Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Симмонс Дэн. Гипперион 1-3 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
- Ну, ладно, не дури. Мы можем идти медленнее. Поэт с трудом поднялся, разозленный ее жалостью. - Будь ты проклята, о дочь Лузуса! Если ты вдруг запамятовала, я тебе напомню, что все паломничество затеяно ради свидания со Шрайком. Твой друг Хойт этого не забыл. Кассад тоже все понял, и сейчас сраный Шрайк, наверняка, жует его безмозглые военные косточки. Ничуть не удивлюсь, если и тем троим в долине уже не нужна вода. Иди! Проваливай! Я сыт по горло твоим обществом. После этой тирады Ламия Брон несколько секунд сидела на корточках, глядя на Силена. Затем встала, коснулась его плеча, за спину забросила ранцы и бутылки и быстро пошла прочь. Даже в юности он не умел ходить так быстро. - Я вернусь этим путем через несколько часов, - бросила Ламия через плечо. - Будь здесь. К Гробницам пойдем вместе. Мартин Силен молча провожал глазами ее удаляющуюся коренастую фигурку. Вскоре она совсем пропала из виду на юго-западе. Горы колыхались в знойном мареве. Он посмотрел себе под ноги и увидел бутылку. Значит, она оставила ему воду. Сплюнув, он сунул бутылку в карман рюкзака и вошел в поджидавший его сумрак мертвого города. 20 Когда они распечатали последние пакеты с рационами и принялись за полдник, Дюре чуть не потерял сознание. Сол и Консул перенесли его в тень, на ступени широкой лестницы Сфинкса. Лицо священника было белее его снежно-белых волос. Когда Сол поднес к его губам бутылку с водой, Дюре попытался улыбнуться. - Вы все довольно легко приняло, факт моего воскрешения, - пробормотал он, утирая подбородок. Консул прислонился к стене Сфинкса. - Я видел крестоформы на Хойте. Они теперь на вас. - А я поверил его... вашему рассказу, - сказал Сол, передавая воду Консулу. Дюре провел рукой по лбу. - Я прослушал диски комлога. Рассказы, включая мой, просто невероятны! - Вы сомневаетесь в их правдивости? - поинтересовался Консул. - Нет. Но трудно разобраться, отыскать общие элементы... связующую нить, что ли. Сол прижал Рахиль к груди и стал тихо ее укачивать, поддерживая ладонью крохотную головку: - А разве должна быть связь? Кроме Шрайка, конечно. - Должна. - Щеки Дюре порозовели. - Затея с паломничеством не случайна. Как и то, что выбор пал именно на вас. - Кто только не занимался отбором паломников, - возразил Консул. - Консультативный Совет ИскИнов, Сенат Гегемонии. Даже сама церковь Шрайка. Дюре покачал головой. - Да, это так, друзья мои, но за всем этим стоит единый руководящий ум. Сол наклонился ближе. - Бог? - Может быть, - Дюре слабо улыбнулся. - Хотя я имел в виду Техно-Центр... искусственный разум, который так таинственно вел себя во время этих событий. Малютка запищала, как котенок. Сол дал ей соску и настроил комлог на своем запястье на ритм сердцебиения. Рахиль, сжав крошечные кулачки, сразу задремала. - Рассказ Ламии дает основание предположить, - заметил ученый, - что какие-то силы в Техно-Центре пытаются нарушить статус-кво... Дать человечеству шанс на выживание, не отказываясь вместе с тем от проекта Высшего Разума. Консул указал на безоблачное небо: - Все, что произошло - наше паломничество, даже эта война, - все подстроено противоборствующими силами в Техно-Центре. - А что мы о нем знаем? - негромко спросил Дюре. - Ничего. - Консул швырнул камешком в изваяние слева от лестницы Сфинкса. - Если вдуматься, ровным счетом ничего. Дюре приподнялся, сел и принялся растирать себе лицо влажным платком. - Тем не менее цель Техно-Центра удивительно схожа с нашей. - И что это за цель? - спросил Сол, не переставая укачивать задремавшего младенца. - Познать Бога, - просто ответил священник. - Или, если это не удастся, создать его. - Прищурившись, он посмотрел в глубь долины. Тени юго-западных стен уже дотянулись до Гробниц и почти накрыли их. - Я был одним из защитников подобной идеи в нашей Церкви... - Я читал ваши трактаты о Святом Тейяре, - заметил Сол. - Вы блестяще доказываете необходимость эволюции к точке Омега - Божеству, не соскальзывая при этом в социнианскую ересь. - Какую-какую? - переспросил Консул. Отец Дюре слегка усмехнулся. - Социн - итальянский еретик шестнадцатого века от Рождества Христова [Фауст Социн (1539-1604) - один из основателей рационалистического направления в протестантизме, отличавшегося религиозным радикализмом; социниане считали Христа не Богом, а человеком, который указал путь к спасению и обрел божественные свойства после воскресения]. Был отлучен, потому что доказывал, что Бог - существо ограниченное, способное развиваться по мере того, как мир... Вселенная... усложняется. Я соскользнул в социнианскую ересь, Сол. То был первый из моих грехов. Вайнтрауб не отводил глаз от священника. - А последний? - Помимо гордыни? - спокойно отозвался Дюре. - Величайшим из моих грехов была фальсификация результатов семилетних раскопок на Армагасте. Я пытался установить связь между тамошними исчезнувшими Строителями Арок и протохристианским культом. Такой связи не существовало. Я подтасовал результаты. Итак, вся ирония в том, что величайшим из моих грехов, по крайней мере в глазах Церкви, является нарушение научной этики. Как ни странно, в эти критические для нее дни Церковь готова примириться с богословской ересью, но не терпит подложных научных протоколов. - Армагаст, наверное, похож на эти места? - Сол очертил полукругом долину, Гробницы и пустыню за скалами. Дюре огляделся вокруг, и глаза его на миг вспыхнули: - Пыль, камень, привкус смерти во рту - да. Но здесь куда более зловещая атмосфера. В долине что-то есть, и это что-то всеми силами противится неизбежной смерти. Консул рассмеялся. - Будем надеяться, что к этой категории относимся и мы. Я хочу перенести комлог вон туда, на седловину, и еще раз попытаться установить связь с кораблем. - Я с вами, - сказал Сол. - И я, - откликнулся отец Дюре, поднимаясь на ноги. Он пошатнулся, но отказался опереться на руку Вайнтрауба. Корабль не отвечал. А без корабля нечего и надеяться на мультисвязь с Бродягами, Сетью или вообще с кем-либо вне Гипериона. Обычные диапазоны тоже онемели. - А может, его уничтожили? - спросил Вайнтрауб у Консула. - Нет. Прием подтверждается, просто передатчик молчит. Гладстон все еще держит корабль в карантине. Прищурившись, Сол взглянул в глубь пустоши, где в горячем мареве дрожали горы. Несколькими километрами ближе вонзались в небосвод зубчатые руины Града Поэтов. - Ну, что ж, - сказал он наконец. - Может, оно и к лучшему. Обойдемся без бога из машины. При этих словах Поль Дюре вдруг разразился смехом, таким раскатистым и неудержимым, что даже закашлялся и был вынужден глотнуть воды. - Что вас так рассмешило? - удивился Консул. - Deus ex machina, "бог из машины"! То, о чем мы с вами говорили только что. Подозреваю, именно поэтому нас и собрали здесь. Бедняга Ленар и его "бог" в машине-крестоформе. Ламия с ее воскрешенным поэтом, запертым в петле Шрюна, - она ведь ищет машину, которая освободит ее собственного "бога". Вы, Сол, ожидаете черного "бога", дабы он наконец разрешил ужасную участь вашей дочери. И Техно-Центр, машинное отродье, тоже пытается создать своего бога. Консул поправил солнцезащитные очки. - Ну, а вы, отче? Дюре покачал головой. - Я? Наверное, жду, когда своего "бога" создаст самая большая машина из всех - Вселенная. Не знаю, возможно, я так возвеличил Святого Тейяра, потому что не нашел в современном мире следов живого Творца. Подобно разумам Техно-Центра, и я мечтаю построить то, чего не могу найти. Сол посмотрел в небо: - В таком случае какого "бога" ищут Бродяги? Ему ответил Консул. - Их одержимость Гиперионом не каприз. Они верят, что именно здесь родится новая надежда для человечества. - Нам пора, - сказал Сол, укрывая Рахиль от солнца. - Ламия и поэт должны вернуться к обеду. Но к обеду они не вернулись. Солнце уже стало клониться к закату, а их все еще не было. Каждый час Консул ходил к воротам долины и высматривал, не появились ли среди валунов и дюн две движущиеся точки. Тщетно. В который раз Консул пожалел, что у него нет электронного бинокля Кассада. Сумрак еще не до конца объял небо, а огненные вспышки в зените уже возвестили о возобновлении космической битвы. Трое мужчин, устроившись на ступеньке перед входом в Сфинкс, наблюдали за страшным фейерверком: медленно набухали и лопались белые шары, распускались тускло-багровые бутоны, внезапно прорезали небо зеленые и оранжевые молнии, после которых перед глазами долго плавали огненные круги. - Как вы думаете, кто побеждает? - спросил Сол. - Неважно, - ответил Консул, не поднимая глаз. - Вам не кажется, что на ночь лучше уйти из Сфинкса, подождать наших у какой-нибудь другой Гробницы? - Мне нельзя уходить от Сфинкса, - сказал ученый. - А вы поступайте, как вам удобнее. Дюре коснулся щеки ребенка. Малышка теребила губами соску, и нежная щечка терлась о палец священника. - Сколько ей, Сол? - Два дня. По времени Гипериона она родилась... родиться минут через пятнадцать после захода солнца на этой широте. - Схожу взгляну в последний раз, - объявил Консул. - Потом разведем костер - надо же дать знать им, где мы. Консул уже спустился к тропе, когда Вайнтрауб внезапно вскочил и указал рукой - но не туда, где в последних лучах солнца светились ворота долины и откуда должны были появиться Ламия и Силен, а в противоположную, сторону. Консул замер. В следующую секунду он извлек из кармана маленький нейростаннер, врученный ему Кассадом несколько дней назад. Поскольку Ламия и Кассад отсутствовали, это было их единственное оружие. - Видите? - прошептал Сол. В сумраке за слабо светящейся Нефритовой Гробницей двигалась какая-то фигура. Недостаточно большая и быстрая, чтобы оказаться Шрайком, да и двигалась она как-то странно: медленно, то и дело замирая, шатаясь из стороны в сторону. Отец Дюре быстро оглянулся на ворота долины и вновь уставился на нее. - Силен не мог попасть в долину оттуда? - Разве что спрыгнул со стены ущелья, - прошептал Консул. - Или сделал крюк на восемь километров к северо-востоку. К тому же Силен пониже. Незнакомец снова остановился, пошатнулся - и упал. Теперь он был неотличим от бесчисленных камней долины. - Пошли, - приказал Консул. звучал устало. - Никакого риска разглашения секретной информации не было. руке станнер, установленный на двадцать метров, сознавая, что на таком расстоянии от него мало проку. Отец Дюре, взявший у Сола ребенка, шел за ним следом, а ученый тем временем искал подходящий камень. - Давид и Голиаф? - пошутил Дюре, когда Сол догнал их, на ходу вкладывая камень размером с ладонь в пращу, которую вырезал днем из фибропластового мешка. Загорелое лицо ученого еще больше потемнело: - Похоже на то. Давайте я заберу Рахиль. - Мне нравится нести ее. К тому же, если предстоит драка, лучше, чтобы у вас обоих руки были свободны. Сол, кивнув, поравнялся с Консулом. Священник с ребенком на руках замыкал шествие. Когда до незнакомца осталось метров пятнадцать, они разглядели, что это - мужчина, одетый в грубую рясу, очень высокий и что он лежит ничком на песке. - Оставайтесь здесь, - бросил Консул и побежал к нему. Перевернув тело, он сунул станнер в карман и вытащил из-за пояса бутылку с водой. Ноги сами понесли Сола вперед, голова у него шла кругом, колени подгибались. Дюре брел позади. Войдя в крут света от ручного фонарика Консула, священник увидел, как Сол сдернул с упавшего капюшон. Открылось лицо - длинное, азиатское, искаженное странной гримасой. Нефритовая Гробница бросала на него зеленоватые отблески. - Тамплиер, - пробормотал Дюре, недоумевая, откуда здесь взялся последователь Мюира. - Это Истинный Глас Древа, - сказал Консул. - Наш исчезнувший спутник... Хет Мастин. 21 Всю вторую половину дня Мартин Силен работал над своей поэмой, и только наступившая ночь заставила его отложить перо. Придя в город, он обнаружил, что его кабинет разгромлен, антикварный стол исчез. Время не пощадило дворца Печального Короля Билли - окна были выбиты, по выцветшим коврам, стоившим когда-то целое состояние, кочевали миниатюрные дюны, под руинами поселились крысы и скальные угри. В башнях вместо придворных уютно устроились голуби и одичавшие охотничьи птицы. В конце-концов поэт вернулся в накрытую гигантским куполом столовую Дома Искусств, примостился у низкого столика и начал писать. На выщербленных плитах лежал толстый слой пыли, проломы в куполе заплели красные пустынные вьюнки, но Силен ничего не замечал, с головой уйдя в работу над "Песнями". В поэме рассказывалось о свержении титанов их собственными отпрысками, олимпийскими богами. Силен описывал великую битву, разразившуюся после того, как титаны отказались сойти со сцены. Бурлили моря - то Океан сражался с узурпатором-Нептуном, гасли звезды - Гиперион бился с Аполлоном за власть над светом, сам космос содрогался - то Сатурн защищал от Юпитера свой престол. Нет, то была не просто смена одного пантеона божеств другим - кончался золотой век и наступали смутные времена, сулящие ужас и гибель всем смертным. Аллегорический смысл "Песней Гипериона" был кристально ясен: в титанах легко угадывались герои недолгой эпохи освоения человечеством галактики, олимпийцами-узурпаторами были, конечно же, ИскИны Техно-Центра, а ареной битвы - знакомые континенты, моря и воздушные океаны планет Сети. И здесь же чудовищный Дис, сын Сатурна, жаждущий занять трон Юпитера, охотился за своими жертвами, унося и богов, и смертных. В "Песнях" рассказывали и об отношениях между творцами и их творениями - о любви родителей к детям, художников к своим произведениям, всех творцов к тому, что они сотворили. Поэма прославляла любовь и верность, не скатываясь в нигилизм, проводниками которого из века в век остаются властолюбие, людские амбиции и интеллектуальная спесь. Мартин Силен работал над своей поэмой больше двух стандартных веков. Самые удачные его строки родились именно здесь, в этих декорациях, - покинутый город, ветры пустыни, завывающие за спиной, как зловещий хор из греческой трагедии, постоянный страх перед внезапным появлением Шрайка. Спасая жизнь, Силен когда-то ушел отсюда и, покинув свою музу, тем самым обрек свое перо на молчание. А теперь, снова взявшись за работу, идя по верному следу, этому идеальному проводнику, знакомому лишь настоящим художникам, он чувствовал, что возвращается к жизни. Сосуды расширились, легкие задышали глубже - он буквально упивался богатством красок и чистотой воздуха. Поэт наслаждался каждым росчерком старинного пера на пергаменте, кипа исписанных страниц громоздилась на круглом столе, вместо пресс-папье придавленная обломками камней, стихи снова текли свободно, бессмертие приближалось с каждой строфой, с каждой строкой. Силен уже подошел к самой увлекательной и трудной части поэмы - сценам, где война уже перевернула вверх дном тысячи ландшафтов, обратила в прах целые цивилизации и представители Титанов просят перемирия для встречи и переговоров с угрюмыми героями-олимпийцами. На широкую арену его воображения выступили Сатурн, Гиперион, Кой, Иапет, Океан, Бриарей, Мимас, Порфирион, Энцелад, Рет и их могучие сестры-титаниды: Тефия, Феба, Тейя и Климена. И вот они стоят лицом к лицу с меланхоличными Юпитером, Аполлоном и иже с ними. Мартину неведомо, чем кончится наиэпичнейшая из всех эпопей. Его жизнь теперь подчинена лишь одной цели - дописать поэму... и так на протяжении десятилетий. Развеялись юношеские мечты о славе и богатстве, которыми Слово должно было наградить его за верную службу. Слава и богатство когда-то сами текли ему в руки и едва не убили его - убили его музу. Он давно знал, что "Песни" - лучшее литературное произведение эпохи, и сейчас просил лишь одного - возможности завершить их, самому узнать конец, облечь каждую строфу, каждую строку, _к_а_ж_д_о_е _с_л_о_в_о_ в самую утонченную, ясную и прекрасную форму, какая только возможна. Теперь он писал как в лихорадке, почти обезумев, одержимый желанием завершить то, что считал обреченным на незавершенность. Слова и фразы послушно слетали с древнего пера на такую же древнюю бумагу; строфы возникали без всяких усилий с его стороны, каждая песнь находила свой голос, и каждая была безупречна: не нужно было перечитывать их или останавливаться, ожидая вдохновения. Картина за картиной развертывались поразительно быстро, ошеломляя мощью и красотой. Под белым флагом сходятся лицом к лицу Сатурн и узурпатор его престола Юпитер, разделенные, как условлено, мраморной глыбой. Их диалог величав и прост, их аргументы и рассуждения о войне и мире - самая великолепная полемика со времен "Мелийского диалога" Фукидида. ["Мелийский диалог" - изложение Фукидидом в его "Истории" переговоров послов афинян с советом осажденной Мелы, спартанской колонии; основное место в нем занимает тема "божественной справедливости и природного права сильного на власть - вопросы достижения и сохранения гегемонии, войны как орудия гегемонистской политики, отношений державного полиса с его союзниками и подданными, наконец, борьбы политических группировок внутри государств"]. Но внезапно в поэму врывается что-то совершенно новое и непонятное, не предусмотренное планами, которые Силен составлял во время многочасовых бдений в ожидании вдохновения. Оба повелителя богов говорят о своем страхе перед каким-то третьим узурпатором, некоей ужасной внешней силой, угрожающей миру в обоих царствах. Изумленный Силен видит, как герои, сотворенные им ценой стольких усилий, вырываются из-под его власти и пожимают друг другу руки над мраморной глыбой, заключая союз против... Против кого? Силен останавливается, перо замирает в руке; он вдруг осознает, что почти не видит бумаги. Какое-то время он писал в полумраке, а теперь его обступила полная тьма. Силен приходит в себя и вновь открывает двери сознания, впуская мир. Так возвращаются чувства после оргазма, только нисхождение художника к обычной жизни куда болезненнее. Он - или она - спускается в облаках славы, но эти облака быстро рассеиваются в потоке повседневной суеты. Силен огляделся по сторонам. В большом обеденном зале темно, только наверху, в затянутых плющом проломах, сияют звезды да вспыхивают время от времени отблески далеких взрывов. Вокруг - смутные призраки столов, парящие на фоне чернильного мрака далеких стен, сочащегося сквозь кружево оплетших их пустынных вьюнков. За дверями обеденного зала вечерний ветер завывает на разные голоса, все громче и громче. Каждая трещина в прогнувшихся стропилах, каждая дыра в куполе ведет свою сольную партию - контральто, сопрано, снова контральто... Поэт вздохнул. В его рюкзаке нет фонаря. Только "Песни" и вода

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору