когти,  которые  он  по  рассеянности
оставил дома. У Варвары тоже есть пистолет,  но  соваться  к  Варваре  домой
нельзя: заметят и сядут на хвост, и никакого неожиданного прыжка на спину  у
нас не получится. А получится у нас полная ерунда - пуля в брюхе и  тигриная
шкура на полу перед камином."
   Он посмотрел  на  часы.  День  прошел  как-то  незаметно,  и  солнце  уже
клонилось к закату. Каким бы теплым  и  непривычно  солнечным  ни  был  этот
октябрь, это все-таки был  октябрь,  а  не  апрель,  и  дни  становились  не
длиннее, а короче. Еще полчаса, и будет совсем темно. "Хорошо  бы  добраться
домой засветло,  -  подумал  он.  -  Гонять  по  загородным  шоссе  ночью  -
удовольствие ниже среднего.
   Ни черта не видно, кроме встречных фар. Да еще эта идиотская мода никогда
не выключать дальний свет, появившаяся в последнее время у некоторых излишне
крутых водителей..."
   Ехал он, как всегда, быстро  и,  миновав  знакомый  поворот,  понял,  что
успеет засветло не только добраться до  дома,  но  и  выехать  в  Москву.  О
возможности застать у себя дома засаду он подумал лишь мимоходом и сразу  же
отбросил эту мысль: откуда бандитам было знать, где он живет?
   В десяти минутах езды от  дома  он  увидел  замерший  на  противоположной
обочине  легковой  автомобиль  с  беспомощно  задранным  капотом.  Водитель,
молодой парень в потертых джинсах  и  старой  замшевой  курточке,  шагнул  с
обочины на асфальт, голосуя рукой, в  которой  был  зажат  кусок  резинового
шланга. Машина, еще совсем не  старая  "мазда",  щеголяла  помятым  передним
крылом и разбитой фарой. "Все ясно, - с невольной улыбкой подумал Дорогин. -
Осторожно,  за  рулем  "чайник"...  Успел,  наверное,   половину   двигателя
разобрать, пока заметил, что на приборном щитке горит красная лампочка. Да и
то скорее всего не  сразу  понял,  что  это  означает.  Извини,  парень,  но
возиться с тобой мне сейчас некогда..."
   У молодого человека, который стоял возле "мазды", было  такое  несчастное
лицо, что Дорогин невольно снял ногу с акселератора, замедляя ход. Ему вдруг
вспомнилось, что по этой дороге очень мало ездят. Парень может прождать  всю
ночь. А у него в багажнике канистра бензина на всякий пожарный случай...
   Он затормозил и  задним  ходом  вернулся  к  тому  месту,  где  "загорал"
владелец "мазды". Тот уже бежал навстречу, размахивая своим шлангом.
   - Вот спасибо, - задыхаясь после пробежки,  торопливо  сказал  он,  когда
Дорогин опустил стекло. - Выручай, земляк. Эта зараза, - он кивнул в сторону
машины, - жрет бензин, как реактивный истребитель. Не заметил, как весь  бак
высосала до последней капли. Выручишь, а?
   - Выручу, - сказал Дорогин. - Убери свой  шланг,  возьми  лучше  воронку.
Воронка есть у тебя?
   - Есть, есть, - радостно закивал парень. -  Давай  доставай  канистру,  я
сейчас, мигом.
   Он вприпрыжку бросился через дорогу к своей машине,  даже  не  подумав  о
том, что было бы гораздо логичнее самому отнести туда канистру  с  бензином.
"Совсем ошалел от радости, сосунок", - подумал  Дорогин  и,  пожав  плечами,
выбрался из машины. Водителя "мазды" можно было понять: перспектива провести
здесь ночь или шагать с канистрой в  руке  десять  километров  до  ближайшей
бензоколонки вряд ли могла показаться привлекательной кому бы то ни было. Да
и есть ли она у него, эта канистра...
   Муму открыл багажник и вдруг  услышал  металлический  щелчок.  Этот  звук
долетел не с противоположной стороны дороги, где стояла "мазда",  а  справа,
где вплотную к дороге подступали какие-то полуоблетевшие кусты.  Щелчок  был
совсем негромкий и до боли знакомый.  В  голове  Дорогина  словно  полыхнула
молния,  разом  высветив  всю  картину:  и  то,  что  незнакомой  "мазде"  с
московскими номерами  было  совершенно  нечего  делать  на  дороге,  которая
заканчивалась у дома доктора Рычагова, и то, что прием с якобы закончившимся
бензином уже  затерт  до  дыр  от  частого  употребления,  и  даже  то,  что
прятаться, в сущности, некуда - впереди  были  кусты  и  затаившийся  в  них
стрелок, а позади остался водитель "мазды", тоже наверняка вооруженный.
   Он нырнул вперед, прямо под выстрел, и пуля прошла у  него  над  головой,
безобидно щелкнув в сосновый ствол на другой стороне дороги. Муму вскочил на
ноги и сразу же резко вильнул в сторону, на  долю  секунды  опередив  второй
выстрел.  Он  засек  вспышку,  которая  сверкнула  в  кустах  немного  левее
первоначально избранного им направления, и бросился  туда.  Сознание  криком
кричало о том, что такая тактика гибельна и что выхода  все  равно  нет,  но
тело опять, как всегда в подобных случаях, действовало само по себе.
   Третья пуля свистнула в сантиметре от его щеки, и Муму понял, что стрелку
не хватает опыта: он целился в голову, вместо того,  чтобы  сначала  свалить
противника выстрелом в корпус. Пальнуть в голову можно  было  бы  позднее  -
спокойно, без помех... "Это называется  "контрольный  выстрел"",  -  подумал
Дорогин и с треском вломился в кусты.
   Засевший в кустах с пистолетом "Макаров" Самсон не ожидал такого поворота
событий. Ему никогда не приходилось слышать о жертве, которая очертя  голову
бросалась бы прямо на пистолет киллера. Самсон хорошо  помнил,  как  Дорогин
умеет работать руками на ближней дистанции. Он понял, что начинают сбываться
самые плохие его предчувствия, и запаниковал.
   Он дико заорал, чтобы заглушить собственный страх, и  бросился  навстречу
Дорогину. На бегу он еще дважды выпалил из пистолета почти в упор и оба раза
промазал - второй раз из-за того, что споткнулся о какой-то  корень.  Корень
сидел в земле крепко и  не  подался  даже  на  миллиметр.  Самсона  швырнуло
головой вперед, и он понял, что сейчас произойдет, за секунду до  того,  как
кулак Дорогина соприкоснулся с его переносицей.
   Свалив стрелка, Дорогин остановился, схватившись рукой за какую-то ветку.
Со всех сторон с громким шелестом сыпались потревоженные  листья,  цеплялись
за одежду, застревали в  волосах.  Муму  тряхнул  головой,  и  в  это  время
затаившийся в путанице густых ветвей Борис коротко и неумело ткнул его в бок
своим страшным ножом.
   Острое, как бритва, лезвие, которым никогда  не  точили  карандаши  и  не
резали замороженное мясо, беззвучно проникло сквозь одежду, рассекло кожу и,
впиваясь в кость,  скользнуло  вдоль  ребер.  Это  прикосновение  напоминало
ледяной ожог, но на смену холоду тут же пришел жар. Дорогин резко  обернулся
и успел перехватить руку Бориса прежде, чем нож вонзился ему в живот.
   Борис рванулся, но это было равносильно попытке разжать  стальные  тиски.
Они тяжело топтались в густом подлеске,  хрустя  сухими  ветвями,  осыпаемые
водопадами шуршащих серовато-желтых листьев. Дорогин видел перекошенное лицо
противника, его расширенные глаза, слышал его тяжелое дыхание. Перед глазами
маячило блестящее лезвие, запачканное кровью, правый  бок  жгло,  и  горячая
влага стекала по нему вниз, скапливаясь  у  пояса  джинсов.  Направленный  в
темнеющее небо кончик ножа дрогнул и  начал  медленно  клониться  в  сторону
Бориса. Глаза бандита распахнулись  еще  шире:  он  понял,  что  проигрывает
схватку. Лишь теперь до него дошло, что это была не игра, а  именно  схватка
не на жизнь, а на смерть.
   - Убью пидора! - прохрипел он.
   Усилие, которое потребовалось ему,  чтобы  произнести  эту  бессмысленную
угрозу, оказалось решающим. Сломив остатки сопротивления,  Дорогин  завладел
ножом и нанес Борису короткий и страшный удар под нижнюю челюсть.  Блестящее
лезвие вошло в гортань по самую рукоятку, и темневшая на нем кровь  Дорогина
смешалась с кровью Бориса.
   Муму отступил в сторону, одновременно опустив руку с ножом.  Тело  Бориса
соскользнуло с лезвия и, с тяжелым треском ломая кусты, опустилось на землю.
Светлый ковер листвы под ногами мгновенно покраснел.
   - Тварь, - выдохнул Муму, переводя дыхание.
   Он услышал шорох и без раздумий метнул тяжелый нож. Послышался неприятный
плотный хруст. Дорогин увидел в двух шагах от себя Самсона, который стоял на
коленях, все еще держа в вытянутой руке пистолет. Наведенное  в  грудь  Муму
дуло "Макарова" дрогнуло, когда Самсон, опустив голову,  тупо  уставился  на
торчавший из-под его грудины охотничий нож Бориса. Рука с пистолетом по дуге
ушла в сторону. Изо рта Самсона толчком выплеснулась темная кровь. Он  успел
еще раз выстрелить куда-то в лес и упал лицом вниз, загнав нож  еще  глубже.
Дорогин отвел глаза, увидев торчащий из его спины кончик длинного лезвия.
   Он  оглянулся,  не  понимая,  почему  водитель  "мазды"  до  сих  пор  не
набросился на него  сзади.  Откровенно  говоря,  он  совсем  забыл  об  этом
мерзавце с его шлангом. Это была очень опасная забывчивость,  но,  посмотрев
на дорогу, Муму понял, чем она вызвана: "мазда" исчезла без  следа.  Видимо,
ее водитель служил лишь приманкой и предпочел унести ноги от греха подальше,
как только  понял,  что  дело  оборачивается  неожиданной  стороной.  Теперь
Дорогин вспомнил, что за секунду до того, как  Борис  произнес  историческую
фразу, стоившую ему жизни, с шоссе  как  будто  долетел  шум  автомобильного
двигателя. Борис стоял лицом к дороге, так что его слова скорее  всего  были
адресованы не Муму, а водителю.
   - Тварь, - повторил Дорогин и, тяжело пробираясь через кустарник, пошел к
своей машине.
   Он выбрался на асфальт, зажимая  ладонью  широкую  рану  в  правом  боку,
захлопнул багажник, оставив на нем кровавый отпечаток ладони, сел за руль и,
мучительно изогнувшись, ухитрился  вставить  ключ  в  замок  зажигания.  Ему
удалось завести машину, хотя перед глазами все гуще  плавали  черные  пятна.
Чтобы включить передачу, нужно было отнять правую руку от ставшего  холодным
и скользким бока. Он сделал это стиснув зубы, и тут темнота,  словно  только
того и дожидалась, набросилась на него со всех  сторон  и  целиком  затопила
мозг.
 
*** 
 
   Тамара вышла из палаты, держась очень прямо. С того момента, как  Дорогин
пришел в себя и увидел ее у своей постели, она не произнесла ни слова  -  во
всяком случае, ни одного слова, обращенного к нему  лично.  Проводив  Тамару
взглядом,  Сергей  вздохнул:  похоже,  они  поменялись  ролями,   и   теперь
глухонемую изображала она. Да, дела, подумал  он  с  неловкостью.  А  что  я
сделал-то?
   Он сел в постели и пощупал бок. Бок был туго забинтован и  тупо  ныл  под
повязкой. Муму припомнил подробности недавнего сражения  и  поморщился:  все
вышло как-то очень второпях, неожиданно и бестолково. Хуже  всего  было  то,
что он так и не узнал, на кого работали и чего добивались те двое.  Ниточка,
которая была ему так нужна, сама далась ему в руки, а он взял и оборвал  ее,
даже не успев подумать, стоит ли это делать.
   Дверь палаты снова  открылась.  Муму  придал  лицу  выражение  дурашливой
виноватости, но в следующее мгновение ему  сделалось  не  до  шуток:  вместо
Тамары в палате появился полковник Терехов, из-за плеча которого  выглядывал
еще какой-то невзрачный и  смутно  знакомый  тип  в  штатском.  "Круглое,  -
вспомнил Дорогин. - Майор Круглов. Тот  самый,  который  не  захотел  давать
интервью Белкиной и подсунул  ей  вместо  себя  Перельмана.  Он  так  спешил
повязать этих школьников... Теперь небось локти  кусает.  Он  кусает  локти,
Терехов кусает его, а сейчас они вдвоем начнут кусать меня..."
   Кулек с апельсинами, который с торжественным видом  положил  на  тумбочку
полковник, ни на секунду не ввел Дорогина в заблуждение.
   - Допрыгался? - вместо приветствия холодно осведомился полковник. -  Врач
сказал, что, если бы тебя подобрали часом позже, ты был бы уже трупом.
   - Бывает, - осторожно сказал Муму.
   Майор Круглов скромно прошел к окну  и  примостился  на  табуреточке.  Он
достал сигареты, сунул одну в зубы, но тут же, спохватившись, смущенно вынул
ее изо рта и начал заталкивать обратно в пачку.
   - Курите, курите, майор, - сказал ему Дорогин. - Какой смысл иметь блат в
больнице, если не можешь нарушать режим? И мне дайте, а то не допросишься...
   Круглов подошел к постели, угостил его сигаретой и щелкнул зажигалкой. Он
продолжал молчать, предоставив,  по  всей  видимости,  право  разбираться  в
ситуации полковнику Терехову. Дорогин с удовольствием затянулся  дымом  и  с
несколько преувеличенной доброжелательностью уставился  на  полковника.  Его
немного беспокоило присутствие в палате Круглова. Оно означало, что  милиции
каким-то образом  стало  известно  о  его  участии  в  поисках  исчезнувшего
сервиза. Дорогину вспомнился вычитанный в  каком-то  американском  детективе
афоризм, гласивший, что страшны не улики, а их неверная  интерпретация.  "Ну
давай,  -  думал  он,  улыбаясь   полковнику.   -   Чего   тянешь?   Начинай
интерпретировать, черт бы тебя подрал..."
   Полковник заговорил, но сказал он совсем  не  то,  чего  ожидал  от  него
Дорогин.
   - Перестань скалиться, как череп неандертальца, -  проворчал  Терехов.  -
Скажи лучше, что мне теперь с вами делать?
   - С нами? - удивился Дорогин.
   - С тобой и Белкиной. Вы ведете себя как пара  клинических  идиотов.  Вам
что, жить надоело? Я уж не говорю о том, что вы  водите  за  нос  милицию  и
покрываете преступников...
   Ого, подумал Муму. Откуда он все это знает?
   - На, - словно  прочитав  его  мысли,  с  непонятным  отвращением  сказал
полковник. - Ознакомься.
   Он швырнул на одеяло сложенную  газету.  Дорогин  развернул  ее  и  сразу
увидел знакомую фотографию - вернее, целую подборку. Здесь было старое фото,
изображавшее знаменитый сервиз во всей красе, и фото басмановского  чайника,
и даже фотокопия акварельного натюрморта с изображением самовара. Еще  здесь
была фотография скорчившегося на полу  в  луже  крови  школьного  сторожа  и
выведенной на перегородке повыше его головы пентаграммы. Вместе с  набранным
мелким шрифтом текстом все это занимало целый разворот, и  в  конце  статьи,
конечно же, стояло интригующее: "Продолжение следует"...
   Дорогин наискосок пробежал статью глазами, в сердцах скатал газету в  ком
и зашвырнул в дальний угол палаты. Теперь ему  стало  ясно,  почему  Варвара
была такой покладистой и разговаривала с ним таким  подозрительно  спокойным
голосом.
   - Елки-палки, - сказал он. - Какой сегодня день?
   - Четверг, - ответил полковник,  который  разглядывал  его  с  выражением
неодобрительного  любопытства.  -  Газета  только  что  вышла,   если   тебя
интересует именно это.
   - Это, это, - проворчал Дорогин, отбрасывая одеяло и спуская ноги на пол.
   Он встал, прислушиваясь к своим ощущениям. В боку неприятно тянуло, и  он
отзывался на каждое движение резкой болью, как  будто  там  что-то  рвалось.
Голова кружилась - видимо, от потери крови. В остальном все было  нормально,
если  не  считать  отсутствия  брюк.  Из  одежды  на  Дорогине  были  только
застиранные больничные трусы  со  слабой  резинкой  и  желтоватая  нательная
рубаха с черным казенным штампом на подоле.
   - И далеко ты собрался в таком виде? - иронически осведомился Терехов.  -
В следственный изолятор торопишься?
   - Мужики, - сказал Муму, - нужны штаны. Я быстренько. Надо только вывезти
эту сумасшедшую из города. А потом хоть в изолятор, хоть сразу в лагерь.
   - Как тебе  это  нравится?  -  обернувшись  к  майору  Круглову,  спросил
полковник. - Его пришли допрашивать, а он требует организовать ему побег  из
больницы. Это инопланетянин какой-то, ей-богу. Может, тебе  еще  и  пистолет
дать? - осведомился он у Дорогина.
   - Обойдусь, - проворчал Муму, не став упоминать о  том,  что  пистолет  у
него имеется. - Лучше подбросьте меня до дома. А что касается  допроса...  В
статье все написано. Можете рассматривать ее  как  свидетельские  показания.
Подробности, которых там нет, я вам изложу после того, как  вытащу  Варвару.
Могу письменно изложить, а могу и устно.
   В коридоре они, конечно же,  столкнулись  с  Тамарой.  Демонстративно  не
глядя  на  Дорогина,  Солодкина  очень  сухо  и  официально  осведомилась  у
полковника, куда они ведут больного. Полковник попытался отделаться  шуткой,
сказав, что больного ведут в тюрьму, и немедленно  пожалел  об  этом.  "Врач
назначил больному постельный режим, - сказала Тамара,  -  и  если  полковник
Терехов думает, что я позволю кому бы то ни было нарушить  это  предписание,
то он глубоко заблуждается. Полковник  милиции  -  это  не  Господь  Бог,  а
всего-навсего полковник милиции. Вот и командуйте у себя в отделении или где
вы там работаете, пока вас оттуда не уволили за нарушение прав человека..."
   Полковнику пришлось долго  извиняться,  прикладывая  ладонь  к  сердцу  и
разводя руками, прежде  чем  Тамара  немного  успокоилась.  Убедившись,  что
Дорогин вернулся в постель и укрылся  одеялом  до  самого  носа,  она  резко
развернулась на каблуках и вышла из палаты.
   - Ну, Дорогин, - сказал полковник, - я тебе этого не забуду.
   - На каком мы этаже? - спросил Муму.
   - На втором, - ответил  Терехов.  -  Ты  знаешь,  что  по  тебе  психушка
плачет?
   - Все лучше, чем тюрьма, - сказал Дорогин. - Подгоните машину под окно. А
то, если я начну в октябре месяце без штанов вокруг  больницы  бегать,  меня
могут и впрямь в психушку закатать...
   - Обалдеть можно, - сказал молчавший до сих пор майор  Круглов  и  первым
двинулся к выходу из палаты.
   ...Свернув с кольцевой на дорогу, которая вела в сторону Медвежьих  Озер,
Сергей посмотрел в зеркало заднего вида. Дорога позади была  пуста.  Похоже,
ему удалось избавиться от обоих "хвостов" - и милицейского, который следовал
за ним от самого Клина, и того, который  увязался  за  его  машиной  в  двух
кварталах от дома Белкиной. Для этого ему пришлось попотеть, вертя баранку и
ожесточенно работая педалями. Рана в  боку,  судя  по  всему,  открылась,  и
теперь под тугой повязкой было горячо и влажно. Дорогин незаметно дотронулся
до бока и бросил быстрый взгляд на руку. Ладонь была  чистой  -  по  крайней
мере, пока.
   "Да, дела, - в который уже раз за сегодняшний день подумал он. - Опять  я
набезобразничал. Тамара, наверное, рвет и мечет, обнаружив" что я смылся.  И
Терехов тоже рвет и мечет, и по той же причине. А уж как  рвут  и  мечут  те
типы, что "пасли" Варвару, мне даже и подумать страшно. Я сегодня прямо  как
Колобок - и от бабушки ушел, и от дедушки... От зайца ушел, от медведя ушел,
а от лисы уходить не собираюсь. Я ее, рыжую, мордатую,  все  равно  найду  и
слопаю, пока она не слопала меня."
   Бок уже не болел - видимо, все, что могло порваться, там  уже  порвалось.
"Ничего, - подумал Дорогин. - Доберусь до места - отлежусь часок, оклемаюсь.
Антон мужик бывалый. Он мне повязочку поправит, отвара какого-нибудь даст...
Да чего там - отвара! Хороший кусок мяса,  краюха  хлеба  и,  пожалуй,  даже
граммов пятьдесят водочки - вот и все лекарства, которые мне нужны. Даже  не
пятьдесят граммов,  а  сто.  Или  сто  пятьдесят.  Неприятности  с  дорожной
милицией самые мелкие из тех, которые могут мне сейчас угрожать."
   "Чертова баба, -  снова  подумал  он,  покосившись  на  Варвару.  Белкина
выглядела виноватой и испуганной, хотя в тот момент, когда открыла  Дорогину
дверь своей квартиры, никакого испуга на ее лице не было  и  в  помине.  Она
смотрела Дорогину в лицо с дерзким  вызовом,  словно  говорила:  "А  ты  как
думал? Ты что же, поверил, что я сдалась, испугалась? Не тут-то  было!  Нас,
знаете ли, не запугаешь, нам одним телефонным звоночком рот не  заткнешь..."
Этот взгляд вызвал у Сергея острое  желание  съездить  ей  по  шее,  но  его
остановило  сознание  того,  что  Варвара,  в  сущности,  права.  Какими  бы
соображениями  она  ни  руководствовалась,  публикуя  эту  опасную   статью,
объективно ее опус служил борьбе со злом. "Не друг человечества, но враг его
врагов..." Те, кто занимается темными делами, боятся света, а Варвара  взяла
и включила у них под носом даже не фонарик,  а  целый  прожектор.  Стоит  ли
удивляться, что они этим недовольны.