л о преданности молодого  художника  Джозефа  Северна,  которого
"друзья" поэта (покинувшие его в дни болезни) приставили к нему в качестве
спутника и компаньона - Северн ухаживал за умирающим и оставался  рядом  с
ним до самой кончины. Он рассказал мне об  ужасе  ночных  кровотечений,  о
докторе  Кларке,  который  пускал  ему  кровь  и  прописывал   "физические
упражнения и свежий воздух". И наконец, он поведал о полном  разочаровании
в Боге и беспредельном  отчаянии,  воплотившихся  в  сочиненной  им  самим
собственной эпитафии, которая и была высечена на его могиле:
     "Здесь лежит тот, чье имя написано на воде".
     Снизу струился тусклый свет, едва обозначающий контуры высоких  окон.
Голос Джонни, казалось, плыл в воздухе, насыщенном ароматами  южной  ночи.
Он говорил, как после смерти пробудился в той же кровати, в которой  умер,
и рядом с ним были верный друг. Северн и доктор Кларк. Он  знал,  что  его
зовут Джон Китс, но никак не мог отделаться от ощущения, что и сам поэт, и
его стихи ему просто приснились.
     Иллюзии  продолжались.  Он  вернулся  в   Англию   и   встретился   с
Фанни-которая-не-была-Фанни. Он был на грани безумия. Не мог писать. Между
ним и самозванцами-кибридами росла стена отчуждения,  участились  приступы
кататонии,  сопровождавшиеся  "галлюцинациями",   в   форме   которых   он
воспринимал  свое  подлинное  существование  в  качестве  ИскИна  в  почти
непостижимом (для поэта девятнадцатого  века)  Техно-Центре.  И,  наконец,
иллюзии полностью развалились. Он вышел из "Проекта Китс".
     - По правде говоря, - тихо произнес Джонни, - эта зловещая затея  все
чаще заставляла меня вспоминать отрывок из одного письма, которое я  -  то
есть он - отправил своему брату Джорджу незадолго до болезни:

     "Разве не может быть  так,  что  неким  высшим  существам  доставляет
развлечение искусный поворот мысли, удавшийся  -  пускай  и  безотчетно  -
моему разуму, как забавляет меня самого проворство суслика или  испуганный
прыжок оленя?  Уличная  драка  не  может  не  внушать  отвращения,  однако
энергия, проявленная ее участниками,  взывает  к  чувству  прекрасного:  в
потасовке простолюдин показывает свою ловкость. Для высшего существа  наши
рассуждения могут выглядеть чем-то подобным: пусть даже ошибочные, тем  не
менее они прекрасны сами по  себе.  Именно  в  этом  заключается  сущность
поэзии..." [письмо  к  Джорджу  и  Джорджиане  Китсам:  14 февраля - 3 мая
1819 г., Хэпстед]

     - Вы считаете "Проект Китс"... злом? - спросила я.
     - По-моему, любой обман - зло.
     - Похоже, вы стали Джоном  Китсом  в  гораздо  большей  степени,  чем
думаете сами.
     - Вряд  ли.  Отсутствие  поэтического  чутья  даже  в  самой  искусно
разработанной иллюзии свидетельствует об ином.
     Я огляделась вокруг. Темные тени темных вещей в темном доме.
     - ИскИны знают, что мы здесь?
     - Вероятно. Даже наверняка. Нет такого места, где Техно  -  Центр  не
мог бы меня выследить. Но бандиты и полицейские сюда не доберутся.
     - Но ведь в Техно-Центре есть  кто-то...  какой-то  разум...  который
хотел вас убить.
     - Убить меня можно только в-Сети. В Техно-Центре подобное насилие  не
допускается.
     С улицы донесся шум. Я надеялась, что это голубь. Или ветер,  несущий
мусор по булыжной мостовой.
     - Как Техно-Центр отреагирует на то, что я здесь? - спросила я.
     - Представления не имею.
     - Эта модель... она засекречена?
     - Как вам сказать...  Считается,  что  все  это  вообще  не  касается
человечества.
     Я покачала головой, забыв, что Джонни меня не видит.
     -  Вы  воссоздаете  Старую  Землю...   заселяете   ее   воскрешенными
людьми-кибридами - кстати, сколько их? Одни ИскИны убивают других,  и  все
это  нас  не  касается?!  -  Я  едва  не  рассмеялась,  но  сдержалась.  -
Фантастика!
     - Не спорю.
     Я подошла к окну. Для стрелка, который, возможно, затаился где-то  на
темной улице, я представляла идеальную мишень,  но  сейчас  мне  было  все
равно. Я достала сигареты. После погони в снежных сугробах  они  отсырели,
но одна все-таки зажглась.
     -  Помните,  Джонни,  когда  вы   сказали,   что   модель   полностью
воспроизводит Старую Землю, я спросила: "Бог мой, зачем им все это?" А  вы
ответили: "Ваш Бог тут ни при чем!". Или что-то в этом роде.  Вы  намекали
на что-то? Или просто выпендривались?
     - Нет, конечно. А намекал я вот на что:  у  Техно-Центра  может  быть
свой Бог.
     - Ну-ка, ну-ка.
     Джонни вздохнул в темноте.
     - Я не знаю точно, зачем  было  воскрешать  Китса  и  строить  модель
Старой Земли. Но есть у меня подозрение,  что  все  это  -  часть  единого
проекта,  над  которым  Техно-Центр  работает,  по  меньшей   мере,   семь
стандартных веков. Проекта Высшего Разума.
     - Высшего Разума, - повторила я, выдыхая дым. - То  есть  Техно-Центр
пытается создать... Бога, что ли?
     - Да.
     - Зачем?
     - На этот вопрос простого ответа нет.  Как  нет  простого  ответа  на
вопрос, почему человечество на протяжении десяти  тысяч  поколений  искало
Бога в миллионах обличий. Техно-Центр заинтересован  в  поиске  все  более
эффективных и надежных способов обработки... данных.
     - Но для этого у Техно-Центра хватает своих ресурсов. К тому же в его
распоряжении мегаинфосферы двухсот миров.
     - И все равно остаются пробелы в области прогнозирования.
     Я выбросила сигарету в окно и смотрела, как тлеющий окурок исчезает в
темноте. Откуда-то налетел холодный ветер; я поежилась.
     - Постойте...  Старая  Земля,  воскрешенные  люди,  кибриды...  Какое
отношение все это имеет к Высшему Разуму?
     - Не знаю, Ламия. Восемь стандартных  веков  назад,  в  самом  начале
Первой Информационной эры человек по имени Норберт Винер писал: "Может  ли
Бог соревноваться со своими творениями? Может ли вообще творец, пусть даже
возможности  его  весьма  ограничены,  всерьез  соревноваться  со   своими
творениями?" Создавая первые ИскИны, человечество искало  ответа  на  этот
вопрос. А Техно-Центр с той же  целью  воскрешает  теперь  людей.  И  если
программа ВР все-таки будет выполнена, проблема перейдет в ведение высшего
творения/творца, цели которого будут столь же недоступны пониманию Центра,
как и цели Центра недоступны пониманию людей.
     Я прошлась по комнате, ударилась коленом о столик и остановилась.
     - Все ваши рассуждения не дают ответа на главный вопрос: кто пытается
вас убить, - сказала я.
     - Да.
     Джонни встал и двинулся к дальней стене. Вспыхнула спичка - он  зажег
свечу. По стенам и потолку заметались наши тени. В следующее мгновение  он
был уже рядом со мной, и его руки легли мне  на  плечи.  В  неярком  свете
свечи завитки волос и ресницы отливали  медью,  высокие  скулы  и  твердый
подбородок выступили еще рельефнее.
     - Надо же, какая ты... крепкая, - произнес он.
     Я посмотрела ему в глаза. Наши лица разделяло лишь несколько  дюймов.
Мы были одного роста.
     - Пустите, - сказала я.
     Вместо этого он поцеловал меня. Губы у него были  мягкие,  теплые,  и
они заставили меня забыть о времени. "Он машина, - твердила я  себе.  -  У
него человеческая внешность, но на самом  деле  это  машина!".  Я  закрыла
глаза. Его пальцы коснулись моей щеки, шеи, затылка...
     - Послушай... - прошептала я, когда он на мгновение отпустил меня.
     Джонни не дал мне договорить. Он  поднял  меня  на  руки  и  понес  в
спальню.  Высокая  кровать.  Мягкий  матрас  и  толстое  стеганое  одеяло.
Трепещущий огонек свечи в соседней комнате, и  мы,  торопливо  раздевающие
друг друга.
     Мы словно сошли с ума. Повинуясь  медленным,  ласковым,  но  властным
касаниям, и теплоте, и близости, и все возрастающему влечению, мы снова  и
снова бросались друг к другу. Помню, как я смотрела на него, а он лежал  с
закрытыми глазами; его волосы  свободно  ниспадали  на  лоб,  пламя  свечи
освещало бледную грудь. А потом его руки  -  удивительно  сильные  руки  -
поднялись мне навстречу. Он открыл глаза и посмотрел на меня, и во взгляде
его были только страсть и восторг.
     Незадолго до  рассвета  мы  заснули.  Я  повернулась  на  бок  и  уже
засыпала, как вдруг ощутила его руку на своем бедре. В этом  прикосновении
было что-то покровительственное, но не унизительное, не  собственническое.
Он словно бы хотел защитить меня.


     Они напали на нас сразу после рассвета. Их  было  пятеро  -  явно  не
лузиане, но мужики здоровые. Действовали они четко и слаженно.
     Я проснулась, когда вышибали входную дверь. Скатившись с  кровати,  я
бросилась к двери спальни и успела заметить, как они входят. Когда бандит,
шедший первым, направил на нас станнер, Джонни  предупреждающе  вскрикнул.
Перед сном он натянул хлопчатобумажные трусы, я же так и  осталась  в  чем
мать родила. Одежда дает в драке кое-какие преимущества, но главное -  это
психологический барьер. Если вам удалось  преодолеть  чувство  собственной
уязвимости, остальное уже дело техники.
     Первый бандит заметил меня, но решил сначала  парализовать  Джонни  и
тут же поплатился за свою ошибку. Я выбила у него оружие, а потом рубанула
ребром ладони по шее, чуть ниже левого уха.  Он  упал,  и  тут  в  комнату
ворвались еще двое. У этих хватило сообразительности заняться первым делом
мной. Тем временем двое других кинулись к Джонни.
     Выпад прямыми пальцами я отбила, затем парировала куда более  опасный
удар ногой и отступила  назад.  Слева  от  меня  оказался  высокий  комод.
Верхний  ящик  у  него  был  довольно  увесистый,  но  выдвинулся   легко.
Приближавшийся ко мне здоровяк успел прикрыть лицо руками (ящик разлетелся
в щепки), но эта инстинктивная реакция дала мне возможность атаковать  его
дружка, и я тут же ею воспользовалась, вложив всю свою силу в прямой  удар
ногой. Номер второй замычал и повалился на своего сообщника.
     Джонни сопротивлялся изо всех сил, но один из нападавших схватил  его
за горло и принялся душить, а другой навалился на  ноги.  Отбив  еще  один
удар, я бросилась туда  и  перепрыгнула  через  кровать.  Парень,  который
держал Джонни за ноги, и пикнуть не успел. Выбив стекло и деревянную раму,
он полетел вниз.
     Кто-то прыгнул мне на спину, мы рухнули на кровать, скатились на пол,
и наконец я придавила бандита к стене. Он оказался серьезным  противником.
Приняв удар на плечо, он извернулся, и его пальцы впились мне  в  шею  под
ухом, но сразу пережать нерв он не смог - шейные мышцы у меня что надо.  Я
вогнала локоть ему в живот и откатилась в сторону. Тот, что душил  Джонни,
отпустил его и по всем  правилам  боевых  искусств  врезал  мне  ногой  по
ребрам. Я смягчила удар, но по крайней мере одно ребро он мне сломал. Я не
стала церемониться и, резко выбросив вверх руку,  схватила  его  за  яйца.
Парень завопил и вырубился.
     Все это время я ни на секунду не забывала  про  станнер,  упавший  на
пол. Не забыл о нем и  последний  из  наших  противников.  Он  забежал  за
кровать (там я его достать не  могла),  встал  на  четвереньки  и  пытался
нашарить оружие.  Превозмогая  боль  от  сломанного  ребра,  я  приподняла
массивную кровать (вместе с лежавшим на ней Джонни) и обрушила  на  своего
противника, придавив ему голову и плечи.
     Нырнув под кровать, я завладела станнером  и  отступила  в  свободный
угол.
     Итак, один вылетел в окно. Второй этаж, все в порядке. Тот, что вошел
первым,  валялся  в  дверях.  Парень,  которому  я  врезала  ногой,  сумел
подняться на одно колено. Изо рта у него текла кровь  -  сломанное  ребро,
по-видимому, проткнуло легкое. Дышал он очень тяжело и прерывисто. У того,
которого я зашибла кроватью, был раздроблен череп. А тип, душивший Джонни,
скорчился у окна. Его рвало. Оглушив его из станнера, я подошла к бандиту,
которого ударила ногой, и подняла его за волосы.
     - Кто вас послал?
     - Да пошла ты! - Он плюнул кровью мне в лицо.
     - Как-нибудь в другой раз. Повторяю, кто вас послал?
     Я нашла вмятину  у  него  на  боку  и  надавила  тремя  пальцами.  Он
вскрикнул, побелел и закашлял кровью. На фоне бледной кожи  красные  пятна
казались какими-то слишком яркими.
     - Ну! Кто? - И я надавила на ребра уже четырьмя пальцами.
     - Епископ! - Он попытался отодвинуться, увернуться от моих пальцев.
     - Какой епископ?
     - Святилище Шрайка... Лузус... Да нельзя же так... О, черт...
     - Что вы собирались спим... с нами сделать?
     - Ничего... ой, ради Бога... не надо! Мне нужен врач!
     - Конечно. Отвечай.
     -  Оглушить  его,  отвезти  обратно  в  Святилище...  на  Лузус.   Ну
пожалуйста! Дышать же нечем.
     - А со мной?
     - Если будешь сопротивляться - убить.
     - Понятно, - сказала я, поднимая его за волосы чуть  выше.  -  Так-то
лучше. Зачем он им нужен?
     - Не знаю. - Он  вскрикнул.  Краем  глаза  я  продолжала  следить  за
входной дверью. Станнер был у меня  в  той  же  руке,  которой  я  держала
бандита за волосы.
     - Я... не... знаю... - Он поперхнулся. Кровь капала мне на руку и  на
левую грудь.
     - Как вы сюда попали?
     - На ТМП... сверху...
     - Через какой портал?
     - Не знаю... клянусь... какой-то город в воде. ТМП  должен  вернуться
туда... на автопилоте... пожалуйста!
     Я разорвала на нем рубашку. Ни комлога, ни оружия. На груди над самым
сердцем я заметила татуировку - синий трезубец.
     - Герильер? - спросила я.
     - Да... Братство Парвати.
     Окраина Сети. Ищи их там потом.
     - Вы все оттуда?
     - Да... пожалуйста... помоги мне... о, черт... будь человеком... - Он
безвольно повис в моей руке.
     Отпустив его, я отступила на шаг и провела по нему лучом станнера.
     Джонни сидел, растирая горло, и изумленно смотрел на меня.
     - Одевайся, - сказала я. - Мы улетаем.


     На  крыше  стоял  старый  "Виккен-Турист"  -  прогулочная  модель   с
прозрачным корпусом. Папиллярные замки на этих колымагах еще не ставили, и
я без  особого  труда  запустила  двигатель.  Над  Францией  мы  пересекли
терминатор, и под нами потянулась бескрайняя водная гладь - Джонни  назвал
ее Атлантическим океаном. Помимо света звезд темноту нарушали лишь  редкие
огоньки плавучих городов и буровых платформ да мерцающее в глубинах океана
зарево подводных колоний.
     - Почему мы сели в их машину? - спросил Джонни.
     - Я хочу узнать, откуда они прибыли.
     - Он же сказал - из Святилища Шрайка на Лузусе.
     - Ну что ж, проверим.
     Я с трудом различала в темноте лицо Джонни, смотревшего на  океанскую
равнину, лежащую в двадцати километрах под нами.
     - Как ты думаешь, эти люди выживут?
     - Один уже мертв, - сказала я. -  Парню  с  проколотым  легким  нужна
помощь. Двое точно оклемаются. Еще одного я выкинула в окно - про этого  я
ничего не знаю. А что, тебе их жалко?
     - Да. Насилие - это варварство.
     - "Уличная драка не может  не  внушать  отвращения,  однако  энергия,
проявленная  ее   участниками,   взывает   к   чувству   прекрасного",   -
процитировала я. - А они не кибриды?
     - Думаю, что нет.
     - Итак, за тобой охотятся, по меньшей  мере,  две  группы:  ИскИны  и
епископ Церкви Шрайка. И мы до сих пор не знаем, зачем.
     - Слушай, у меня идея.
     Я запрокинула голову. Над нами сияли незнакомые созвездия -  таких  я
не видела ни на голограммах Старой Земли, ни в известных мне  мирах  Сети.
Света звезд как раз хватало, чтобы видеть глаза Джонни.
     - Ну-ка!
     - Ты как-то упоминала Гиперион. Так вот, это натолкнуло меня на  одну
мысль. Я ведь ничего о нем не знаю.  Столь  полное  отсутствие  информации
говорит о том, что от меня скрывают что-то важное.
     - Почему же собака в эту ночь не лаяла?
     - Что-что?
     - Ладно, это я так. Давай дальше.
     -  Так  вот.  Объяснение  тут  одно:  некие   элементы   Техно-Центра
заблокировали для меня доступ к информации о Гиперионе.
     - Твой кибрид... - Было странно говорить  теперь  с  Джонни  в  такой
манере. - Ты ведь большую часть своего времени проводишь в Сети?
     - Да.
     - И что, при тебе никогда не упоминали Гиперион? О нем же то  и  дело
говорят в новостях, особенно  когда  начинается  очередная  шумиха  вокруг
Церкви Шрайка.
     - Возможно, я и слышал что-нибудь. Может быть, поэтому меня и убили.
     Я откинулась назад и снова уставилась на звезды.
     - Вот и спросим об этом епископа.
     Прямо по курсу  появились  огни.  Джонни  объяснил,  что  это  модель
Нью-Йорка  середины  двадцать  первого  века.  Но   для   какого   проекта
потребовалось воскрешать этот город, он не знал. Я выключила  автопилот  и
сбавила высоту.
     Из болот и лагун североамериканского  побережья  поднимались  высокие
здания той эпохи, когда в архитектуре господствовал фаллический  стиль.  В
некоторых горели  огни.  Джонни  указал  на  обветшавшее,  но  удивительно
элегантное сооружение и пояснил:
     - Эмпайр Стейт Билдинг.
     - Отлично, - сказала я. - Называй эту штуку как угодно, но ТМП  хочет
сесть именно здесь.
     - А это не опасно?
     Я улыбнулась.
     - А что в нашей жизни не опасно?
     Я позволила машине самой выбрать место для посадки, и  ТМП  опустился
на  небольшую  открытую  площадку  возле  шпиля  здания.   Мы   вышли   на
растрескавшийся от времени балкон. Было совершенно темно - лишь звезды над
головой да редкие огни где-то внизу. В нескольких шагах, там, где когда-то
были двери лифта, мерцал тускло-голубой прямоугольник портала.
     - Я первая, - заявила я, но Джонни уже  входил  в  портал  Я  достала
позаимствованный у бандитов станнер и последовала за ним
     В Святилище Шрайка на Лузусе я не была ни разу, но сразу поняла,  что
попала именно туда. Джонни стоял в нескольких шагах  впереди  меня.  Кроме
нас двоих, вокруг никого не было. Это темное и холодное  помещение  чем-то
напоминало пещеру (если, конечно,  бывают  такие  громадные  пещеры).  Под
потолком на невидимых тросах висел  устрашающего  вида  идол,  расписанный
яркими красками и медленно вращающийся от слабого сквозняка. Когда  портал
вдруг исчез, мы с Джонни разом обернулись.
     - Кажется, мы сделали за тех парней их работу,  а?  -  прошептала  я.
Казалось, в этом озаренном красным свечением зале  даже  шепот  отзывается
эхом. Собственно, тащить Джонни с собой в Святилище я не собиралась.
     Свет становился  все  ярче,  однако  он  не  заливал  равномерно  все
помещение, а выхватывал из темноты лишь пятачок в центре зала. Пятно света
все расширялось, и  наконец  мы  увидели  людей,  стоявших  полукругом.  Я
вспомнила, что одни жрецы именуются экзорцистами, другие  -  причетниками.
Есть еще  какие-то  звания,  только  я  их  забыла.  Жрецов  было  человек
двадцать, не меньше. Было что-то угрожающее в том, как они  стояли,  в  их
черно-красных одеяниях и высоких  лбах,  на  которых  отсвечивали  красные
блики. Епископа я узнала сразу по ярко-красной  мантии.  Он  был  лузианин
(правда, большинство лузиан выше и стройнее).
     Я специально не стала прятать станнер. Вдруг они кинутся на нас  всем
скопом? Оружия я при них не заметила, но под такой широченной рясой  можно
спрятать целый арсенал.
     Джонни направился к епископу, и я пошла за ним следом. Шагах в десяти
от него мы остановились. Все присутствующие стояли, сидел только  епископ.
Его деревянное кресло, украшенное  искусной  резьбой,  по-видимому,  легко
складывалось и занимало в сложенном виде совсем немного места. Чего  никак
нельзя было сказать о восседавшей на нем груде мышц и жира.
     Джонни сделал шаг вперед.
     - Почему вы пытались похитить моего кибрида? - Он обращался только  к
епископу, как будто здесь больше никого не было.
     Епископ захихикал и отрицательно покачал головой.
     - Мой дорогой... существо... Мы в самом деле хотели бы видеть  вас  в
нашем храме. Но у вас нет  никаких  доказательств,  что  мы  пытались  вас
похитить.
     - Доказательства меня не интересуют, - сказал Джонни