дохнул таможенник,  -  надеюсь,  завтра  он  не  станет
обкладывать вас трехэтажным матом за то, что очутился в Абхазии.
   - Кто ж его знает? Сам просил...
   Майор Зязюля стоял у шлагбаума и курил дорогую сигарету. Блок он  получил
в презент от пересекавших границу контрабандистов.  Сигареты  были  получены
именно в подарок, сверх оговоренной суммы за пропуск машины.
   "Это ж надо! - думал майор о Дорогине. - Сумел самого Шпита раскрутить на
помощь детскому дому. Да,  бандиты  всегда  сентиментальны.  Небось  подпоил
Шпита, тот в пьяном угаре и пообещал деткам помочь. Назавтра бы  протрезвел,
к черту послал! А он молодец, тепленького,  горяченького  взял  и  прямо  по
назначению доставит."
   Рубиновые огни УАЗика скрылись за поворотом.
   "В каждом человеке есть что-то хорошее, - и майор вскинул руку, показывая
место, где следует остановиться следующей машине. - Последняя модель "пежо",
- подумал Зязюля, - следует их тряхнуть на деньги."
   Вскоре он забыл о Дорогине и его пьяном спутнике.
   Дорогин успел проехать сорок километров, прежде чем Шпит открыл глаза. Он
смотрел осоловело, явно не понимая, где находится и что  с  ним  происходит.
Свет фар выхватывал то пушистые, как лисьи хвосты, кипарисы, то сложенные из
дикого камня подпорные стенки. Машина шла, не сбавляя скорости на поворотах.
   - Твою мать, - прошептал Шпит, протирая кулаками глаза и вздрогнул.
   Ему вспомнилось все в мельчайших подробностях: мертвые приятели,  тусклый
свет лампочки в подвале, стук падающих на  дно  ямы  комьев  земли.  Дорогин
резко нажал на тормоза. Шпита  бросило  вперед,  он  ударился  лбом  о  край
металлической панели. Из рассеченной брови потекла  кровь.  Дорогин  схватил
Шпита за воротник, и не успел тот опомниться, как острое лезвие  ножа  легло
на пульсирующую сонную артерию.
   - Тебя, урод, я  оставил  жить  не  потому,  что  ты  мне  нравишься.  По
справедливости, лежать бы тебе рядом  с  твоими  приятелями.  Но  только  ты
можешь привести к деньгам. Не вздумай дергаться, попробуешь убежать - я буду
стрелять по ногам. Представляешь  себе,  что  такое  раздробленная  коленная
чашечка? С такой раной ты протянешь без медицинской помощи дня три, а больше
мне и не надо.
   - Что со мной будет? - прохрипел Шпит, воротник душил ему горло.
   - Сядь по-человечески.
   Шпит послушно завел руки за спину, прижался к спинке сиденья.
   - Куда ехать?
   - В Новый Афон.
   - Это не адрес...
   - Там нет адреса. Деньги в доме старшего брата авиадиспетчера.
   - У Отара? - вспомнил Дорогин имя, услышанное от Козлова.
   Шпит медленно перевел глаза к окну. Густые кусты  были  так  близко,  что
нырнуть в них он успел бы за одну секунду. А там ищи-свищи!
   - Дверца на ключ закрыта, - напомнил Дорогин.
   - Да... - с ненавистью произнес Шпит. - Но старик  не  знает,  где  лежат
деньги, без меня тебе не обойтись...
   Одной рукой Сергей вытащил из-под сиденья  литровую  бутылку  ?Абсолюта?,
откупорил ее  и  заставил  Шпита  выпить  граммов  триста.  Бандит,  еще  не
протрезвевший, вновь погрузился в  алкогольный  дурман.  Перед  его  глазами
дорога поплыла. Спиртное, обжегшее пищевод, просилось наружу. Шпит пару  раз
икнул и, понимая, что пройдет лишь  минут  десять,  и  он  вновь  вырубится,
попросил:
   - Отлить надо...
   - Руки перед собой! - скомандовал Сергей. Шпит вытянул  руки,  и  Дорогин
застегнул на них браслеты наручников. Вновь предусмотрительно  вытащил  ключ
зажигания из замка и, обойдя машину, выпустил бандита. На этот  раз  уже  не
нож, а пистолет оказался в руках у Муму. Тот самый, из которого он застрелил
Садко и Лебедя, с тяжелым черным глушителем.  Шпит  все  еще  колебался,  не
попробовать ли удрать. Он уже понял, что Дорогин его  не  убьет,  но  шансов
оставалось все меньше. Похититель знал, где деньги, но,  видимо,  не  был  в
этом уверен, и только это пока спасало шкуру Шпита.
   "Броситься  в  кусты,  пробежать,  сколько   смогу,   а   затем   упасть,
затаиться.., максимум я продержусь  минут  пятнадцать,  затем  вырублюсь,  -
соображал Шпит, медленно застегивая брюки. -  Нет,  пока  рисковать  нельзя,
шансов у меня никаких. Найдет.., ногу прострелит. Дождусь, когда  он  увидит
деньги. От их вида многие теряют голову."
   - В машину! - Сергей подтолкнул Шпита стволом пистолета.
   - Попить или пожрать чего-нибудь надо, - заплетающимся языком  проговорил
бандит.
   - Если пить хочешь, попей ?Абсолюта?, а жрать тебе не к чему.  Еще  салон
заблюешь.
   - Покурить...
   - На том свете покуришь... - спокойно ответил Дорогин, выезжая с обочины.
   Как ни крепился Шпит, как ни пытался дышать глубоко, спиртное  вновь  его
разморило. Кровь, стекавшая с рассеченной брови, уже запеклась. Вокруг глаза
кожа потемнела, а лицо опухло.

***

   Новый Афон встретил Дорогина погашенными фонарями. Ни  людей,  ни  машин.
?Словно нейтронная бомба разорвалась над городом?, - подумал Сергей,  выходя
из УАЗика.
   Серебрилось небольшое рукотворное озеро. На островке посреди него высился
ржавый  остов  бывшего  ресторанчика.  Ярко  светила  ущербная  луна.   Пляж
начинался сразу за откосом шоссе.  Нестерпимо  сильно  пахло  цветами.  Ночь
буквально разрывалась от стрекотания цикад.
   Шпит даже не проснулся, когда Дорогин отомкнул один  браслет  наручников,
завел бандиту руки за спину и вновь соединил их. Сергей сидел возле  машины,
привалившись спиной к колесу, и смотрел  на  серебрившееся  в  лунном  свете
море.
   "Какая короткая у меня позади жизнь, промелькнула, словно одно мгновение.
Но начинаешь вспоминать и диву даешься, сколько всего пережито: детский дом,
учеба, съемки в кино, семья, гибель детей. А потом? Было ли в моей жизни то,
что можно назвать жизнью?! Тюрьма, зона... Эти годы можно вычеркнуть,  затем
- месть, я поквитался с теми, кто убил мою  семью.  Все,  что  есть  у  меня
сегодня, это Тамара. Не знаю, за  что  она  меня  любит,  но  факт  остается
фактом. Паша-Паша... - вздохнул Сергей и принялся тихо насвистывать знакомую
до боли песню: ?Разлука ты разлука?... - Ты появился и сразу исчез,  подарив
мне надежду на то, что жизнь приобретет смысл."
   Иногда  человеку  необходимо  посидеть,  подумать,  перебрать  в   памяти
прошлое. Тогда на душе становится спокойнее, жизнь вновь обретает  смысл,  и
ты уже не просто мчишься сквозь дни, недели, годы... Ты начинаешь  понимать,
куда ведет дорога жизни. Чаще всего это  случается,  когда  возвращаешься  в
места, где давно не бывал, где провел детство. И не  важно,  счастливым  оно
было или полным  лишений.  Ребенок  всегда  счастлив.  Он  умеет  радоваться
малому: бабочке, севшей на руку, зайчику, отброшенному маленьким  зеркальцем
на стену, украденному  в  соседском  саду  мандарину.  Способен  играть  чем
угодно: камешками на пыльной провинциальной улице, обломками палок, цветными
стеклышками. Потому что дети, в отличие от взрослых, живут фантазиями.
   И Дорогину вспомнилось, как они с Пашкой Разлукой могли часами лежать  на
траве, глядя в небо, по которому проплывали  облака,  и  фантазировать.  Они
придумали далекую счастливую страну, ее обитателей  и  взахлеб  рассказывали
друг другу о том, что там происходит. Спорили, ругались, мирились.
   "Интересно, - подумал Дорогин, - что же все-таки  существует  за  чертой,
называемой смертью? Может, каждому воздается по его вере? И каждый  попадает
туда, где был счастлив? Не вернулся ли Пашка в свое детство? Может, он живет
в придуманной нами стране? Боже! Как там, наверное, хорошо!"
   И тут ему вспомнилась еще одна детская игра, когда загадываешь желание  и
придумываешь условие его выполнения. Условия обычно  дурацкие,  как  и  сами
желания.
   Сергей взял в ладонь отшлифованный камень, взвесил его и загадал: ?Если я
сумею сидя забросить его в море, значит, все у меня будет хорошо?.
   Какая связь между счастьем и полетом камня? Вроде бы никакой. Вся жизнь -
это цепь случайностей, влияющих друг на друга.
   - Лети.
   Невозможно было далеко отвести руку, замахнуться. Мешала машина.  Дорогин
подался вперед и резко метнул камень. Он видел, как тот летит, вращаясь, над
пляжем. С замиранием сердца он следил, куда упадет галька.
   Очередная волна  набежала  на  берег,  вспенилась,  зашуршала  камнями  и
отхлынула. Брошенный Дорогиным камень упал на мокрую гальку, в пену, которая
тут же исчезла, просочившись сквозь крупные камни.
   "Вот и пойми, - вздохнул Сергей, - что мне  светит  в  будущем?  Вся  моя
жизнь проходит словно по границе между светом и  мраком,  между  счастьем  и
бедой. Все-таки не дано человеку знать  свое  будущее,  позаботиться  о  нем
заранее. Гадай не гадай..."
   Сергей услышал шорох на другой стороне дороги и увидел, как из кустов  на
асфальт вышел мужчина неопределенного возраста. Давно не стриженная  борода,
длинные волосы, рваный джинсовый костюм, босые ноги  явно  были  привычны  к
ходьбе по острым камням. Мужчина не дошел до Сергея метра  четыре  и  хрипло
поприветствовал его:
   - Доброй ночи!
   "Бомж, что ли?? - подумал Дорогин. В  руках  небритый  незнакомец  сжимал
толстую отполированную ладонью палку, она придавала ему уверенности.
   - Закурить не найдется?
   - Ты кто? - спросил Сергей.
   - Вроде бы сторож, - вздохнул мужчина, - хотя сторожам деньги  платят,  а
мне... - и он скрутил фигу. - Но я не в обиде, хорошо, что разрешают жить  в
ресторане, - и он показал на ржавый остов с облезлой надписью ?Отдых?.
   - Совсем туго? Мужик пожал плечами:
   - Не знаю, здесь хоть пожрать можно найти, да и тепло.., даже зимой снега
не бывает. Только с куревом туго.
   Сергей бросил взгляд на Шпита. Тот спал беспробудным сном.
   - Я могу и водки налить, - поставил на капот машины пластиковый стаканчик
и плеснул в него граммов сто ?Абсолюта?.
   - Круто, - бомж-сторож зацокал языком, - небось она бешеных денег стоит.
   - Если пьешь на халяву, - сказал Дорогин, - не  думай  о  чужих  деньгах.
Кому жемчуг мелкий, а кому и хлеба не хватает.
   - Тоже правильно.
   Заросший до безобразия мужчина смаковал  напиток,  затем  дрожащей  рукой
принял от Сергея сигарету и с удовольствием затянулся.
   - Раньше я любил в Абхазию приезжать вместе с женой и детьми.  Когда  это
было... - он махнул рукой. - Тогда казалось, что  впереди  нас  ждет  только
хорошее. Потом все понеслось к чертовой матери... Ты не думай, -  он  поднял
заскорузлый указательный палец, - я человек образованный, доцент,  философию
читал в харьковском университете.
   - Небось не классическую немецкую философию читал, - отозвался Дорогин, -
а научный коммунизм.
   - Что верно, то верно... Оказалось-таки, что коммунизм не очень  научный.
Потом в торговле себя пробовал, челноком ездил, поднялся немного. Но знаешь,
как  бывает,  -  разоткровенничался  сторож,  -  во  вкус   войдешь   деньги
зарабатывать и ни на что другое времени не  остается.  Кажется,  чем  больше
домой принесешь, тем больше тебя любят. Ну а жена, - бомж  перекрестился,  -
по-другому думала...
   - Умерла, что ли? - спросил Дорогин.
   - Нет, хахаля себе завела. Он, гад, на мои деньги пил и жрал...
   - Чего тогда крестишься, если жена жива?
   - Она для меня умерла, - бомж ударил себя кулаком в грудь, - я с  горя  и
запил. А когда опомнился, ни семьи, ни денег, ни квартиры, ни даже  паспорта
- ни хрена не осталось.
   Он покосился на спящего Шпита.
   - Счастливый человек...
   - Почему?
   - Он, словно медведь, в зимнюю спячку впал. Иногда  и  мне  так  хочется.
Залечь в спячку годков так на  десять,  чтобы  потом  проснуться,  а  вокруг
счастливая жизнь. Настолько счастливая, что в ней и  мне  место  найдется...
Твое здоровье, - бомж допил водку,  сделал  последнюю  глубокую  затяжку.  -
Слабые сигареты, не продирают. А водка - ничего, крепкая...
   - Закусить у меня нечем, - сказал Дорогин.
   - Черт с ней, с закуской, может, и ты выпьешь?
   - За рулем нельзя.
   - Какое, на хрен, за рулем, - засмеялся бомж, - тут милицию днем с  огнем
не сыщешь. Да и какая это милиция?! Бандиты самые настоящие! Им без разницы,
трезвый ты или пьяный, лишь бы деньги с тебя содрать. А твой приятель хорошо
одет, богатый человек, сразу видно. Ему повезло, что ты с ним.  Попадись  он
ментам в руки, вмиг бы обобрали, голого бы оставили и без часов...
   Бомж не мог видеть, что руки Шпита сковывают наручники.
   - Ему хорошо, - подтвердил Дорогин, - да мне плохо.
   - А что такое?
   - Ехали мы в Новый Афон, чтобы человека  одного  повидать.  И  только  он
дорогу знает, - Сергей указал  на  Шпита.  -  А  толку  от  него  сейчас  не
добьешься, назюзюкался в стельку.
   - Сейчас в Новом Афоне людей не много живет. Если человек  видный,  то  я
его знаю, - не без гордости сообщил бомж.
   - Я не в курсе насчет того, видный он  или  нет,  но  меня  уверяли,  что
человек он уважаемый.
   - Тут все уважаемые, даже я...
   - Он живет не в самом Новом Афоне, в горах. Говорят,  он  когда-то  давно
убил свою жену и ее любовника...
   - О, это Отар, - сторож сделался серьезным, - очень уважаемый человек!  В
Афоне грузинов почти не осталось, все уехали или в партизаны подались, а его
никто не трогает.
   И сторож был уже  готов  рассказать  трогательную  историю  о  высушенных
головах любовников, как Дорогин остановил его.
   - Дорогу туда знаешь?
   - В горах много дорог не бывает, - и он повернулся спиной к морю,  -  вон
огонек, чуть пониже вершины, - заскорузлый палец завис в воздухе.
   Дорогин вгляделся, и среди холодных  звезд  узрел  теплый  огонек  живого
пламени, маленький, чуть заметный, но манящий.
   - Это его дом, но туда лучше не соваться. Он гостей  не  любит.  Разговор
короткий. В лучшем случае за двери выставит.
   - Я тебе еще сто граммов налью, если дорогу туда покажешь.
   - В гости к Отару я  не  сунусь,  -  твердо  сказал  бомж  и  облизнулся,
отказываться от ста граммов тяжело.
   - Я не прошу довести до самого его дома, выведешь нас на дорогу, и  этого
хватит.
   Бомж поскреб нечесаную бороду и сказал:
   - Наливай...
   На этот раз он осушил стакан залпом.
   - Поехали, - он забрался на заднее сиденье УАЗа.
   Чувствовалось, человек давно не сиживал в машине, озирался  по  сторонам,
удивляясь, что так быстро передвигается.
   Узкой  улицей  они  выехали  к  железнодорожной  станции.  Между  плитами
посадочной платформы успели пробиться молодые деревца.
   - Поезда редко ходят, электрички так и  не  пустили,  -  прокомментировал
бомж, - дальше дорога простая, едешь прямо, если  в  горах  понятие  ?прямо?
вообще применимо.
   "Точно, - подумал Дорогин, - только  преподаватель  философии  так  может
сказать: "понятие применимо"."
   - Проедешь две смотровые площадки. Только вглядывайся основательно:  одно
название что площадки - наполовину обрушившиеся... Я там давно не бывал,  но
мне рассказывали. Как доедешь до перевала, спустись вниз  метров  двести.  И
все, паркуй машину. Тропинка справа, прямо к дому ведет. Огонь у него  горит
днем и ночью. Там уже не собьешься, фонарик есть?
   - Не знаю. Луна светит.
   Бомж  задрал  голову,  посмотрел  в  ночное  небо,  его  кадык   дернулся
судорожно, будто он проглатывал  воображаемое  спиртное.  Дорогин  сжалился,
налил еще водки, и бомж просиял.
   - Счастливый у меня сегодня день. Зачем тебе Отар понадобился?
   - Думаю, скоро услышишь.  Внимательно  присмотревшись  к  Дорогину,  бомж
усмехнулся.
   - А, понял. Ты, наверное, с ним на зоне сидел. Кореш?
   - Ошибся.
   - Не могу я ошибаться, - отошел от принципов философии сторож.  -  Ты  на
зоне сидел - это точно. Взгляд у тебя зэковский.
   Шпит засопел, клюнул носом, и  бомж,  увидев  скованные  за  спиной  руки
бандита, присвистнул:
   - Серьезный ты мужик!
   И тут же торопливо добавил:
   - Я ничего не знаю, никого не видел. Всю ночь проспал в ресторанчике, - и
подмигнул Муму. - Ну а мы с тобой теперь приятели.
   - Правильно, - бросил Дорогин, плавно трогая УАЗик с места.
   Бомж с наслаждением выдохнул. Он чувствовал, как от него  пахнет  дорогой
водкой.
   - Эх, бабу бы еще, - мечтательно проговорил он, хотя и  понимал,  что  ни
одна женщина на него не клюнет. Для  этого,  по  крайней  мере,  нужно  было
помыться, побриться, постирать шмотки и разжиться деньгами.
   Объяснение бомжа было хоть и коротким, но толковым. Дорогин миновал  одну
смотровую площадку, вторую и вскоре оказался  на  перевале.  Машина  нырнула
вниз, прокатилась накатом и замерла. Когда Дорогин заглушил двигатель, стало
слышно, как шумит ветер в деревьях.
   - Эй, урод, - Дорогин ткнул локтем Шпита в бок.
   Тот никак не приходил в себя, мычал. Только начинал поднимать голову, как
она вновь падала на приборную панель. Сергей взял с заднего сиденья  бутылку
с минералкой и, открутив пластиковую крышку, принялся лить воду  бандиту  на
голову. Тот фыркал, отплевывался. Наконец открыл глаза. Вновь ушло несколько
минут на то, чтобы Шпит сообразил, где находится.
   - Выбирайся из машины.
   Дорогин  буквально  выволок  Шпита,  поставил  на  ноги.  Бандит   стоял,
пошатываясь, пока свежий воздух не привел его в чувство. Он узнал место, где
несколько дней тому назад был вместе с приятелями и Давидом.  ?И  машина  та
же, что и тогда?, - подумал Шпит.
   - Вперед, если помнишь дорогу!
   "Тут не убежать, - подумал Шпит, - лес редкий, камни,  обрывы  и  рассвет
скоро."
   Бандит брел по горной тропинке, с трудом преодолевая крутой подъем. Между
стволами деревьев виднелось освещенная живым огнем окно.
   Громко залаяла собака, лай приближался. Дорогу Шпиту преградила  огромная
кавказская овчарка, мохнатая,  со  злющими  глазами.  Она  стояла  прямо  на
тропинке, широко расставив лапы и  абсолютно  не  боясь  людей,  надрывалась
лаем.
   Дорогин вышел вперед и пристально посмотрел собаке  в  глаза.  Та  сперва
смолкла,  затем  несколько  раз  неуверенно  пролаяла   и,   поджав   хвост,
попятилась.
   - Вперед! - сказал Муму.
   Овчарка спокойно шла рядом со Шпитом, но, когда тропинка вывела к  ограде
усадьбы Отара, вновь принялась лаять. Старый грузин, держа в руках  винтовку
с инкрустированным прикладом, уже ждал пришельцев на крыльце.
   - Тихо! - бросил он овчарке.
   Собака сразу же умолкла, легла и принялась бить себя по бокам хвостом.
   Шпита Отар  узнал  сразу,  но,  как  всякой  горец,  не  спешил  начинать
разговор, терпеливо ждал.
   - У меня язык  не  поворачивается  сказать  ?добрый  вечер?,  -  произнес
Дорогин.
   - Уже не вечер, скорее утро, - проговорил Отар.
   - Вы - Отар? Старик кивнул.
   - Этот человек бандит, - сказал Муму, - он убил вашего брата Тосо, по его
вине погиб и Давид.
   Ни один мускул не дрогнул на морщинистом лице Отара.
   - Я чувствовал, - сказал он, - что с Давидом не все ладно, ну а Тосо?  За
что погиб он?
   Шпит стоял, глядя себе под ноги. Отар поднял голову.
   - А ты кто такой?
   - Человек, у которого  убили  друга.  И  ваш  брат  Давид  был  вместе  с
убийцами. Отар облизнул пересохшие губы.
   - Зачем ты привел его сюда?
   - Он теперь в ваших руках. Можете сделать с ним что угодно.
   Небо уже было слегка тронуто светом восходящего солнца.
   - Он и его приятели убили не одного человека.
   - Ты приходил с ними? Со своими приятелями? - спросил Отар Шпита.
   Тот промолчал. За него ответил Дорогин:
   - Наверное. Он сейчас пьян. Тогда они что-то оставили в вашем доме.
   - Я знаю. Пошли, - предложил старый грузин.
   Он шел спокойно, как всегда. Ничто не могло выбить его из колеи. Все свои
эмоции старик прятал за маской безразличия. Скрипнула  дверь  погреба.  Отар
чиркнул спичкой, зажег керосиновую лампу. Неяркий  свет  заполнил  небольшое
помещение.
   - Вот, - указал он стволом  винтовки  на  жесткий  брезент,  прикрывавший
мешки с долларами.
   Дорогин разогнул проволоку, отбросил брезентовый полог. Банковские мешки.
Один из них прогоревший. Тугие пачки долларов.
   - Они и погубили Давида, - вздохнул Отар, - я знал, но не мог  остановить
его.
   -