сидел возле сейфа, пытаясь расковырять отмычкой замок.
   - Ни хрена не удастся открыть, - скрипя зубами, прохрипел он.
   - Попробуй еще, - посоветовал Шпит, которому не хотелось  пускать  в  ход
взрывчатку.
   Давид забрался в броневик, оттолкнул Садко,  быстро  скатал  из  пластида
колбаску длиной сантиметров 25, приклеил ее  к  сейфу  по  периметру  замка,
воткнул в мягкую взрывчатку детонатор с коротким отростком бикфордова шнура.
   - Ты бы хоть с нами посоветовался, - пробурчал Шпит и торопливо отошел от
машины.
   Дважды Давид выронил зажигалку из трясущихся  пальцев.  Наконец  дрожащий
язычок пламени лизнул косо срезанный конец огнепроводного шнура. Из  розовой
оплетки посыпались искры. Давид  сидел  на  корточках,  словно  завороженный
глядя на искрящийся не хуже бенгальского огня шнур.
   - Он что, с ума сошел?! - крикнул Лебедь. - Сейчас же рванет.
   - Пусть делает что хочет, -  сказал  Садко,  перемахивая  через  бетонный
бордюр и ложась на камень.
   Давид опомнился, когда шнур стал совсем коротким. Выпрыгивая  из  машины,
он еще успел подумать, что прежде, чем взрывать  сейф,  стоило  бы  вытащить
трупы, потому что после взрыва на  полу  будет  кровавое  месиво.  Он  успел
пробежать метров десять  и,  бросившись  лицом  на  асфальт,  закрыл  голову
руками.
   Громыхнуло. Из микроавтобуса вырвало заднюю дверцу. Когда дым  рассеялся,
первым к УАЗу подбежал Шпит, поднял  с  пола  автомат  Скачкова  и,  стволом
сорвав дверцу с сейфа, с облегчением вздохнул. Мешки целые, но  край  одного
из них дымился. Обжигая пальцы, руками  он  принялся  тушить  тлеющий  джут.
Нитки гасли, но тут же загорались от соседних. Ткань расползалась дырками. В
одной из них Шпит уже видел обгоревший край денежной пачки.
   - Воды, у кого есть вода?!
   И как всегда в таких случаях, воды под руками не  оказалось.  Пока  Садко
бегал к УАЗу за минералкой, в мешке образовалась дырка размером с кулак.
   - Держи бутылку!
   Зашипела тлеющая мешковина. Шпит и  Давид  медленно  повернулись  друг  к
другу.
   - Это же баксы, - прошептал Шпит, наклонился  и  вытащил  из  дырки  чуть
обгоревшую у самого края пачку стодолларовых банкнот. - Десять тысяч, Давид.
Полный мешок баксов, - глаза Шпита полыхнули,  он  вытащил  нож  и  разрезал
мешок. Пачки долларов посыпались на мертвого Скачкова, на ботинки Шпита.
   - В крови испачкаются, - сказал Садко, выуживая пачку из лужи крови.
   - И во втором мешке тоже? - с надеждой прошептал Шпит.
   - Не разрезай, потом разберемся, - проговорил Давид, не в силах  оторвать
взгляд от пачек с деньгами.
   - Тут миллионы! - воскликнул Шпит.  В  его  глазах  уже  плясали  искорки
безумия, он вырвал пачку из рук Садко и запихнул в карман.
   - Чего ты?
   - Деньги в машину - и сматываемся.
   - Что делать с УАЗом?
   - Бросаем здесь.
   - Может, лучше сбросить в пропасть?
   - Некогда, уходим.
   И тут из-за поворота показался белый ?фольксваген?.

***

   Дорогин  увидел  изрешеченный   выстрелами   УАЗ,   четырех   вооруженных
автоматами мужчин, один из них держал перед собой охапку окровавленных пачек
с долларами, пачки сыпались на асфальт сквозь пальцы. Сергей резко нажал  на
тормоза, переключил рычаг скорости на задний ход. Пашка не успел сообразить,
что происходит на дороге.
   Давид растерялся. Первым опомнился Шпит, он вскинул автомат.
   - Не стреляй, - крикнул Давид, - они и так уедут.
   Но было уже поздно...
   Хлопок - и граната из  подствольника  полетела  в  ?фольксваген?.  Взрыв,
сыплющееся стекло. Дорогин успел пригнуться и пытался наугад вывернуть руль,
чтобы катившаяся задним ходом машина вписалась в поворот дороги.
   - Пашка, пригнись.
   Разлука не отвечал. Из-под решетки радиатора валил пар, и Дорогин не  мог
разглядеть что случилось с другом.
   - У них нет оружия, - кричал Шпит, - не дайте им уйти, - он  бежал  вслед
за автобусом и стрелял на ходу.
   Садко стал  на  колено  и,  прижав  приклад  к  плечу,  сделал  несколько
выстрелов. Зашипели  передние  колеса,  машину  развернуло  поперек  дороги,
дверца распахнулась.
   Пашка выскочил на шоссе, побежал.
   -  Стой,  -  крикнул  Дорогин,  -  убьют.  Пашка  Разлука  бежал,   часто
оборачиваясь, он видел нацеленные на него два автомата.
   Садко целился аккуратно. Прозвучал выстрел. Пашка  упал,  схватившись  за
грудь. Пуля пробила его навылет. Он медленно перевернулся на  спину,  увидел
скалу, голубое-голубое небо и парящую в нем птицу.
   "Я умираю?, - подумал он, чувствуя, как из тела уходит жизнь. И  тут  ему
вспомнилось, как он вместе с Сергеем Дорогиным в детстве играл на базаре  на
губной гармошке, вспомнил девочку в легком ситцевом платье, которая  слушала
их нехитрое выступление, склонив  голову  к  плечу.  Он  никогда  раньше  не
вспоминал этот эпизод из своей жизни. Вспомнилось все, вплоть до запаха,  до
мягкого стука молотка, доносившегося из киоска по ремонту обуви.
   Над Пашкой Разлукой склонился Шпит, заглянул ему в глаза, ствол  автомата
уперся Матюхову в простреленную грудь.
   - Извини, парень, - проговорил Шпит, - но ты оказался в ненужное время  в
ненужном месте.
   - Я знаю, - прошептал деревенеющими губами Разлука и улыбнулся. Не  Шпиту
и не Дорогину, а девочке из воспоминаний.
   Шпит несколько секунд недоуменно смотрел на раненого Пашку,  затем  нажал
на спуск. Разлука дернулся и замер, застыла улыбка на  губах:  мечтательная,
трогательная, наивная. Так могут улыбаться  лишь  дети  и  очень  счаст