ог. Он был  потрясен,  он
был унижен.., напуган, наконец. Эта пришпиленная сова и надпись над,  ней...
Ведь это же было прямое и недвусмысленное обращение к  нему  лично.  Угроза,
если хотите. Откуда я знаю, как он реагирует на подобные вещи?  Может  быть,
он так старался держать себя в руках и не впасть  в  истерику,  что  немного
перестарался и показался мне слегка.., э-э-э.., подозрительным.
   - Ну да, ну да, - задумчиво кивая, проговорил Яхонтов. Муму вдруг подумал
о том, что они оба занимаются не своим  делом,  играя  в  какую-то  странную
интеллектуальную игру наподобие "Детектив-шоу", в то время как речь идет  об
убийстве. - Доля правды в этом есть, - продолжал старик, задумчиво помешивая
ложечкой в своей чудовищной кружке. Ложечка тихонечко  звякала  о  фаянсовые
стенки. - Был у меня в жизни такой случай. Прихожу я утром на работу, а  мой
напарник - он вечером задержался, заказ срочный заканчивал, - сидит на своем
месте и голову на стол уронил. Я думал, спит. Подхожу, а он уже  остыл...  И
до того мне не по себе стало... Что же это, думаю? Убили ведь Степаныча, а я
последний живым его видел. На меня  ведь  подумают!  Чуть  было  в  бега  не
подался, ей-богу.
   - И что?
   - Да ничего. Инфаркт у него  оказался.  Старый  он  был,  Степаныч-то.  А
насчет твоего учителя... Вот посмотри. - Он выставил  перед  собой  огромную
темную ладонь и принялся загибать пальцы. - Кто в музее  каждую  вещь  знал?
Он. Это раз. Кто мог спокойно, без помех проверить, золотой  на  самом  деле
сервиз или все ж таки медный? Опять он. Вот тебе два. Заметь, что чайник  по
телевизору показывали в  субботу,  а  украли  его  когда?  То-то!  Проверял,
примеривался... Теоретически, конечно, это  могли  и  школьники  провернуть,
которые постарше, но такие по музеям не ходят, особенно по школьным, и канал
"Культура" даже не включают, разве что по ошибке. Им боевики  подавай,  игры
компьютерные.., не до сервизов  им.  Они  и  фамилии-то  такой  отродясь  не
слыхали: Фаберже. А те, которые слыхали, сторожей  по  черепушкам  не  бьют.
Тоже, между прочим, важная деталь. Да школьники, если бы их сторож  заметил,
бросили бы все к чертям и стреканули куда глаза глядят. Черта с два он бы их
потом опознал, для него они все на одно  лицо  были,  уж  ты  мне,  старику,
поверь. А сова, пентаграммы всякие... Это же, считай, подпись.  Есть  там  в
школе сатанисты или нету их вовсе - это еще вопрос, но искать  теперь  будут
именно сатанистов. Какой же дурак  под  таким  делом  подписываться  станет?
Очень может быть, что все это намалевали для отвода глаз. А  кто  мог  такое
для отвода глаз измыслить? Тут как в поговорке: у кого чего болит,  тот  про
то и говорит. Это - три. Я уж не говорю про то, что подросткам  этот  сервиз
просто некуда девать. Кому они его продадут? Не  в  комиссионку  же  им  его
тащить...
   - А Перельману он зачем? - спросил Дорогин.
   - А затем, что Перельман твой  наверняка  уже  не  первый  год  за  бугор
поглядывает. Вот ты не поленись, разведай, есть ли у него родственники и где
эти родственники живут. Тогда увидишь, прав старик Яхонтов или нет. Сервиз с
виду медный, как и чайник когда-то. Его для того  и  омедняли,  чтобы  через
границу протащить. Скажет: семейная, мол,  реликвия,  память  о  прадедушке.
Прадедушка, скажет, по меди работал, мастер - золотые руки... А за  границей
сразу толкнет его с аукциона - сервиз, конечно, а не прадедушку -  за  такие
бабки, каких мы с тобой сроду в глаза не видали. Это ж  перспектива,  не  то
что своим педагогическим дипломом там трясти. Кому он там такой нужен?  А  с
деньгами он там королем будет. Положит в банк и станет жить на проценты и на
нас с тобой, дураков, через плечо поплевывать.
   Сергей аккуратно поставил на стол пустую чашку и встал. Все,  что  сказал
Яхонтов,  выглядело  очень  убедительно.  Время  от  времени  Дорогину  даже
начинало казаться, что все это выглядит слишком убедительно, как будто  было
продумано заранее.
   Что, пора? - не скрывая разочарования, спросил Яхонтов.
   - Пора, Даниил Андреевич. Я и так у вас засиделся до неприличия.
   - Да, - спохватился Яхонтов, - а квитанцию ты мне привез?
   - Черт, совсем забыл, - сказал Дорогин, вынимая из кармана  квитанцию,  в
которой было черным по белому напечатано,  что  Яхонтов  Д.  А,  получил  от
редакции газеты "Свободные новости плюс" пятьдесят долларов США в уплату  за
любезно  предоставленные  сведения.   В   углу   красовалась   художественно
выполненная на цветном редакционном принтере круглая гербовая печать. - Вот,
пожалуйста. Распишитесь, я сдам это в бухгалтерию.
   - Ручку дай, - потребовал  Яхонтов,  взял  протянутую  Сергеем  ручку  и,
пристроив квитанцию на уголке стола, подмахнул  ее  уверенным  росчерком.  -
Так-то оно лучше будет. А то мне почудилось, что ты мне  из  своего  кармана
заплатил. Ну счастливо тебе, парень. Что дальше делать будешь, не спрашиваю.
Сам станешь с этим разбираться или в милицию  побежишь  -  дело  твое.  Одно
скажу: очень бы мне хотелось на эту красоту хоть  одним  глазком  поглядеть.
Отреставрировать его мне, конечно, уже не доверят. Скажут,  пенсионер,  глаз
уже не тот, рука не та, да и пропуск в Фонд давно отобрали...  Но  поглядеть
хотелось бы.
   - Это уж как получится, - развел руками Муму.
   - И то верно, -  вздохнул  старик  и  встал,  чтобы  проводить  гостя  до
калитки.
 
*** 
 
   Дверь  открылась,  и  в  музей  вошла  Ирочка.  Сегодня  она   показалась
Перельману еще более некрасивой, чем обычно: остренький носик  покраснел  от
переживаний  и  стал  совершенно  неотличим  от  голубиного   клюва,   космы
бесцветных волос выбились из прически и торчали куда вздумается, очки  криво
сидели на переносице, и их стекла были больше, чем всегда, захватаны потными
пальцами.
   - Боже, какой кошмар! - забыв поздороваться, воскликнула она.
   Перельман с трудом сдержался и не поморщился: начиналось именно то,  чего
он  ожидал.  Сейчас  школа  будет  гудеть  несколько  недель  подряд,  будут
предлагаться  версии  одна  глупее  другой,  будут   долгие   обсуждения   в
учительской, в коридорах, в классах и даже в сортирах - словом,  везде,  где
соберется более одного человека. Он знал, что так будет, но именно сейчас он
не хотел говорить об этом: просто не успел подготовиться.
   Поэтому в ответ на Ирочкино восклицание он только коротко кивнул и  вынул
из пачки еще одну сигарету. Курение -  вреднейшая  привычка,  но  порой  оно
отлично помогает выиграть время и воздержаться от никому не нужных реплик. В
этом смысле очень хороша трубка, но курить трубку Перельман так и не  привык
- от трубки его тошнило.
   Ирочка осторожно двинулась по  музею,  озираясь  по  сторонам  со  смесью
страха и любопытства. Когда она  увидела  пришпиленную  к  планшету  сову  и
надпись над ней, ее глаза расширились так, что это было  видно  даже  сквозь
очки. Впрочем, она промолчала, и Перельман вынужден был  признать,  что  при
всех своих внешних недостатках Ирочка достаточно умна и тактична.
   Переборов апатию, Михаил Александрович встал и галантно предложил  Ирочке
свой стул.  Сам  он  уселся  на  край  перевернутой  витрины,  как  раз  под
злосчастной  совой,  закурил  и  стал  разглядывать   Ирочку,   потому   что
разглядывать музей больше просто не мог.
   - Вы не расстраивайтесь так, Михаил Александрович, - сказала Ирочка. - Их
обязательно поймают. А зато вы теперь прославитесь.  Знаете,  какую  Белкина
про вас статью напишет!
   - Да уж, - криво  улыбнувшись,  согласился  Перельман.  -  Слава  на  всю
Москву... А кто это - Белкина?
   - Как это - кто? Белкина - это Белкина! Известнейшая журналистка! Она  же
у вас только что интервью брала. Она что, не представилась?
   - Представилась, наверное, - сказал Перельман. - Просто мне  было  не  до
нее, вот я и не обратил внимания.
   "Вот и еще один прокол, - подумал он. - Мне действительно было не до нее,
и я действительно почти не обратил на нее  внимания.  Так,  пришла  какая-то
крупнокалиберная красотка с пышным бюстом, отняла  почти  час  времени...  А
обратить на нее внимание  стоило.  Мне  теперь  нужно  держать  в  голове  и
подробнейшим образом анализировать каждую свою встречу  и  каждый  разговор,
чтобы вовремя заметить опасность. Да, многого я  все-таки  не  предусмотрел,
когда затевал это дело..."
   - Понимаю, - сочувственно сказала Ирочка. - Я бы  на  вашем  месте..,  не
знаю. С ума бы сошла, наверное.
   "Это факт, - подумал Перельман. - Только для  того,  чтобы  оказаться  на
моем месте, тебе нужно было сойти с ума заблаговременно.  В  здравом  уме  и
твердой памяти ты бы на мое место не угодила. Кстати, вот вопрос: а сам-то я
нормален?"
   У него вдруг возникли серьезнейшие сомнения по  этому  поводу.  Он  часто
читал, слышал и видел в  кино,  что  обычный  среднестатистический  человек,
совершив убийство, переживает личную драму, мучается угрызениями  совести  и
порой даже идет на самоубийство, чтобы хоть так искупить свою вину.  Сам  он
ничего подобного не испытывал. Ему было слегка не по себе, но и только.
   - Послушайте, Ирочка,  -  сказал  он.  -  Все  это  ерунда.  Вот  Михаила
Ивановича  жаль.  Что  за  поколение  растет,  не  понимаю.  Знаю,  что  это
попахивает старческим маразмом, но все равно утверждаю: мы такими  не  были.
Ну вот не были, и все! Чего им не хватает?
   - А может быть, они растут такими именно  потому,  что  мы  с  вами  были
такими, какими мы были? - предположила Ирочка.
   Перельман подавил вздох. Нет, не было  в  ней  никакого  особенного  ума.
Курица ощипанная, и больше ничего. Сказанула... Интересно, в каком  сборнике
мудрых мыслей она вычитала эту банальщину?
   - К черту, - сказал он. - Пропади оно все пропадом. Что же нам  теперь  -
повеситься? Расскажите-ка лучше что-нибудь веселое.
   - Веселое? - с сомнением переспросила Ирочка.
   - Ну да, веселое. Понимаю,  сейчас  не  до  веселья.  Ну  тогда  хотя  бы
интересное или просто занимательное. Что-нибудь необычное. Помните,  вы  мне
рассказывали про свою кошку? Как она украла расческу и шла  по  коридору  на
задних лапах, а расческу несла в передних...
   - Про кошку... Знаете, она умерла. Выпала из форточки и разбилась.
   - Час от часу не легче, - сказал Перельман. - Извините, ради  бога...  Но
ведь происходит же на свете хоть что-то хорошее? Кому-то  же  везет  в  этой
жизни? Или я не в курсе последних новостей? Может быть, удачу отменили?
   - Да нет, как будто, - сказала Ирочка. - Мне, например, сегодня повезло.
   - Ну вот! - обрадованно воскликнул Перельман. -  А  вы  говорите,  ничего
веселого... Расскажите!
   - Я сегодня впервые в жизни продала свою работу, - призналась  Ирочка.  -
Далеко не самую лучшую, но мне дали за нее целых двадцать долларов.
   - Вы крупно продешевили, - серьезно сказал  Перельман.  -  Но  лиха  беда
начало. С почином вас, Ирина Олеговна.
   - Да какое там - продешевила, - возразила Ирочка. - Работа была так себе,
да и выцвела изрядно... Да вы ее видели. Один из тех натюрмортов, что  висят
у меня в кабинете.
   - Да-а? - удивленно протянул Перельман, пытаясь понять,  почему  его  так
неприятно поразило это нейтральное, в общем-то,  сообщение.  -  Зря  вы  так
говорите о своей работе: "так себе"... А что за натюрморт?
   - С самоваром. Он очень понравился тому  человеку,  который  привез  сюда
Белкину. Это какой-то ее знакомый. Он сказал, что раз самовар украли и он не
может на него взглянуть, то ему необходимо иметь хотя бы его изображение.  Я
не хотела продавать, но  он  так  настаивал...  Сказал,  что  у  него  целая
коллекция старинных предметов: самовары, утюги, ножницы...  Буквально  силой
всучил мне деньги и... Что с вами, Михаил Александрович?
   - Ничего страшного,  -  через  силу  улыбаясь  разом  онемевшими  губами,
успокоил ее Перельман. - Просто накатило вдруг... А  что  еще  говорил  этот
знакомый Белкиной?
   - Да ничего, в общем... Так, нес какую-то чепуху...  Он  вообще-то  зашел
руки вымыть, ну и как-то слово за слово... Что-то об  искусстве,  о  великих
художниках... Да, еще он сказал, что нашему  сторожу  повезло:  дескать,  он
умер не из-за нелепой случайности, а выполняя свои долг, и значит, ему можно
позавидовать. Я сгоряча обозвала его циником,  но,  если  вдуматься,  в  его
словах есть что-то...
   - Ничего в них нет,  -  немного  резче,  чем  ему  хотелось,  перебил  ее
Перельман. - Не покупайтесь  на  эту  чушь,  Ирочка.  Насильственная  смерть
всегда преждевременна и отвратительна, и никакой долг не стоит  того,  чтобы
за него умирать. Вы сами подумайте: ну за что, спрашивается, отдал жизнь наш
Михаил Иванович? За старый медный самовар  и  дюжину  чашек?  Это  же  бред,
согласитесь!
   - Н-ну, если смотреть на это с  такой  стороны...  неуверенно  произнесла
Ирочка.
   - Это единственная сторона, с которой стоит смотреть  на  любое  дело,  -
сказал Перельман, поражаясь самому себе. Все-таки  слова  вообще  ничего  не
стоят, подумал  он.  Ни  гроша.  Просто  диву  даешься,  когда  видишь,  что
некоторые люди до сих пор верят словам и вообще  придают  им  хоть  какое-то
значение.
   Когда Ирочка наконец ушла, Михаил Александрович поспешно покинул музей  и
заперся у себя в кабинете. Он чувствовал, что в  ближайшие  несколько  часов
музей превратится в место настоящего паломничества, а ему просто  необходимо
было подумать.
   Сообщение Ирочки стало для него настоящим ударом. Из всех  его  просчетов
этот был, пожалуй, самым крупным и наиболее опасным. Как он  мог  забыть  об
этих чертовых натюрмортах? Необременительная дружба с учительницей рисования
вдруг обернулась совершенно неожиданной стороной.  Какого  черта  он  вообще
разрешал ей выносить из музея экспонаты?! Ведь имел полное право отказать...
Имел? Конечно имел! И если бы он воспользовался этим правом, ему не пришлось
бы сейчас сидеть взаперти, курить сигарету за сигаретой и грызть  пальцы  от
волнения.
   Все это было неспроста. Просто у кого-то еще голова  работала  в  том  же
направлении, что и у него,  и  этот  кто-то,  увидев  на  стене  в  кабинете
рисования изображение старого самовара, живо смекнул,  из-за  чего  ограбили
музей и что именно из него похитили. Разумеется, никакой это был не водитель
и никакой не знакомый Белкиной, а такой же, как она, журналюга,  охотник  за
сенсациями. Скорее всего он работает на Белкину, и теперь  натюрморт  уже  у
нее. Белкина, без сомнения, в курсе истории басмановского чайника, и для нее
не составит труда сложить два и два. Ситуация такова, что, если знаешь,  что
именно было украдено, будет вовсе не трудно догадаться,  кто  украл.  Сейчас
милиция  ищет  сатанистов,  вандалов,  разгромивших  школьный  музей,  чтобы
насолить учителю истории. А когда  она  начнет  искать  похитителя  золотого
царского сервиза, подсунутая Перельманом майору Круглову версия будет забыта
в два счета. И тогда майор, который сразу показался  Михаилу  Александровичу
очень  умным  и  решительным  человеком,  без  труда   вычислит   настоящего
преступника и возьмет его...
   Перельман вышел из кабинета, запер дверь и направился на третий этаж, где
располагался кабинет информатики.
   Учительница информатики Алла Леонидовна была в школе на особом положении.
Во-первых,  на  самом  деле  она  являлась   не   учительницей,   а   бывшим
инженером-программистом   и   потому   была   лишена    большинства    чисто
педагогических заскоков. Дело свое она знала и любила,  уроки  вела  живо  и
интересно,   посещаемость   и   успеваемость   у   нее   были    практически
стопроцентными, а на то, что в  отечественной  педагогике  принято  называть
воспитательным процессом, она плевать хотела и никогда этого не скрывала.
   Во-вторых,  она  едва  ли  не  единственная  из   всего   педагогического
коллектива умела обращаться с компьютером и имела непосредственный доступ  к
оборудованию кабинета информатики. Перельман, как и подавляющее  большинство
его коллег, чувствовал себя за клавиатурой персоналки примерно так  же,  как
обезьяна за штурвалом реактивного истребителя, но и он очень  быстро  оценил
преимущество компьютерного набора  с  последующей  распечаткой  на  лазерном
принтере перед традиционным писанием от руки различных  планов,  графиков  и
схем. Научно-технический прогресс оказался весьма удобной штукой,  и,  чтобы
иметь доступ к плодам этого прогресса, необходимо было поддерживать  хорошие
отношения с Аллой Леонидовной.
   Впрочем, жрица научно-технического прогресса Алла Леонидовна  никогда  не
задирала нос и отказывала  коллегам  в  их  многочисленных  просьбах  только
тогда, когда оказывалась физически не  в  состоянии  их  удовлетворить.  "Не
могу, граждане", - говорила она тогда, и  граждане  точно  знали,  что  Алла
Леонидовна не капризничает и не  набивает  себе  цену,  а  действительно  не
может, потому что завалена работой выше головы.
   Работала она и сейчас, когда остальные учителя слонялись  из  кабинета  в
кабинет, обсуждая новости. Сервер был включен, на большом мониторе  мелькали
какие-то непонятные таблицы, в углу негромко жужжал, глотая чистую бумагу  и
отрыгивая исписанную. Алла Леонидовна сидела вполоборота к монитору,  курила
длинную черную сигарету  с  золотым  ободком  и  время  от  времени  щелкала
клавишами мыши. Она всегда курила очень дорогие импортные  сигареты,  потому
что была красива - едва ли не красивее завуча Валдаевой, не знала  отбоя  от
мужиков и, как разумная женщина, никогда не  выбирала  себе  поклонников  из
числа своих коллег, предпочитая мужчин посолиднев.
   - А, - сказала она, увидев стоящего в дверях Перельмана,  -  потерпевший!
Ну и каково вам в этом качестве?
   - Да какой я потерпевший, - ответил  Перельман,  усилием  воли  заставляя
себя не пялиться на высоко оголенные съехавшей юбкой ноги Аллы Леонидовны. -
По сравнению с нашим сторожем я настоящий  счастливчик.  Это  как  в  песне:
Рабинович стрельнул, стрельнул и  промазал  и  попал  немножечко  в  меня...
Только тут наоборот.
   Целились в меня, а досталось сторожу... В общем, если честно, то чувствуя
я себя довольно паршиво. Давайте не будем об этом, ладно?
   Алла Леонидовна очень нравилась Перельману еще и тем, что о многих  вещах
с ней можно было говорить прямо, почти как с мужчиной.
   - Не будем так не будем, - легко согласилась она. - Тем более что  пришли
вы наверняка не для того, чтобы обсудить со мной ночное происшествие. Только
учтите, что принтер у меня занят и будет занят еще часа два, а то и все три.
   - Мне не  нужен  принтер,  -  сказал  Перельман.  -Мне  нужен  телефонный
справочник.
   - Ну, это проще,  -  ответила  Алла  Леонидовна.  -  Вы  сможете  вызвать
программу самостоятельно?  Вон  та  машина,  что  в  углу,  в  вашем  полном
распоряжении. Или вам все-таки помочь?
   - Я попробую сам, - сказал Перельман. - Двадцать первый век,  знаете  ли,
пора все-таки как-то осваиваться. Только... Я там ничего не сломаю?
   - Не думаю,  -  затягиваясь  сигаретой  и  глядя  на  монитор,  рассеянно
откликнулась Алла Леонидовна. - Но если заблудитесь, кричите "ау!". Я  мигом
вас выручу.
   - Спасибо, - сказал Михаил Александрович.
   Он постоял еще пару  секунд,  с  удовольствием  разглядывая  подсвеченный
голубоватым сиянием монитора красивый профиль Аллы Леонидовны, и  направился
в угол, где мерцал цветной заставкой еще один включенный компьютер.
   Ему  уже  приходилось  пользоваться  компьютерной  программой  "09".  Эта
программа была удивительно проста и  удобна  в  обращении,  и  через  минуту
Перельман уже  прогонял  через  экран  монитора  бесконечно  длинный  список
абонентов городской телефонной сети. При этом одним  глазом  он  косился  на
Аллу Леонидовну, пытаясь угадать, не контролирует ли она его действия  через
монитор сервера.
   Вскоре он пришел к выводу, что Алла Леонидовна  целиком  поглощена  своим
собственным делом. Она не отрываясь смотрела на монитор, пощелкивала мышью и
периодически небре