нности. Новая Мекка  истаяла  в  конвульсиях
массового мученичества. Циндао-Сычуаньская Панна отпраздновала  избавление
от орд Бродяг, повесив  на  деревьях  и  фонарях  несколько  тысяч  бывших
чиновников Гегемонии.
     На Мауи-Обетованной тоже возникли беспорядки, но другого рода.  Сотни
тысяч потомков Первых Семей овладели плавучими  островами,  чтобы  изгнать
чужестранцем,  захвативших   большую   часть   планеты.   Позже   миллионы
растерянных, в одночасье обнищавших курортников были брошены на работы  по
демонтажу   тысяч   буровых   вышек   и   туристских   центров,   усеявших
Экваториальный Архипелаг, подобно оспе.
     Возрождение-Вектор отделалось краткой вспышкой  насилия,  за  которой
последовали  эффективные  реформы.  Жители  всерьез  взялись  за   решение
проблемы - как прокормить планету-город без ферм.
     Города Нордхольма опустели, люди вернулись на побережье, к  холодному
морю и рыбацким шхунам своих предков.
     На Парвати вспыхнула гражданская война.
     На Седьмой Дракона царило  ликование,  отдававшее  безумием.  Грянула
революция, за которой последовала эпидемия ретровирусной чумы.
     Фудзи погрузилась в философическое смирение  Здесь  сразу  же  начали
строить орбитальные верфи для создания флота спин-звездолетов.
     На  Асквите  смута  принесла  победу  Социалистической  лейбористской
партии в мировом парламенте.
     На Пасеме молились. Новый папа,  его  святейшество  Тейяр  I,  созвал
Вселенский (XXXIX Ватиканский) собор и объявил о начале новой эры в  жизни
Церкви. Он уполномочил собор  заняться  подготовкой  миссионеров,  которым
предстояло отправиться в долгие путешествия, - сотен и тысяч  миссионеров.
Папа Тейяр объявил, что они никого не  будут  обращать  в  свою  веру,  но
займутся изысканиями и научными исследованиями.  Церковь,  подобно  многим
существам,  привыкшим  жить  на  грани  вымирания,   приспосабливалась   и
пребывала.
     На Темпе - смута, бойня, в силу вошли демагоги.
     На Марсе генштаб какое-то время  поддерживал  мультисвязь  со  своими
разбросанными по Вселенной силами.  Имен  но  он  подтвердил,  что  "волны
вторжения Бродяг" повсюду, за исключением  системы  Гипериона,  немедленно
улеглись. Перехваченные корабли Техно-Центра оказались пустыми,  а  память
их компьютеров стертой. Вторжение прекратилось, будто его и не было.
     На Метаксе начались беспорядки и репрессии.
     На Кум-Рияде самозваный  шиитский  аятолла,  выехав  на  белом  осле,
собрал сто тысяч приверженцев и за  несколько  часов  сверг  правительство
суннитов. Революционное правительство восстановило власть мулл и  перевело
стрелки часов на две тысячи лет назад. Народ торжествовал.
     На Армагасте, пограничном мире, дела шли, в общем, как обычно, только
вот не хватало туристов, археологов и других привозных предметов  роскоши.
Армагаст был лабиринтным миром. Его лабиринт остался пуст.
     В Новом Иерусалиме, орбитальной столице Хеврона, возникла паника,  но
старейшины быстро  восстановили  порядок  в  городе  и  на  планете.  Была
составлена программа выживания. Те немногие предметы первой необходимости,
которые раньше поступали с других миров, распределялись по карточкам. Люди
принялись  осваивать  пустыню,  расширять  фермы,  сажать   деревья.   Они
жаловались друг другу на свои невзгоды, благодарили  Бога  за  избавление,
роптали на того же Бога за неудобства, которые это избавление принесло,  -
в общем, жили привычной жизнью.
     На Роще Богов по-прежнему пылали целые континенты, заволакивая небеса
дымом. Не успел остыть след последнего из "Роев",  как  за  облака  взмыли
десятки кораблей-деревьев, защищенных силовыми полями,  которые  создавали
эрги. Термоядерные двигатели  вывели  их  на  орбиту,  и  они,  перейдя  в
спин-режим, разлетелись по всей Галактике. К далеким, напряженно ожидающим
вести Роям полетели тамплиерские мультиграммы. Началось возрождение жизни.
     На Центре Тау-Кита, средоточии власти, богатства, предпринимательства
и  бюрократии,  ошалелые  голодные  жители  покидали   опасные   экобашни,
бездействующие  города  и  орбитальные  поселения  и  отправлялись  искать
виновного. Иными словами - козла отпущения.
     Далеко ходить не пришлось.

     Когда порталы были разрушены, генерал  Ван  Зейдт  находился  в  Доме
Правительства. Теперь он стоял во главе гарнизона из  двух  сотен  морских
пехотинцев и шестидесяти восьми охранников. Бывшего секретаря Сената Мейну
Гладстон сопровождали шесть преторианцев -  их  прикрепил  к  ней  Колчев,
отбывший вместе с видными сенаторами на первом  и  последнем  прорвавшемся
челноке  ВКС.  Разъяренная  толпа   разжилась   где-то   ракетами   класса
"земля-космос" и боевыми лазерами.  Ни  один  из  трех  тысяч  служащих  и
беженцев не  мог  покинуть  комплекс  Дома  Правительства.  Им  оставалось
уповать лишь на силовые заграждения.
     Гладстон стояла на  передовом  наблюдательном  пункте  и  следила  за
давкой  в  Оленьем  парке.  Зрелище  было  кровавое.   По   меньшей   мере
трехмиллионная толпа уже успела разгромить английский сад и большую  часть
парка и теперь напирала на заграждения. А народ все прибывал и прибывал.
     - Можно ли отодвинуть поля метров на пятьдесят и тут же восстановить,
прежде чем толпа проникнет на территорию? - спросила Гладстон Ван  Зейдта.
С запада тянулся  дымный  шлейф  от  горящих  городов.  Нижние  два  метра
людского месива походили на прослойку из  клубничного  джема:  уже  тысячи
были раздавлены, прижатые к силовому  щиту  напиравшей  сзади  обезумевшей
толпой. Но десятки тысяч других, несмотря на мучительную боль в  нервах  и
костях, вызываемую  заградительным  полем,  карабкались  на  трупы  и  как
бешеные бросались на невидимую преграду.
     - Да, конечно, госпожа секретарь, - ответил Ван Зейдт. - Но зачем?
     - Я выйду поговорить с ними. - Голос Гладстон дрожал от усталости.
     Генерал уставился на нее, уверенный, что это просто неудачная шутка.
     - Госпожа секретарь, возможно, они будут готовы выслушать  вас  через
месяц... по радио или головидению. Через год, а то и два, они простят вас,
если, конечно, воцарится порядок, а пайки окажутся достаточно щедрыми.  Но
только спустя века до них наконец дойдет, что именно вы их спасли.  Спасли
всех нас!
     - Я хочу говорить с ними, - настойчиво повторила Мейна Гладстон. -  У
меня есть что им сказать.
     Ван Зейдт  покачал  головой  и  взглянул  на  офицеров  ВКС,  которые
наблюдали за толпой через смотровые щели бункера. Их лица выражали ужас  и
недоумение.
     - Нужна санкция секретаря Колчева, - сказал Ван Зейдт.
     - Нет, - устало возразила  Мейна  Гладстон.  -  Он  правит  империей,
которой уже нет. А я  -  миром,  который  сама  погубила.  -  Она  кивнула
преторианцам, и те  извлекли  из-под  своих  оранжевых  в  черную  полоску
накидок "жезлы смерти".
     Ни один из офицеров ВКС не  шевельнулся.  Тогда  Ван  Зейдт  умоляюще
воскликнул:
     - Мейна, следующий эвакуационный корабль пробьется!
     Гладстон кивнула, но как-то рассеянно.
     -  Думаю,  внутренний  сад  подойдет.  На   несколько   минут   толпа
угомонится: отступление защитных полей собьет ее с толку. - Она огляделась
вокруг, словно проверяя, все ли сделала, затем протянула руку Ван  Зейдту:
- Прощайте, Марк. Спасибо вам. Позаботьтесь о моих людях.
     Ван Зейдт пожал ее руку, Гладстон поправила шарф, легко -  словно  на
счастье  -  коснулась  браслета  своего  комлога  и  вышла   из   бункера,
сопровождаемая четырьмя преторианцами. Маленький отряд пересек вытоптанные
сады и медленно двинулся к силовым стенам. Напиравшая с дикими воплями  на
фиолетовое заградительное поле толпа напоминала взбесившееся тысячеголовое
животное.
     Гладстон повернулась, подняла руку, словно для  салюта,  и  приказала
преторианцам отойти. Те поспешили отступить по развороченным клумбам.
     - Давайте же! - сказал командир оставшихся  в  бункере  преторианцев,
указав на пульт дистанционного управления силовым полем.
     - Пошли вы к черту! - четко произнес Ван Зейдт. Пока он жив, никто не
коснется пульта.
     Но Ван Зейдт забыл,  что  Гладстон  все  еще  имела  доступ  ко  всем
тактическим цепям. Он успел заметить, как она подняла  свой  комлог...  На
пульте замигали красные и зеленые огоньки, внешние поля растаяли и тут  же
вновь возникли на пятьдесят метров ближе к зданию. Мейна Гладстон осталась
наедине с миллионами осаждающих, отделенная от них только  узкой  полоской
лужайки и завалами из бесчисленных трупов, с  глухим  шумом  рухнувших  на
землю после передвижения защитных стен.
     Гладстон раскинула руки, словно обнимая  толпу.  На  три  бесконечные
секунды все замерли. Затем толпа  взревела  и  ринулась  вперед,  потрясая
палками, ножами, разбитыми бутылками.
     На  какой-то  миг  Ван  Зейдту  показалось,  что   Гладстон   застыла
несокрушимой скалой на пути океанского прибоя черни. Он видел  ало-золотое
пятно ее шарфа на черном костюме, видел, как она стоит,  прямая,  раскинув
руки, но тут подоспели новые тысячи бесноватых, и кольцо сомкнулось.
     Преторианцы опустили жезлы  и  были  немедленно  арестованы  морскими
пехотинцами.
     - Затемните силовые поля, - приказал Ван Зейдт.  -  Передайте,  пусть
челноки  садятся  во  внутреннем   саду   с   пятиминутными   интервалами.
Торопитесь! - И генерал отвернулся.

     - Боже милостивый! - Тео  Лейн  комментировал  обрывочные  сообщения,
поступающие по мультилинии. Миллисекундные импульсы шли  один  за  другим,
так что компьютер не мог расчленить их. Информация слилась в  бесформенное
месиво.
     - Прокрути еще раз ликвидацию сферы сингулярности, - попросил Консул.
     - Слушаюсь, сэр. - Корабль прервал трансляцию, чтобы  снова  показать
белую вспышку, распускающееся облако и  внезапный  коллапс:  сингулярность
поглотила самое себя и все находящееся в радиусе шести  тысяч  километров.
Приборы на мгновение обезумели - но  на  таком  расстоянии  гравитационный
прилив  не  представлял  опасности,  а  вот  кораблям,   сражавшимся   над
Гиперионом, явно не поздоровилось.
     - Достаточно, - сказал Консул.
     - Вы думаете, все кончено? - спросил Арундес.
     - Вне всякого сомнения, -  ответил  Консул.  -  Гиперион  снова  стал
Окраиной. Но чего?.. Ведь Сети больше не существует.
     - В голове не укладывается, - пробормотал Тео  Лейн,  сжимая  в  руке
стакан; Консул впервые видел своего помощника пьяным. Тео подлил себе  еще
виски. - Сеть... испарилась.  Пятьсот  лет  прогресса...  просто  взяли  и
вычеркнули.
     - Отчего же? - возразил Консул и отставил свой  недопитый  стакан.  -
Миры же остались. И будут развиваться дальше, правда, по отдельности. И  у
нас есть спин-звездолеты. Наше собственное изобретение, а не полученное  в
дар от Техно-Центра.
     Мелио Арундес уронил голову на руки.
     - Неужели Техно-Центр и в самом деле исчез? Уничтожен?
     Консул помолчал с минуту, прислушиваясь к воплям, жалобам, командам и
крикам о помощи с аудиоканала мультилинии.
     - Трудно сказать. Может, не уничтожен, а просто  отрезан,  заперт,  -
предположил он.
     Тео, допив свое виски, осторожно поставил стакан на стол.  В  зеленых
глазах бывшего генерал-губернатора застыло какое-то неживое спокойствие.
     - Думаете... у них есть другая паутина?  Другие  нуль-сети?  Запасные
Техно-Центры?
     Консул развел руками.
     - Нам известно, что им удалось создать Высший Разум. Возможно,  он  и
способствовал этому... рассеиванию  Техно-Центра.  Не  исключено,  что  он
сохранил несколько старых ИскИнов - для его нужд этого вполне  достаточно.
Ведь они собирались обойтись несколькими миллиардами человек.
     Внезапно шум мультипередач оборвался, - словно обрезали провод.
     - Корабль? - спросил Консул, подозревая, что вышло из  строя  питание
мультиприемника.
     - Все передачи по мультилинии прекратились, оборвались на  полуслове,
- доложил звездолет.
     Сердце Консула забилось. "Жезл смерти"! Но нет, он не может  поразить
все миры разом. Даже если бы сотни таких устройств сработали одновременно,
с кораблей ВКС и других  отдаленных  источников  сообщения  продолжали  бы
поступать. Тогда что же?
     -  Представляется,  что  сообщения  прерваны   из-за   возмущений   в
передающей среде, - вновь подал  голос  корабль.  -  Хотя  вряд  ли  такое
возможно.
     Консул  встал.  Возмущения  в  передающей  среде?  Передающей  средой
мультилинии,  насколько  известно,  являлась   суперструнная   Планковская
структура самого пространства-времени: то, что ИскИны загадочно  именовали
Связующей Пропастью. Нет, это невозможно.
     Внезапно корабль объявил:
     - Начало поступать сообщение по  мультилинии.  Источники  передачи  -
повсюду; режим передачи - реальное время.
     Возмущенный столь бредовым заявлением Консул открыл было рот,  но  не
успел ничего сказать - туман в проекционной  нише  сгустился,  и  раздался
голос:
     ВПРЕДЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННОГО КАНАЛА НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ.  ВЫ
МЕШАЕТЕ  ТЕМ,  КТО  ПОЛЬЗУЕТСЯ  ИМ  В  СЕРЬЕЗНЫХ   ЦЕЛЯХ.   ДОСТУП   БУДЕТ
ВОССТАНОВЛЕН, КОГДА ВЫ ПОЙМЕТЕ, ДЛЯ ЧЕГО ОН. ДО СВИДАНИЯ.
     Трое  мужчин  замерли.  Воцарившуюся   тишину   нарушали   лишь   шум
вентиляторов да тысячи еле слышных звуков, производимых кораблем в полете.
Наконец Консул сказал:
     - Корабль, дай по  мультилинии  стандартный  опознавательный  и  наши
координаты. Добавь: "Принявших прошу ответить".
     Наступила пауза - недопустимо долгая для  сверхмощного  компьютера  -
почти ИскИна, которым в сущности являлся корабль. Наконец он ответил:
     - Простите, это невозможно.
     - Что такое? - изумился Консул.
     -  Дальнейшие  передачи  по   мультилинии   невозможны.   Суперструны
перестали воспринимать колебания.
     - Может, что-то стряслось с мультилинией? - спросил Тео,  не  отрывая
глаз от пустой проекционной ниши. Так  зритель  смотрит  на  экран,  когда
фильм обрывается на самом интересном месте.
     Корабль снова надолго задумался, затем резюмировал:
     - В сущности, господин Лейн, мультилинии больше не существует.
     - Черт побери! - пробормотал Консул и, осушив свой  стакан,  пошел  к
бару за новой порцией. - Все то же древнее китайское проклятье.
     Мелио Арундес поднял глаза.
     - О чем вы?
     Консул сделал большой глоток.
     - Древнее китайское проклятие, -  повторил  он.  -  "Чтоб  ты  жил  в
интересное время".
     Словно    компенсируя    потерю    мультилинии,    корабль    включил
внутрисистемные радиоканалы  и  перехваты  переговоров  по  узким  пучкам,
транслируя одновременно в реальном времени  изображение  сине-белого  шара
Гипериона, который поворачивался и разрастался по мере приближения

     45

     Я выхожу из инфосферы Сети за миг до исчезновения всех се  выходов  и
входов.
     Странно и дико наблюдать, как мегасфера пожирает  самое  себя.  Ламия
Брон восприняла ее когда-то как организм,  полуразумное  существо,  схожее
больше с экосистемой, чем с городом, и была права. Теперь, когда нуль-сеть
прекратила свое существование,  мир,  заключенный  внутри  нее,  трещит  и
обваливается, и одновременно рушится внешняя инфосфера - точно  охваченный
огнем гигантский шатер,  внезапно  потерявший  опоры,  веревки  и  стойки.
Мегасфера уничтожает себя,  как  обезумевший  от  голода  хищник,  который
впивается в собственный хвост, пожирает внутренности, лапы, сердце -  пока
от него не останутся одни челюсти, щелкающие в пустоте.
     Метасфера, разумеется, никуда не делась. Но теперь  в  ней  страшнее,
чем когда бы то ни было.
     Черные леса неизвестного пространства-времени.
     Голоса ночи.
     Львы.
     И тигры.
     И медведи.
     Связующая Пропасть корчится в конвульсиях, транслируя в  человеческую
вселенную единственную свою информацию -  крик.  Так  волны  землетрясения
проходят сквозь толщу камня. Пролетая над Гиперионом, я не  могу  сдержать
улыбку.  Похоже,  аналогу  Бога  надоело   попустительствовать   муравьям,
царапающим всякую ерунду на его пятках.
     В метасфере я что-то не заметил Бога - ни одного из них. Впрочем, я и
не ищу их: у меня и без того хватает проблем.
     Черные  вихри  входов  в  Сеть  и  Техно-Центр  исчезли,  удалены  из
пространства-времени, словно бородавки.  Исчезли  в  полном  смысле  этого
слова - как волны, когда проходит шторм.
     Похоже, я здесь так  и  застряну,  если  не  отважусь  бросить  вызов
метасфере.
     А я не решаюсь. Пока.
     Но ведь я хотел попасть именно сюда. От инфосферы в системе Гипериона
почти ничего не осталось - жалкие крохи на планете и несколько нитей между
кораблями ВКС исчезают буквально на  глазах,  как  лужицы  под  солнечными
лучами, но сквозь непроглядную  тьму  метасферы,  словно  маяки,  светятся
Гробницы Времени. Если нуль-каналы походили на черные вихри, то Гробницы -
на отверстия, из которых льется ослепительное сияние.
     И я устремляюсь к этому свету. До сих пор  я  был  только  Предтечей,
персонажем и зрителем чужих снов. Настало время сделать что-нибудь самому.

     Сол Вайнтрауб ждал.
     Прошли часы с того момента,  как  он  отдал  свое  единственное  дитя
Шрайку, и несколько дней с тех пор, как он  последний  раз  ел  или  спал.
Вокруг то бушевала, то утихала буря. Гробницы светились и  громыхали,  как
взбесившиеся  реакторы,  а  темпоральные  приливы  по-прежнему   сотрясали
долину. Но все это время Сол ждал, прильнув к каменным  ступеням  Сфинкса.
Ждал и сейчас.
     В полуобмороке, измученный усталостью и страхом за  дочь,  Сол  вдруг
обнаружил, что мозг его лихорадочно работает, а голова ясна как никогда.
     Почти всю жизнь, с самого  начала  своей  научной  деятельности,  Сол
Вайнтрауб,   историк-филолог-философ,   занимался   этическими   аспектами
религии. А ведь религия и этика далеко не всегда - точнее, очень  редко  -
совместимы. Требования, налагаемые на человека  религиозным  абсолютизмом,
фундаментализмом  или  релятивизмом,  зачастую   отражали   худшие   черты
современной культуры или просто  предрассудки,  но  не  принципы,  которые
помогли  бы   людям   и   Богу   сосуществовать   на   основах   подлинной
справедливости. Самый знаменитый труд Сола - "Авраамова дилемма" (в  конце
концов он остановился на этом названии,  и  неожиданно  для  автора  книга
сделалась бестселлером, хотя писалась для узкого круга коллег) - родился в
годы,  когда  Рахиль  таяла  от  болезни  Мерлина.  Сол  подвергал  в  нем
детальному  анализу  труднейший  выбор,   стоявший   перед   Авраамом,   -
подчиниться или не подчиниться приказу Бога, принести или  не  принести  в
жертву ему сына.
     Сол писал, что примитивные времена требуют примитивного  повиновения.
Потомки Авраама духовно выросли: родители уже предлагали  в  жертву  самих
себя, как это было в мрачный  период  печей,  запятнавших  историю  Старой
Земли.  Теперь  же,  как  он  полагал,  вообще  не  могло  быть   речи   о
жертвоприношении. Каков бы ни был образ Божий в  человеческом  сознании  -
рассматривать  ли  его   как   проявление   подсознания   со   всеми   его
реваншистскими   потребностями   или   как   сознательное   стремление   к
нравственному  совершенству,  -  необходимо  отказаться  от   самой   идеи
жертвоприношения. Жертвоприношение -  и  согласие  на  него  -  вписано  в
историю человечества кровавыми буквами.
     И все же  несколько  часов  -  несколько  эпох  назад  Сол  Вайнтрауб
собственными руками передал единственное дитя отродью смерти.
     На протяжении многих лет голос из сна приказывал ему совершить это. И
всякий раз Сол отказывался. Он согласился лишь когда времени не  осталось,
а надежда умерла. Когда он понял, что голос, который он  и  Сара  все  эти
годы слышали во сне, не был голосом ни бога, ни дьявола, ни Шрайка.
     То был голос их дочери.
     Скорбь на миг отступила, и  Сол  неожиданно  осознал,  почему  Авраам
согласился принести в жертву Исаака, сына своего