Нерасторопный, неразворотливый охранник
оказался на удивление прытким. Нападать на Дорогина он не стал, а,  проломив
кусты, опрометью бросился к дому.
   Шум и гам внутри  дома  мгновенно  стихли.  Еще  секунду,  и  на  крыльцо
выскочили все трое надсмотрщиков,  за  ними  появились  любопытные  бомжи  и
попрошайки.
   - Он там, там, блин! - лезвие ножа указывало на кусты, туда же нацелились
и два ствола. Не стреляли лишь потому, что пока не видели Дорогина. Ребята с
оружием попались такие, что не задумались бы перед тем, как нажать на курок.
   Но Дорогина в кустах смородины уже не было. Он стоял за углом, прижавшись
к стене дома, в  руках  удерживая,  как  канатоходец  балансир,  здоровенную
палку, размером с оглоблю. Резко  развернувшись,  он  ударил  палкой  сверху
вниз, точно рассчитав направление. Удар пришелся по рукам.
   И стволы, и нож оказались на земле. Сергей еще раз развернулся,  на  этот
раз целясь по ногам. Удар был такой силы, что длинная палка переломилась,  и
Сергей остался с коротким обломком  в  руках.  Ногой  он  откинул  ближайший
пистолет в сторону, завладел вторым.
   - Ни хрена себе! - сказал ?афганец?, выкатившись на коляске  в  дверь.  -
Во, блин, дает! Во, клоун, мать его так!
   А Сергей наносил удар за ударом, не давая надсмотрщикам подняться.
   Наконец те  затихли,  понимая,  что  лучше  не  двигаться,  только  таким
способом они могут остановить яростные удары незнакомца.
   - Где Абеба? - кричал Муму, тыча стволом пистолета в затылки.
   - Он смылся! Смылся, долбаный эфиоп,  негритос  сраный!  Смылся  от  нас!
Петро с Павло нас били за то, что мы его, суку, упустили.
   - Куда смылся? - выкрикнул Сергей, надавливая стволом на короткостриженый
затылок одного из надсмотрщиков.
   - Смылся три дня назад. Мы двое суток его повсюду искали...
   - Плохо искали, - Сергей наклонился, поднял второй пистолет.  Затем  взял
нож с коротким широким лезвием и левой рукой швырнул его в стену  дома.  Нож
воткнулся над дверью метрах в трех от земли.
   Затем Муму повел стволом пистолета из стороны в сторону. Все боялись даже
вздохнуть, не то что проронить слово. С охранниками было покончено, все трое
лежали на земле, стараясь не подавать признаков  жизни.  Было  невдомек,  на
кого может обернуться гнев этого странного мужика, ведь как-никак у него два
заряженных пистолета. А умирать даже бродягам не хочется.
   Все сжались, настороженно ожидая развязки. Дорогин толком и сам не  знал,
что предпринять. То ли согласиться с охранниками, что Абеба от  них  убежал,
но в это верилось с трудом. То ли продолжать пугать надсмотрщиков в надежде,
что они кое-что припомнят.
   Насколько Муму знал Абебу, тот был достаточно труслив, да и чувствовал бы
себя эфиоп в Москве как убежавший из  советского  плена  немецкий  солдат  в
Подмосковье. Больно уж он приметный, говорит с  акцентом.  Такого  человека,
если кто хоть раз видел, запоминал надолго.
   - Ну что, ублюдки, - Дорогин пнул ногой ближайшего к себе охранника.
   Тот даже не подумал закрываться от слабого удара, чувствовал, что Муму не
из тех, кто станет всерьез бить лежачего. И еще надсмотрщикам было ясно, что
в случае сопротивления Муму церемониться не  станет,  это  они  испытали  на
собственных шкурах, изрядно попорченных.
   - Ну, ребята, я смотрю, вы экипированы не хуже, чем омоновцы, даже те  не
всегда с заряженными пистолетами ходят. А наручники у вас - классные,  -  он
ловко вытащил пару наручников из кожаного  футляра,  укрепленного  на  ремне
надсмотрщика, и так же быстро защелкнул их бандиту на запястьях, заведя руки
за спину.
   Ту же самую процедуру он проделал с двумя  остальными.  Теперь  те  стали
совсем  не  опасными,  во  всяком  случае  для   Дорогина,   бродяги-то   их
побаивались: сейчас на надсмотрщиках наручники, но рано или  поздно  они  их
снимут и тогда припомнят тем, кто посмеивался, кто давал  Муму  советы,  кто
злорадно шипел ругательства.
   - Лежать и не двигаться! - приказал Муму. Руки у Дорогина были ловкие. Он
умел хорошо показывать карточные фокусы, передергивая карты. Поэтому никто и
не заметил, как он выщелкнул обойму  и,  как  горошины  из  стручка,  извлек
патроны, высыпал их из ладони в карман.
   - Держи пистолет, - протянул он оружие  сидевшему  в  инвалидной  коляске
?афганцу?. - Ты-то небось, в отличие от  этих  оборванцев,  пользоваться  им
умеешь?
   - Я больше из автомата люблю,  -  недовольно  ответил  Морозов,  принимая
оружие.
   - Целься в головы и, если  только  дернется  один  из  них,  стреляй  без
предупреждения, а не так, как устав велит.
   - Не хотелось бы, - ответил Морозов, но по его глазам Муму понял,  тот  с
превеликим удовольствием разрядил бы обойму в мерзавцев,  которые  изощренно
издевались над рабами, ни в грош не ставя их жизни.
   По глазам Морозова Дорогин понял:, тот желает  получить  индульгенцию  на
расправу.
   - Если не пристрелишь, я тебя самого пристрелю. Понял?
   - Как не понять, - радостно отвечал ветеран афганской войны.
   Дорогин рванулся в дом. Ему даже не пришлось расчищать себе дорогу, бомжи
в ужасе расступились, забившись во все углы. Дом состоял из  трех  комнат  и
кухни. В кухне, где жили надсмотрщики, стояли три раскладушки с подушками  и
серыми одеялами. На  столе  -  телефонный  аппарат,  дорогой,  абсолютно  не
вяжущийся с обстановкой, три чашки и  электрочайник.  В  остальных  комнатах
царила страшная грязь. По углам, у стен,  лежали  рваные,  грязные  матрасы,
какое-то тряпье, газеты с объедками.
   Дорогина  поразило  полное  отсутствие  пустых  бутылок,  тара  здесь  не
застаивалась, сдавалась мгновенно.  Полные  же  и  недопитые  бутылки  бомжи
попрятали, как прячут самое дорогое - документы  и  фотографии  детей,  лишь
только началась заваруха. Эти действия были  отработаны  до  автоматизма.  У
кого тюремными привычками, а у кого годами  скитаний.  Ведь  с  бутылкой  не
пропадешь: она тебе и друзей найдет, и накормит, и согреет, и сойдет  вместо
рекомендательного письма. С бутылкой ты  человек,  везде  желанный  и  почти
родной, а без бутылки ты грязная, придавленная вошь, от которой даже  давние
знакомые отвернутся.
   Спрятаться в этом доме было негде. Сергея поразил ударивший в нос густой,
застоявшийся смрад. Помои и объедки, немытые тела - все  это  рождало  вонь,
которая скапливалась в доме уже не один месяц. Сергей чуть не задохнулся.
   Когда же он возвращался через кухню,  то  увидел  около  дверного  косяка
глянцевый лист с  оборванным  левым  краем.  Календарь  с  портретом  работы
Кипренского, на котором был изображен Александр Сергеевич с гордо  вскинутой
головой. ?Абеба? - гласила надпись, сделанная жирным черным фломастером.
   "Однако  эфиоп  нескромен?,  -  подумал   Муму,   напоследок   осматривая
помещение.
   Ясно, что никаких вещей после эфиопа не осталось. Если и имел  он  драное
одеяло, то его наверняка прибрали к рукам менее удачливые собратья  по  цеху
бомжей. Даже спрашивать об этом не имело смысла, никто не признается.
   "Значит, точно, сбежал, - вздохнул Дорогин, - зря только старался, ни  на
шаг не приблизился к Абебе. Хотя как знать, один сектор поиска я уже отсек."
   Он вышел на крыльцо и застал ?афганца? в той же позе, как и оставил  его,
с пистолетом, направленным на лежащих на земле бандитов. По лицу Морозова он
сразу догадался, что тот уже сообразил или проверил - оружие не заряжено.
   - Давай сюда, пистолет не игрушка. Дергались?
   - Нет.
   - Врешь, - сказал Дорогин.
   - Я после войны никого больше убивать  не  хочу.  Дорогин  поднял  второй
пистолет и, отойдя метров десять в сторону, утопил его в дощатой уборной, из
которой были сорваны двери.
   Потом подумал: ?Не  правильно.  Заставят  бомжей  доставать.  Это  не  те
ребята, которые сами привыкли работать?.
   "Афганец? усиленно подмигивал Дорогину и корчил гримасы.
   "Ясно,  тут  разговаривать  он  не  станет.  Бомжи  -  народ  такой,  что
полагаться на их совесть не стоит. Заложат за стакан водки или  за  обещание
ста граммов."
   - Райончик у вас хреновый, темно, хоть глаз выколи, провожатый  нужен,  -
Дорогин взял коляску за ручки и покатил Морозова перед собой.
   - Куда ты меня катишь? - кричал Морозов.
   - Вернешься. Если не на колесах, так по-пластунски доползешь,  -  Дорогин
вышел на улицу. Инвалид тут же зашептал:
   - Подальше откати!
   Предусмотрительность  ?афганца?  была  совсем  не  лишней.  Муму  заметил
несколько теней: бомжи шастали по кустам, чтобы подслушать разговор или хотя
бы посмотреть, что произойдет дальше. Но забор кончился, и никто из рабов не
рискнул  покинуть  территорию.  В  конце  улицы,   возле   машины,   Дорогин
остановился, развернул коляску, а сам сел на капот.
   - Кури, - он предложил пачку.  ?Афганец?  с  удовольствием  отсыпал  себе
половину сигарет. Он спрятал в ушанку и ловко - так, что не  успело  выпасть
ни одной сигареты, надел головной убор.
   - Понравился ты мне, мужик. Сперва думал, что гнилой,  когда  в  переходе
тебя увидел, но теперь смотрю, правильный.
   - Чего ж правильного, - усмехнулся Дорогин, - что троих идиотов на  землю
уложил? Так это и последний подонок может сделать,  если,  конечно,  силенок
хватит.
   - Ты же не просто так их отмудохал, ты своего друга ищешь.
   - Не сказал бы, что он мне друг, но сидели мы вместе. Можно  сказать,  он
мой хороший знакомый по несчастью.
   - Если он тебе деньги должен, то зря стараешься, у него их нет. Все,  что
он заработал, у него забрали. Теперь прячется.
   - Мне не деньги его нужны, мне увидеть его требуется.
   "Афганец? все еще мялся. Он не знал, стоит ли доверять Дорогину до  конца
или  правильнее  будет  расстаться  с  ним  прямо  сейчас,  без  объяснений.
?Афганец? вздохнул, ему не хотелось нарушать данное Абебе слово:  эфиопу  он
обещал, что никому ничего не скажет. Тот сам просил:
   "Кто бы ни был, кем бы ни представлялся, ты про меня не говори?.
   И Дорогин понял, что мучит инвалида.
   - Абеба же не знал, что он мне понадобится.
   - Эх, была не была! - махнул рукой Морозов. - Где он  точно  прячется,  я
тебе сказать не могу, да и сам Абеба вряд ли знает, где будет  ночевать,  он
словно Саддам Хусейн во время ?Бури в пустыни?: что ни  ночь,  то  на  новом
месте - то на чердаке, то в подвале, то в канализации. Мест много,  но  есть
одно, где он появится обязательно.
   - Где же?
   - Я ему деньги изредка даю, чтобы с голоду не сдох,  вот  он  и  обещался
подойти днями в переход, где я сижу.
   - У Киевского?
   - Именно там. Вчера, кстати, он утром приходил, я потому и забеспокоился,
что ты о нем расспрашивать начал. Подумал, натворил чего  эфиоп,  может,  ты
прищучить его хотел.
   - О точном времени не договаривались?
   - Люди, у которых часов нет, о точном времени никогда не  договариваются,
- усмехнулся ?афганец?. - Он осторожным стал, просто так ко мне не  сунется,
больно приметный.
   - Ты ему скажи, что его каскадер ищет.
   - Кличка у тебя чудная - Каскадер.
   - Это не кличка, а профессия.
   - В самом деле? Ты в кино снимаешься?
   - Снимался когда-то.
   - Хорошо, скажу.
   - Телефончик записать или запомнишь?
   - Запомню.
   - Захочет встретиться, пусть скажет, как его  найти.  Дорогим  специально
право  выбора  оставлял  за  Абебой,  чтобы  тот  мог  проверить  все   свои
подозрения. Мало ли кто мог назваться каскадером,  зная  об  их  знакомстве?
Морозов крепко пожал руку Дорогину и катнул колеса.
   - Эй, погоди, - крикнул Муму, -  своим  хозяевам  скажи,  что  я  до  них
доберусь.
   - Я у них тоже долго задерживаться не собираюсь, - ответил  ?афганец?.  -
Надоело. Не люблю, когда мной помыкают.
   Дорогин сел в машину и, обгоняя катившего на инвалидной коляске Морозова,
коротко посигналил. Пистолет Муму спрятал под сиденье.
   Белкина ждала его звонка, и Сергей с удовольствием отметил, что она ждала
именно его звонка.
   - Сергей, это ты? - крикнула Варвара в трубку, лишь только сняла ее.
   - Я.
   - Когда с эфиопом встречаемся?
   - Придется тебя огорчить. Встреча переносится на неопределенное время, но
думаю, отыскать его смогу.
   - Вот так всегда: только придумаешь хорошую идею, - обиженно  проговорила
журналистка, - так сразу выясняется, что героя репортажа  в  городе  нет.  У
меня всегда так выходит. Однажды сценарий документального фильма написала, а
главный герой возьми и помри за день до съемок.
   - Аванс хоть получила?
   - Конечно получила, но аванс - это  только  половина  денег,  на  которые
рассчитывала.
   - Если что узнаю, тебя найду. Думаю, через пару дней Абеба сам всплывет.

Глава 8

   Илья  отвел  брата  в  сторону,  чтобы  их  разговор  не  услышала   Рита
Кижеватова, нагнулся к уху Григория и прошептал:
   - Она же проститутка.
   Тот сделал  неопределенное  движение  плечами,  дескать,  что  уж  теперь
думать, раз так случилось.
   - Куда ты с кавказцами ехала? - поинтересовался Илья у девчонки, когда та
устроилась на среднем сиденье микроавтобуса, нагло закинув ногу за ногу.
   Наглость была в крови у этой девчонки. Если  она  чувствовала,  что  хоть
немного нравится мужчинам, то сразу принималась испытывать их на  прочность.
Вела себя все более и более вызывающе, стараясь определить  тот  предел,  до
которого будут терпеть.
   - Никуда не ехала, - развязно ответила она, - козлы черные меня  с  собой
потащили.
   - По-моему, ты их называла ?мусульманскими ишаками?, а не козлами.
   - Это одно и то же, - Рита махнула рукой, в которой уже сжимала сигарету.
- Огонька не найдется?
   - Ты еще не спросила, можно ли у нас в машине курить.
   - А что, я не чувствую, в  кабине  табаком  пахнет  и  нет  над  ветровым
стеклом мерзкого кожаного листочка с дезодорантом. Настоящие  мужики  всегда
курят. Братья переглянулись.
   - Я бы на твоем месте сигарету спрятал, рано  тебе  еще  курить.  Небось,
если бы твоя мамаша узнала, что ты куришь, по головке бы не погладила?
   - Вы еще скажите, что отец снимет ремень и отхлещет меня по заднице.
   - Насчет отца не уверен, - абсолютно серьезно сказал Григорий,  -  а  вот
мать - она всегда мать.
   - Не знаю, - покачала головой Рита, - нет у  меня  ни  отца,  ни  матери.
Детдомовская я.  Всего  в  жизни,  -  ей  хотелось  сказать  ?своими  руками
добилась?, но поняла, что это прозвучит глупо и двусмысленно, и добавила,  -
сама достигла.
   - Вижу, чего ты в жизни достигла, -  Илья  подался  вперед,  чтобы  лучше
видеть дорогу, забиравшую влево.
   И Рита почувствовала, что сморозила какую-то глупость. Терпение мужчин не
безгранично, она, сама того не подозревая, затронула душетрепещущую для  них
тему.
   "То ли мать им так дорога, то ли без отца выросли, - подумала она.  -  Но
лучше с ними в любом случае не заедаться."
   - Раз ты никуда не ехала,  -  сказал  Григорий,  обменявшись  взглядом  с
Ильей, - то, может, тут прямо и выйдешь?
   - Где? - возмутилась Рита. - Тут же чистое поле, ни  единого  огонька  не
видно!
   - Ты ехала в никуда, никуда и приехала, - Илья сбросил скорость.
   - Мужики, конечно, спасибо вам, что от кавказцев вызволили, но как-то  не
принято девушку ночью посреди дороги высаживать.
   - Мы спросили, ты ответила, никто за язык не тянул. И  если  ты  думаешь,
что нам такие, как ты, нужны, то ошибаешься.
   - Я вам ничего еще не предлагала. Но если не хотите, то ходите голодные.
   - Пошла ты.
   Рите стало обидно. Давно ее так нагло  не  посылали.  Обычно  она  первая
успевала просчитать ситуацию и первая посылала  мужчину,  пока  тот  еще  не
успел наговорить гадостей.
   Вновь состоялся короткий безмолвный разговор между братьями. Общались они
при помощи взглядов. Илья словно спрашивал:
   - Ну, что будем делать?
   - Что ж сделаешь, -  отвечал  ему  Григорий,  -  едем  домой.  Если  что,
переночует у нас и утром снова выйдет на трассу. Не бросать  же  беднягу  на
дороге?
   Братьям Вырезубовым особо не было нужды  тащить  сегодня  домой  девушку.
Псов чем кормить имелось, большой холодильник был полон.
   - Значит, так, - твердо произнес Илья, - с  нами  никаких  глупостей,  мы
мужики серьезные.
   - Все мужики серьезные, - не без злости, сквозь зубы ответила Рита.
   Это Илье понравилось, он уважал тех,  кто  готов  был  постоять  за  свою
честь, пусть даже и чести той было с накрашенный ноготь на мизинце.
   - Сегодня так уж получилось, что мы за тебя в ответе и высаживать тебя не
станем. Переночуешь у нас, а утром убирайся куда хочешь.
   - Только учти, - вставил Григорий, - мать у нас строгих нравов.  На  тебе
бутылку с водой и салфетку, смой косметику да волосья  свои  прибери.  А  то
ходишь, как лахудра!
   - Лахудра - это кто? - зло осведомилась Рита, поглядывая в зеркальце.
   - Лахудра - это ты, нечесаная  и  простоволосая.  ?Баптисты,  что  ли?  -
подумала проститутка. - Не трахаются, не пьют, про мать  свою  говорят  так,
будто она дева Мария. Странные ребята мне  на  дороге  попались.  Но  это  к
лучшему. Забулдыги и бабники вряд ли бы бросились меня вызволять."
   Девушка старательно смывала косметику, затем достала деревянный гребень и
аккуратно зачесала волосы за уши. Теперь она выглядела вполне скромно, если,
конечно, не принимать во внимание короткую юбку и полупрозрачную блузку.  Но
тут уж ничего не поделаешь, запасной одежды она с собой не прихватила.
   - Как я смотрюсь? Понравлюсь вашей маме?
   - Ей мало кто нравится. Но если уж кто не понравился, то держись!
   Девушка засмеялась.
   - Она, наверное, уже спать легла. А утром я рано поднимусь -  ив  дорогу.
Она меня не увидит.
   - Не дождавшись нас, она спать не ложится, - в голосе Ильи  было  столько
убежденности, что у Риты даже мурашки побежали по спине.
   Ей сразу же  представилась  мать  немногословных  братьев,  суровая,  как
дождливый октябрьский вечер, с седыми, как серые гранитные скалы, волосами и
со взглядом, твердым, как оплавленное стекло.
   Машина повернула на узкую дорогу.
   - Тут близко?  -  спросила  Рита,  и  у  нее  немного  похолодела  спина,
задрожали худые ноги. Чтобы хоть как-, то унять дрожь,  Рита  сунула  ладони
между колен.
   - При матери так не делай, - строго и назидательно сказал Илья.
   - Я волнуюсь, - произнесла девушка.
   - А чего волноваться? Веди себя пристойно, и ничего с тобой не  случится.
Накормим, напоим, можешь даже душ принять...
   - Спасибо вам, - произнесла девушка. Но колени дрожали  так  сильно,  что
пришлось сжать ноги с боков. Дрожь не унималась.
   - Да что ты? - взглянув на насмерть перепуганную девушку, сказал Илья.  -
Кавказцев не боялась, а тут - на тебе, разволновалась, как  школьница  перед
медосмотром! - мужчины рассмеялись. Но хохот был не пошлым, а веселым.
   И это девушку успокоило.
   - Я почти и есть школьница.
   - Сколько классов закончила?
   - В аттестате написано - одиннадцать.
   - Тройки были?
   - Двоек - нет, а тройки были.
   - Четверки? - спросил Григорий.
   - Тоже попадались.
   - Наверное, по физкультуре?
   - Ага, по физкультуре.
   - Наверное, с физкультурником трахалась? - Илья пошло хихикнул.
   А Рита не призналась, что трахалась не только с физкультурником, но и  со
всеми желающими, начиная с восьмиклассников и кончая завучем.
   Микроавтобус совершил еще один  поворот,  и  свет  фар  выхватил  высокий
забор. Возле него, на лавочке, Рита увидела  женщину,  похожую  на  восковую
фигуру. Лицо, руки, ноги оставались неподвижными, лишь ветер немного шевелил
фартук и несколько седых волосков, которые выбились из аккуратно заплетенной
косы.
   - Мама, - растроганно и нежно проговорил Илья.
   - Да, это наша мама, - вторил ему Григорий, словно соревновался с братом,
кто же из них больше любит маму, кто больше нежности  вложит  в  эти  четыре
буквы.
   Появление машины совершило чудо: старшая Вырезубова ожила, она моргнула и
спешно поднялась. Приложила руки к голове, убирая  со  лба  несколько  седых
волосков.
   - Где вас носило? - строго спросила она. - Я уже десять