ила, глядя в боковое окно
на проносящиеся мимо огни. Центр города жил яркой ночной жизнью  в  мигающем
свете разноцветных реклам и ослепительном сиянии витрин  дорогих  магазинов.
Дорогин вел машину, то и дело поправляя свою повязку. Наверченная  неумелыми
руками Белкиной марлевая чалма ослабла  и  все  время  норовила  сползти  на
глаза, зато головная боль исчезла, словно ее и не было.  Правильно,  подумал
Дорогин. Клин клином вышибают. Перельману, бедолаге, сейчас наверняка хуже.
   - Ну, - нарушая затянувшееся молчание, спросил он, - и что ты решила?
   - В каком смысле? - после длинной паузы откликнулась Варвара.
   Дорогин промолчал. Вопрос Белкиной был чисто риторическим  и  преследовал
одну-единственную цель: немного  оттянуть  неизбежное  и  еще  раз  обдумать
слова, которые все равно должны быть сказаны.
   - А что тут решать? - подозрительно ровным  голосом  произнесла  Варвара,
нервным жестом гася в пепельнице сигарету и тут же вынимая из пачки новую. -
Живая собака лучше мертвого льва, и  уж  тем  более  живая  Варвара  Белкина
намного лучше мертвой. Если ты придерживаешься на этот счет другого  мнения,
лучше скажи об этом сейчас.
   - Мое мнение в данном случае стоит немного, - сказал Дорогин. - Это  твоя
жизнь и твоя история. Не все истории заканчиваются так, как нам хотелось бы.
Я бы советовал тебе посидеть несколько  дней  дома,  чтобы  все  это  как-то
улеглось. Скажись больной или просто возьми отпуск за свой счет. Может быть,
лучше даже уехать на какое-то время из города. Если тебе нужны деньги,  я  с
удовольствием помогу.
   - Я подумаю, - по-прежнему глядя в окно, сказала Варвара. - Все  это  еще
нужно кате следует обдумать... Спасибо тебе, Дорогин.
   - За что?
   - А за все, - сказала Варвара и больше не проронила ни  слова  до  самого
своего дома.
   Дорогин проводил ее до самой квартиры, отклонил  не  слишком  настойчивое
предложение выпить чашечку кофе и ушел только после того,  как  за  Варварой
захлопнулась дверь. Усевшись за руль, он в очередной раз поправил сползающую
на глаза повязку, запустил двигатель и стал думать о том, под  каким  соусом
преподнести эту историю Тамаре.
   Ночные приключения оставили у него на душе очень неприятный осадок.  Было
такое ощущение, словно кто-то очень большой и грубый уперся  грязной  потной
пятерней ему в лицо и презрительно оттолкнул: не лезь, сявка, не твоего  ума
дело... Он вертел  события  так  и  этак,  пытаясь  отыскать  хоть  какую-то
зацепку, но все было тщетно. У него все время выходило, что  кто-то  заранее
знал и  о  том,  что  сервиз  будет  найден,  и  о  том,  кто  и  при  каких
обстоятельствах его обнаружит, и даже о роли Варвары Белкиной в  этом  деле.
Ведь не зря же за ней следили те двое! Этого просто не могло быть, но  иного
истолкования имевших место событий Дорогин не находил, сколько ни пытался.
   Сворачивая на проселочную дорогу, которая вела к его  дому,  Муму  решил,
что эта история  еще  далеко  не  закончена,  и  дал  себе  слово  позвонить
Белкиной, как только проснется.
 
Глава 14 
 
   Петрович задумчиво  сложил  трубку  мобильного  телефона  и  не  торопясь
положил ее на край стола. Он позвонил на квартиру Перельмана сразу  же,  как
только Борис сообщил ему по мобильнику, что во двор дома, где  жил  учитель,
въехала машина Серого. Мамонтову повезло: трубку  взял  не  Серый,  который,
чего доброго, мог бы узнать его по голосу, а сама журналистка. Запугать бабу
ничего не стоило: она, похоже, и сама понимала, что влезла не в свое дело  и
зашла чересчур далеко. Под каким бы слоем земли и мусора ни  лежали  большие
деньги, они обязательно рано или поздно вылезут на поверхность, и у них  тут
же появится хозяин, который  будет  защищать  свою  собственность  от  любых
посягательств. А кому быть хозяином? Ответ прост: тому, у кого хватит сил  и
решимости им стать. Эта роль не для бабы-журналистки и  уж  подавно  не  для
очкастого учителишки. Это понятно любому, у кого в голове есть хотя бы  одна
извилина. Учитель сглупил, возомнив о себе лишнее, и  был  за  это  наказан,
зато Белкина, похоже, очень хорошо все поняла и больше  не  станет  путаться
под ногами.
   "Только не надо расслабляться, - сказал себе Петрович.  -  Кто  же  верит
бабе на слово? И потом, где-то рядом с ней все время болтается  этот  Серый.
Парень он крутой. Мне бы таких хоть десяток, я бы горя не знал. Но он не  со
мной, он сам по себе, и он наверняка в курсе всех подробностей  этого  дела.
То, что за ним никого нет, ничего не значит.  Все  мы  когда-то  начинали  с
нуля, и он может решить, что этот сервиз - его шанс стать человеком.  Он  не
учитель, у него хватит сил на то, чтобы потягаться со мной. Заломать меня  у
него не получится, но крови он мне попортит ох как  много...  Очень  опасная
компания - Серый и эта  журналистка.  Того  и  гляди,  уговорят  друг  друга
рискнуть... Серый опасен и сам по себе, а вот журналистка без него - тьфу  и
растереть... Значит, главный противник - Серый. И  нечего  ждать,  когда  он
сделает свой ход, надо бить первым, да так, чтобы больше не  встал.  С  этим
сервизом у меня хватит  забот  и  без  Серого.  Не  хватало  еще  все  время
оглядываться через плечо на этого неприкаянного быка. Убрать  его,  пока  не
успел напакостить, и спокойно заниматься своим делом."
   Петрович попытался  представить,  на  какую  суму  может  потянуть  такая
уникальная вещь, как сервиз работы Фаберже, и тут же поспешно одернул  себя:
торжествовать победу было рано. Он еще не видел сервиза, да и как определишь
его стоимость, не проконсультировавшись с надежным и компетентным человеком?
   Петрович взял стоявшую на столе початую бутылку водки и до краев наполнил
обыкновенный граненый стакан.  С  тех  пор  как  он  занялся  бизнесом,  ему
приходилось пить из самой различной,  порой  баснословно  дорогой  и  всегда
очень изящной посуды, но в глубине души он сохранил верность старому доброму
граненому стакану: эта тара лучше любой другой  подходила  для  того,  чтобы
настоящие мужчины пили из нее настоящий мужской напиток, а именно -  русскую
водку.
   Ему было за что  выпить.  Реализация  уникального  сервиза  сулила  такую
прибыль,  что  сама  по  себе  могла  считаться  вполне   солидным   деловым
предприятием. Петровичу безумно наскучило вынужденное бездействие, и он  был
рад возможности напрячь мозги и мускулы,  чтобы  в  очередной  раз  оставить
далеко позади всех конкурентов и натянуть нос ментовке. Да,  за  это  стоило
выпить!
   Он выпил водку не торопясь, как воду, до последней капли, не  дрогнув  ни
единым мускулом лица. Поставив стакан на стол,  он  какое-то  время  посидел
неподвижно, а, когда вызванное лошадиной дозой  жидкого  пламени  внутреннее
содрогание прошло, все  так  же  спокойно  и  неторопливо  взял  сигарету  и
закурил. Все, что  можно  было  сделать  на  данный  момент,  было  сделано.
Оставалось только ждать  и  надеяться,  что  эти  придурки  Борис  и  Самсон
благополучно доставят на место свой драгоценный груз, не угодив при  этом  в
лапы ментам. О том, что его бойцы могут попросту сбежать вместе с  сервизом,
Петрович даже не думал: нужно было очень хотеть  собственной  смерти,  чтобы
отважиться на такой поступок.
   Он успел выкурить еще три сигареты, прежде чем  его  бойцы,  успевшие  по
дороге сменить угнанный автомобиль на "опель" Батона, позвонили в дверь.  Он
открыл им сам и молча указал на свой кабинет.
   Бойцы выглядели неважно, и Петрович сразу вспомнил, что обоим ни разу  не
приходилось работать "по мокрому". Это было  хорошо:  теперь  оба  отморозка
были связаны с ним намертво. Лишь бы они не  слишком  наследили  в  квартире
этого Сухомлинского...
   Коротышка Самсон,  перекосившись  на  бок,  волок  за  ручки  здоровенную
клетчатую сумку. Внутри сумки при каждом его шаге что-то  глухо  брякало,  и
Петрович невольно поморщился:  разве  можно  так  обращаться  с  уникальными
вещами!
   - Вот, Петрович, - сказал Самсон, опуская свою ношу посреди  кабинета,  -
доставили, как вы велели.
   - Покажи, - потребовал Мамонтов.
   Самсон раздернул  "молнию"  сумки,  порылся  внутри  и  вынул  темную,  с
прозеленью медную чашку, на боку которой ярко горело, отражая  свет  мощного
потолочного светильника, пятно  чистого  золота.  Петрович  не  считал  себя
экспертом, но кое-что смыслил в драгоценных металлах. Он издали  узнал  этот
блеск, и сердце у него радостно дрогнуло: все-таки это не было уткой, как он
в глубине души побаивался, и ему удалось-таки снова оседлать удачу.
   Сохраняя недовольное выражение лица, он брезгливо,  двумя  пальцами  взял
чашку за украшенную какими-то листиками и завитками ручку и осмотрел со всех
сторон.
   - М-да, - неодобрительно промычал он и вернул чашку  Самсону.  -  Поставь
свой баул вон туда, в угол. Надо будет показать знающим людям. По  мне,  так
ничего особенного...
   Он  заметил,  как  вытянулись   украшенные   одинаковыми   кровоподтеками
физиономии бандитов, и лениво добавил:
   - За старание хвалю. А что этот ваш... Макаренко?
   - Кто? - удивился Самсон.
   - Учитель готов, - отрапортовал Борис, который, похоже, знал,  кто  такой
Макаренко. - Отравился газом. Типичное самоубийство.
   - Не вынес угрызений совести, - подхватил Самсон. - Мы его  отговаривали,
а он ни в какую. Сунул голову в духовку, пустил газ и дал дуба.  Так  что  с
ним проблем не будет.
   - Орлы, - с некоторым удивлением похвалил Петрович. - Ваши  бы  слова  да
Богу в уши... Ну, если так, то я вами доволен. До завтра можете отдыхать,  а
завтра... Ты, Самсон, меня спрашивал насчет того  фрайерка:  не  убрать  ли,
мол, его. Так вот, я тут подумал над твоим предложением и  понял,  что  этот
человек нам не нужен. Слишком много от него головной боли. Опыт у вас теперь
есть, портрет его вам знаком, так что... - Он сделал  паузу,  вглядываясь  в
лица своих подручных. Особенной радости на  этих  лицах  не  наблюдалось,  и
тогда Петрович не торопясь, как истинный художник, наложил последний  штрих.
- Это серьезный заказ, - сказал он,  -  серьезное  дело.  А  серьезные  дела
требуют серьезной оплаты. По три штуки на брата, ясно?  Наличными.  Половина
сейчас, - он выдвинул ящик стола и выложил оттуда стопку купюр, - а  вторая,
когда выполните заказ. Журналистку я передаю Каланче и Чижику, а ваше дело -
найти и угомонить этого фрайера. Он мне давно мешает, как заноза в  заднице.
Я вам этого не забуду. Только не расслабляйтесь, с ним шутить нельзя.
   Непрерывно кивая в такт его словам, Самсон сгреб со стола деньги и ловко,
словно карты сдавал, разбросал их на две одинаковые кучки,  которые  тут  же
исчезли в карманах подельников. Наблюдая  за  этой  процедурой,  Петрович  с
трудом сдерживал презрительную улыбку: и Самсон, и Борис отлично знали,  что
серьезный заказ стоит гораздо больше, но живые деньги загипнотизировали  их,
да и торговаться с хозяином они бы вряд ли  рискнули,  даже  если  бы  очень
захотели. Они были пушечным мясом, слепыми исполнителями его  воли,  которым
при любом раскладе была одна дорога:  на  два  метра  вглубь,  под  дерновое
одеяло. Они слишком много  знали  и  были  чересчур  глупы,  чтобы  Петрович
рискнул доверить им хранить эту тайну.
   Когда бойцы ушли отсыпаться перед полным забот  и  тягот  трудовым  днем,
Петрович снова расстегнул клетчатую сумку и по одному предмету выставил весь
сервиз на свой обширный дубовый стол. Вид у  посуды  был  такой,  словно  ей
самое  место  на  помойке:  грязная,  пятнистая,  исцарапанная  и   покрытая
зеленоватыми пятнами  медная  поверхность,  густо  забитое  зеленым  налетом
окисла  рельефное  кружево  растительного   орнамента,   до   неузнаваемости
залепленные  какой-то  засохшей  дрянью  царские  орлы...  Но   единственное
протертое в этом слое грязи крохотное окошечко сверкало  яростным  солнечным
блеском, и, стоило лишь слегка прикрыть глаза, как Петрович  начинал  словно
наяву видеть сервиз во  всем  его  сияющем  великолепии.  Он  был  абсолютно
равнодушен к антиквариату, - но стоявшее перед его внутренним взором зрелище
вызывало невольное восхищение.
   Петрович долго разглядывал сервиз, проклиная медлительное время:  ему  не
терпелось  поскорее  навести  справки  и  проконсультироваться  с  настоящим
экспертом, который развеет его сомнения и назовет  хотя  бы  приблизительную
стоимость  сервиза.  Но  поднимать  людей  с  постели  ему  не  хотелось,  и
деликатность  была  здесь  ни  при  чем:  Петрович  опасался,  что  внезапно
проснувшийся в нем посреди ночи интерес к экспертам-ювелирам может возбудить
еще чье-нибудь любопытство и породить ненужные вопросы и домыслы.
   Он все-таки заставил себя поспать несколько часов, а утром,  едва  приняв
душ и выпив чашечку кофе, принялся звонить по телефону. Через  два  часа  на
столе перед ним лежал список из десятка фамилий и адресов.  Это  были  имена
наиболее знающих ювелиров, про которых было известно, что они умеют  держать
язык за зубами. С дымящейся сигаретой в углу рта и щурясь от дыма,  Петрович
внимательно просматривал список, время от времени делая  на  полях  какие-то
пометки. Две или три фамилии он решительно вычеркнул из списка, а одну обвел
жирной чертой. Этот человек давно вышел на пенсию и жил уединенно, почти  ни
с  кем  не  общаясь,  в  частном  домике  на  окраине  Монино.  Возможностей
разболтать секреты Мамонтова у него было меньше, чем у других его коллег, да
и послужной  список  этого  человека  производил  определенное  впечатление:
тридцать лет в Алмазном  фонде  -  не  шутка.  Уж  кто-кто,  а  этот  старик
наверняка сумеет отличить царский сервиз от дешевой подделки.
   Андрей Петрович Мамонтов никогда не стал бы тем, кем  он  стал,  если  бы
имел дурную привычку откладывать дела в долгий ящик. Поэтому менее чем через
два часа его черный джип уже остановился рядом с калиткой  дома,  в  котором
жил со своей супругой Даниил Андреевич Яхонтов. Петрович  вышел  из  машины,
неторопливо одернул полы своего легкого осеннего пальто, закурил и не спеша,
с большим достоинством огляделся.
   Домишко, в котором проживал золотых дел мастер, не производил впечатления
зажиточного, но выглядел ухоженным и аккуратным.  Небольшой  огородик  перед
домом был тщательно перекопан на зиму,  в  штакетнике  не  усматривалось  ни
одной гнилой планки. Мамонтов даже  засомневался,  туда  ли  он  попал.  Его
сомнения многократно усилились, когда он увидел хозяина, который  возился  в
саду, обрезая сучья старых развесистых яблонь.  Это  был  крепкий  кряжистый
старикан, больше похожий  на  молотобойца  или  на  вальщика  леса,  чем  на
ювелира,  который  всю  жизнь  горбился   над   золотыми   финтифлюшками   и
закорючками. Мамонтов неплохо разбирался в людях и даже  издали  видел,  что
этот, с позволения сказать, старичок может одним  ударом  волосатого  кулака
сбить с ног годовалого бычка и легко даст сто очков вперед любому молодому.
   Один из охранников Мамонтова сунулся было вперед, но  Петрович  преградил
ему дорогу вытянутой рукой.
   - В машину, - негромко сказал он и неторопливо двинулся к калитке.
   Старик продолжал как ни в чем не бывало пилить сучья, словно  не  замечая
остановившегося за забором  джипа,  но  когда  калитка  хлопнула,  сразу  же
обернулся,  вперив  в  Мамонтова  взгляд  маленьких,  темных,  острых,   как
буравчики, глаз. В  этом  взгляде  не  было  ни  маразматической  старческой
приветливости, ни раздражительности.
   Это был цепкий, спокойный, изучающий и  оценивающий  взгляд,  и  Петрович
понял, что перед ним именно тот человек, которого он искал. Этот  не  станет
хитрить и ловчить, маскируя собственную жадность  утомительно  многословными
речами. Он либо сразу назовет свою цену и возьмется за дело, либо  с  порога
пошлет к черту, а то и куда-нибудь подальше. Петровичу, в характере которого
доминировали такие же черты, нравились прямые люди, а уж этот  старик,  судя
по всему, был таким прямым, что прямее просто некуда, - если,  конечно,  это
был именно тот старик, а не какой-нибудь другой.
   - Добрый день, -  поздоровался  Петрович.  -  Я  ищу  Даниила  Андреевича
Яхонтова.
   - Считай, что нашел, - ворчливо заявил старик. - Я буду  Яхонтов.  Ты  по
делу или опять дом торговать? Если насчет дома, говорю в последний раз:  дом
не продается, не дарится и не оставляется в наследство. Больше  говорить  не
буду, а буду бить прямо в рожу. Замучили, стервецы!  Мне  плевать,  что  вам
надо свои хоромы строить. Дайте хоть до смерти дожить по-человечески!
   - Я не насчет дома, - успокоил его  Петрович.  -  А  что,  вам  досаждают
потенциальные покупатели? Я мог бы помочь...
   - Сам пока справляюсь, - оборвал его Яхонтов. - Так что за дело?  Продать
мне нечего, а покупатель из меня, сам видишь, никакой...
   - У вас есть товар, который мне необходим,  -  сказал  Петрович.  -  Ваши
знания,  опыт...   В   общем,   мне   нужна   квалифицированная   и   сугубо
конфиденциальная консультация. Может оказаться, что дело не стоит выеденного
яйца, но при любом результате я плачу за экспертизу тысячу долларов США. Или
вы берете больше?
   - Я ничего не беру, потому что не даю консультаций,  -  спокойно  ответил
Яхонтов. - Тысяча долларов, говоришь? Многовато за консультацию, даже  самую
профессиональную.
   - Конфиденциальность, - терпеливо напомнил Мамонтов.
   - Ну, разве что... А ты кто такой - бандит?
   - Бизнесмен, - все так же терпеливо сказал Петрович.
   - Бизнесме-е-ен... Ну и что ты с.., сбизнесменил?
   Мамонтов неодобрительно  кашлянул  в  кулак.  Пожалуй,  старик  был  даже
немного прямее, чем хотелось бы  Андрею  Петровичу.  Мамонтов  предпочел  бы
иметь дело с  этаким  божьим  одуванчиком,  который,  понимая  все  не  хуже
Яхонтова, боялся бы собственной тени и на которого было бы достаточно просто
посмотреть построже, чтобы  он  без  возражений  занял  приличествующее  ему
место. Яхонтов, по мнению Петровича, был чересчур проницателен и явно никого
и ничего не боялся.
   - Виноват, - сказал Петрович, всем своим видом давая понять, что ни в чем
он не виноват и извиняться перед кем бы то ни было не привык, - мы  что  же,
так и будем беседовать во дворе? Дело у меня, может быть, и не очень важное,
особенно для вас, но посторонних глаз оно все равно не терпит.
   - Фу-ты ну-ты, - проворчал старый грубиян. - Ну, проходи  на  веранду.  В
доме у меня ремонт, печка разобрана, грязи по колено, а на веранде  будет  в
самый раз.
   Вслед за хозяином Мамонтов прошел на застекленную веранду,  где,  вопреки
его ожиданиям, действительно было чисто  и  уютно.  Старого  хлама,  который
обычно валяется на верандах таких вот  деревянных  одноэтажных  домиков,  не
было и в помине, зато посреди веранды стояли стол и пара очень удобных, хотя
и ветхих от старости, плетеных кресел. Дощатый  пол  сверкал  чистотой,  под
потолком висели пучки каких-то  сухих  трав,  от  которых  исходил  приятный
запах.
   Скрипя половицами, Мамонтов подошел к столу и без  приглашения  уселся  в
одно из плетеных кресел. Казавшееся на вид очень уютным  кресло  на  поверку
оказалось еще уютнее. Оно весьма располагало к тому, чтобы откинуться на его
спинку и так, полулежа, вести долгую неторопливую беседу под  чаек  или  под
водочку. Именно поэтому Мамонтов сел прямо, не касаясь лопатками  спинки,  и
положил на стол сильные короткопалые ладони, сцепив их в замок. Он посмотрел
в большое, во всю стену, окно с частым  переплетом  и  увидел  свой  джип  и
одного из охранников, который со скучающим видом курил, прислонившись  задом
к переднему крылу машины, и притворялся, что считает галок.
   - Ну? - требовательно сказал старик. - Говори свое дело,  у  меня  работы
выше крыши.
   - Прежде всего мне хотелось бы получить  гарантии  конфиденциальности,  -
сказал Петрович.
   - Мне болтать не с кем, - мрачно ответил Яхонтов. - Да и не люблю я это -
болтать. Не мужское это занятие. А насчет гарантий - это, брат, не ко мне. В
страховую компа