жно пробегала четырьмя пальцами левой руки по  клавиатуре,
вводя в машину какие-то команды. Перельман успокоился и  вызвал  на  монитор
список абонентов, чьи фамилии начинались  на  букву  "Б".  Белкиных  в  этом
списке оказалось столько, что он поначалу даже растерялся: у него просто  не
было времени на то, чтобы проверить их всех.
   Он чуть-чуть напрягся и без труда вспомнил, что журналиста Белкину  зовут
Варварой.  Он  помнил  это  еще  с  тех  пор,  когда  Белкина  работала   на
телевидении. Тогда это имя было у всех на слуху: репортаж Варвары  Белкиной,
авторская программа Варвары Белкиной, наш специальный корреспондент  Варвара
Белкина...  Знать  бы  еще  ее  отчество!  Варвара  -  редкое  имя,   но   в
справочник-то занесены не имена, а инициалы!
   Действуя методом исключения, он отобрал полтора десятка Белкиных женского
пола. Основная масса телефонов была зарегистрирована на  Белкиных-мужчин,  и
женщин среди этих длинных столбцов было довольно легко найти.
   Из этих полутора десятков имена только двух Белкиных начинались  на  "В",
но одна из этих дам  жила  у  черта  на  рогах,  в  Зябликово,  на  каком-то
Гурьевском проезде.  Перельман  в  тех  местах  не  бывал  никогда,  но  ему
казалось, что это место находится возле самой кольцевой дороги, если  не  за
ее пределами. Вряд ли известная журналистка до сих пор жила в такой дыре.
   Зато вторая В. Белкина обосновалась поближе к центру, и Перельман  решил,
что это именно тот человек,  которого  он  ищет.  Он  тщательнейшим  образом
запомнил телефон и адрес, прокрутил список до  буквы  "К",  выбрал  курсором
какого-то Д. Г. Кузнецова и смущенным тоном окликнул Аллу Леонидовну.
   - Извините, - сказал он, когда та подошла,  цокая  по  паркету  вызывающе
высокими каблуками, - я все-таки заблудился. Вся эта техника не для меня.  Я
ее просто боюсь. Вот, я нашел нужного человека, но никак не могу вывести  на
экран его данные.
   Алла Леонидовна  снисходительно  улыбнулась,  слегка  наклонилась,  обдав
Перельмана густым ароматом дорогой парфюмерии, и два раза  небрежно  ударила
по  клавишам  изящным  пальцем  с  длинным,  любовно  ухоженным  и  покрытым
сверкающим бесцветным лаком острым ногтем.
   Не переставая бормотать слова благодарности, Перельман выписал на бумажку
телефон неизвестного и абсолютно  ненужного  ему  Д.  Г.  Кузнецова,  закрыл
программу, раскланялся с Аллой Леонидовной и ушел.
   Он заглянул в учительскую, пообщался несколько минут с  коллегами,  более
или менее ловко уклоняясь от расспросов, а потом извинился и отошел в  угол,
где на отдельном столике стоял городской телефон.  Он  трижды  набрал  номер
Белкиной, но ее телефон не отвечал: видимо, журналистка была на работе.
   "Или в милиции", - кусая губы, подумал Перельман.
   Он тут же в ужасе отмел  эту  мысль.  Если  Белкина  обратится  со  своим
открытием в милицию, как сделал бы на ее месте любой нормальный человек,  он
пропал. Через час, а то и меньше, за ним пришлют  опергруппу  с  автоматами.
Возможно, это будет не опергруппа, а просто майор Круглое  с  наручниками  в
кармане. Неизвестно, что лучше... Да и какая разница? Что взвод  ОМОНа,  что
майор в штатском - конец-то все равно один...
   Но Варвара Белкина - это Варвара Белкина, а не какой-то там обыватель.  В
милицию она  не  побежит,  потому  что  милиция  первым  делом  в  интересах
следствия запретит ей обнародовать то, что она  раскопала  с  помощью  этого
своего приятеля. А для  Белкиной  главное  сенсация,  а  вовсе  не  интересы
следствия. С какой радости она станет отдавать ментам  такой  жирный  кусок?
Пусть ищут сами, а если не умеют - пусть  тогда  хотя  бы  газеты  читают...
Утереть нос уголовному розыску, самолично раскрыть преступление, а заодно  и
тайну исчезнувшего почти сто лет назад золотого сервиза - это  же  настоящая
слава, от которой ни один журналист не откажется по доброй воле.  Тем  более
что  для  этого  всего-то  и  нужно,  что  подержать  ментов   в   неведении
денек-другой.
   Все  это  было  очень  шатко  и  ненадежно,  но  Перельман  понимал,  что
рассчитывать ему  больше  не  на  что.  Если  Белкина  поведет  себя  как-то
по-другому, ему конец. Если он ошибся, если приятель Белкиной не поделился с
ней  своим  открытием,  а  решил  раскручивать  эту  тайну   самостоятельно,
Перельману конец, потому что действовать надо очень быстро, а он не знает не
только адреса этого приятеля, но даже его имени.
   Впрочем, и имя, и  адрес  этого  незнакомца  наверняка  отлично  известны
Белкиной. Если ее попросить - если ее КАК СЛЕДУЕТ попросить, - она просто не
сможет отказать и выложит все, что знает об этом деле. А после этого она уже
никому и ничего не сможет сообщить.
   Так или иначе, начинать нужно было  с  Белкиной.  Приняв  такое  решение,
Михаил Александрович аккуратно положил телефонную  трубку  на  рычаги  и  не
спеша вышел из учительской.
 
Глава 11 
 
   Дорогин вернулся в редакцию уже после обеда, держа под мышкой  одолженную
у Варвары  пустую  папку,  а  в  руке  бутылку  "Джонни  Уокера"  с  красной
этикеткой. Когда он шел по редакционному коридору,  встречные  оборачивались
ему вслед. Сначала он решил было, что у него что-то не в порядке с лицом или
с одеждой, но потом понял, что смотрят не на него, а на бутылку: при доходах
рядового журналиста такую выпивку мог позволить себе далеко не каждый.
   Он заглянул в фотолабораторию. Дверь лаборатории была заперта изнутри,  и
в ответ на стук оттуда послышался сердитый голос, который предложил Дорогину
убираться ко всем  чертям,  потому  что  здесь  печатают  фотографии,  а  не
занимаются высасыванием из пальца небылиц.
   - Эй, Клюев, - позвал Муму, - это я, Дорогин. Точнее, нас тут двое:  я  и
Джонни Уокер. Тебе знаком этот шотландский джентльмен?
   - Уно моменте, -  ответил  Клюев  почему-то  по-итальянски,  и  мгновение
спустя дверь распахнулась.
   - Заходи, - заговорщицким тоном прошипел Клюев,  -  только  быстро,  пока
стервятники не слетелись. Тебя в коридоре видели?
   - Видели, - ответил Дорогин,  входя  в  лабораторию.  -  И  бутылку  тоже
видели.
   В лаборатории царил красный полумрак, в ванночках  с  растворами  плавали
отпечатанные фотографии, и  десятки  снимков  сохли  на  протянутых  поперек
лаборатории лесках, как белье. Похоже было на то,  что  Клюев  действительно
работал.
   - Плохо! - воскликнул Клюев. - Ну никуда не годится! Учишь вас,  учишь...
Бутылка виски на одного - это райское блаженство, на двоих  -  праздник,  на
троих - светский прием, а на всю редакцию - сплошное расстройство и  перевод
ценного продукта. Кстати, откуда такая роскошь?
   - Как откуда? - удивился Дорогин. - От Варвары.
   - Наглая ложь, - заявил Клюев, любовно поглаживая бутылку. -  К  тому  же
очень неумелая. Когда  Варваре  что-то  очень  нужно,  она  может  пообещать
золотые горы, а потом всегда каким-то образом получается, что ты же ей еще и
должен... Одно слово - женщина! Ну так как - дернем по маленькой?
   - Я за рулем, - напомнил Дорогин.
   - Ну и что? - удивился Клюев. - Это же скотч, а не паленая водяра. Это же
лекарство... Впрочем, как знаешь. В конце концов, мне больше достанется.  Ты
сейчас от Варвары или к ней?
   - К ней.
   - Тогда захвати снимки, которые она просила. И  натюрморт  этот  захвати.
Слушай, что вы с Варварой  в  нем  нашли?  Картинка  как  картинка.  Самовар
какой-то... Какое отношение он имеет к убийству?
   - Никакого, - перебирая еще влажноватые снимки, ответил Дорогин. - Просто
понравилась, как ты выражаешься, картинка...
   - Очень сильно понравилась, - заметил проницательный Клюев.  -  На  целый
литр скотча. Что-то вы темните, ребята.
   - Темним, - согласился Дорогин. - На самом деле этот  самовар  сделан  из
чистого золота, и школьного сторожа убили из-за него.
   - Не хочешь говорить и не надо, - обиделся Клюев. - Иди к своей  Варваре,
секретничайте с ней дальше. Но за виски спасибо. Заходи почаще.
   Дорогин сложил снимки в папку и покинул лабораторию.  Закрывая  за  собой
дверь, он услышал позади  характерный  треск  сворачиваемого  с  бутылочного
горлышка алюминиевого колпачка: жадный Клюев торопился спасти от коллег хоть
что-нибудь.
   В комнате, где работала Белкина, уже  было  полно  народа.  Под  потолком
густым облаком висел табачный дым, с  запахом  которого  успешно  соперничал
аромат крепкого кофе. Стоял галдеж,  обычный  для  тех  случаев,  когда  все
разговаривают  со  всеми  и  никто  никого  не  слушает,  негромко   жужжали
включенные  компьютеры,  мягко  стрекотали  под  чьими-то  умелыми  пальцами
клавиши, шелестела бумага, и Дорогин в очередной раз поразился тому,  что  в
этом гаме люди ухитряются работать, причем не руками, а головой.
   Варвара сидела повернувшись к  обществу  спиной  и  с  бешеной  скоростью
набирала текст. К ней никто не обращался,  зная,  что  в  такие  минуты  это
небезопасно.  Возле  ее  правого  локтя  остывала  забытая  чашка  кофе,   в
переполненной пепельнице дымилась целиком истлевшая сигарета. Чувствовалось,
что работа Белкиной  сдвинулась  с  мертвой  точки  и  уверенно  близится  к
завершению.
   - О! - воскликнул кто-то, увидев Дорогина. - Вот он, кормилец!  Погодите,
а где же виски?
   Услышав  слово  "виски",  Варвара  перестала  барабанить  по  клавишам  и
обернулась.
   - Я знаю, где виски, - откликнулся еще один голос. - Я  видел,  как  этот
гражданин приятной наружности заходил с бутылкой в фотолабораторию. Вышел он
оттуда уже налегке, отчего его наружность сильно проиграла.
   - Клюев! - с замогильной интонацией произнес первый голос.
   - Отстаньте от человека, пираньи! - подала голос Варвара. -  Я  могу  вам
все объяснить, чтобы вы успокоились.
   Просто Клюев задолжал кому-то бутылку виски...
   - Задолжал?  -  спросил  кто-то.  Шум  вдруг  стих  словно  по  мановению
волшебной палочки.
   - Ну да, задолжал и решил отдать долг.
   - Ого!
   Вот это да!
   Дает Клюев!
   - послышалось с разных концов помещения.
   - Вот вам и да, - сказала Варвара. - Я  нагрузила  его  срочной  работой,
поэтому он дал Сергею денег и попросил его купить бутылку "Джонни Уокера"...
   - Деньги у Клюева?  Странно...  -  сказал  молодой  человек  в  очках  со
стальной оправой, боком продвигаясь к выходу.
   - Эй, ты куда собрался? - окликнули его. - Я одалживал  ему  раньше,  чем
ты.
   - Зато я одолжил больше, - с достоинством ответил молодой человек  и,  не
вступая в дальнейшие пререкания, выскользнул за дверь.
   - Пойти прогуляться, что ли? - задумчиво сказал  сотрудник  с  норвежской
бородкой, вместе со стулом отъезжая от стола. - Что-то здесь накурено.
   - Точно, - поддержали его сразу несколько голосов.  -  Дышать  совершенно
нечем. Надо бы проветриться, господа...
   В дверях возникла небольшая, тихая, очень  интеллигентная  свалка.  Через
несколько минут в комнате остались только Варвара и Дорогин.
   - Только бы дверь в лаборатории не сломали, - озабоченно сказала Варвара,
прислушиваясь к удаляющемуся топоту в коридоре.
   - Слушай, что это с ними? - спросил Дорогин, с удивлением наблюдавший  за
поспешным исходом журналистов.
   - Торопятся получить свои кровные, - усмехнулась Варвара. -  Сначала  они
порвут Клюева, а потом вернутся и примутся за меня.
   Он должен всей редакции, от  Якубовского  до  вахтера,  и  никто  уже  не
надеется получить свои денежки обратно. А тут такая новость... А у тебя  что
интересного?
   Дорогин отдал ей готовые снимки и в общих чертах пересказал свой разговор
с Яхонтовым. Слушая его, Варвара курила, задумчиво перебирая фотографии.  Ее
брови были озабоченно нахмурены. Потом она отложила снимки  на  край  стола,
взяла чашечку с остывшим кофе, отхлебнула и сморщилась.
   - Гадость какая... Слушай, что-то мне не верится, чтобы школьный  учитель
мог вот так.., железным ломом по голове... Да еще  и  рисунок  кровью..,  не
знаю. Сил у него на это, конечно, хватило бы, мальчик он крепкий, но  как-то
все это... Мне легче поверить в сатанистов, чем в это.
   Дорогин тоже закурил, подошел к окну и настежь распахнул форточку.
   - Дышать тут у вас действительно нечем, - сказал он. -  Слушай,  Варвара,
зачем тебе вся эта детективная белиберда? Ты писала  статью  о  басмановском
чайнике. Ты первая и пока единственная из  журналистов  знаешь  о  том,  что
сервиз Фаберже не выдумка и не гипотеза, а реально существующий набор посуды
из чистого золота. Ты нашла место, где он хранился  буквально  до  вчерашней
ночи... Может быть, хватит? Тебе не кажется, что ты опять кладешь голову под
топор? То, что я тебе только что рассказал, может прийти в голову не  только
мне, но и тому, кто убил  сторожа.  У  этого  человека  могут  возникнуть  в
отношении тебя не совсем здоровые желания. Об этом ты подумала?
   - Подумала, - сказала Варвара своим обычным легкомысленным тоном. - А  ты
на что?
   - А может быть,  оставим  богу  богово,  а  кесарю  кесарево?  -  спросил
Дорогин. - Может быть, предоставим родной милиции возможность заняться своим
делом? Ты и так выполнила за  них  всю  работу,  им  осталось  только  взять
убийцу.
   - Правильно, - сказала Варвара. - А я опять останусь у разбитого  корыта.
У меня отберут все материалы и запретят что бы то ни было  печатать  до  тех
пор, пока не закончится следствие и не состоится суд. А к тому  времени  все
уже забудут и про чайник, и про сервиз, и про сторожа.  Скоро  начнется  суд
над вдовой Рохлина. Кто сейчас помнит про то дело? То есть если  задумаются,
то вспомнят, но этот суп давно остыл в горшке, и подогревать его бесполезно.
А ты мне предлагаешь обратиться в милицию! Да я лучше руку себе отрежу! Нет,
если ты занят, я тебя не задерживаю.  Сама  как-нибудь  справлюсь.  В  конце
концов, у меня есть пистолет.
   Дорогин тяжело вздохнул.
   - Ох, Варвара, - сказал он. - Трудно с тобой.  Знать  бы  заранее,  убьют
тебя или посадят, было бы понятно, что готовить: передачи в тюрьму или венки
на могилку.
   - Жизнь прекрасна, когда в ней много вариантов, - ответила Белкина. Потом
она замолчала, прислушиваясь к доносившемуся из коридора нестройному  топоту
и шарканью подошв. - Идут, - сказала она. - Возвращаются. И все,  как  один,
жаждут моей крови. Ты погуляй часиков до десяти, а потом приезжай  за  мной,
ладно? Не надо тебе этого видеть, ты  от  этого  зрелища  надолго  потеряешь
аппетит, а главное, окончательно во мне разочаруешься.
   Она повернулась спиной к дверям, положила пальцы на клавиатуру компьютера
и начала писать с прежней умопомрачительной  скоростью,  словно  вся  статья
давным-давно целиком, до  последней  запятой,  хранилась  у  нее  в  голове.
Дорогин подумал, что, наверное, так оно и есть, и позавидовал той  легкости,
с которой Варвара превращала свои мысли,  ощущения  и  догадки  в  точные  и
понятные фразы.
   В коридоре он разминулся с компанией разочарованных журналистов,  которые
возвращались из неудачного набега на  крепость  хитроумного  Клюева.  Теперь
Дорогину стало ясно, зачем дверь фотолаборатории обита  железом:  видимо,  в
дни получки Клюев отсиживался там, тихо вздрагивая, когда сердитые кредиторы
принимались гулко барабанить кулаками в оцинкованную жесть.
   Усевшись за руль своей машины, Муму посмотрел на часы. Было самое  начало
четвертого, и до назначенного Варварой времени оставалось почти полных  семь
часов. Он закурил и задумчиво  почесал  в  затылке,  размышляя  о  том,  что
Варвара  просто  рождена  для  того,  чтобы  подчинять  себе  окружающих   и
командовать ими. "Заедешь за мной часиков в десять..." Как будто он уже  дал
согласие быть ее телохранителем и получил аванс! Собственно, удивляться  тут
нечему, Варвара есть Варвара, но  вот  объяснения  с  Тамарой  наверняка  не
избежать.
   Правильно, с  удовольствием  подумал  он.  Съезжу-ка  я  домой,  отдохну.
Пообедаем  вдвоем,  как  примерные  супруги,  попьем  кофейку,  поговорим...
Времени у меня навалом, а если буду опаздывать, позвоню Варваре в  редакцию,
пусть подождет меня там.
   Он вставил ключ в замок зажигания, и тут взгляд его  совершенно  случайно
упал на припаркованный у противоположного тротуара серый  "опель-кадет".  На
первый  взгляд  в  этой  машине  не  было  ничего  особенного  и  тем  более
угрожающего - обыкновенный хэтчбек, сошедший с конвейера  никак  не  позднее
восемьдесят пятого года и с тех пор претерпевший множество мелких и  крупных
неприятностей;  но  что-то  заставило  Муму  присмотреться  к  этой   машине
повнимательнее.
   Он не видел, был ли в  машине  пассажир,  но  водитель  сидел  за  рулем,
повернув к Дорогину широкий стриженый затылок, и курил,  выставив  в  окошко
локоть. Что-то в этом затылке и в особенности в  этом  выставленном  в  окно
локте показалось Сергею мучительно знакомым,  виденным  совсем  недавно,  но
позабытым за ненадобностью. Он начал перебирать события последних  дней,  но
тут водитель повернул голову  и  длинно  сплюнул  в  окно,  дав  возможность
полюбоваться   своей   физиономией,   которая   была   украшена   фиолетовым
кровоподтеком на левой скуле.
   Это был Самсон.
   Утренние события напрочь вышибли у Муму из головы и  штангиста-коротышку,
и его напарника Бориса, так что он был очень неприятно  удивлен,  обнаружив,
что за Варварой продолжают следить. Это было непонятно.  Предположение,  что
двоих мордоворотов нанял учитель Перельман, не выдерживало  никакой  критики
хотя  бы  потому,  что  следить  за  Варварой  начали  до  того,   как   она
познакомилась с историком. По всему выходило, что Борис и Самсон работают на
кого-то, кто имеет на Варвару очень большой  зуб,  и  зуб  этот  растет  уже
давным-давно.  То,  что  этот  клык  обнажился  именно  сейчас,   очень   не
понравилось Дорогину, потому  что  сильно  осложняло  его  нынешнюю  задачу,
заключавшуюся в обеспечении безопасности Варвары Белкиной.
   Вот же чертова баба, - подумал Сергей, вынимая ключ из замка зажигания. -
Легко  сказать  -  обеспечить  ее  безопасность!  Попробуй-ка  справиться  с
задачей, когда эта  сумасшедшая  так  и  притягивает  к  себе  неприятности,
наживая врагов на каждом шагу!
   Я сам виноват. Нечего было с ней связываться.  А  уж  если  связался,  не
стоило ограничиваться полумерами. Нужно было сразу понять, что в этом  деле,
как всегда, придется идти до конца, и вытрясти из Самсона  и  его  напарника
всю правду, пока они были под рукой.  Ничего.  Лучше  поздно,  чем  никогда.
Оживленная улица ничем не хуже оживленного двора: и  тут  и  там  все  время
толчется масса народу, который слегка смущает и отвлекает,  но  по  большому
счету не может помешать решительному человеку сделать то,  что  он  задумал.
Тем  более  что  дело  предстоит  пустяковое:  подойти,  сесть  в  машину  и
по-хорошему уговорить ребят рассказать, на кого они работают."
   Дождавшись момента, когда Самсон снова отвернулся, Муму открыл  дверцу  и
выскользнул из машины. До серого  "опеля"  было  метров  двадцать  пять,  не
считая ширины проезжей части. "Многовато, - прикинул  Дорогин.  -  Наверняка
заметят, черти..."
   Он оказался прав, но это был  один  из  тех  случаев,  когда  собственная
правота его ничуть не обрадовала. До  "опеля"  оставалось  не  более  десяти
метров, когда Самсон вдруг выставил в окно голову, обернулся,  всмотрелся  в
приближающегося Дорогина и в то же мгновение испуганно убрал голову. Стартер
старенькой иномарки закудахтал, из выхлопной трубы  поползли  ленивые  клубы
сизого дыма. Сергей  ускорил  шаг,  а  потом  и  побежал,  но  было  поздно.
Двигатель "опеля" взревел - видимо, Самсон,  заводя  машину,  изо  всех  сил
давил на газ, - выбросил облако дыма, и автомобиль плавно отчалил от  бровки
тротуара, сразу перейдя на вторую передачу.
   О том, чтобы догнать машину бегом, нечего  было  и  думать.  Преследовать
бандитов на машине тоже не имело смысла: пока добежишь,  пока  развернешься,
они успеют сто раз свернуть в боковую улицу, и поди тогда  угадай,  в  какую
именно... Если бы