- Зачем ты ему деньги давал?
   - Чтобы он вам цветы купил по поводу окончания этого гнусного инцидента.
   - Зачем нам цветы? Поехали, чего мы его будем ждать? Пропил  твои  деньги
Пушкин.
   - Надо дождаться, - Дорогин начинал нервничать. Он закурил, поглядывал  в
ту сторону, откуда должен был, по его разумению, появиться эфиоп.
   - Да, материал сняли сегодня блестящий.
   К съемочной группе подошел полковник Терехов.
   - Вы конечно молодцы, - сказал он безо всяких предисловий. - Что  ты  там
наснимала, Варвара?
   - Материал сняли о бесчинствах ОМОНа.
   - Знаешь что, Варвара, - Терехов смотрел ей в глаза, - ты  этот  материал
лучше никому в глаза не показывай и никуда не отдавай.  Думаю,  неприятности
тебе не нужны.
   - Мне не  нужны  неприятности?  Вы  меня  удивляете,  товарищ  полковник.
Единственное, по-моему, чего в жизни  не  хватает,  так  это  неприятностей.
Каждая чужая неприятность - это мой шаг к бессмертию.
   - Варвара, перестань! - взялся увещевать расходившуюся Белкину  полковник
Терехов. - Не надо шум поднимать. Я обо всем договорился, пообещал,  что  вы
никаких шагов, не согласовав со мной, не предпримете.
   - Так можно считать, мы уже все согласовали? Да, полковник?
   - Ладно, Белкина, мы об этом потом поговорим, -  впервые  за  сегодняшний
день полковник Терехов назвал Варвару по фамилии,  что  могло  означать,  он
начинает сердиться.
   - Ладно, пока ничего  не  буду  предпринимать,  как  договорились.  Ну  и
гнусные же эти омоновцы, так народ разгонять! Думаю, теперь за мной со  всех
каналов новостей будут ходить и клянчить: ?Варя, продай! Дай показать!?.
   - Послушай, Варвара, может, ты эту кассетку мне отдашь, а? Тогда  я  буду
спокоен.
   - У меня нет этой кассеты, - очень серьезно сказала Варвара.
   - Я пойду гляну, где эфиоп, - и  Сергей  направился  в  ту  сторону,  где
располагались цветочные ряды.
   Он приглядывался, но нигде Абебы не увидел. И тогда он  решил,  что  надо
поинтересоваться, не покупал ли тот цветы. Сергей подошел к  двум  девушкам,
торгующим букетами.
   - Добрый день, - сказал он, оглядывая цветы.
   - Вам что, мужчина, - розы, гладиолусы, гвоздики? Вот  свеженькие  лилии,
час назад привезли. Смотрите, какая прелесть! А вот орхидея, купите  любимой
женщине.
   - Девчонки, - сказал Дорогин, - я бы у вас купил и, наверное, куплю. Но я
ищу одного человека, негра, бомжа. Грязный такой, кучерявый, с бакенбардами,
на Пушкина похож...
   - Абебу, что ли? - девчонки эфиопа  знали.  -  Он  здесь  пробегал,  туда
куда-то пошел, - и  девчонки  указали  по  направлению  к  центру  цветочных
киосков.
   - Давно дело было?
   - Минут двадцать назад. Нет, не двадцать.? у нас тогда  еще  старик  розу
покупал, желтую, на длинном стебле, минут двенадцать тому назад.
   - Спасибо, девушки.
   Эфиопа видели и другие торговцы цветами, но куда он исчез, никто  сказать
не мог. Сергей вернулся к началу рядов, купил у девушек цветы и уже с ними в
руках пришел к друзьям.
   Женщины получили цветы. Полковника Терехова уже не было.
   - Сергей, не хотите с Тамарой поехать ко мне?
   - Нет, Варвара, спасибо, - немного ревниво произнесла Тамара, - нам  надо
к себе. У нас еще кое-какие дела.
   Что за дела у Тамары, Сергей не знал. Но если Солодкиной не хочется ехать
в гости, значит, так оно и будет. Простившись с Белкиной и  договорившись  о
звонке, Сергей с Тамарой направились к своей машине.
   - Дурацкий день сегодня, - садясь на переднее сиденье, произнесла Тамара.
- Не нравится мне все это.
   - Что - ?это? и почему все?
   - Драка не нравится, и Белкина мне не нравится. У нее одно на уме...
   - А у тебя?
   - Мне, Сергей, слава  не  нужна,  мне  надо,  чтобы  все  было  спокойно,
стабильно. А мы опять в какие-то истории влезаем. Зачем тебе эфиоп сдался?
   - Я с ним сидел в тюрьме, - резко  поворачивая  ?  руль  влево,  произнес
Дорогин. - Мы с ним два года были вместе. Я  освободился,  а  он  еще  мотал
срок.
   - Сергей, - Тамара взяла его за локоть, - я хочу, чтобы ты забыл.
   - Что забыл?
   - О прошлой жизни. Ужасной жизни, как я понимаю.
   - Да, жизнь была не сахар.
   - Вот и не вспоминай.
   По лицу Сергея Тамара поняла, как ему тяжело и больно вспоминать прошлое,
которое никак не отпускает, держит цепко, как неизлечимая болезнь. Вроде  бы
все нормально, но болезнь не побеждена, недуг живет своей жизнью,  отдельной
от жизни жертвы.
   - Послушай, Сергей, может, уедем отсюда?
   - Уезжали уже. Легче от этого  не  становится.  От  себя  не  спрячешься.
Просто я, Тамара, такой человек, это моя судьба, наверное. А от  судьбы,  ты
же знаешь, не убежишь.
   - Сергей, ты - моя судьба, и я хочу, чтобы она у  нас  была  хорошей.  Ты
меня слышишь, Сергей?
   - Слышу, дорогая.

***

   Абеба дернулся, попытался встать. Но руки и  ноги  были  связаны,  и  ему
встать, естественно, не удалось.
   - ?Где я? Что со мной? -  абсолютно  не  понимая  происходящего,  подумал
эфиоп. Он попытался  открыть  рот,  о  появилось  болезненное  ощущение.  Он
пошевелил пальцами рук, те затекли и плохо слушались. - Где  же  я?  Что  со
мной?"
   Машину качнуло, и Абеба больно ударился головой о рифленый борт, ударился
так сильно, что Илья перегнулся  через  спинку  сиденья,  поглядел  на  свою
жертву. Абеба поджал ноги и еще раз дернулся. Картонные коробки посыпались.
   -  Вот  сволочь!  -  сказал  Илья.  Григорий  смотрел  в  зеркальце.  Что
происходит в салоне, он не видел.
   - Езжай, я сейчас сам с ним разберусь. Глаза эфиопа были  вытаращены,  он
со страхом смотрел на Вырезубовых, словно глазами пытался спросить:  что  вы
со мной делаете? Зачем бедного эфиопа обижаете? Чем-то он в этот момент  был
похож на Акакия Акакиевича Башмачкина.
   Но естественно, братья Гоголя не читали и  о  существовании  бессмертного
Акакия Акакиевича не подозревали.
   - Лежи, урод! - громко, чтобы  перекричать  шум  двигателя,  обратился  к
эфиопу Вырезубов. - А то как шарахну по башке! - и  он  показал  монтировку,
которой потряс прямо над головой Абебы.
   Тот затрясся от страха, зажмурился, и если бы была у него такая  чудесная
возможность, то от  страха  провалился  бы  сквозь  днище  микроавтобуса  и,
наверное, даже сквозь бетонное покрытие шоссе.
   - Если будешь шевелиться, жаба чернозадая, я тебе череп размозжу.  А  так
поживешь еще.
   Глаза эфиопа спрашивали: ?Куда вы меня, злые  люди,  везете?  Что  я  вам
плохого сделал? Я же вас не трогал, я у вас ничего не украл,  даже  бранного
слова в ваш адрес никогда не произнес. За что ж вы меня так, нелюди??.
   - Повернись мордой  в  пол,  жаба  чернозадая!  -  Григорий  улыбался,  и
выражение его лица было жутким. На нем прописалась  улыбка  смерти.  Крепкие
белые зубы, время от времени проглядывающие в  узкую  и  длинную  щель  рта,
читались оскалом смерти. - Не гони, брат, а то еще ублюдки менты  остановят.
Вон там, за поворотом, они всегда на скорость вырезают.
   - Да знаю я, - сбрасывая скорость, произнес водитель.
   - Включи музыку.
   Покрутив ручку настройки, Илья нашел классическую музыку.
   - Не надо мне туфтень эту, лучше чего-нибудь повеселее. От скрипок  понос
может случиться, как от сырого мяса. -  Скрипки  сменились  синтезатором.  -
Вот, пускай лучше это будет, пускай Пугачиха орет.
   - Ты бы ее хотел трахнуть?
   - Нет, слишком она жирная, свинья какая-то. А  я  к  свинине  равнодушен,
меня от нее почему-то поташнивает.
   - Мы с тобой, как евреи, свинину не едим. И мама свинину не любит.
   - Лучше уж говядину.
   - Говядина лучше.
   Абеба слышал этот разговор. Он понимал все слова, но смысл разговора  был
ему еще непонятен.
   "О чем говорят эти люди? Куда они меня везут? Зачем?"
   Хмель от выпитой водки улетучился мгновенно. Абеба  лежал,  надеясь,  что
все скоро закончится, как страшный сон,  как  непонятное  наваждение,  и  он
опять станет самим собой, будет шататься по Москве, съездит в гости к своему
корешу Сергею Дорогину. Тот его сытно накормит, хорошо оденет  и,  наверное,
даст денег. Судя по всему, Дорогин сейчас богат, дела у него идут хорошо.
   От этих простых мыслей Абебе стало немного  легче.  Ему  показалось,  что
веревки уже не так сильно сжимают запястья рук  и  лодыжки  ног,  а  жить  с
пластырем, хоть и противно, но можно. Единственное, что досаждало,  так  это
грохот камешков о  днище  автобуса  и  колдобины,  стыки  плит,  на  которых
микроавтобус подскакивал, и Абеба больно бился головой о днище.
   Он попытался устроиться удобнее, перевернулся на спину, одна из картонных
коробок смялась, голова оказалась на ней. Теперь он уже не бился головой  об
пол, картон был упругий, еще  не  успел  окончательно  примяться  и  немного
пружинил. В общем, можно было жить и все, по его разумению, складывалось  не
так уж и плохо. Ведь случались с эфиопом переделки и похуже,  а  сегодняшний
день пока напоминал приключение.
   "Может, они хотят  меня  кому-нибудь  продать?  Что  еще  со  мной  можно
сделать? Работник из меня никудышный... Наверное, хотят продать. Ну и хрен с
ними! Выродки, нелюди, я им ничего плохого, а они меня..."
   Абеба уже понимал, что его оглушили чем-то  тяжелым,  потому  что  голова
болела.
   "Наверное, заехали бутылкой? - пару раз Абебу били  по  голове  бутылкой,
однажды пустой, а однажды полной, чуть череп не раскроили.
   Абеба тряхнул  головой,  и  словно  металлические  шарики  зашуршали  под
черепной коробкой, стуча друг о Друга, вызывая болезненные ощущения. От этой
боли даже слезы навернулись на глаза. Абеба повернул голову лабок, слезы  из
глаз вытекли.
   Григорий взглянул на жертву.
   - Ну что, эфиоп?
   Абеба дважды моргнул, показывая взглядом, что пока жив.
   - Лежи тихо, скоро приедем.
   "Куда приедем? - подумал эфиоп и вспомнил, что Сергей Дорогин послал  его
за цветами. - Да, да, за цветами для женщин. И деньги дал."
   Бумажки лежали в кармане рваных коротковатых брюк - три купюры. Абеба еще
помнил ощущение денег в кончиках пальцев, помнил  хруст  и  шорох  купюр.  В
машине пахло цветами - нестерпимо сладко. Казалось, даже  металл  пропитался
розовым маслом, и синяя краска, которой выкрашен салон изнутри, тоже.
   - Надо будет машину потом помыть, - услышал он голос  Ильи,  -  а  то  от
бомжа вонь идет, словно его из канализации вытащили.
   - Мы его отмоем. И горячей водой помоем, и  холодной.  Будет  чистенький,
будет, как лакированный, - сказал Григорий.
   - Маме его покажем уже чистеньким, чтобы был как игрушечный.  Здорово  мы
придумали!
   - Еще бы! Она такого не ожидает. Я за ней завтра съезжу.
   - Нет, я, - сказал Григорий.
   - Поедем вместе.
   - Давай.
   Братья уже предвкушали увидеть радость на суровом  лице  матери.  Даже  в
уголках ее глаз будет светиться ласка, а губы тронет  нежная,  признательная
улыбка. Ведь дети приготовили для нее подарок.
   - Наша мама молодец!
   - Еще бы! - сказал Илья и опять взглянул на Абебу.  Тот  моргал,  пытаясь
сбить слезы. - Он плачет, - мечтательно произнес Илья, обращаясь к Григорию.
   - Главное, чтобы в штаны не наделал, а то вони не оберешься.
   - Слышишь, ты, эфиоп, брат беспокоится, чтобы ты свои штаны  не  обгадил.
Не обгадишь? Моргни!
   Абеба покорно моргнул, понимая, что лучше  делать  то,  что  говорят  эти
странные мужчины.

Глава 17

   В больницу города Клина за последнюю неделю поступили два трупа, один  из
которых вдобавок не был идентифицирован. Дело приобретало серьезный  оборот,
местные власти взяли его под жесткий контроль. И  от  следователя  Сергеева,
которому поручили ведение дела, вышестоящее начальство требовало чуть ли  не
ежедневного отчета. У следователя голова шла кругом,  он  не  знал,  за  что
схватиться, в каком направлении вести поиски. Из всех многочисленных версий,
которые  он  разрабатывал,  представляла  интерес  лишь  одна   -   убийство
заведующего лабораторией и пациентки  реанимационной  палаты  связаны  между
собой. Но выяснить эту связь, как ни пытался следователь, он не мог.
   Полковник Терехов, с которым следователь Сергеев контактировал, предложил
вариант, на первый взгляд банальный и простой.
   Сергеев лишь передернул плечами, а в душе подумал:
   "Тебе, полковник, хорошо. Живешь в Москве,  этим  делом  не  занимаешься,
потому и даешь такие советы?.
   Совет полковника Терехова на самом деле был  прост:  дать  объявление  по
московскому и областному телевидению, показать портрет пациентки реанимации,
трагически погибшей или, возможно, преднамеренно убитой, и попытаться  таким
способом   узнать   фамилию   и   имя   девушки.   Как   могли,    работники
судмедэкспертизы, можно сказать,  отреставрировали  лицо  Риты  Кижеватовой,
сделали дюжину снимков, один ужаснее другого. Сергеев выбрал лучший, на  его
взгляд, и шесть раз на протяжении  двух  дней  фотография  Риты  Кижеватовой
появлялась на экранах телевизоров.
   Пошли звонки. Девушку узнали.  Пришлось  съездить  в  Москву  и  провести
опознание.
   - Да, это она, она, Риточка! Наша Риточка Кижеватова!
   При жизни ее мало кто любил, но после смерти никто кроме  как  ?нашей?  и
?дорогой? не называл.
   На телефон райотдела пришло сообщение от Марины  Николаевны  Бахметьевой,
жительницы Москвы, которая видела Риту Кижеватову на трассе, видела, как  та
садилась в машину к кавказцам.
   Сергеев помчался в Москву. Он встретился  с  Бахметьевой,  та  рассказала
все, что видела.
   - Скажите, - спросил Сергеев, - Марина Николаевна, а почему  вы  все  это
запомнили? Даже номер записали.
   - Ну, знаете ли, товарищ следователь, у меня зоркий  глаз  и  цепкий  ум.
Слишком уж она была хорошенькая, чтобы с  ней  что-нибудь  не  случилось.  И
потом опасаюсь я, кавказцев.
   - Не понял... - принялся уточнять Сергеев.
   - Бывают такие люди, смотришь на них на улице или  в  метро  и  почему-то
понимаешь, с ними обязательно что-нибудь произойдет, и  обязательно  плохое.
Или под машину попадут, или ногу сломают...
   Следователю стало немного не по себе.
   - А скажем, взглянув на меня, Марина Николаевна, что вы можете сказать?
   - Могу сказать, что у вас все в порядке.
   - Ну спасибо, - обрадовался следователь.
   - Но знаете что... - взяла за руку следователя Бахметьева.
   - Что? - настороженно взглянул в глаза женщины следователь.
   - Что-то и у вас на лице такое... Во всяком случае, будьте осторожны. При
вашей профессии всегда надо быть настороже, наготове, так  сказать.  Держите
порох сухим, товарищ следователь.
   От этого разговора Сергееву стало немного не по себе. ?Ведьма  какая-то!?
- выходя от Бахметьевой, подумал следователь.
   В областном ГАИ  он  тотчас  получил  справку  о  том,  кому  принадлежит
автомобиль. Отыскали кавказцев. Те долго не препирались  и  рассказали  все,
как было. Номер микроавтобуса они запомнили на всю жизнь,  как  и  внешность
братьев.
   Микроавтобус был зарегистрирован на  имя  Ильи  Вырезубова.  Эта  фамилия
резанула следователя, словно бритва по горлу.
   "Вырезубова.., как же, как же, это та женщина, которая  лежала  в  палате
вместе с Ритой Кижеватовой.
   Вот оно как! Но тогда-, причем  здесь  врач  -  заведующий  лабораторией?
Он-то какое мог иметь ко всем происшедшему  отношение?  Но  ничего,  ничего,
кольцо сжимается."
   Кроме фамилии владельца микроавтобуса ?мерседес?, следователь  получил  и
адресок, по которому проживает Илья Вырезубов. Так же быстро и оперативно по
каналам МВД он навел справки и выяснил, что Наталья Вырезубова,  попавшая  в
реанимацию с острым отравлением грибами, является матерью  Ильи  и  Григория
Вырезубовых  -  двух  братьев,  частных   предпринимателей,   зарабатывающих
продажей цветов. В налоговой инспекции на Вырезубовых ничего не было. Налоги
платили исправно, и претензий к ним не имелось.
   "Такие честные и хорошие, да на свободе?, - горько подумал Сергеев.
   За день до того, как фотография Риты  Кижеватовой  появилась  на  экранах
телевизоров, Дорогин тоже пришел к мысли, что  смерть  доктора,  заведующего
лабораторией, смерть девушки в реанимационной палате связаны между собой.  А
натолкнула его на эту  мысль  Тамара,  она  вспомнила  о  цветах.  Вспомнила
странную пару, после визита  которых  в  кабинете  заведующего  лабораторией
появился шикарный букет, который  завлаб  вручил  ей,  вспомнила  взгляды  -
жадные и похотливые - тех, кто принес цветы завлабу.
   Всем этим она поделилась с  Сергеем.  Он  попросил  Тамару  узнать  адрес
Натальи  Евдокимовны  Вырезубовой.  Адрес,  естественно,  имелся  в  истории
болезни, никто его не скрывал, и  Тамара  Солодкина  без  труда  смогла  его
заполучить.
   Теперь у Дорогина был адрес. Он расспросил  Тамару  о  том,  как  старуха
попала в реанимацию. Та рассказала все, что знала.  Также  сообщила,  что  у
Натальи Евдокимовны есть два очень любящих сына.
   Все совпадало: на  Сергея  напали  двое,  значит,  это  сыновья,  которые
пробрались в палату и которым он  помешал  убить  девушку.  А  затем,  когда
реанимацию взяли под охрану, убийцы  применили  другую  тактику:  под  видом
отравленной грибами Наталья Евдокимовна Вырезубова смогла-таки, не вызвав ни
у кого подозрений, попасть в реанимацию. И можно было охранять окна,  двери,
все равно это не принесло бы никаких результатов, ведь враг уже находился  в
реанимации и ждал удобного момента, чтобы уничтожить девушку.
   Сергей не понимал и не знал  лишь  одного  -  за  что  и  почему  девушку
приговорили к смерти. Так же он не до конца понимал, почему  убили  завлаба,
какой смысл в его убийстве. Скорее  всего  девушка  что-то  знала.  Судя  по
рассказам Тамары, она была очень сильно избита, на запястье  имелись  следы,
явственно свидетельствующие, что девушку связывали. Такие же  следы  веревок
были и на ногах.
   "Мерзавцы! Подонки!? - думал Сергей.

***

   Микроавтобус смог благополучно добраться до дома и въехать во двор.  Илья
закрыл ворота. Псы-людоеды бросились к машине,  виляя  обрубками  хвостов  и
заглядывая хозяину в глаза, вымаливая очередную порцию человечьего мяса.
   Эфиопа вытащили из фургона, отклеили пластырь,  но  ни  рук,  ни  ног  не
развязывали.
   - Эй, за что вы меня? Простите, что я вам плохого сделал?  -  ныл  тонким
голосом Абеба.
   - Ничего ты нам не сделал, мил человек, басурман ты эдакий, -  подшучивал
Григорий.
   - А если бы сделал, - сказал Илья, - то, наверное, уже был бы  мертв.  Мы
тебя привезли в гости, ты будешь подарком для нашей мамы.
   - Для какой еще мамы? - воскликнул Абеба.
   - Для нашей мамочки, для Натальи Евдокимовны. Сейчас Гриша съездит за ней
в больницу, привезет. То-то она обрадуется,  увидев  настоящего  эфиопа!  Мы
давно мечтали, чтобы в нашем доме пожил такой басурман, как ты, Абеба.
   - Отпустите меня! - клянчил эфиоп.
   - Мы тебя не отпустим, - твердо сказал Илья Вырезубов, - ты будешь жить с
нами до десятого июля. А потом останешься жить в наших сердцах.
   Почему было названо именно такое число, Абеба не сразу понял.
   Догадка пришла потом.
   - А сегодня - какое? - воскликнул он.
   - Сегодня шестое. Так что поживешь с нами четыре дня и четыре ночи.
   С эфиопом за его жизнь случалось множество  приключений,  большинство  из
которых были крайне неприятными. И это приключение  сулило  стать  одним  из
самых неприятных. Но он не отчаивался, не терял присутствия духа.
   "Как-нибудь образуется. Не станут же они меня убивать, смысла  никакого!?
- это Абеба понимал твердо.
   Но что-то тем не менее точило, как  червь,  душу,  подсказывая,  что  все
гораздо хуже, чем представляется на первый взгляд.
   В руках Григория появился нож,  острый,  с  длинным  сверкающим  лезвием.
Григорий подошел к эфиопу и принялся разрезать не веревки, а одежду на  теле
Абебы. От прикосновения острого лезвия, а может,  от  холодного  металла  по
телу пленника бежали мурашки. Когда всю одежду срезали,  Григорий  брезгливо
оттолкнул ее ногой, сгреб вместе с ботинками в кучу и крикнул брату:
   - Илья, во