бственной
наглости, сказал он. Ему не хотелось терять авторитет  в  глазах  собратьев,
сгрудившихся возле кастрюли  с  пригорающей  кашей.  О  том,  что  ее  нужно
помешивать, все напрочь забыли.
   - Двадцать пять рублей, - Дорогин сказал это тоном  ведущего  аукцион.  -
Если еще раз услышу нереальную цену, то поднимусь и уйду.
   Кандидат наук на то и был интеллигентным, образованным  человеком,  чтобы
уметь находить выход из  неприятных  ситуаций.  Учеба  в  университете  и  в
аспирантуре позволяла ему и лица не потерять перед  другими  бомжами,  и  не
превысить лимит, установленной Дорогиным.
   - Бутылка водки, - не моргнув глазом, сказал историк.
   - Я даже бутерброд готов купить тебе за находчивость, - рассмеялся Муму.
   Рассмеялась  и  Белкина.  Напряжение  спало.  И  журналистка,   и   бомжи
почувствовали,  что,  несмотря  на  разное  социальное  положение,  все  они
человеки, способные ценить находчивость, чувствовать  шутку.  А  торговались
они просто так, для порядка. В общем-то, никто не прочь был  помочь  другому
бесплатно.
   Кандидат исторических  наук  заговорщически  подмигнул  Дорогину  и  чуть
кивнул головой в сторону: мол, нужно отойти, тогда я смогу  сказать  правду.
Совсем недалеко по соседнему пути прогрохотал поезд,  который  заглушал  все
слова. Ветер, поднятый им, раздул угли. Но местные обитатели были  настолько
приучены к подобному, что никто из них даже бровью не повел.
   Нервничала лишь Белкина. Ее платье уже покрывал слой черной пыли," словно
здесь ездили не тепловозы и электровозы, а доисторические паровозы, в топках
которых сгорал каменный уголь.  Как  любил  говорить  кандидат  исторических
наук, те паровозы, в топки которых подбрасывал  уголек  сам  Владимир  Ильич
Ленин.
   За своим предводителем бомжи не пошли,  они  ему  доверяли,  если  что  и
вытрясет с пришельца, то с ними поделится. Белкина вопросительно  посмотрела
на Дорогина, мол, мне тоже идти? Тот отрицательно покачал головой.
   - Я боюсь, - прошептала журналистка так, чтобы ее услышал только Сергей.
   - Ничего они тебе не сделают, у них другие интересы, не эротические.
   - Но я все-таки женщина.
   - У них свои женщины есть, - и Сергей взглядом указал на двух бомжичек.
   Кандидат исторических наук завернул за угол и тут же остановился. Он имел
дурную привычку во время  разговора  крутить  пуговицу  собеседника.  Но  на
Дорогине он не  увидел  ни  одной  пуговицы,  все  сплошь  застежки  молний,
единственную железную пуговицу на джинсах прикрывала пряжка  ремня.  Поэтому
бомж корявыми пальцами взялся за пряжку, но тут же опомнился и спрятал  руки
за спину.
   - Извините, привычка идиотская, еще с университета осталась.
   - Я сразу понял, вы человек  интеллигентный.  Бомж  приосанился,  выпятил
грудь колесом и уже  хотел  было  пуститься  в  пространные  рассуждения  об
исторической миссии России, как тут же вспомнил, что ему не за  это  бутылка
водки светит.
   - Я знаю, где Абеба, - шепотом, с придыханием, боясь собственного голоса,
проговорил доцент. - Его негром заделали.
   - Как так? - не понял Дорогин. Доцент тут же понял двойственность  своего
выражения: Абеба был эфиопом, а негр на жаргоне означало раб.
   - Рабом сделали.
   - В каком смысле?
   - Заставляют на себя работать и все деньги отбирают. Тут у нас в связи  с
грядущими торжествами по поводу двухсотлетия Александра Сергеевича  Пушкина,
которое состоится десятого июля, через... Вы, надеюсь, в курсе?
   - Да-да, в курсе, - резко сказал Сергей, -  только  я  не  в  курсе,  где
Абеба.
   - Вернемся к нашим неграм. У него дела пошли шибко в  гору.  На  Пушкиных
сейчас спрос, и он начал  поднимать  неплохие  бабки,  -  историк  временами
переходил на блатной жаргон, а иногда вставлял мудреные  фразы  из  учебника
истории, который зафиксировался  в  его  голове  до  последнего  слова,  как
библейские заповеди, выбитые на каменных скрижалях.  -  Его  два  галичанина
взяли в оборот. Приметили, что Абеба в  своем  пушкинском  прикиде  неплохие
бабки косить начал, они его напоили, расписку с него взяли,  что  он  у  них
кучу денег одолжил, причем в долларах, и должен  немедленно  отдать.  Абеба,
дурень эфиопский, взял да и подписал по пьяни. С тех пор он на них и ишачит.
Выставляют его в людных местах, он и пашет, стихи читает за булку хлеба и за
стакан вина.
   - Где? - спросил Дорогин.
   - Кто ж его знает! Но у этих хохлов еще инвалиды  безногие  работают,  на
колясках возле метро...
   - На какой станции?
   - - Когда как, - передернул плечами доцент, - у них график скользящий.  С
одного места прогонят, они на другое переезжают. И так день за днем, с  утра
до вечера. Я им не завидую, хоть и накормленные, хоть и не под дождем  спят,
но настоящей свободы не видят, держат их как на привязи, как на цепи собак.
   - Где они сегодня работают?
   - Кто? - спросил доцент.
   - Хохлы ваши.
   - Не хохлы, а галичане, - уточнил историк. - Сегодня они  должны  быть  у
Киевского. Там инвалид сидит, безногий, в коляске, обычно прохожим кричит:
   "Подайте, Христа ради,  бывшему  защитнику  отечества,  герою  афганского
конфликта, воину-интернационалисту?. А вот его имя и фамилию я, к сожалению,
не помню. Вы уж извините меня.
   - Ясно, - сказал Дорогин.
   Сергей понял, больше из  историка  ничего  интересного  не  вытрясти.  Он
запустил руку в задний карман джинсов.  Доцент  затаил  дыхание  и  заморгал
бесцветными глазами. Рука из кармана возникла неожиданно,  очень  резко.  На
ладони лежал полтинник, сложенный надвое.
   - Повезло тебе, первую попавшуюся  бумажку  вы  тащил.  Назад  класть  не
стану, держи. Думаю, этого тебе хватит?
   - Думаю, да.
   Дорогин поймал себя на мысли, что даже не  знает,  сколько  сейчас  стоит
бутылка  дешевой  водки.  Бумажка  исчезла  в  заскорузлом  кулаке   бывшего
работника умственного труда.
   - Честь имею, - кивнув, историк попятился и тут же нырнул за угол.
   Когда Дорогин вернулся к бомжам, историк тут же засмущался. Бывший доцент
демонстрировал всего лишь четыре  пятирублевые  купюры.  Бомжи  смотрели  на
деньги так, как могут смотреть алкоголики  на  бутылку,  ни  во  что  другое
дензнаки в их сознании превратиться не  могли.  Двое  тотчас  отправились  к
ближайшему киоску.
   - Чем могу, - сказал доцент. Дорогин уже не  обращал  на  него  внимания.
Подхватив Варвару под руку, он потащил ее через пути.

Глава 4

   Ученица парикмахера, восемнадцатилетняя Катя  Королева,  еще  с  утра  не
собиралась ехать домой в Ржев к родителям,  думала  всю  неделю  провести  в
Москве. Дел у нее было много, но в полдень все планы рухнули. Позвонил  отец
и сказал, что мать заболела. Он не просил приехать, но по тону Катя  поняла,
мать смертельно  обидится,  если  дочь  не  появится  в  больнице.  Пришлось
собираться.
   Катя уже отработала метод, как лучше и быстрее всего добираться до Ржева.
Это раньше она ездила рейсовыми  автобусами,  но  подруга  научила  ее,  что
попутка всегда быстрее, а главное, намного дешевле, иногда  даже  бесплатно.
Всех-то трат - нарисовать на куске плотного картона фломастером  или  губной
помадой слово ?Ржев?, да и стать с ним  на  выезде  из  города.  На  молодую
девушку всякий водитель обратит внимание. Больше пяти  минут  ей  стоять  на
Волоколамском шоссе не приходилось.
   Мужчины подвозили охотно, если, конечно, в  салоне  уже  не  было  другой
женщины. Если шофер ехал с женой, то проносился мимо, и по  его  удрученному
лицу было легко понять: он с удовольствием  бы  поменял  немолодую  жену  на
длинноногую юную Катю Королеву с модно выбеленными волосами.
   Катя с картонкой, завернутой в  газету,  доехала  до  конечной  остановки
троллейбуса и заспешила к шоссе, где уже виднелось несколько таких  же,  как
она, любительниц езды ?автостопом?. Катя прикинула, что она самая молодая  и
самая красивая из всех женщин, которые  ждут  на  обочине  попутную  машину.
Правда, имелись и конкурентки - две женщины с маленькими детьми, таких,  как
правило, тоже подбирают быстро.
   Катя не стала стоять вместе со всеми. Будешь в толпе, тебя и не заметят.
   "Я - товар штучный?,  -  подумала  она,  сорвала  с  картонки  газету  и,
скомкав, спрятала ее в сумку. Затем посмотрела на трассу.
   Приближалась тихоходная фура. Катя нутром чуяла,  та  остановится,  стоит
только махнуть. Но ей хотелось остановить что-нибудь  более  быстроходное  и
комфортабельное, на такой фуре будешь тащиться до Ржева до посинения.  Да  и
пропахнешь соляркой так, что потом никакие дезодоранты и духи не помогут.
   Шофер чуть не  отвернул  себе  голову,  разглядывая  девушку  в  коротких
шортах. Катя отрицательно мотнула  головой,  а  затем  махнула  рукой,  мол,
проезжай. Шофер зло  добавил  газу,  из  выхлопной  трубы  вырвались  облака
черного дыма, и серебристый рефрижератор тяжело набрал скорость.
   Катя ругнулась вслед и чуть отступила, чтобы облокотиться на  ограждение.
Пронеслось несколько легковых машин, но, как назло, в каждой уже  находилось
по пассажирке.
   "Черт бы вас побрал, разъездились! Я вот домой еду, мама заболела,  а  вы
все куда? Правда, заболела она так, что можно было бы и не ехать. Выдумки, -
уговаривала себя Катя, - просто хочет, чтобы я почаще бывала дома."
   Катя подалась вперед: на шоссе появилась новенькая белая ?вольво? с косой
никелированной полосой на радиаторе. Машина ехала  медленно,  водитель  явно
собирался кого-нибудь подобрать. Катя в вытянутой руке  подняла  табличку  с
короткой броской надписью  ?Ржев?.  Автомобиль  остановился  прямо  напротив
девушки. Когда дверца открылась, то Катя  увидела  кавказца  в  шортах  и  в
майке. Приторная улыбка обнажала крепкие белые зубы.
   - Садись, красавица, подвезу, - с акцентом произнес мужчина.
   Кате не улыбалась перспектива ехать  до  Ржева  с  подозрительным  типом.
Кавказец ей сразу не  понравился,  такой  и  километра  не  проедет,  а  уже
попытается облапать, приставать начнет.  Она  покосилась  на  крупные  капли
пота, выступившие на лбу у водителя.
   - Чего стоишь?
   - Я с тобой не поеду. Проезжай. Брови  кавказца  поднялись,  он  явно  не
привык, чтобы ему отказывали, да еще в такой форме.
   - Я и денег с тебя не возьму.
   - Ты мне даже приплати, я с тобой  все  равно  не  поеду.  Катя  Королева
держалась вызывающе, но знала, сейчас ей опасаться нечего, неподалеку  люди.
А если и возникает на улице  какой-нибудь  спор,  где  участвуют  славяне  и
кавказцы, то симпатии посторонних всегда на  стороне  соотечественников.  Не
любят в Москве кавказцев, а спроси почему, никто толком и не ответит.
   Катя невзлюбила именно этого за потное  тело  и  за  наглую  улыбку.  Она
прямо-таки чувствовала, как мужчина раздевает ее глазами. После резких  слов
девушки улыбка исчезла с лица  водителя,  и  он  отделался  коротким  словом
?билят!?, а затем громко хлопнул дверью и газанул.
   - Вали, вали, - Катя помахала ладонью  вслед,  -  козел  горный!  Сам  ты
?билят? нерусская!
   Скрипнули тормоза, и Катя тут же повернула голову. Возле нее  на  обочине
стоял синий грузовой микроавтобус ?мерседес?. В кабине сидели  двое  мужчин,
которых тяжело  было  заподозрить  в  кавказском  происхождении  -  истинные
славянские лица, голубоглазые.
   - Тебе куда? - высунувшись из кабины, спросил Григорий.
   Катя показала ему табличку.
   - В Ржев, -  усмехнулся  Вырезубов.  -  Места  знакомые,  можно  сказать,
родные. Садись, подвезем.
   - Куда садиться? - удивилась Катя, став  на  подножку  и  увидев,  что  в
кабине три кресла, одно из которых занято картонной коробкой.
   Илья перебросил картонный ящик в грузовой отсек  и  подвинулся  к  брату.
Катя устроилась поудобнее, чуть слышно заскрипели амортизаторы сиденья.
   - Нравится тебе у нас?
   - Уютно, - девушка деликатно, боясь сильно хлопнуть, закрыла дверцу и тут
же забросила ногу за ногу.
   Машина тронулась с места. Катя заметила в  зеркальце  заднего  вида,  как
оставшиеся  на  дороге  женщины  провожают  ее  завистливыми,   недовольными
взглядами: как же, пришла самой последней, а уезжает первой!
   - Вы сами куда едете?
   - Тебя везем, - братья переглянулись и обменялись улыбками.
   Катю вполне устраивало то, что мужчин двое. Обычно в таких случаях мужики
не пристают, лишь начинают соревноваться  в  ухаживаниях,  подкалывают  друг
друга,  а  до  серьезного  дела,  как  правило,  не  доходит.  Мужчины  были
удивительно похожи друг на друга.
   - Вы братья?
   - Да, родные. Я Григорий, он - Илья.  Катя  немного  подумала,  стоит  ли
представляться настоящим именем или  придумать  себе  какое-нибудь  звучное,
типа Анжелики. Но мужчины располагали к откровенности.
   - Катя.
   - Очень приятно, - сказал Григорий и подвинулся чуть поближе к  спутнице.
Катя ощутила у своего бока его локоть.
   - Курить у вас можно?
   - Кури на здоровье.
   Обычно в таких случаях мужчины предлагают свои сигареты. Так и случилось.
Григорий открыл ящичек на панели, где лежали четыре пачки разных сортов,  от
самых крепких до сверхлегких.
   - Тебе какую?
   - Что-нибудь средненькое.
   Катя уже понимала, денег за проезд  с  нее  никто  требовать  не  станет.
Платой за дорогу будет несколько улыбок, пара дежурных,  заученных  шуток  и
легкий флирт. Она сидела, курила, посматривала на бегущую под колеса дорогу.
   - Чем вы занимаетесь? Запах у вас странный стоит в машине.
   - Вкусно пахнет? - улыбнувшись, спросил Григорий.
   - Хорошо. Но несъедобно, словно розовое масло разлили.
   Мужчины переглянулись.
   - Почти угадала, - сказал Григорий, - мы выращиваем цветы.
   - Цветы? - изумилась девушка.  Вид  крепко  сбитых  мужчин  абсолютно  не
вязался в ее  представлении  с  нежными  розами.  -  На  этом  можно  хорошо
заработать?
   - Вполне, - сказал Григорий. Он  был  более  словоохотлив.  -  А  ты  чем
занимаешься?
   Девушка махнула рукой, столбик пепла сорвался с сигареты.
   - Лишь бы  чем.  Сейчас  учусь  на  парикмахера,  раньше  на  массажистку
училась, а потом поняла, парикмахер - это профессия.
   - Парикмахер? Интересная работа. И  наверное,  клиенты  с  глупостями  не
пристают?
   - Ой, всякое бывает... Я - дамский мастер, вообще-то, а женщинам  угодить
почти невозможно, ни одна из них своим внешним видом не удовлетворена.
   - А ты? - Григорий резко  повернул  голову.  Взгляды  девушки  и  мужчины
столкнулись. Что-то недоброе почувствовалось Кате во взгляде Григория. У нее
даже голова вошла в плечи, а сама она подалась в сторону, прижавшись  плечом
к стеклу.
   Но тут же улыбка Григория развеяла ее сомнение.
   - Прическа у тебя отличная! Сама делала?
   - Подруга на мне тренировалась. А я - на ней. Так куда вы все-таки едете?
- неясность ситуации уже начинала волновать Катю.
   - Пока по дороге. Тебе в Ржев надо? А Ржев - вот по этой трассе. Ты  одна
на шоссе стояла, без подруг?
   -  Одна,  Тут,  знаете,  все  так  получилось...  -  чертыхнувшись,  Катя
выбросила окурок в окошко.  -  Отец  позвонил  утром,  сказал,  что  мать  в
больницу положили. Я не собиралась  сегодня  домой,  а  тут  пришлось.  Чуть
отпросилась!
   Братья  вновь  переглянулись.  Григорий  кивнул.  Такой  расклад   мужчин
устраивал. На шоссе она стояла немного в стороне, вряд ли  кто  запомнил  ее
лицо. Да и те, что стояли, наверняка разъедутся, место бойкое, машин идет по
Волоколамскому шоссе - туча. А искать ее  никто  не  хватится.  Ну  позвонят
родители, там им скажут, что Катя уехала домой. В общем, по всему  выходило,
что убийцам повезло, причем удача пришла к ним с первого раза.
   Илья почувствовал, что ладони вспотели, что руки скользят по рулю.
   - Подай-ка салфетку, - обратился он к брату.
   Григорий вытащил из ящичка чистое белое полотенце. Тот старательно протер
руки.  Катя  заметила,  что  в  ящике,  кроме  сигарет,  каких-то  бумаг   в
пластиковой папке, лежит  новенький  моток  толстого  капронового  бельевого
шнура и рулон широкой самоклеящейся ленты, какой заклеивают ящики. Но  ящик,
который Григорий забросил в грузовой отсек, был  заклеен  другим  скотчем  -
блестящим, коричневым.
   Пока девушка замеченным деталям не придала никакого  значения.  Ну  лежит
веревка, мало ли для чего может понадобиться? А скотч, если люди возят ящики
с  цветами,  всегда  необходим.  Где-то  ящик  расклеился,   где-то   что-то
разошлось. О другом применении этих нехитрых вещей Катя не  подумала.  Да  и
Григорий принялся ее расспрашивать о житье-бытье,  о  том,  есть  ли  у  нее
жених, сколько ей платят, где живет...
   Вопросы  он  задавал  нехитрые,  почти  безразличным   тоном,   так   что
заподозрить недоброе у Кати Королевой оснований не было. Говорят в машине  о
чем угодно, о любых пустяках, лишь бы скоротать время и дорогу.
   Завел Григорий разговор и о юбилее Александра Сергеевича Пушкина, на  что
Катя тут же ответила, сколько дней осталось до торжества - телевидение  свое
дело сделало, всем вдолбило в головы знаменательную дату. Правда,  коронного
разговора о превратностях погоды не заводил никто,  и  так  было  ясно,  что
жара, продержавшаяся почти месяц, спадать не собирается.
   Илья время от времени бросал косые взгляды на оцарапанное колено  Кати  и
при этом сглатывал слюну. Катя словила этот взгляд, поменяла  ногу,  прикрыв
ссадину.
   - Где это ты так?
   - Царапина? Бежала на каблуках и споткнулась прямо на крыльце.
   - Бежала? - засмеялся Григорий. - Мы с братом тоже побегать любим. - - Вы
женаты? - стараясь сменить тему разговора, спросила девушка.
   Братья переглянулись.
   - Мы что, по-твоему, похожи на женатых мужчин?
   - Ну не такие уж вы и молодые, а женихи завидные, дело свое у  вас  есть,
не пьяницы...
   - Откуда видно, что мы не пьяницы?
   - По лицам видно. Чистые лица у вас. Мужчины рассмеялись  одновременно  и
дружно.  Они  уже  проехали  больше  половины  дороги,  и  Катя  успокоилась
окончательно. Обычно если что и начиналось, то почти сразу, стоило  отъехать
от Москвы километров на десять.  Мужчины  -  народ  нетерпеливый,  сразу  же
начинались намеки на то,  что  следует  заехать  в  лес,  перекусить  или  к
какому-нибудь озерцу подкатить, помыть машину, а заодно искупаться. Подобных
предложений пока не поступило, и значит - все нормально.
   "Повезло мне сегодня. Хорошо, что их двое.? И Катя посмотрела на братьев.
Они ей нравились. Почти одинаковые профили, почти одинаковые повадки.
   "Странно... Неженатые... Таких женихов днем с  огнем  поискать.  Все-таки
что-то  в  них  не  то.  Но  какое  мне  до  этого  дело?  Еще  с  часок,  и
распрощаемся?.
   Машина несколько раз дернулась. Илья пробормотал:
   - Черт! - и лицо его приняло озабоченное выражение.
   Катя пока молчала. Машину дернуло еще два раза, и Илья съехал на обочину,
включил аварийную сигнализацию. Выбравшись, поднял капот, покачал головой.
   - Что-нибудь серьезное?
   - Нет, минут пятнадцать поковыряться придется, а там,  бог  даст,  дальше
поедем.
   Катя тоже решила  выбраться  из  микроавтобуса,  размять  затекшие  ноги.
Сидеть в кабине, когда  автомобиль  стоит,  было  невыносимо  жарко.  Тонкий
металл мгновенно прогревался солнцем, исчезал  спасительный  ветерок,  майка
прилипла к телу. Откос был довольно высокий и крутой. Под ним  росли  сочная
трава, кусты, чуть дальше невысокий лесок.
   - Если хочешь, - предложил Григорий, - помогу спуститься.
   Кате Королевой хоть было и  неудобно  идти  в  сопровождении  мужчин,  но
выбора у  нее  не  оставалось,  сама  бы  она  на  таком  крутом  откосе  не
удержалась. Григорий помогал ей спускаться, придерживая за руку,  бережно  и
нежно.  Но  Катя  чувствовала,  что  ничего  сексуального  в  этом  нет,  он
прикасался к ней так, как прикасаются к сестре или ребенку.
   - Дальше я сама.
   Катя высвободила руку. Говорила она это, избегая глядеть в глаза.
   - Конечно, конечно.? - он тут же повернулся к Кате спиной и легко взбежал
на почти отвесный откос.
   Катя зашла за кусты. Дороги и