нию обратись. У них, говорят, с гарантиями все в  порядке.  И
не вздумай меня своими гориллами пугать. Напугать не получится,  а  разговор
наш на этом кончится раз и  навсегда.  Знаю,  что  на  мне  свет  клином  не
сошелся, и что не вечный я - тоже знаю, да еще и получше  тебя.  Только  мне
бояться поздно. Времена не те, возраст не тот... Да я  и  в  те  времена  не
больно-то боялся, особенно таких, как ты и твои мордовороты. Вот  такие  мои
гарантии. Устраивают они тебя -  говори,  с  чем  пришел.  Не  устраивают  -
проваливай, не отнимай у меня время.
   Мамонтов, не скрывая неудовольствия, хмыкнул в  нос  и  достал  сигареты.
Старик немедленно протянул  руку,  взял  с  подоконника  тяжелую  стеклянную
пепельницу и со стуком поставил ее на стол перед гостем.  Сделано  это  было
очень подчеркнуто: дескать, не думай, что это я из вежливости, мне просто не
нравится, когда пепел на пол стряхивают.
   Не обращая внимания  на  эту  демонстрацию,  Петрович  закурил,  нарочито
неторопливо порылся в кармане  пальто  и  выставил  на  стол  чашку.  Старик
шевельнул мохнатыми черными бровями, бережно взял чашку в  руки,  как  будто
она была сделана из тончайшего фарфора, и некоторое время вертел  ее  так  и
этак, внимательно оглядывая  со  всех  сторон.  Сверкавшее  золотым  блеском
отчищенное  пятно  он  удостоил  лишь  беглого   взгляда,   сосредоточившись
почему-то на рельефе. Он даже поскреб его желтым от никотина ногтем,  словно
надеялся счистить  копившуюся  десятилетиями  грязь,  после  чего  осторожно
поставил чашку на стол и  некоторое  время  молча  смотрел  в  окно,  шевеля
нахмуренными бровями и со скрипом потирая заросшие седой  щетиной  бульдожьи
щеки.
   - Ну,  -  сказал  он  наконец,  -  и  чего  ты  от  меня  хочешь?  Насчет
конфиденциальности  я  теперь  все  понял.  Уверен,  на  этой  вещице  крови
предостаточно. Но что тебе нужно от меня.., бизнесмен?
   - Например, рыночная цена, - сказал Петрович.
   - Рыночной цены у этой вещи нет, - ответил Яхонтов. - Ей вообще цены нет,
если хочешь знать мое мнение.  Здесь  ты  ее  продать  не  сможешь,  а  если
сможешь, так разве что по дешевке. Эта чашка  из  сервиза  Фаберже.  Сервиза
этого никто в глаза не видел, большинство ныне действующих экспертов  просто
рассмеются тебе в глаза: Фаберже, скажут, сроду такой ерундой не  занимался.
Серость кругом... Нет, если  ты,  скажем,  коллекционер,  то  это  настоящее
украшение твоей коллекции, поверь. А насчет продажи..,  не  знаю,  не  знаю.
Разве что за бугор ее вывезти. И потом, есть в этой  твоей  чашечке  парочка
сомнительных моментов... Объяснять не буду, ты все равно не  поймешь.  Скажу
так: я на девяносто девять процентов уверен, что это Фаберже, но если бы,  к
примеру, мне сейчас предложили подписать официальное заключение  -  дескать,
чашка работы Фаберже, изготовлена тогда-то и там-то  по  заказу  императрицы
Александры Федоровны, - я бы отказался. Не стал бы  я  своим  добрым  именем
рисковать из-за одного процента.
   - А есть ли способ  развеять  ваши  сомнения?  -  с  невольным  уважением
спросил заинтересованный и очень довольный Петрович. Манеры старика не имели
значения:  он  был  настоящим  специалистом,  а  специалистам  позволительны
некоторые отклонения от нормы.
   - Нет такого способа, - ответил старик, -  потому  что  сервиза  нет.  Но
спасибо тебе, что заглянул, порадовал старика. Деньги свои себе  оставь.  Не
думал я, что доведется на эту вещь хоть одним глазком взглянуть. А вот  поди
ж ты, даже в руках подержать посчастливилось...
   - Подождите, - остановил его Петрович. - А если представить  на  минутку,
что сервиз у меня... Смогли бы вы тогда с уверенностью утверждать,  что  это
именно тот сервиз, о котором мы с вами говорим?
   - После детального осмотра  и  некоторых  анализов  смог  бы,  -  ответил
Яхонтов. - Только ты извини, не люблю я пустых разговоров, всех  этих  "если
бы" да "кабы". Что толку переливать из пустого в порожнее?
   Петрович не спеша отставил в сторону чашку, расстегнул портмоне и выложил
на стол десять стодолларовых бумажек.
   - Я же сказал, что денег не возьму, -  напомнил  Яхонтов,  бросив  беглый
взгляд на стол. - И добавить к сказанному мне нечего.
   Петрович молча покачал головой и поднес к уху "трубу".
   - Принеси, - коротко распорядился он и выключил телефон.
   Через минуту на веранде возник охранник с большой  клетчатой  сумкой.  Он
поставил сумку на пол рядом с креслом Петровича и молча испарился.  Петрович
распустил "молнию" сумки и принялся расставлять  на  столе  сервиз.  Яхонтов
наблюдал  за  его  действиями  исподлобья,  барабаня  толстыми  пальцами   с
каменными ногтями по краю стола.
   - Чайника нет, - сказал старик, когда сумка опустела. - Неужели и  впрямь
тот самый?
   - Вот это мне и хотелось бы узнать, - заметил Петрович.
   - Где ты это взял, спрашивать не стану, - сказал Яхонтов. - Во-первых, не
мое дело, а во-вторых, все равно соврешь.
   И вообще, меньше знаешь - лучше спишь. Мне понадобится какое-то  время  -
час, два.., не знаю сколько.
   - Я подожду, - сказал Мамонтов. - Если хотите, могу подождать в машине.
   - Сиди тут, - проворчал старик. - А то ты будешь ждать в машине,  а  твои
орангутанги в это время будут мне  огород  вытаптывать,  чтобы  я  ненароком
через окно вместе  с  сервизом  не  утек.  Сейчас  кликну  жену,  пусть  чай
организует...
   - Ну-ну, - мягко остановил  его  Мамонтов.  -  Я  не  хочу  обижать  вашу
супругу, но, может быть, мы как-нибудь решим это дело без женщин? Бог с ним,
с чаем. Когда закончим, я его с удовольствием  выпью.  Очень  люблю  крепкий
чай.
   - Чифирь, - уточнил старик, который, похоже, видел Петровича насквозь.
   - Это что-то меняет? - не споря, спросил Петрович.
   - Да ни в жизнь, - ответил старик. - Пей ты хоть стрихнин,  мне-то  какое
дело?
   Он тяжело поднялся и, шаркая подошвами, направился к двери, которая  вела
в дом. У самой двери он остановился и  еще  раз  через  плечо  посмотрел  на
сервиз.
   - Лупу возьму, - бросил он Петровичу, - и еще кой-чего... Ты посиди пока.
   Петрович кивнул и, как только дверь за Яхонтовым закрылась,  снова  вынул
мобильник.
   - Будьте на стреме, - вполголоса сказал он охранникам. - Старик  шустрый.
Следите за верандой.
   Говоря, Петрович не  сидел  на  месте.  Старик  действительно  был  очень
шустрый и слишком хорошо ориентировался в ситуации.  Кто  его  знает,  гниду
старую, что у него на уме? Телефончик у него имеется, и кто  поручится,  что
этот боров по старой памяти не подрабатывает стукачом?
   Мамонтов подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине.  Он  давно
отвык  действовать  подобным  образом,  перекладывая  такие  дела  на  своих
охранников, но ситуация была  не  совсем  обычная,  и  попадать  в  дурацкое
положение только потому, что слишком стремился сохранить лицо,  Петрович  не
хотел.
   Он услышал обрывок какого-то разговора, происходившего,  судя  по  всему,
между хозяином и его женой. Слов он не  разобрал,  но  голосов  было  два  -
мужской и женский, а значит, Яхонтов не звонил по телефону. И  потом,  чтобы
растолковать суть происходящего тупому  дежурному  менту,  потребовалось  бы
гораздо больше времени.
   Потом  послышались  приближающиеся  тяжелые  шаги,  и  Мамонтов  поспешно
вернулся за стол. Дверь распахнулась, и на пороге появился Яхонтов.
   На какое-то время Петрович лишился дара речи. Он ожидал от старика любого
подвоха, но только не того, что увидел сейчас.
   Даниил Андреевич стоял в дверях, широко расставив ноги и держа  наперевес
охотничью двустволку, стволы  которой  смотрели  Петровичу  точно  в  живот.
Старческие  руки  ни  капельки  не  дрожали,  глаза-буравчики  смотрели   на
Мамонтова спокойно и твердо, а  на  левом  плече  висел  до  отказа  набитый
патронами патронташ. Чувствовалось, что  старик  хорошенько  подготовился  к
встрече и вовсе не собирается шутить.
   - Так я и знал, - спокойно сказал Яхонтов, - так  и  надеялся,  что,  раз
сервиз украли, мимо меня ему не пройти. Сиди, не дергайся! - прикрикнул  он,
увидев, что Мамонтов пытается встать. - Руки на стол! Вот так. В  стволах  у
меня картечь, и стреляю я  получше  твоих  обезьян  -  как-никак  сорок  лет
охочусь. Сейчас моя Сергеевна ментам позвонит, а мы с тобой их подождем...
   За стеклами  веранды  что-то  мелькнуло  и  тут  же  скрылось.  Не  меняя
выражения лица, старик  повернулся  в  ту  сторону  всем  корпусом,  немного
опустил ружье и нажал на спусковой крючок. Ружье подпрыгнуло у него в руках,
с диким грохотом выбросив из правого ствола длинный сноп огня и целое облако
кислого порохового дыма. В дощатой стене веранды чуть  пониже  оконной  рамы
возникла  огромная  дыра  с  ощетинившимися  острой  щепой  краями.  Снаружи
послышался сдавленный крик и глухой шум падения.
   - Я предупреждал, - сказал старик, снова наводя ружье на Петровича.
   Мамонтов закусил губу. Старик не шутил, и теперь, к  огромному  сожалению
Андрея Петровича, все зависело от второго охранника.  Если  тот  не  сделает
что-нибудь буквально сию же минуту, ничего делать уже не  понадобится:  все,
что нужно, доделают подоспевшие омоновцы.
   - Старый козел, - с ненавистью процедил Петрович.
   Старик, по всей видимости, собирался ответить,  но  тут  второй  охранник
пинком распахнул дверь и ворвался на веранду, держа пистолет обеими  руками,
как герой полицейского боевика. Громыхнул  еще  один  выстрел,  но  за  долю
секунды до этого охранник, наученный горьким опытом своего товарища,  плашмя
упал на пол. Картечь кучно ударила в дверной косяк, мигом  превратив  его  в
щепу, а охранник, не вставая с пола, одну за другой всадил в старика  четыре
пули.
   Яхонтов стоял еще как минимум две или три секунды,  а  потом  с  грохотом
упал на пол, как опрокинутый шкаф, - тяжело, неуклюже, совсем не  драматично
и очень некрасиво. Из глубины дома  послышался  тихий,  но  полный  отчаяния
женский крик.
   - Канистру с бензином, живо, - скомандовал Петрович охраннику.  -  Что  с
Бегемотом?
   - Замочил наглухо, сука, - слегка дрожащим голосом доложил охранник.
   - Бегемота на веранду, - продолжал Петрович, торопливо, кое-как  сваливая
в сумку драгоценный сервиз. - Берлогу поджечь - и ходу. Живо,  живо,  мусора
на подходе!
   Охранник заметался. Петрович подхватил сумку, но  помедлил  еще  секунду,
задумчиво ощупывая сквозь ткань пальто лежавший в кармане пистолет и  косясь
на приоткрытую дверь, что вела с веранды в дом.
   А, черт с ней, с этой старой сукой, решил он наконец. И так поджарится. А
если уцелеет, значит, так ей на роду написано. Все равно она меня не видела,
так что толку от ее рассказа ментам не будет никакого. Зато на  мне,  может,
одним грехом меньше будет...
   Через минуту черный джип уже отъехал от весело разгоравшегося дома, а еще
через четверть часа уцелевший охранник остановил машину  на  обочине  шоссе,
выбрался на дорогу,  сорвал  с  бамперов  картонные  таблички  с  фальшивыми
номерами, обнажив настоящие, зашвырнул их в лес,  вернулся  за  руль  и  дал
полный газ, увозя хозяина подальше от места преступления.
   Не въезжая в город, они свернули в один  из  многочисленных  подмосковных
поселков, где у Петровича был надежный,  проверенный  знакомый,  и  оставили
сумку с сервизом и  все  имевшееся  в  машине  оружие  в  подвале,  присыпав
импровизированный тайник заготовленной на  зиму  картошкой.  Теперь  никакие
милицейские операции по перехвату им были не  страшны,  и  Петрович  немного
расслабился.
   Реакция Яхонтова на сервиз яснее любых слов говорила о  том,  что  сервиз
самый что  ни  на  есть  подлинный  -  тот  самый,  о  котором  говорили  по
телевизору, называя его безвозвратно  утраченным  и  вообще  гипотетическим.
Старый ювелир был прав: продать сервиз в России будет, пожалуй,  трудновато,
и дело вовсе не в цене. В России множество богатых людей - богатых по любым,
самым строгим мировым стандартам. И деньги свои они тратят  совсем  не  так,
как эти западные скопидомы. У русского человека и натура все-таки пошире,  и
вообще... Так что при прочих равных условиях продать  сервиз  внутри  страны
можно было бы даже выгоднее, чем на Западе. Но на нем, черт его подери, и  в
самом деле слишком много крови, и выставлять эту штуковину напоказ  было  бы
безумием: всех журналистов не запугаешь, всех ментов не купишь, и  рано  или
поздно если не  Белкина,  то  какой-нибудь  другой  щелкопер  раскрутит  эту
историю, дав прокуратуре богатую пищу для размышлений и выводов.
   Вспомнив о  Белкиной,  Петрович  досадливо  поморщился:  журналистка  ему
безумно мешала, но принимать в отношении  нее  радикальные  меры  было  пока
рановато.  В  последние  два  дня  он  и  так   развил   чересчур   активную
деятельность. "Слишком много трупов, - с неудовольствием думал  Мамонтов.  -
Слишком быстро все происходит - до  неприличия  быстро,  как  после  хорошей
клизмы. Время поджимает, и приходится спешить, а когда  спешишь,  возрастает
вероятность ошибки. Того и гляди, кто-нибудь лоханется по-крупному - если не
сам, то кто-нибудь из твоих подчиненных. А в нашем деле выговоров не выносят
и квартальных премий не лишают. В нашем  деле  выносят  приговоры  и  лишают
свободы, а если очень не повезет, то и жизни... Нужно поднять старые  связи.
Навестить старых друзей, посидеть  вечерок  за  бутылкой  хорошего  коньяка,
вспомнить былые дни, тактично напомнить этим солидным  дядям  про  некоторые
грехи молодости, чтобы были посговорчивее. В  особенности  это  относится  к
некоторым чинам из таможенного комитета."
   С тех пор как Петрович имел с ними общие  интересы,  утекло  много  воды.
Кто-то погорел, кто-то ушел в тень, но кое-кто очень неплохо продвинулся  за
это время - настолько неплохо, что месяц назад Петрович был  очень  удивлен,
увидев на экране телевизора знакомую физиономию. Физиономия выглядела  сытой
и всем довольной, а ниже  физиономии  располагался  китель  с  генеральскими
звездами на плечах. "Вот тебя мы и достанем, - решил Мамонтов. - С тобой  мы
и проконсультируемся, как бы нам половчее вывезти за границу  доставшийся  в
наследство от бабушки-старушки набор медной посуды. И  ты  у  меня  сделаешь
все, о чем я попрошу, иначе в газетах появятся очень интересные  публикации.
Купить журналиста в  наше  время  не  проблема,  да  и  покупать  никого  не
придется. Подкинуть эту кость той же Белкиной - она же ее до самой смерти из
зубов не выпустит. Разгрызет на куски и высосет мозг, и тебе,  генерал,  это
отлично известно. Небось холодным потом обливался, когда читал статейки этой
Белкиной о том бедняге-прокуроре..."
   Домой Петрович вернулся в прекрасном расположении духа, больше  не  думая
ни об убитом Яхонтове, ни о загадочном Сером, который зловещей тенью  маячил
где-то поблизости. С Серым должны были разобраться Самсон и Борис, а если им
вдруг не повезет, то под рукой всегда найдется десяток быков, которые только
и умеют, что  ломать  морды  и  стрелять  из-за  угла.  У  Андрея  Петровича
Мамонтова были дела поважнее.
   С аппетитом пообедав, он сел на телефон и стал наводить  справки.  Вскоре
он уже набрал заветный номер, знать который  ему  было  не  положено  (и  не
только ему,  но  и  вообще  простым  смертным),  и,  дождавшись  ответа,  со
сдержанной иронией проговорил в трубку:
   - Александр Григорьевич? Мамонтов беспокоит. Что, удивлен? У меня к  тебе
дело, генерал...
 
Глава 15 
 
   Борис остановился на широком бетонном крыльце, не спеша, с  удовольствием
закурил и стал неторопливо  спускаться  по  ступенькам,  с  беспечным  видом
глазея по сторонам и попыхивая зажатой в зубах сигаретой. "Сигарета  торчала
вверх и вбок под залихватским углом, придавая Борису необыкновенно разбитной
и довольный вид, и поджидавший приятеля в  машине  Самсон  понял,  что  дело
выгорело.
   Польщенные похвалой Петровича, который до случая  с  Перельманом  если  и
разговаривал с ними, то только сквозь зубы, приятели не стали ждать милостей
от природы и развили бурную деятельность, направленную на то, чтобы отыскать
приятеля Белкиной. Для начала они  по  собственной  инициативе  связались  с
Каланчой и  Чижиком,  которые  теперь  вместо  них  "пасли"  журналистку,  и
попросили сразу же сообщить, если на горизонте возникнет этот тип  на  своей
тачке. Исходя  из  собственного  опыта,  они  предполагали,  что  звонок  не
заставит себя долго ждать, но  Каланча  и  Чижик  молчали,  а  когда  Самсон
позвонил им  сам,  Каланча  довольно  неприветливо  ответил,  что  помнит  о
просьбе, и предложил оставить его в покое и не мешать работать. По его  тону
было ясно, что они с Чижиком убивают время при помощи засаленной колоды карт
и что Каланча,  как  и  Самсон  незадолго  до  этого,  уже  успел  проиграть
напарнику довольно солидную сумму.
   После полудня стало ясно,  что  таинственный  Серый  сегодня  не  намерен
появляться  у  Белкиной.  Приятели  поняли,  что  ждать  у  моря  погоды  не
приходится, и принялись действовать по собственному усмотрению.
   Все, что им было известно  о  человеке,  которого  заказал  им  Петрович,
сводилось к марке и номеру его автомобиля. Самсон предложил  было  позвонить
Петровичу и поинтересоваться, не знает ли  тот  каких-нибудь  координат,  по
которым можно было бы выйти на  интересующее  его  лицо,  но  Борис  резонно
возразил, что, если бы Петрович располагал  информацией,  которая  могла  им
пригодиться, он поделился бы ею сразу, не дожидаясь вопросов. А  раз  уж  он
этого не сделал, сказал Борис, то звонить ему сейчас бесполезно - только зря
облажаемся...
   У Бориса возникла идея, и после краткого обсуждения  напарники  пришли  к
выводу, что есть смысл попытаться претворить ее в жизнь.
   Дело было в том, что до того, как поступить на работу к Петровичу,  Борис
несколько лет подряд занимался тем, что он  громко  именовал  "автомобильным
бизнесом". Бизнес этот заключался по  преимуществу  в  перепродаже  краденых
машин по поддельным документам и приносил Борису неплохой доход. Но это была
нервная работа, подделывать документы становилось все труднее с каждым днем,
на постах ГИБДД, как поганые грибы после дождя, один за другим появлялись до
отказа набитые информацией об угнанных машинах компьютеры, а  после  громких
террористических актов  на  дорогах  стало  и  вовсе  не  повернуться  из-за
обремененных  автоматами  и  бронежилетами  ментов.  Доходы   падали,   риск
возрастал, дорогостоящие связи в ГИБДД и среди судей  практически  перестали
себя оправдывать, и Борис ушел на более спокойную, как ему казалось, работу.
   Как бы то ни было, знакомых в ГИБДД  у  него  осталось  предостаточно,  и
предусмотрительный Борис время от времени навещал их, не забывая  прихватить
с собой бутылочку-другую.  Он  пользовался  среди  своих  теперешних  коллег
некоторой популярностью именно потому, что мог, как  никто,  утрясти  мелкие
неприятности  с  дорожной  милицией,  выцарапав  из  когтей   гибэдэдэшников
отобранные у  кого-нибудь  из  "братков"  права  или  снятые  за  стоянку  в
неположенном  месте  номерные  знаки.  Когда  кто-то  из  братвы   собирался
приобрести машину,  обращались  опять  же  к  Борису,  который  через  своих
знакомых оперативно проверял, не числится ли та в розыске.
   Вывод из  всего  этого  напрашивался  сам  собой,  и  сразу  после  обеда
напарники отправились в  районный  отдел  ГИБДД,  где  за  одной  из  обитых
обшарпанным пластиком дверей сидел некий  капитан  Соловец.  Чем  занимается
капитан Соловец по долгу службы, Борис представлял  себе  очень  смутно,  но
зато ему было доподлинно известно, с какой  стороны  к  капитану  подойти  и
каким образом дать ему на лапу так, чтобы он, во-первых, принял  подношение,
а во-вторых, сделал то, о чем его просят.
   Самсон остался ждать напарника в машине, где ему пришлось просидеть почти
два часа, переводя взгляд с висевшего на приборном щитке мобильника на дверь
райотдела. Каланча и Чиж