мы.   Похоже   на   моралите   о
предопределении,  сочиненное  скверным  драматургом.  А  куда   подевалась
свобода воли?
     Монсеньор внимательно посмотрел на друга.
     - Поль, паломники, все до  одного,  поставлены  перед  необходимостью
делать выбор, который вы уже сделали. Пусть общий ход  событий  определяют
высшие силы, но собственной судьбой по-прежнему распоряжаются сами люди.
     Дюре вздохнул.
     - Возможно, вы правы, Эдуард. Не знаю. Я очень устал.
     - Если Уммон сказал правду, - вмешался я, - и третья  ипостась  этого
человеческого божества бежала  в  наше  время,  то  где  она  и  кто  она,
по-вашему? В Сети больше ста миллиардов жителей.
     Отец Дюре улыбнулся. Это была добрая улыбка, лишенная иронии.
     - А вам не приходило в голову, что ею можете оказаться вы сами?
     Я дернулся, как от пощечины.
     - Чушь! Да ведь я не...  не  совсем  человек.  Мое  сознание  плавает
где-то в матрице Техно-Центра, а тело  реконструировано  по  обрывкам  ДНК
Джона Китса и биосформировано, как  у  андроидов.  Даже  воспоминания  мои
имплантированы. А моя так называемая  кончина  и  мое  "выздоровление"  от
туберкулеза разыграны на планете, созданной исключительно для этой цели.
     Дюре все еще улыбался.
     -  И  что  из  вышеперечисленного   мешает   вам   быть   воплощением
Сопереживания?
     - Я не чувствую себя частью какого-то там бога,  -  отрезал  я.  -  Я
ничего не помню, ничего не понимаю. И не знаю, что делать.
     Монсеньор Эдуард дотронулся до моего запястья.
     - Можем ли мы утверждать, что  Христос  всегда  знал,  как  поступить
дальше? Он знал, что придется сделать. Согласитесь, это далеко не  одно  и
то же.
     Я потер глаза.
     - А я и этого не знаю.
     Голос монсеньора звучал по-прежнему спокойно.
     - Мне кажется, Поль имел в виду, что, если этот дух скрывается здесь,
в нашем времени, он может и не догадываться о своей подлинной природе.
     - Бред, - пробормотал я.
     Дюре кивнул.
     - Многие события, происшедшие на Гиперионе  и  вокруг  него,  кажутся
бредом. И, по-видимому, бред этот заразен.
     Я взглянул иезуиту в глаза.
     - Вот вы были бы идеальным кандидатом на роль божества. Провели жизнь
в молитвах и  размышлениях,  крупнейший  ученый-археолог.  Плюс  ко  всему
претерпели распятие.
     Улыбка сошла с лица Дюре.
     - Вы сами слышите, что говорите? Разве это не сплошное  богохульство?
Я предал мою Церковь, мою науку, а теперь,  исчезнув,  моих  товарищей  по
паломничеству. Христос мог потерять веру на несколько  секунд.  Но  он  не
торговал ею на рынке в обмен на бирюльки эгоизма и любопытства.
     - Хватит, - оборвал нас монсеньор. - Что толку в подобных разговорах?
Поищите-ка кандидатов хотя  бы  в  труппе,  разыгрывающей  нашу  маленькую
Мистерию о Страстях Господних. Секретарь Сената Мейна Гладстон, несущая на
своих  плечах  бремя  управления  Гегемонией.  Участники  паломничества...
Мартин Силен, который, как вы сами рассказывали, уже  сейчас  страдает  на
дереве Шрайка ради своих стихов. Ламия Брон, поставившая на  карту  все  и
все  потерявшая  ради  любви.  Господин  Вайнтрауб,  истерзанный  дилеммой
Авраама...  и  даже  его  дочь,  вернувшаяся  к  младенческой  невинности.
Консул...
     - Консул мне представляется скорее Иудой, чем Христом, - возразил  я.
- Он предал всех - и Гегемонию, и Бродяг. Те ведь тоже считали  его  своим
союзником.
     - Если исходить из того, что рассказывал Поль, - ответил монсеньор, -
Консул не изменил своим убеждениям, и он  остался  верен  памяти  Сири.  -
Старик  улыбнулся:  -  Кроме  того,  в  нашей  пьесе  еще  сто  миллиардов
действующих лиц. Бог не избрал в качестве своего орудия Ирода, или  Понтия
Пилата,  или  Цезаря  Августа.  Он  выбрал  безвестного  сына  безвестного
плотника одной из самых захолустных провинций Римской империи.
     Я встал и  принялся  расхаживать  по  старым  плитам,  поглядывая  на
алтарную светящуюся мозаику.
     - Но что же делать нам? Отец Дюре, вы должны отправиться  со  мной  и
встретиться с Гладстон. Она знает о  вашем  паломничестве.  Возможно,  ваш
рассказ поможет предотвратить кровопролитие, которое представляется сейчас
просто неизбежным.
     Дюре тоже поднялся. Скрестив руки на груди, он устремил глаза  вверх,
словно вопрошая тьму под куполом.
     - Я собирался это сделать,  -  сказал  он.  -  Но  прежде  мне  нужно
посетить Рощу Богов - переговорить  с  их  эквивалентом  Папы  -  Истинным
Гласом Мирового Древа.
     Я замер на месте.
     - Рощу Богов? Она-то тут при чем?
     - Полагаю, тамплиеры - ключ к какой-то недостающей части этой  жуткой
шарады. Вы утверждаете, что Хет Мастин умер.  Может  быть,  Истинный  Глас
объяснит нам, зачем им понадобилось паломничество, то есть восстановит так
и не рассказанную историю Мастина. Мы ведь не знаем, что  привело  его  на
Гиперион.
     Я едва не подпрыгнул, пытаясь сдержать кипящий в душе гнев.
     - Боже мой, Дюре! У нас нет ни секунды. Какой там рассказ!  Осталось,
- я проконсультировался со своим имплантом, - полтора часа,  до  того  как
Рой войдет в систему Рощи Богов. Когда начнется бойня, будет поздно!
     - Возможно, - иезуит по-прежнему говорил тихо  и  неторопливо,  -  но
сначала я побываю там. А потом буду говорить с  Гладстон.  Может  статься,
она санкционирует мое возвращение на Гиперион.
     Мне показалось весьма сомнительным, чтобы  Гладстон  позволила  столь
ценному источнику информации вернуться в этот ад.
     - Как бы там ни было, нам пора, - нетерпеливо сказал я, направляясь к
выходу.
     - Минутку, - остановил  меня  Дюре.  -  Вы  говорили,  что  обладаете
способностью видеть "сны" о паломниках во время бодрствования. Кажется,  в
состоянии транса. Так я вас понял?
     - Ну, допустим.
     - Что ж, господин Северн, вот и попробуйте увидеть их. Сейчас.
     Я посмотрел на него в изумлении.
     - Здесь?
     Дюре указал на свой стул.
     - Именно. Здесь и сейчас. Вы не представляете, как это важно для меня
- узнать о  судьбе  моих  товарищей.  К  тому  же  ваша  информация  может
оказаться бесценной при встрече с Истинным Гласом и госпожой Гладстон.
     Я покачал головой, опускаясь на предложенный мне стул.
     - А если не получится?
     - Тогда мы ничего не потеряем, - улыбнулся Дюре.
     Я кивнул, прикрыл глаза и откинулся на неудобную спинку. Взгляды двух
моих собеседников скрестились на моем лице. Тонкий запах  ладана  и  дождя
веял здесь, в громадном зале, и я вдыхал его,  совершенно  уверенный,  что
ничего не получится: страна моих снов находилась не так  близко,  чтобы  я
мог перенестись туда, просто прикрыв глаза.
     И вдруг чувство, что за мной наблюдают, ослабло, запахи отдалились, а
стены зала раздвинулись необозримо - я вернулся на Гиперион.

     35

     Столпотворение.
     В системе Гипериона три сотни  кораблей  ВКС  отступают  к  порталам,
отчаянно, увертываясь от назойливых, как осы, вражеских истребителей.
     Возле порталов сущее безумие.  Автоматы-диспетчеры  зацикливаются  от
перегрузки, корабли сгрудились в кучу, подобно магнитопланам на  воздушных
перекрестках  ТКЦ,  -  любой  улан  Бродяг  может  перестрелять  их,   как
куропаток.
     Безумие, подобно эпидемии, проникает в Сеть. Военные корабли, перейдя
в систему-отстойник Мадхья, ползут к порталу-выходу, как овцы, бредущие по
узкому загону. Корабли  перебрасывают  в  систему  Хеврона;  жалкие  кучки
собираются  у  Небесных  Врат,  Рощи  Богов,  Безбрежного  Моря,  Асквита.
Считанные часы отделяют миры Сети от атаки Роя.
     Столпотворение.  Сотни  миллионов  беженцев  из  приговоренных  миров
заполняют города и лагеря для мигрантов, где царит нездоровое  возбуждение
- первая  стадия  военной  чумы.  На  многих  тыловых  планетах  вспыхнули
беспорядки: три Улья на Лузусе  -  почти  семьдесят  миллионов  граждан  -
блокированы полицией из-за бунта,  развязанного  шрайкистами;  разграблены
тридцатиэтажные супермаркеты; толпы громят  жилые  монолиты;  термоядерные
генераторы взорваны; еле удалось  отстоять  терминексы.  Комитет  местного
самоуправления обратился к Гегемонии; Гегемония ввела военное положение  и
направила морскую пехоту ВКС, дабы изолировать мятежные Ульи.
     Восстания   сепаратистов   на   Новой   Земле   и   Мауи-Обетованной.
Террористические акты роялистов  Гленнон-Хайта,  не  подававших  признаков
жизни уже лет семьдесят, - на Талии, Армагасте,  Нордхольме  и  Ли-Три.  И
опять  бесчинства  шрайкистов   -   теперь   уже   на   Циндао-Сычуань   и
Возрождении-Вектор.
     Штаб ВКС на Олимпе тут же  перебрасывает  извращающиеся  с  Гипериона
войска  на  планеты  Сети.  Срочно  посаженные   на   факельщики   команды
подрывников  в  прифронтовых  системах  рапортуют:   сферы   сингулярности
подготовлены к уничтожению. Дело за приказом с ТКЦ.

     - Имеется более эффективный  способ,  -  спокойно  сообщает  советник
Альбедо Мейне Гладстон, ведущей Военный Совет.
     Секретарь Сената оборачивается к послу Техно-Центра.
     -  Существует  оружие,  способное  уничтожить  Бродяг,  не   причинив
никакого вреда собственности Гегемонии. И даже собственности Бродяг,  если
уж на то пошло.
     Генерал Морпурго хмурится.
     - А-а, вы о бомбе, аналогичной по действию "жезлу смерти", -  говорит
он. - Она нам не подходит. Военные эксперты  доказали,  что  дальность  ее
действия безгранична. Мало того, что это  бесчестное  оружие  противоречит
Нью-Бусидо - оно уничтожит вместе с захватчиками и наше население.
     - Отнюдь, -  возражает  Альбедо.  -  Если  граждане  Гегемонии  будут
защищены надлежащим  образом,  обойдется  без  жертв.  Как  вам  известно,
нейродеструкторы могут быть настроены на определенную  длину  церебральных
волн. То же самое можно проделать и с бомбой. Она не  тронет  ни  домашний
скот, ни диких животных, ни даже человекообразных.
     Встает генерал ВКС Ван Зейдт, командующий морской пехотой:
     -  Но  защитить  население  невозможно!  Эксперименты  показали,  что
тяжелые нейтрино, испускаемые этой бомбой, проникают в толщу камня  или  в
металл на глубину шести километров. Убежищ такой глубины не существует.
     Проекция советника Альбедо непринужденно облокачивается на стол.
     - У нас есть девять миров с  готовыми  убежищами  для  миллиардов,  -
замечает он негромко.
     Гладстон кивает.
     - Лабиринты, - шепчет она. - Но  переместить  туда  такое  количество
людей невозможно.
     - Напротив. - Альбедо благодушно качает головой. - Теперь,  когда  вы
присоединили Гиперион к Протекторату, каждый  лабиринтный  мир  включен  в
нуль-сеть.   Техно-Центр   может   организовать    переброску    населения
Непосредственно в эти подземные убежища.
     За длинным столом  Совета  поднимается  шум,  но  Мейна  Гладстон  не
отрывает горящего взора от Альбедо. Она знаком призывает к тишине, и гомон
стихает.
     - Расскажите нам подробнее,  -  говорит  секретарь  Сената.  -  Очень
интересная идея.

     Консул сидит в пятнистой тени невысокой невиллонии и ждет смерти. Его
руки, заломленные за спину, связаны  обрывом  фибропластика.  Лохмотья,  в
которые превратилась его одежда, еще не успели высохнуть;  лицо  мокро  от
купания, а может быть, от пота.
     Двое мужчин, стоящие над ним, заканчивают инспекцию его рюкзака.
     - Блин, - говорит первый, - ну ничего стоящего. Только  это  мудацкое
старье. - Он сует за пояс пистолет отца Ламии Брон.
     - Жаль, что мы не  смогли  достать  его  ковер-самолет,  -  вставляет
второй.
     - Да уж, больно красиво летела эта рвань к лягушкам в гости! - И  оба
покатываются со смеху.
     Консул, скосив глаза, смотрит на двоих здоровяков - темные силуэты  в
хаки на фоне вечернего неба. Судя по акценту - оба уроженцы  Гипериона,  а
их внешний вид - разномастные предметы устаревшей экипировки ВКС,  тяжелые
универсальные винтовки, накидки  из  кусков  "хамелеоновых"  скафандров  -
наводит  на  мысль,  что  перед  ним  дезертиры  из   гиперионовских   сил
самообороны.
     Судя по всему, оставлять своего пленника в  живых  они  не  намерены.
Сначала, ошеломленный падением в  реку  Хулай,  запутавшийся  в  веревках,
которые накрепко связали его с рюкзаком  и  бесполезным  ковром-самолетом,
Консул счел их спасителями. Он сильно ударился о поверхность воды,  долго,
невероятно  долго  не  мог  выбраться  на  поверхность  -  и  все  же   не
захлебнулся. Всплыв, он попал в сильное течение и вновь пошел ко  дну  под
тяжестью коврика. То была ожесточенная, но безнадежная схватка с  судьбой,
и Консул все еще находился в десяти метрах от мелководья,  когда  один  из
здоровяков выскочил из зарослей невиллонии и бросил  Консулу  веревку.  На
берегу бродяги избили его, связали, вывернули карманы и рюкзак, и, судя по
небрежным замечаниям,  готовились,  не  откладывая  дело  в  долгий  ящик,
перерезать ему горло.
     Тот, что повыше, с каким-то вороньим гнездом из намасленных вихров на
голове, присаживается на корточки перед Консулом и  вытаскивает  из  ножен
керамический кинжал.
     - Что скажешь на прощанье, дедуля?
     Консул облизывает губы. Он видел тысячи фильмов  и  гололент,  где  в
подобный  момент  герой  пинком  ломал  одному  противнику  ноги,  колотил
другого, пока тот не падал без чувств, хватал оружие и расстреливал обоих,
даже не  потрудившись  развязать  себе  руки,  а  затем  уходил  навстречу
дальнейшим приключениям. Но Консул не чувствует себя героем: он устал,  он
стар, на нем живого места не осталось после падения в реку и того, что  за
ним последовало. Ему ли тягаться с этими молодцами? Драки он видел и  даже
однажды сам помахал кулаками, но его жизнь и деятельность протекали хоть и
в суровом, но таком далеком от физического насилия мире дипломатии.
     Консул снова облизывает сухие губы:
     - Я могу заплатить вам.
     Тип на корточках, улыбаясь, водит ножом перед носом Консула.
     - Чем, дедуля? Твоя универсальная карточка у нас, а на нее  и  дерьма
не купишь.
     - Золотом, - приводит Консул единственный  аргумент,  пронесший  свою
магическую силу через века.
     Громила, сидящий перед ним, не реагирует.  Стоит  ему,  взглянуть  на
лезвие, как в его глазах появляется зловещий блеск. Но тут подходит другой
и кладет тяжелую руку на плечо напарника.
     - О чем ты болтаешь, мужик? Где ты возьмешь золото?
     - Мое судно, - отвечает Консул. - "Бенарес".
     Сидящий подносит лезвие к собственной щеке.
     - Да брешет он, Чез.  "Бенарес"  -  это  старая  плоскодонная  баржа,
которую таскают манты. Знаешь, чья она была, - тех синежопых,  которых  мы
три дня назад кокнули.
     Консул прикрывает глаза и борется с  приступом  тошноты.  А.Беттик  и
другие андроиды - экипаж "Бенареса"  -  покинули  баржу  на  катере  менее
недели назад и поплыли вниз по реке, в поисках свободы.  Но,  видимо,  они
так и не нашли ее.
     - А.Беттик, - говорит Консул. - Капитан судна. Он разве не говорил  о
золоте?
     Верзила с ножом ухмыляется.
     - Бухтел он много, но говорил мало. Сказал, что судно со  всем  своим
дерьмом отправилось в Эдж. Я еще подумал: "Что-то далековато для баржи без
мант".
     - Заткнись, Обем. - Второй опускается на корточки перед Консулом. - И
что, мужик, ты держишь золото на этой дырявой барже?
     Консул поднимает голову:
     - Вы не узнали меня? Я был Консулом  Гегемонии  на  Гиперионе.  Много
лет.
     - Эй, хватит пудрить мозги... - говорит бандит  с  ножом,  но  второй
прерывает его:
     - Да, мужик, припоминаю, я видел твою личность в  лагерной  голонише,
когда был пацаном. Но какого дьявола ты тащишь золото вверх по реке, когда
небо того и гляди сверзится всем нам на голову? Отвечай!
     - Мы хотели укрыться в Башне  Хроноса,  -  говорит  Консул,  стараясь
ничем не выдать своей радости и вознося  хвалу  судьбе  за  каждую  лишнюю
секунду жизни. Почему? Ведь он так устал от всего. Готовился  умереть.  Но
только не сейчас. Не сейчас, когда Сол с  Рахилью  и  другие  надеются  на
него. - Несколько самых богатых жителей  Гипериона,  -  продолжает  он.  -
Военные, ведавшие эвакуацией, не позволили им забрать с собой слитки, и  я
согласился помочь. Хотел укрыть золото в  подвалах  Башни  Хроноса  -  это
старый замок к северу от Уздечки. За комиссионные, конечно.
     - Ну, ты рехнулся! - насмешливо восклицает тип с ножом. - Теперь  вся
земля к северу отсюда Шрайкова.
     Консул  роняет   голову:   ему   незачем   изображать   усталость   и
разочарование побежденного.
     - И мы это поняли, Матросы-андроиды дезертировали на прошлой  неделе,
а Шрайк убил пассажиров. Я остался один и решил спуститься вниз по реке.
     - Брехня, - говорит тип с ножом. Его глаза снова загораются недобрым,
мутным огнем.
     - Погоди, - вмешивается его товарищ и наотмашь бьет Консула по  лицу.
- И где он теперь, твой золотой корабль, а, старик?
     Консул ощущает во рту соленый вкус крови.
     - В верхнем течении реки. Но не на самой реке, а в притоке.
     - Во-во, - говорит  бандит  с  ножом  и  прикладывает  лезвие  к  шее
Консула. Чтобы перерезать жертве горло, достаточно просто повернуть нож. -
Слушай меня, Чез: брехня все это. Только время потеряем.
     - Погоди! - рявкает второй. - Вверх по реке, значит. И далеко отсюда?
     Консул вспоминает притоки, над  которыми  летел  последние  несколько
часов. Уже поздно. Солнце на западе почти касается ветвей.
     - Да прямо за шлюзами Карла, - говорит он.
     - А чего ты бросил баржу и полетел на этой фитюльке?
     - За помощью, - отвечает Консул, Действие адреналина давно прошло,  и
сейчас он испытывает страшный упадок сил, граничащий  с  отчаянием:  -  На
берегах очень много... бандитов. Мне показалось, что баржа -  это  слишком
рискованно. Ковер-самолет надежнее.
     Тот, которого зовут Чезом, смеется.
     - Убери-ка нож, Обем. Прогуляемся вверх по реке, а?
     Обем вскакивает. Он и не думает убирать нож, но  теперь  лезвие  -  и
гнев - обращены на Чеза.
     - Ты, что, рехнулся? Голова у тебя на плечах  или  куча  дерьма?  Ему
помирать неохота, вот он и тянет резину. Разве не видишь?
     Чез и бровью не ведет.
     - Конечно, врать ему никто не  мешает.  Ну  и  что?  До  шлюзов  ходу
полдня.  Ни  баржи,  ни   золота   -   режешь   ему   глотку.   Тихо-тихо,
медленно-медленно. Есть золото - все равно можно поиграть ножиком.  Только
уже с золотишком в кармане. Ну и как?
     Мысли Обема мечутся между злобой и алчностью. Отскочив в сторону,  он
одним ударом перерубает  восьмисантиметровую  невиллонию  и  еле  успевает
отпрянуть, как дерево с треском падает на речной откос. Схватив Консула за
шиворот, бандит рычит ему в лицо:
     - Ну, ладно, гегемон, посмотрим на твои сокровища. Закричишь-побежишь
упадешь-споткнешься  -  буду  резать  уши  и  пальцы.  Просто   так,   для
тренировки. Понял?
     Консул с трудом поднимается, и все трое скрываются под  сенью  низких
деревьев. Чез впереди, Обем замыкает шествие, а  между  ними  еле  тащится
Консул - назад, туда, откуда прибыл,  прочь  от  города,  корабля  и  всех
надежд спасти Сола и Рахиль.

     Минул час. Консул никак не  придумает,  что  ему  делать,  когда  они
дойдут до места и не  обнаружат  там  баржи.  Несколько  раз  Чез  знаками
призывает  их  затихнуть  и  затаиться.  Один  раз  -  когда  на  деревьях
завозились птицы, второй - когда  донесся  какой-то  шум  с  того  берега.
Похоже, во всей округе ни души. Помощи ждать неоткуда.  Консул  вспоминает
выгоревшие здания вдоль реки, пустые хижины, голые  причалы.  Страх  перед
Шрайком, страх прошляпить эвакуацию и остаться на поживу Бродягам, а также
многомесячные  бесчинства  дезертиров  из   сил   самообороны   опустошили
местность не хуже  чумы.  У  Консула  одна  надежда:  когда  они  подойдут
вплотную к шлюзам, он попытается прыгнуть в реку и доплыть  со  связанными
руками до лабиринта островков ниже по течению. Там можно укрыться.
     Только