Мешок тяжелый, - сказала Белкина, - ; вон как ему руку оттягивает.
   -  Натуральный  идиот,  -  сказал  Терехов,  тем  не  менее  пребывая   в
напряжении. - Третий, третий, когда он минует вас, берите его сзади,  только
осторожно. Не нравится мне его мешок.
   - Понял.
   Варвара  видела,  как  Черкизян  миновал  двух  молодых  крепких  парней,
стоявших спиной к нему, увидел, как те, переглянувшись, двинулись  вслед  за
террористом. Один из милиционеров на всякий случай сжимал в  руке  пистолет,
второй приготовил наручники.
   Черкизян обернулся, заметил преследователей и нереально быстро побежал по
набережной, но не в направлении памятника, как можно  было  предположить,  а
прямо к черной "Волге",  в  которой  сидел  полковник  Терехов.  Набережная,
казавшаяся спокойной, мгновенно ожила. Со всех сторон  к  террористу  бежали
переодетые сотрудники милиции.
   Он остановился так же  внезапно,  как  и  бросился  бежать,  поставил  на
мостовую белый полотняный мешок и, прежде чем его успели  схватить,  чиркнул
чем-то о коробок и сунул руку в мешок. Затем  упал  на  асфальт  и  обхватил
голову руками.
   Над мешком появился чуть заметный дымок.
   Терехов даже  не  успел  скомандовать  по  рации,  чтобы  его  сотрудники
отходили, все и без этого поняли, что надо  делать,  прятались  за  фонарные
столбы,  за  скамейки,  падали  просто  на  землю   -   ногами   в   сторону
предполагаемого взрыва.  Мешок  дымился  в  каких-то  пятнадцати  метрах  от
"Волги".
   Терехов схватил Белкину, бросил на сиденье и  навалился  на  нее  сверху.
Между спинками передних  сидений  Варвара  видела  то,  что  творится  перед
машиной.
   Она не испытывала страха, лишь любопытство: никогда прежде ее не пытались
взорвать.
   Раздался глухой хлопок, похожий на выстрел, затем  еще  один.  Полотняный
мешок дымил, как паровозная труба, пачками из него вылетали сгоревшие и  еще
только взрывающиеся петарды,  взвивались  синие,  зеленые,  красные  огоньки
фейерверков.
   - Отпустите же меня, - возмутилась  Белкина,  пытаясь  стряхнуть  с  себя
полковника. Тот сел, продолжая сжимать Белкину в объятиях.
   - Вот урод! Он что, хотел петардами памятник взорвать?
   Уже понявшие, что ничего  более  страшного,  чем  петарды  и  ракеты  для
детских забав, в мешке нет, двое милиционеров бросились на Черкизяна  и,  не
дав ему подняться с земли, защелкнули на руках наручники.  Милиционеры  были
злы из-за того, что испугались.
   Еще дымил мешок, еще взрывались последние петарды, а Белкина уже выбежала
из машины и пыталась заговорить с Черкизяном. Тот сиял  от  счастья,  моргал
раскрасневшимися от дыма глазами, ресницы  ему  обожгло,  как  и  волосы  на
голове.
   - Вы пытались взорвать памятник?
   - Да! - радостно закричал Черкизян,  пытаясь  из-за  спины  показать  два
пальца, сложенные в форме первой латинской  буквы  слова  "victoria".  -  Мы
взорвем памятники всем царям, нас много, всех не перевешаете! -  кричал  он,
извиваясь в руках милиционеров.
   Один из них дал ему ребром ладони по шее, и Черкизян жалобно заскулил:
   - Сатрапы! Цепные церберы!
   Террориста  поволокли  к  машине.  Варвара   посмотрела   на   смущенного
полковника Терехова:
   - По-моему, он не в себе.
   - Мне тоже так кажется.
   - Как вы думаете, он начитался ура-патриотической литературы и  свихнулся
или читал ее потому, что был немного не в себе?
   - Не знаю, еще не думал об этом, - немного заикаясь от  волнения,  сказал
полковник, пряча глаза от журналистки. Он уже представлял  себе,  что  может
стать героем очередной статьи - героем комическим.
   - Это происшествие достойно лишь небольшой заметки, - Белкина закурила  и
принялась катать носком туфли обугленный цилиндрик петарды.
   - Придется теперь разбираться, - вздохнул полковник Терехов.
   - Вы держите меня в курсе, - попросила журналистка.  Единственная  мысль,
которая ее грела в связи с происшедшим, это то, что позвонили именно  ей,  а
значит, она знаменита, значит, ее фамилия всплывает в голове прежде  фамилий
других журналистов. А это дорогого стоит.
   - "Новый русский порядок" - солидно звучит. Если это и есть новый русский
порядок, - глядя на грязный, дымящийся мешок и игрушечные  петарды,  сказала
Белкина, - то такой порядок мне нравится. Чем взрывать по-настоящему,  лучше
устраивать хэппининг с фейерверком, дымами и народными  гуляньями.  Хотя,  -
задумалась она, глядя из-под ладони на огромный памятник, - лучше  было  бы,
если бы его взорвали. Во-первых, хороший  информационный  повод,  во-вторых,
пейзаж стал бы пристойнее.
   - Я вас подвезу.
   - Мне хотелось бы поприсутствовать на допросе. Интересно, какие показания
он будет давать?
   - Я вам все расскажу, Варвара. Вы узнаете об этом первой.
   - Хорошо, поверю на слово.
   - Извините, Варвара, что я на вас навалился... Неудобно получилось.
   - Что вы, мне было даже приятно, - улыбнулась Варвара. - Не  каждый  день
на меня так рьяно набрасываются настоящие полковники.
   Терехов приободрился:
   - Я же не знал, что в мешке, хотел спасти вам жизнь.
   - Я буду иметь это в виду, - и Варвара помахала рукой полковнику, а затем
игриво послала воздушный поцелуй. Терехов готов был растаять от счастья.
   - В управление, -  бросил  он  шоферу  резко:  тот  ухмылялся,  глядя  на
разомлевшего от счастья полковника.
   - В управление так в управление, - абсолютно по-граждански ответил шофер.
   - Надо отвечать "Есть!" - хлопая дверцей, сказал Терехов.
 
*** 
 
   Черкизяна уже сфотографировали в  анфас  и  в  профиль,  сняли  отпечатки
пальцев. Он сидел на стуле  перед  столом  следователя  и  тупо  смотрел  на
испачканные чернилами кончики пальцев. Затем сунул их в рот, облизал и вытер
руку о штаны.
   Следователь уже в который раз спрашивал его фамилию, имя,  отчество,  год
рождения, но Черкизян глупо ухмылялся, а затем громко кричал:
   - Церберы цепные! Жидомасоны! Ищейки! Я Бакунин.
   "Я" и "Бакунин" он произносил слитно, и следователь  именно  из-за  этого
терял терпение. Ему хотелось  заехать  кулаком  в  голову  Ябакунину,  чтобы
наконец эти два слова разъединить.
   Сомнений в том, кого они взяли, не оставалось. При Черкизяне был потертый
паспорт, где  все  было  написано  черным  по  белому.  Следователь  оставил
Ябакунина-Черкизяна на попечение охраны и отправился к полковнику Терехову.
   - Он - того, - следователь покрутил указательным пальцем у виска.
   - А не имитирует, случаем? - заподозрил неладное полковник.
   - Какое там, полный идиот! Но мы уже связывались с  московской  областной
"дуркой", он там на учете не состоит.
   - В домоуправление звонили?
   - Там о нем ни черта не знают, хотя он прожил  на  одном  месте  двадцать
лет. Ни жены, ни детей у него нет, соседи замечали странности.
   - Нормальный человек не станет взрывать памятник, - подытожил Терехов.  -
Наша задача довести дело до конца, пусть суд разбирается, эксперты.
   - До суда мы его не доведем, а эксперты признают, что он идиот.
   - Не тебе решать.
   - Он даже имя и фамилию называть отказывается.
   - Что говорит?
   - Говорит, "я Бакунин".
   Терехову показалось, что его подчиненный в сердцах ругается матом.
   -  Посадите  его  в  камеру,  только  в  одиночку.   Разберемся.   Закажи
экспертизу.
   - Хорошо, - обрадовался следователь тому, что на сегодня больше  головной
боли не предвидится.
   Черкизян, возомнивший себя Бакуниным, хорошо  играл  свою  роль.  Обзывал
милиционеров  всякими  обидными  кличками,  почерпнутыми  из   революционных
фильмов, картинно закладывал руки  за  спину,  а  затем  абсолютно  искренне
удивился, когда ему на ноги не надели кандалы. Он представлял свое  пленение
немного иначе.
   Оказавшись в одиночной камере, Черкизян принялся распевать  "Марсельезу",
правда, непонятно, на каком языке,  скорее  всего  на  каком-то  только  ему
известном. Распевал громко, во весь голос. Поскольку  задержанный  находился
на особом положении - не каждый день берут террористов, - пошли советоваться
к полковнику Терехову, что делать с певцом.
   - Хрен с ним, пусть поет. Лишь бы на себя руки не наложил.
   - Такие руки не накладывают, он мечтает о каторге.
   Охранник в коридоре  подошел  к  двери  камеры  и  заглянул  в  окошечко.
Черкизян  сидел   на   корточках,   распевая   "Марсельезу",   и   занимался
мастурбацией.
   -  Твою  мать,  идиот!  -  выругался  охранник  и  с  грохотом  захлопнул
металлическую дверцу.
   Часа два Черкизян пел всякие  революционные  песни,  которые  только  мог
припомнить, сбивался посередине, начинал другую, но затем замолк.  Прапорщик
Бураков уже успокоился, подумав, что до утра покой ему  обеспечен.  Но,  как
истовый подпольщик, Черкизян принялся выбивать  в  стенку  морзянку,  почище
любого телеграфиста.
   Вначале ему пытались отвечать из-за стены, но потом сообразили, что имеют
дело с полным идиотом, который лишь имитирует морзянку,  не  понимая  в  ней
ровным  счетом  ничего.  Новый  заключенный  был  настолько  нетипичен,  что
прапорщик даже чувствовал интерес и бессилие  одновременно.  На  нормального
человека можно прикрикнуть, пригрозить, и он успокоится.
   А этот идиот, вообразивший себя террористом, только раздухарится.
   "Устанет и обрубится", - подумал Бураков, зло скрежеща зубами.
   Черкизян до самого утра выстукивал морзянку,  время  от  времени  пытаясь
затянуть песню уже сорвавшимся охрипшим голосом.
   Белкина, щадя самолюбие полковника Терехова, ограничилась небольшой чисто
информационной  статейкой  о  неудавшемся  подрыве  памятника  Петру  работы
нерусского скульптора Зураба Церетели. В конце статейки она не удержалась  и
поставила вопрос:
   "А не лучше ли было, если бы теракт удался и колосс рухнул на землю?".
 
Глава 3 
 
   Теплой июньской ночью тяжелый джип "ниссан" мчался по Щелковскому  шоссе.
В салоне сидело трое крепких мужчин, все коротко стриженные, широкоплечие, с
толстыми шеями. У водителя на безымянном,  пальце  правой  руки  поблескивал
массивный  перстень  с  черепом.  В  серебряных  глазницах  черепа  тревожно
вспыхивали два красных камешка.
   - Ты, Серый, так не гони, - сказал водителю сосед справа, стряхивая пепел
сигареты в окошко, - успеем.
   - Неохота целую ночь в машине мотаться, меня подруга ждет.
   - А меня твоя подруга примет, а, Серый? - обратился к водителю мужчина  в
серой куртке, продолжая однообразно щелкать крышечкой зажигалки "зиппо".
   - Что ты об этом у меня спрашиваешь, Башмак? Ты бы у нее спросил.
   - Может, у нее сестренка есть? Я бы не отказался. Твоя  курица  для  меня
старовата.
   - Брось ты, старовата! Ей всего девятнадцать.
   - Не нравятся мне такие, как твоя пассия.
   - На вкус и цвет...
   - Тише едь! По-моему, менты впереди. Серый  сбросил  скорость.  Его  лицо
стало напряженным, желваки заходили  под  скулами,  брови  круто  сошлись  к
переносице.
   - Кого не люблю, так это ментов! - пробурчал Серый, беря пачку "Мальборо"
с приборной панели. Правой рукой с перстнем он умело тряхнул  пачку  -  одна
сигарета высунулась до половины. Серый сунул ее в зубы, перекинул из  одного
угла  рта  в  другой,  но  поджигать  не  спешил.  Он  загадал:   "Проскочим
милицейскую машину, тогда и закурю".
   Два гаишника, стоявшие у машины с мигалкой, проводили джип взглядом.
   - Как танк прет, - сказал сержант лейтенанту. - Надо было тормознуть, а?
   - Чего тормозить,  мы  без  радара,  а  кроме  скорости,  они  ничего  не
нарушают.
   - Это точно, пока не нарушают.
   Когда "ниссан" удалился от милицейской машины  на  приличное  расстояние,
Серый переключил скорость и придавил педаль газа. Двигатель отозвался ровным
гулом, джип понесся, стрелка быстро поползла к цифре 120.
   - Да не гони ты! - Башмак подал зажигалку с трепещущим  язычком  пламени.
Серый прикурил, трижды выпустил дым, затем швырнул  сигарету  в  приоткрытое
окно. Та, описав дугу, рассыпалась маленьким золотистым снопом искр.
   Еще минут через двадцать  пять  джип  свернул  со  Щелковского  шоссе  на
гравейку. Все это происходило в районе Медвежьих озер. Дорога водителю  была
знакома, и он уверенно вел машину.
   - Звякни, - обратился Серый к Башмаку.
   - Сейчас, - Башмак толстым указательным пальцем принялся нажимать  кнопки
маленького мобильного телефона, затем прижал его  к  уху.  -  Витек,  закрой
окно, ни хера не слышу.
   Витек, сидевший справа от Серого, поднял стекло.
   - Мы уже близко, как вы там? Все сложили? Минут через десять прибудем.
   И действительно, ровно через десять минут джип  свернул  с  гравейки.  На
горизонте поблескивала огоньками деревня.
   - Потише подъезжай, - сказал Башмак, пряча  мобильник  в  карман  светлой
куртки.
   Машина дважды свернула на улицах населенного пункта и остановилась  перед
железными воротами, на которых белел знак: "Осторожно, злая собака!".
   - Фары погаси.
   Серый выключил свет. Железные ворота заскрежетали, грозно залаял пес.
   - Заткнись! - послышался мужской окрик. Джип въехал во двор  двухэтажного
дома. Окна первого этажа  прикрывали  толстые  узорчатые  решетки.  Дом  был
сложен из красного кирпича. На крыше тускло  поблескивала  похожая  на  луну
тарелка спутниковой антенны. На крыльце  стояли  двое  мужчин  в  одинаковых
белых кроссовках, черных майках и в пятнистых камуфляжных  брюках.  Один  из
них сжимал в руке мобильный телефон, третий обитатель дома закрывал  тяжелые
ворота.
   Овчарка рычала, ее глаза  в  темноте  вспыхивали  зловещим  фосфорическим
светом.
   - Вот людоед, сорвется - сожрет, ноги и руки отгрызет в момент.
   - Больше не сорвется, цепь теперь крепкая, - бросил мужчина с крыльца.  -
Бабки привезли? - обратился он к Серому.
   - А то! - ответил Серый, вертя в пальцах,  как  карточную  колоду,  пачку
"Мальборо".
   - Пошли в дом.
   - Башмак, открой заднюю дверцу.
   Башмак вначале сунулся в салон, затем открыл заднюю дверцу  с  навешенным
на нее запасным колесом. Серый с Витьком вошли в дом.
   Гостиная и кухня были самыми обыкновенными,  как  в  тысячах  аналогичных
дачных домов. А вот дальше  начинались  чудеса.  Две  большие  комнаты  были
заставлены мониторами, видеомагнитофонами и прочей электронной дребеденью. В
одном из углов стояли компьютеры. Заведовал этим  хозяйством  высокий  худой
мужчина в спортивных штанах и ярко-красной майке. Его  светлые  волосы  были
собраны в хвост, на лице поблескивали круглые очки-велосипед.
   - Здорово, брателло, - сказал худой, подходя к Серому и протягивая руку.
   - Здорово, Инженер. Сколько изготовил? - задал вопрос гость.
   - Тысячу четыреста.
   - Ни хрена себе! Куда я все это всуну?
   - Петрович сказал, всунешь. Мое дело маленькое - изготовить, а твое  дело
завезти и раздать. С Петровичем не поспоришь. Скажи, пусть носят.
   Башмак,  Витек  и  те  трое,  что  встречали  гостей,  принялись   носить
заклеенные коробки в джип.
   - Правильно сделал, что лишних людей отослал.
   - Сами уехали, - ответил Инженер,  беря  бутылку  пива  и  протягивая  ее
Серому.
   - Не хочу, за рулем.
   - Выпей, жара невозможная.
   В комнате, заставленной аппаратурой, стояла невероятная жара. Два больших
напольных вентилятора гоняли воздух, но легче от этого не становилось. Серый
и Инженер  остались  наедине.  Серый  вытащил  из  заднего  кармана  джинсов
свернутые в трубку деньги, перетянутые красной аптечной резинкой.
   - Здесь полторы штуки.
   - Ты же должен был привезти две.
   - Через день. Эту партию растолкаем, и привезу стразу все. На рынке стало
опасно, четверых моих накрыли, все кассеты забрали.
   - Не сдали, молчат? - спросил Инженер, кривя тонкие губы.
   - Молчат, а куда им деться? Если вякнут, то их уроют.
   Дверь открылась. Свернутые в  трубку  деньги  тут  же  исчезли  в  кулаке
Инженера.
   - Готово. Погрызи, - поглядывая на часы, сказал Башмак и, оглядевшись  по
сторонам, взял со  стола  коробок  со  спичками,  вытащил  одну  и  принялся
ковыряться в зубах.
   - Значит, послезавтра вы прибудете в такое  же  время,  -  сказал  Серый,
вставая. - Для нас пивко найдется?
   - Полхолодильника, - сказал Инженер, показывая на обклеенный  фривольными
картинками холодильник.
   Башмак открыл дверь, взял четыре бутылки пива "Будвайзер", одну прижал  к
щеке:
   - Холодная, слава Богу.
   - С чего она, Башмак, теплая будет? В холодильнике хранится, не на улице.
   -  Да  уж,  жара  зверская.  Пока  едешь,   ничего,   а   только   машина
останавливается, майка к спине прилипает.
   - Лето, чего ж ты хочешь! У меня тут компьютеры вырубаются от жары.
   - Ясное дело, - безразлично сказал Башмак и  бутылкой  о  бутылку  сорвал
пробку.
   - Эй, ты, потише, зальешь здесь все!
   - Я аккуратно.
   Визит был недолгим, на все про все ушло  полчаса,  Мужчины  попили  пива,
сели на крыльце, выкурили по сигарете. Витек позлил черную овчарку.
   - Открывай ворота, - сказал Серый, забираясь в джип.
   Четыре картонных ящика, не  вместившиеся  в  багажный  отсек,  стояли  на
заднем сиденье. Мужчины уселись.
   Ворота на этот раз открылись бесшумно. Джип выехал со двора.
   - Хорошая у них работа, - сказал Башмак, - сидят себе тихо, никто про них
не знает, никому до них нет дела.
   - Ага, тихо... В прошлом году СОБР накрыл, всех мордой в землю, ногами по
яйцам...
   - Лучше не вспоминай, - сказал Витек, - меня тогда Петрович чуть отмазал.
   До шоссе было километра три.  Джип  мчался  по  узкой  гравейке,  камешки
летели из-под широких колес.
   - Спать хочется, - пробурчал Башмак. Ему было неудобно на заднем сиденье,
заставленном коробками с видеокассетами.
   - Хорошее дело Петрович придумал. Он мужик умный. Два года как  вышел,  а
уже бизнес закрутил. Знаешь, сколько на него людей работает?
   - Человек... - Серый перекинул зажженную сигарету из одного  угла  рта  в
другой, - человек сто, не меньше. А если с лоточниками,  так  и  все  двести
наберется.
   - Во где производительность труда,  мать  его!  -  Витек  сидел,  прикрыв
глаза, на губах плавала мечтательная улыбка. - Не гони так, Серый!
   Машину с гаишниками заприметили метров за двести. Автомобиль  стоял  чуть
под углом, синяя мигалка время от времени вспыхивала.
   - Козлы вонючие! - Серый выплюнул окурок в окно, сбрасывая скорость.
   - Что,  попались?  -  оживился  Витек,  глядя  на  сурового  гаишника.  -
Полтинник дадим - и с концами.
   Гаишник резко взмахнул жезлом и приказал джипу  остановиться.  Автомобиль
завизжал  тормозами  и,  проехав  метров  десять,  застыл  на  обочине.   Из
милицейских "Жигулей" вышел еще один гаишник. Все трое направились к  джипу.
Сержант козырнул,  заглянув  в  салон,  невнятно  пробурчал  свое  звание  и
попросил документы.
   - Выходите, - сказал капитан.
   - В чем дело, командир?  -  спросил  Серый,  доставая  из  кармана  пачку
сигарет.
   Гаишники, когда рука Серого скользнула в карман, напряглись. - -  Выходи,
у нас к вам есть вопросы.
   - На каждый вопрос у нас найдется ответ. Может, мы быстро на все  вопросы
ответим разом? - из-под пачки возникла сложенная вдвое  пятидесятидолларовая
купюра.
   Капитан посмотрел на забрызганный грязью номер джипа,  затем  попросил  у
Серого документы. Тот подал права. Все три пассажира стояли у машины.
   - Что везете, господа? - спросил капитан.
   - Несколько коробок. - Что в коробках?
   - Видеокассеты.., чистые.
   - Накладные есть? - спросил капитан.
   - Какие накладные, командир?  -  Серый  запустил  руку  в  задний  карман
джинсов и на этот раз вытащил сто долларов.
   - Ну что, отпустим друзей? - капитан обратился к сержанту  и  лейтенанту.
Те пожали плечами, дескать, ты старший, тебе и решать. Рожи у гаишников были
не самые честные.
   Ни Серый, ни Башмак, ни Витек сразу не сообразили, что деньги милиционера
не интересуют, и это их сгубило.
   - Я еще добавлю, -  Серый  хотел  запустить  руку  во  внутренний  карман
куртки, но в этот момент в руках у  капитана  блеснул  пистолет  с  коротким
черным глуши