и  в
голову не приходило.
   - Да, я узнал. Ее милицейская машина подбила. Она шла по дороге, а  потом
под колеса бросилась. Но  точно  я  вам  сказать  не  могу.  Может,  позвать
медсестру, она в курсе?
   - Не стоит.
   В темной комнате практически терялись из вида лица, руки, были  различимы
лишь белые халаты и колпаки.  От  этого  братья  казались  Федору  Ивановичу
какими-то фантастическими существами, лишенными ног,  кистей  рук  и  голов.
Лишь иногда ярко-белые зубы вспыхивали в полумраке.
   - Мы с братом немного пошепчемся, а вы возле нее побудьте.
   Илья с Григорием отошли к окну и тихо-тихо  принялись  объясняться.  Даже
если бы Федор Иванович и напрягал бы слух, ему бы не удалось  расслышать  ни
единого слова. А он, в общем-то, особо и  не  стремился  к  этому.  Мало  ли
существует на свете семейных тайн? Он уже подозревал, что девушка была давно
сумасшедшей, и братья лишь стеснялись признаться в этом, потому и не привели
на анализ. Федор Иванович даже придумал подходящую версию, что  родственница
убежала из дома, а через пару дней ее отыскали, вот и  хотели  выяснить,  не
подхватила ли она за время странствий венерическую болезнь.
   - Кончать его надо, - вынес приговор Григорий.
   - Не хочется, но придется, - согласился с ним Илья. - И бабу кончим.
   - Ты уверен, что нас никто не засек?
   - Медсестра нас хрен разглядела, вот только баба днем нас видела у него в
кабинете.
   - Так то днем... - братья пожали друг другу руки, таким образом  скрепляя
желание покончить и с Федором Ивановичем, и с девушкой.  Затем  ладонь  Ильи
скользнула в карман джинсов, и он сжал в пальцах  узкую  шелковую  удавку  -
черную ленту, один конец которой кончался скользкой петлей.
   Григорий подошел к кровати, склонился над Ритой. Затем позвал:
   - Федор Иванович, а это что такое?
   Заведующий лабораторией, не догадываясь о своей дальнейшей  судьбе,  тоже
нагнулся, что бы рассмотреть, что же так заинтересовало Гришу. Илья  в  этот
момент оказался у него за спиной, и петля  захлестнулась  на  шее.  Григорий
ловко закрыл медику  рот  рукой.  Удавка  затянулась  с  неимоверной  силой,
впившись в горло, мгновенно исчезла в складках  горла.  Еще  бы  немного,  и
перерезала бы не только мышцы, но и пищевод с трахеей.
   Несколько раз Федор Иванович дернулся, его глаза,  наполнившиеся  ужасом,
видели уже начинавшее расплываться довольное лицо Григория.  Федор  Иванович
тяжелел в руках Ильи, но тот продолжал  держать  даже  тогда,  когда  колени
подогнулись и заведующий лабораторией готов был рухнуть на пол.
   - Готов, наверное, - Григорий приложил пальцы к сонной артерии.
   - Ты хоть удавку распусти. До пульса никак не доберусь.
   Пульс не прощупывался. Федор Иванович был мертв.
   При  желании  его  еще  можно  было  откачать,  запустив  сердце,  сделав
искусственное дыхание, но такого желания у братьев Вырезубовых, естественно,
не появлялось.
   - Сдох доктор, - спокойно  сказал  Илья,  вытаскивая  из  кармана  Федора
Ивановича связку ключей, - теперь сучку прикончить следует.
   - Не бросать же его посреди палаты?
   Илья по-деловому принялся запихивать мертвое  тело  под  пустую  кровать,
лишь ноги в черных ботинках остались торчать из-под никелированной спинки.
   В коридоре послышались шаги.
   - Tec! - сказал Григорий, прикладывая палец к губам, и выглянул  в  узкую
щель, предостерегающе поднял руку. Он увидел мужчину, идущего  по  коридору.
Еще несколько секунд оставалась надежда, что тот направляется к лестнице, но
затем стало ясно, его интересует та самая палата.
   - Назад! - прошипел Григорий, и братья спинами прижались к  стене,  стали
так, чтобы открывшаяся дверь скрыла их от глаз визитера.

Глава 12

   - Ты еще не успела раскаяться, что вернулась на работу?  -  сказал  Муму,
когда въехал на машине во двор дома.
   Тамара посмотрела на него с недоумением.
   - По-моему, раскаялся в этом ты, а не я.
   - Я тебе никогда не советовал возвращаться.
   - Вопрос закрыт, - сказала женщина, захлопывая дверцу машины.
   Она понимала, Дорогину не очень приятно, что она строит свою жизнь, почти
не обращая внимания на его желания.
   "Но ведь он сам поступает точно так же?, - тут же нашла  себе  оправдание
Тамара.
   И пока Дорогин загонял автомобиль в гараж, вошла в дом. И тут  Солодкиной
пришлось вспомнить,  что  она  все-таки  женщина  и  хозяйка.  Следовало  бы
что-нибудь соорудить на ужин, а, как она помнила, в холодильнике не осталось
ничего, кроме консервов. Дорогин же их не любил, хотя во всем остальном  был
непривередлив.
   И, словно надеясь на чудо, Тамара открыла дверцу холодильника.
   "Ну конечно же, как я забыла. Пантелеич, молодец, постарался!"
   На полке лежал большой кусок домашнего сыра, два десятка  цветных  яиц  и
стояли две банки - одна с молоком, вторая со сметаной.
   "Будто чувствовал Пантелеич! Я же  его  не  просила,  а  он  все  наперед
предвидит. Жизнь научила."
   Дорогин уже помыл руки и сел к столу.
   - Слушай, может, поможешь мне приготовить, Сергей?
   - Тогда уходи, - Дорогин поднялся, отстраняя Тамару.
   Он умел делать все. Если бы он открыл ресторан,  то  наверняка  его  дело
процветало бы. Он быстро порезал  сыр,  намазал  хлеб  маслом.  Разложил  на
тарелке, тщательно  вымыв,  огурцы  и  помидоры,  которые  предусмотрительно
купил, прежде чем заезжать за Тамарой в больницу. Разлил по стаканам  молоко
и поставил в центр стола начатую бутылку коньяку.
   Затем громко хлопнул в ладони.
   - Можешь заходить, аттракцион закончен. Тамаре оставалось лишь  ахнуть  и
поцеловать Дорогина в щеку, нежно и быстро. Ничего особенного, но смотрелось
все аппетитно и великолепно, как на глянцевой странице дорогого журнала.
   - Ты мастер, Сергей! Я подозревала конечно в тебе кулинарные способности,
но чтобы так быстро...
   - Когда есть сырье, все остальное - дело техники. К тому же я  побаивался
раскрывать свои таланты, иначе бы ты меня, как говорится, запрягла  и  я  не
отходил бы от плиты.
   - А теперь почему не побоялся?
   - Мне тебя жаль, ты устала, я это вижу.
   - Брось. Сейчас поужинаем, затем послушаем хорошую музыку...
   - А потом что?
   - Сам знаешь, - рассмеялась Тамара. В радостном настроении  они  сели  за
стол.
   - Сперва поедим, а потом выпьем, или наоборот? - спросил Сергей.
   - Как хочешь.
   Но ни выпить, ни поесть они не успели. Зазвонил телефон. Тамара досадливо
поморщилась. Сергей бросился к аппарату и  вернулся  с  трубкой,  недовольно
подал ее Солодкиной.
   - Когда-нибудь я обрежу телефонный шнур. Опять твоя больница,  не  успели
уехать, как они звонят.
   - Во-первых: у радиотелефона трубку обрезать сложно. Во-вторых: ..Погоди,
погоди,  Сергей...  -  Тамара  прижала  трубку  к  уху,  ее  глаза   немного
расширилось, а выражение лица стало озабоченным.
   - Да, да, конечно. Я уже добралась, мы уже поужинали. Я успела отдохнуть,
сейчас еду.
   Дорогин отставил налитую  рюмку  и  вытащил  из  кармана  связку  ключей,
подбросил их на ладони. Тамара попробовала схватить их.
   - Нет уж, повезу тебя я. Ты собирайся, а я заверну бутерброды, поужинаешь
в больнице.
   - Я еще не сказала, что еду.
   - Ты не сказала этого мне, а им уже пообещала.
   - Точно, - ответила женщина, отключая телефон. Сборы  были  быстрыми,  на
все ушло минут восемь, и машина уже  мчалась  по  ночной  дороге  в  сторону
Клина. Дорогину даже не дали толком попрощаться.
   - Ты подожди меня здесь, - моя руки, бросила Тома через плечо.
   Сергей даже не понял, сколько предстоит ждать. Может, она  задержится  на
час, может, на два, а может - до утра. Сергей знал, Тамара не обидится, если
он сей час уедет. Надо будет - позвонит, и он за  ней  вернется,  дорога  не
длинная. Он понял, произошло что-то серьезное - внеплановая операция. Тут уж
спорить не выходило, как-никак она врач - клятва Гиппократа  обязывает.  Как
говорили на зоне, никто за язык не тянул, а за базар ответить придется.
   "Вот и приходится отвечать, кто на что учился? - вспомнил расхожую истину
Сергей, опускаясь в кресло.
   Он увидел на столе в кабинете у Тамары шикарный букет цветов и  почему-то
подумал, что это, наверное, какой-нибудь выздоровевший больной постарался. О
том, что у него мог появиться  конкурент,  думать  не  хотелось,  Тамара  не
давала к этому никакого повода. Цветы  были  красивые,  они  выглядели  так,
словно  их  десять  минут  тому  назад  срезали,  они  хранили  первозданную
свежесть. В кабинете распространялся сладковатый, пьянящий запах.
   Ароматов вокруг было слишком много, от них привыкшего к  свежему  воздуху
Муму начинало поташнивать, кружилась голова.
   Сергей подошел к окну,  где  была  открыта  лишь  форточка,  и  распахнул
настежь две фрамуги. Занавеска  мгновенно  улетела  на  улицу,  подхваченная
сквозняком. Слетели бумаги со стола.
   - Черт подери! - пробурчал Дорогин, прикрыл одну створку окна и  принялся
складывать разлетевшиеся листки. Покончив с этим, сел в кресло и замер.
   Сквозь окно виднелось другое крыло больницы.
   "Реанимация... То самое место, то окно, через  которое  я  выпрыгивал  на
улицу, спасая свою жизнь. Да, да, там лежал Резаный, от  которого  я  узнал,
где спрятан воровской "общак". Именно с этого все и началось. Могла  ли  моя
жизнь пойти по-другому? Наверное, нет. Человек не  выбирает  судьбу,  судьба
выбирает человека.
   Мы лишь думаем, что выбираем дорогу, что  можем  пойти  направо,  налево,
назад или вперед. Все предначертано свыше. Если ты поворачиваешь  вправо,  а
тебя тянет повернуть влево, это значит, судьба тобой играет  и  очень  тонко
тебя обманывает."
   Сергей поднялся. Сигареты остались в машине. Он подошел к  столу  Тамары,
выдвинул верхний ящик, увидел пачку дорогих сигарет, тонких, дамских. Он сам
покупал их в Москве несколько дней тому назад.
   Сергей поднял сигарету. Она выглядела в его сильных руках  легковесной  и
немного смешной. Муму даже не стал ее прикуривать, приложил к носу и  втянул
аромат табака, который показался намного приятнее, чем пьяный  запах  пышных
роз.
   "Ведь она мне даже не сказала,  в  какой  операционной  сейчас  работает.
Может, в реанимации?? - и Дорогин поймал себя  на  мысли,  что  почти  забыл
планировку больницы.
   Прикрыл глаза, крепко стиснул зубы, напряг память и мысленно прошелся  по
коридору. Картинки возникали одна ярче  другой.  Он  даже  вспомнил  оконный
переплет с отслоившейся краской, маленькую трещинку на тонком стекле,  потек
краски, похожий на птичье перо.
   И он медленно пошел по коридору, прислушиваясь к собственным шагам.
   "Куда я иду? - подумал мужчина, сворачивая в соседнее крыло. - Зачем  мне
это надо? Прошлое не вернуть, лучше к нему не прикасаться. Но ведь всплыл же
Абеба, и я вспомнил тюрьму, вспомнил нары,  маленькое  зарешеченное  окошко.
Вспомнил лица сокамерников, вспомнил все,  о  чем  запрещал  себе  думать  и
вспоминать. И вот теперь я опять здесь, в Клину, в больнице, в том же  самом
коридоре... Меня влечет к прошлому. Я не  должен  был  здесь  появляться,  я
собирался провести вечер дома с книжкой в руках или в кресле у телевизора. А
я здесь, против своей воли. Но, если я оказался здесь в это время и  в  этом
месте, значит, это судьба, значит, она привела меня сюда, а значит,  в  этом
есть  некий  смысл,  который  я  пока  не  понимаю,  который  пока  от  меня
ускользает."
   И Муму, прикасаясь рукой к стене, выкрашенной бледно-зеленой краской, так
же, как делал, когда только  выкарабкивался  из  реанимации,  шел  и  шел  в
полумраке длинного больничного коридора. Ему уже казалось, что  он  в  самом
деле вернулся в прошлое. Запах тот же,  прежний,  вечный  запах  больницы  -
хлорка, лекарства.
   За поворотом показалась слабо освещенная ниша, стол  дежурной  медсестры.
Он не помнил, как зовут девушку, но помнил ее лицо, широкое  и  веснушчатое.
Как-то раз видел вместе с Тамарой.
   Девушка  испуганно  вскинула  голову,  но,  увидев  перед  собой  Сергея,
приветливо улыбнулась. Она тоже не помнила его имя, но знала в лицо. Он  был
ей настолько симпатичен, что она даже не напомнила  ему,  что  в  реанимацию
входить без белого халата не полагается.
   - Добрый вечер, - Дорогин оперся о письменный стол. - Тамара там?
   - Нет, - качнула головой медсестра,  -  она  в  хирургическом  отделении.
Хотите чаю?
   - Нет, не надо, я только что поужинал, - Сергей усмехнулся  и  хотел  уже
развернуться.
   - Тут дорога короче, - напомнила ему медсестра,  -  можете  пройти  через
реанимацию, я дверь от черной лестницы на ключ не закрывала.  Жарко  сейчас,
оставила открытой.
   - Знаю. Я эту больницу изучил хорошо, имел счастье в ней полежать.
   "Повезло же Тамаре, - подумала девушка, - а я,  сколько  к  пациентам  ни
присматриваюсь, ни одного стоящего не встретила."
   Дорогин, осматриваясь, не спеша пошел по коридору.
   "Вот та палата, в которой мы лежали с Резаным, - он остановился у  двери,
чуть приоткрытой.  Прикоснулся  к  ручке,  прислушался  к  ощущениям.  Холод
металлической ручки был приятен. - Интересно, кто там сейчас лежит  на  моем
месте - мужчина или женщина, старый человек  или  молодой?  Из  этой  палаты
редко кто выходил живым, сюда помещали полуобреченных.  Я  ведь  тоже  тогда
находился в шаге от смерти?, - он толкнул дверь и вошел в палату.
   Там царил полумрак. Одна кровать была пуста, а на второй, на  той  самой,
на которой в свое время лежал Муму, он увидел  девушку.  Вернее,  догадался,
что это девушка, ее длинные волосы хорошо читались на фоне белой подушки.
   Девушка чуть слышно постанывала. Муму машинально поднял дамскую  сигарету
и сунул в губы, ими же примериваясь к очень тонкой сигарете.  Это  и  спасло
его. Илья Вырезубов бросился на Сергея,  натянув  в  руках  черную  шелковую
удавку, а Григорий схватил Сергея за ноги,  бросившись  на  него,  как  пес.
Удавка захлестнулась, прихватив к шее и руку Сергея. Тонкая дамская сигарета
сломалась.
   Все происходило молча, слышалось лишь натужное сопение Ильи, который  изо
всех сил тянул на себя шелковый шнурок.
   - Души, души шакала! - шипел Григорий. Все трое уже  лежали  на  полу,  и
Сергей понял, просто так ему не вырваться, нападавшие сильны, причем  сильны
чрезвычайно. Так бывают сильны дикие звери,  уже  схватившие  добычу  и  уже
осознавшие, что она в их когтях, цепких и безжалостных, а  гибель  жертвы  -
это вопрос лишь времени, нескольких секунд или нескольких  минут  судорожных
конвульсий, сдавленных стонов.
   Сергей пошел на хитрость. Он  на  долю  секунды  расслабил,  затем  резко
протолкнул руку вперед, и шелковая  удавка  оказалась  у  него  под  мышкой.
Теперь она уже была не страшна. Он локтем изо всей  силы  ударил  одного  из
нападавших в лицо. Послышался стон и хруст, похожий на звук  ломаемой  сухой
ветки.
   - Ах, ты так! - Сергея укусили за ногу, словно  хотели  отгрызть  от  нее
кусок плоти.
   И  тогда  каблуком  Сергей  нанес  удар.  Он   все   делал   механически,
инстинктивно, спасая свою жизнь. Муму заметил лишь то, что напавшие одеты  в
белые халаты и в дурацких, какие носят хирурги, белых колпаках на головах.
   Сергей зацепил ногой штатив от капельницы и поймал  его,  когда  тот  уже
падал. Сил подняться на ноги  не  было,  голова  кружилась,  но  пальцы  уже
сжались на холодном металле штатива. Сергей  видел,  как  к  нему  метнулись
силуэты, словно два  белых  медведя  в  голодную  полярную  ночь  Он  ударил
штативом наотмашь. Бить было крайне неудобно,  и  удар  получился  не  очень
сильным. Штатив скользнул по плечу  Ильи  и  со  звоном  врезался  в  спинку
кровати. Второй раз взмахнуть штативом у Дорогина уже  не  было  сил,  и  он
подумал, что, возможно, проиграл.
   - Что там такое? - послышался крик медсестры и торопливый цокот каблучков
по поскрипывавшему, рассохшемуся паркету.
   Странное дело, именно девичий крик и цокот каблучков сделали то, чего  не
смог сделать Дорогин. Нападавшие бросились к двери, столкнулись и,  чуть  не
выломав створку, вылетели в коридор.  Здесь  они  сшибли  с  ног  медсестру.
Девушка, ударившись головой о стену, потеряла сознание.  И  вот  уже  только
топот ног по бетонной лестнице затихал вдали.
   Дорогин поднялся. Его пошатывало, но он все же побежал. Остановился, чуть
не споткнувшись о  распростертую  на  стертом  паркете  медсестру.  Ее  лицо
заливала кровь.
   - Урод! - шипел Григорий, тяжело дыша в затылок Илье.
   - Это ты урод!
   Братья сбежали на первый этаж. Илья торопливо вытащил из  кармана  ключи,
похищенные у Федора Ивановича. Они влетели в  лабораторию,  и  Илья  тут  же
закрыл дверь на ключ.
   - В окно! В окно! - хрипел Илья.
   Григорий, уже  стоя  на  подоконнике,  вспомнил  о  цветах,  которые  они
привезли заведующему лабораторией. Держась  за  раму,  нагнулся  и  выхватил
букет из трехлитровой банки. Братья прыгнули в  темноту  и  побежали,  треща
кустами.
   Лишь только к медсестре подоспели дежурившие в реанимации врачи,  Дорогин
тут же бросился к лестнице. Головокружение уже прошло, лишь кровь стучала  в
висках да нестерпимо болела укушенная нога - кровь уже хлюпала в ботинке.
   Сергей даже не задумывался, на какой этаж  сбежали  нападавшие,  он,  как
охотничий пес, полагался лишь на свое чутье. Муму не ошибся ни  на  шаг,  не
сделал ни одного лишнего поворота и с  разбегу  ударился  в  закрытую  дверь
лаборатории, из-под которой лился свет. Дверь была  заперта.  Несколько  раз
Дорогин ударил в нее плечом. С той стороны лишь жалобным  звоном  отозвались
ключи, выпавшие из замочной скважины.
   - Ушли! - выдохнул Сергей и, почувствовав, что  нет  больше  сил  стоять,
опустился на корточки возле стены.
   Вниз уже бежали люди, звенели ключи. Сергей  сидел  не  поднимая  головы.
Кто-то его спрашивал:
   - С вами все в порядке?
   - Да, - глухо отвечал Муму.
   Но лишь только  распахнулась  дверь,  лишь  свет  упал  на  пол,  Дорогин
поднялся и заглянул в лабораторию. Первое, что он увидел, это одинокая роза,
стоящая в высоком мерном стакане, точно такая, какие те, которые он видел  в
кабинете у Тамары Солодкиной,  та  самая  роза,  о  которой  забыл  Григорий
Вырезубов, выхватывая букет из трехлитровой банки.
   Распахнутое окно, ветер, колышущий  занавески,  окровавленная  медсестра,
дежурившая в реанимации... Дорогин не мог понять, что произошло, кто на него
набросился, откуда взялись посторонние, одетые в белые халаты и колпаки.
   Он тряхнул головой и осмотрелся. Тамары рядом не было.
   "И немудрено, она же в операционной, и никто не бросит операцию,  случись
даже пожар."
   И тут он вспомнил, как зовут девушку-медсестру  -  Лиля.  Имя  совсем  не
подходило к ее внешности. Типичное русское, веснушчатое лицо, русые  волосы,
голубые глаза, пухлые губы. А имя Лиля предполагало нечто другое, во  всяком
случае в воображении Дорогина: жгучая брюнетка, карие глаза,  смуглое  лицо,
осиная талия. И никакого платья, черные брюки и облегающий свитер.
   - Лиля, - сказал Дорогин, беря сидевшую в кресле медсестру за руку.
   Девушка одной рукой прижимала ко лбу грелку со льдом, обернутую в марлю.
   - Двое, в белых халатах...
   - Я это и сам видел, но лиц было не рассмотреть. Откуда они взялись?
   Девушка непонимающе смотрела на Дорогина.
   - Они неслись по коридору быстро, как... -  медсестра  запнулась,  -  как
бешеные кони.
   - Ты видела, как они пришли в реанимацию?
   - Конечно видела, их привел Федор Иванович. Они втроем зашли в палату.  Я
еще хотела вас окликнуть, когда вы подошли к двери...
   - Какой Федор Иванович? - спросил Муму. Кто-то за его спиной подсказал:
   - Завлаб, мы сидим в его кабинете.
   И тут установившийся было покой  в  больнице  разорвал  истошный  женский
крик. Такое в больнице случается нечасто, медики  -  народ  тертый,  и  даже
самую хрупкую медсестру не испугаешь ни видом крови, ни открытым  переломом,
когда из мяса торчат разведенные обломки костей.
   Крик повторился, на этот раз ещ