Какие боги ждут кровавой мзды?
                       К какому алтарю ведут телицу,
                       Которая торжественной узды
                       И ласковой руки жреца дичится?

     - Это, по-видимому, означает "да"? - спрашивает Ламия у поэта.
     - Это означает "почему бы и нет, твою  мать",  -  хихикает  Силен.  -
Зачем играть в прятки с нашей музой? Давайте от нечего делать понаблюдаем,
как  будет  разлагаться  наш  друг!  Что   там   Дюре   написал,   сколько
потребовалось погибшему бикура, чтобы вновь вернуться в стадо после  того,
как смерть отвлекла его от травощипания?
     - Три дня, - спокойно отвечает Консул.
     Мартин Силен хлопает себя по лбу.
     - Конечно! Как мог я забыть? И  все  чудесно  сходится,  прямо  Новый
Завет. А тем временем наш волк Шрайк успеет утащить еще нескольких овечек.
Как  полагаете,  падре  не  обидится,  если  я  позаимствую  один  из  его
крестиков, так, на всякий случай? У него один лишний...
     - Пойдемте, - встряхивает головой Консул. Дождь широким ручьем льется
с его треуголки. - До  утра  пересидим  в  Сфинксе.  Я  понесу  снаряжение
Кассада и куб Мебиуса. А вы, Ламия, - вещи Хойта и рюкзак Сола. Сол,  ваше
дело - держать ребенка в тепле.
     - А падре? - спрашивает поэт, тыча пальцем в тело священника.
     - Отца Хойта понесете вы. - Ламия, поворачивается к поэту.
     Мартин Силен открывает было рот,  но  заметив  в  ее  руке  пистолет,
пожимает плечами и нагибается, чтобы взвалить мертвеца на плечи.
     - А кто, интересно, потащит Кассада, когда  мы  его  найдем?  -  едко
вопрошает поэт. - Конечно, он может  оказаться  расфасованным  на  столько
кусков, что всем хватит...
     - Пожалуйста, заткнитесь, - устало обрывает его Брон. - Если придется
вас пристрелить, у нас будет лишний груз. Шагайте себе.
     Консул идет впереди,  Вайнтрауб  с  новорожденной  под  плащом  почти
наступает ему на пятки, Мартин Силен бредет за ними, отставая на несколько
метров, Ламия Брон замыкает шествие - паломники снова спускаются в  долину
Гробниц.

     9

     В  это  утро  график  секретаря  Сената  Гладстон   был   чрезвычайно
напряженным. На ТК-Центре сутки длятся двадцать три  часа,  что  позволяет
правительству работать  по  стандартному  времени  Гегемонии,  не  нарушая
местных Суточных ритмов. В 05:45 Гладстон встречалась со  своими  военными
советниками. В  06:30  позавтракала  в  компании  двух  десятков  наиболее
влиятельных сенаторов, а также представителей Альтинга и  Техно-Центра.  В
07:15 глава правительства Сети отправилась на Возрождение-Вектор, где  уже
наступил вечер, чтобы участвовать в церемонии открытия медицинского центра
"Гермес" с Кадуа. В 07:40 она перенеслась  обратно  в  Дом  Правительства,
чтобы со своими ближайшими помощниками, включая Ли Хента, откорректировать
речь, которую собиралась произнести перед Сенатом и Альтингом в  10:00.  В
08:30 Гладстон вновь приняла генерала Морпурго  и  адмирала  Сингха,  дабы
обсудить с ними последние  новости  из  системы  Гипериона.  В  08:45  она
встретилась со мной.
     - Доброе утро, господин Северн. - Секретарь Сената  сидела  за  своим
столом в кабинете, где я впервые увидел ее три ночи  назад.  Взмахом  руки
она указала на открытый шкафчик у стены с горячим кофе, чаем и кофеиром  в
чашках из чистого серебра.
     Я отрицательно покачал головой и сел. В  трех  голографических  окнах
виднелось чистое небо, но четвертое, слева  от  меня,  представляло  собой
трехмерную карту системы Гипериона - ту самую, что я пытался  расшифровать
в Военном Кабинете. Мне показалось,  что  алые  метки  Бродяг  расползлись
повсюду, словно прожилки  красителя  в  сосуде  с  жидкостью,  замутняя  и
поглощая аквамариновую синеву Гегемонии.
     - Я хочу знать, что вам приснилось, - сказала Гладстон.
     - А я - почему вы бросили их  на  произвол  судьбы.  -  В  тоне  моем
звучала неприязнь. - Почему оставили отца Хойта умирать.
     За сорок восемь лет пребывания в  Сенате  и  полтора  десятилетия  на
посту секретаря Сената Гладстон наверняка отвыкла от подобных отповедей, и
все же в ответ на мою резкость она всего лишь приподняла бровь.
     - Значит, вам снятся подлинные события.
     - А вы сомневались?
     Она  положила  на  стол  электронный   блокнот,   выключила   его   и
отрицательно покачала головой:
     - Нет, не сомневалась, просто странно услышать  нечто  такое,  о  чем
никто в Сети не имеет понятия.
     - Так  почему  все-таки  вы  не  позволили  воспользоваться  кораблем
Консула?
     Мейна Гладстон сделала полоборота на своем кресле, чтобы взглянуть на
тактический дисплей - по  мере  поступления  новых  данных  красные  ручьи
меняли русло, голубые отползали,  а  планеты  и  луны  катились  по  своим
орбитам. Если она и намеревалась сослаться на ход боевых действий, то  тут
же передумала. И вновь повернулась ко мне:
     - А  почему,  собственно,  я  должна  объяснять  вам  свои  поступки,
господин Северн? Кто ваши избиратели? Кого вы представляете?
     - Я представляю этих пятерых и младенца, которых вы бросили в беде, -
сказал я. - Хойта можно было спасти.
     Гладстон потеребила нижнюю губу.
     - Может быть, - согласилась она. - А может, он уже скончался. Но суть
не в этом, верно?
     Я откинулся на спинку стула. Мне не пришло в голову захватить с собой
альбом, и теперь мои пальцы просто горели от желания чем-то заняться.
     - А в чем?
     - Помните рассказ отца  Хойта...  историю,  поведанную  им  во  время
путешествия к Гробницам? - спросила Гладстон.
     - Да, конечно.
     - Каждому  из  паломников  разрешено  обратиться  к  Шрайку  с  одной
просьбой.  Легенда  гласит,  что  это  существо  выполняет  одно  желание,
отказывая в  выполнении  всех  остальных  и  убивая  тех,  кому  отказано.
Помните, какое желание было у Хойта?
     Я задумался. Вспоминать прошлое паломников - все равно, что  пытаться
восстановить подробности снов недельной давности.
     - Кажется, он хотел избавиться от крестоформа, - сказал  я.  -  Хотел
освободить отца Дюре... его душу, ДНК - все равно как  это  назвать,  -  и
хотел освободиться сам.
     - Не совсем так, - возразила Гладстон. - Отец Хойт хотел умереть.
     Я вскочил, чуть не опрокинув стул, на  котором  сидел,  и  решительно
направился к пульсирующей карте.
     - Бред сивой кобылы, - отрезал я. -  Даже  если  он  этого  и  хотел,
другие были обязаны его спасти... И вы тоже. А вы позволили ему умереть!
     - Да.
     - И точно так же позволите умереть остальным?
     - Не обязательно, - заметила Мейна Гладстон. - Это  дело  их  воли  и
воли Шрайка, если он действительно  существует.  Я  знаю  одно  -  слишком
велика  роль  их  паломничества,  чтобы  предоставлять  им  средство   для
отступления в момент, когда предстоит принять решение.
     - И кто же примет решение? Они? Как могут  поступки  шести  или  семи
человек и младенца повлиять на  судьбу  государства  со  ста  пятьюдесятью
миллиардами жителей?
     Конечно, я знал ответ на этот вопрос. Консультативный Совет ИскИнов и
работавшие на этот раз вместе с ним не  столь  проницательные  прогнозисты
Гегемонии очень тщательно подбирали паломников.  Но  по  какому  признаку?
Непредсказуемость - вот доминанта личности  каждого  из  них.  Каждый  был
шифрованной записью под стать абсолютному с своей  загадочности  уравнению
Гипериона. Знала ли об этом Гладстон? Или она  знала  только  то,  что  ей
сообщали Альбедо и ее собственные шпионы? Я вздохнул и  вернулся  на  свое
место.
     - Вы узнали из сна о судьбе полковника Кассада? - спросила  секретарь
Сената.
     - Нет. Я проснулся, когда они отправились к Сфинксу, чтобы спрятаться
от ливня.
     Гладстон слегка улыбнулась.
     - Вы понимаете, господин Северн, что нам было бы удобнее держать  вас
под наркозом с помощью того  же  правдосказа,  который  использовала  ваша
подруга Филомель, подключив субвокализаторы. Тогда мы  получали  бы  более
регулярные и обстоятельные сообщения о происходящем на Гиперионе.
     Я ответил улыбкой на улыбку.
     - Да, это было бы удобнее. Но если бы  я  бросил  тело  и  ускользнул
через  инфосферу  в  Техно-Центр,  вы  оказались  бы  в  самом   неудобном
положении. А именно это я сделаю, если снова подвергнусь нажиму.
     - Конечно, - согласилась Гладстон. -  В  подобных  обстоятельствах  я
поступила бы точно так же. Расскажите мне, господин Северн, что испытывают
живущие в Техно-Центре? В том далеком месте, где находится ваше  подлинное
сознание?
     - Жизнь кипит, - ответил я. - Это  все,  для  чего  вы  меня  сегодня
вызывали?
     Гладстон снова улыбнулась,  и  в  ее  улыбке  были  естественность  и
теплота, столь непохожие на  продуманную  любезность  официальных  улыбок,
которыми в совершенстве владела секретарь Сената.
     - Нет, - сказала она. - У меня было на уме еще кое-что. Хотели бы  вы
отправиться на Гиперион? На настоящий Гиперион?
     - Настоящий Гиперион? - повторил я с дурацким видом. Пальцы заныли от
странного возбуждения. Конечно, моему подлинному сознанию никто  не  мешал
пребывать в  Техно-Центре,  потело  и  мозгу  меня  слишком  человеческие,
слишком чувствительные к адреналину и другим своенравным химикалиям.
     Гладстон кивнула.
     -  Туда  рвутся  миллионы  людей.  Им   хочется   сменить,   наконец,
обстановку. Увидеть войну вблизи. Идиоты. - Она со вздохом  пододвинула  к
себе рабочий блокнот и подняла глаза - взгляд ее  был  серьезен.  -  Но  я
хочу, чтобы кто-нибудь съездил туда  и  отчитался  обо  всем  передо  мной
лично. Сегодня утром Ли собирается  опробовать  новый  военно-транспортный
портал, и мне подумалось, что вы могли бы составить ему компанию. Вряд  ли
вы успеете посетить сам Гиперион, но в системе побываете.
     На языке у меня вертелось несколько  вопросов,  но,  к  моему  стыду,
первой моей реакцией была фраза:
     - Это опасно?
     Ни выражение  лица  Гладстон,  ни  ее  серьезный,  дружеский  тон  не
изменились:
     - Возможно. Хотя вы будете в тылу, а Ли получил  четкие  указания  не
подвергать себя или вас явным опасностям. "Явные опасности, - подумал я. -
Но сколько неявных опасностей в зоне военных действий вблизи  планеты,  по
которой разгуливает не кто-нибудь, а сам Шрайк?"
     - Да, - быстро произнес я. - Согласен, Но есть  один  непонятный  для
меня момент. Почему вы решили послать на Гиперион именно меня? Если  из-за
моих связей с паломниками, то, мне кажется, эта  командировка  -  ненужный
риск.
     Гладстон кивнула.
     - Господин Северн, связь с паломниками, несмотря на  всю  ее,  скажем
так, непрочность, несомненно нужна мне. Но верно и то, что ваши наблюдения
и мнение ценны для меня ничуть не меньше.
     - Но для вас я - белое пятно. Мало ли кому я поставляю  информацию  -
сознательно или каким-то иным образом. Я - выкормыш Техно-Центра.
     - Это так, - согласилась Гладстон, - но в то же время  вы,  вероятно,
самая независимая личность на ТКЦ, а может, и во всей  Сети.  Кроме  того,
ваши наблюдения - это  наблюдения  зрелого  поэта,  перед  чьим  гением  я
преклоняюсь.
     Я расхохотался.
     - Это "он" был гением. А я лишь его тень. Трутень. Карикатура.
     - Вы в этом уверены? - спросила Мейна Гладстон.
     Я продемонстрировал ей пустые ладони.
     - Уже десять месяцев я вновь мыслю и  чувствую,  живу  этой  странной
жизнью после жизни - и  ни  строчки  стихов.  Как  отрезало.  Я  не  думаю
стихами.  Разве  это  не  доказывает,  что  весь  воскресительный   проект
Техно-Центра - туфта? Даже  мое  фальшивое  имя  -  насмешка  над  памятью
человека, чей талант мне и не  снился...  Джозеф  Северн  был  лишь  тенью
настоящего Китса, а я позорю даже это имя, живя под ним.
     - Может быть, вы и правы, - негромко  сказала  Гладстон.  -  А  может
быть, и нет. Как бы то ни было,  я  прошу  вас  отправиться  с  господином
Хентом в краткую командировку на Гиперион. - Она задумалась. - Вы вовсе не
обязаны  исполнять  мои  просьбы,  поскольку  не   являетесь   гражданином
Гегемонии. Но я была бы благодарна вам за согласие.
     - Я согласен, - повторил я, слыша свой голос как бы издалека.
     - Вот и отлично. Вам понадобится теплая одежда. Не надевайте  ничего,
что могло бы свалиться с вас или поставить в затруднительное  положение  в
невесомости, хотя маловероятно, что вы с  ней  столкнетесь.  С  господином
Хентом  встретитесь  в  терминексе  Дома  Правительства  через...  -   она
взглянула на свой комлог, - ...двенадцать минут.
     Я кивнул и повернулся, чтобы уйти.
     - Да, еще...
     Я задержался у двери. Старая женщина, сидевшая  за  столом,  внезапно
показалась мне какой-то маленькой и измученной.
     - Спасибо вам, господин Северн, - сказала она.

     В прифронтовую зону действительно рвались миллионы. Альтинг гудел  от
петиций, списков преимуществ, которые принесет допуск гражданских  лиц  на
Гиперион по  нуль-Т,  просьб  туристических  фирм,  желающих  организовать
краткие экскурсии, и требований местных политиков и чиновников  Гегемонии,
стремящихся непосредственно ознакомиться с обстановкой.  Все  эти  просьбы
отклонялись. Граждане Сети - особенно те, что обладали властью и  влиянием
- не привыкли,  чтобы  им  отказывали  в  доступе  к  новым  ощущениям,  а
тотальная  война  оставалась  для  Гегемонии  одним   из   немногих,   еще
неизведанных ощущений.
     Но правительство и командование ВКС были неумолимы: никаких переносов
в систему Гипериона для  гражданских  лиц,  а  также  лиц,  не  получивших
соответствующего разрешения, никаких бесцензурных сообщений  в  прессе.  В
век, когда практически не существует недоступной информации, век тотальной
свободы передвижения, этот беспрецедентный запрет лишь  бесил  и  распалял
воображение.
     Я встретился с Хентом на правительственном терминексе, предварительно
продемонстрировав свой пропуск на десятке  контрольных  постов.  Хент  был
облачен в черный шерстяной китель без всяких знаков различий, но скроенный
на манер мундиров ВКС, которые встречались в этой части Дома Правительства
на каждом  шагу.  Мне  было  некогда  переодеваться.  Я  заскочил  в  свои
апартаменты, только чтобы схватить мешковатый жилет со множеством карманов
для рисовальных принадлежностей и 35-миллиметровый имиджер.
     - Готовы? - спросил Хент. Его лицо, похожее на  морду  бассет-хаунда,
не выражало особого удовольствия. В руке он держал простой черный саквояж.
     Я кивнул.
     Хент  сделал  знак  технику  ВКС,  и  перед  нами  возник  трепещущий
одноразовый портал. Я знал, что он настроен по образцам  наших  ДНК  и  не
пропустит никого, кроме нас.  Хент,  набрав  в  грудь  воздуха,  шагнул  в
портал. Ртутная поверхность на миг подернулась рябью, как ручей при слабом
порыве ветра. Немного помедлив, я последовал за Хентом.
     Говорят, что  первые  образцы  нуль-Т  не  вызывали  у  пользователей
никаких ощущений, и тогда конструкторы - ИскИны и люди  -  вмонтировали  в
них устройства, создающие легкое покалывание  по  всему  телу  и  озоновую
щекотку в ноздрях и на языке, чтобы путешественник мог  и  впрямь  ощутить
себя путешественником. Не знаю, так это  или  нет,  но  когда,  перешагнув
порог портала, я остановился и огляделся по  сторонам,  руки  у  меня  еще
чесались.
     Странно, но боевые космические корабли появились на страницах романов
и киноэкранах (а потом в голоискусстве и фантопликаторах) более  восьмисот
лет назад, в  дни,  когда  человечество  покидало  Старую  Землю  лишь  на
примитивных ракетах -  фактически  модернизированных  самолетах.  А  может
быть, еще раньше. Но в тех двухмерных фильмах уже изображались космические
битвы, огромные межзвездные дредноуты с невероятным вооружением, несущиеся
сквозь пространство подобно городам, заключенным в обтекаемый корпус. Даже
в недавних голопьесах, появившихся в  изобилии  после  Брешии,  мы  видели
гигантские флотилии, ведущие бои на  расстояниях,  которые  вызвали  бы  у
пехотинца приступ клаустрофобии, корабли, таранящие друг друга и пылающие,
как греческие  триремы,  сгрудившиеся  у  мыса  Артемисий  [неточность:  в
Саламинском  сражении  у  мыса  Артемисий  (480г.  до  н.э.)  был   разбит
персидский флот царя Ксеркса].
     Неудивительно, что сердце мое часто билось, а ладони вспотели,  когда
я ступил на борт флагмана эскадры. Я ожидал,  что  окажусь  на  просторном
мостике военного  корабля  -  таком,  какие  показывают  в  голопьесах:  с
гигантскими экранами, демонстрирующими вражеские корабли,  ревом  сирен  и
суровыми   офицерами,   которые   склоняются   над   оперативно-командными
дисплеями, не обращая внимания на качку.
     Мы  с  Хентом  стояли  в  узком  коридоре,  уместном,  разве  что  на
электростанции. Повсюду виднелись хитросплетения разноцветных труб, и лишь
торчащие там и сям поручни, а также расположенные через  равные  интервалы
герметичные люки напоминали, что мы действительно на космическом  корабле,
а  суперсовременные  дископульты  и  фантастические  интерактивные  панели
свидетельствовали, что коридор этот не просто связывает два  помещения,  а
выполняет еще какую-то функцию. Однако  преобладало  впечатление  гнетущей
тесноты и технического застоя. Я даже удивился, что от  приборов  не  идут
самые настоящие провода. Невдалеке от нас коридор пересекала  вертикальная
шахта. Через люки виднелись другие проходы, узкие и загроможденные.
     Взглянув на  меня,  Хент  слегка  пожал  плечами.  У  меня  появилось
подозрение, что портал отправил нас не туда.
     Не успел кто-либо  из  нас  выразить  свои  сомнения  вслух,  как  из
бокового коридора вынырнул младший лейтенант в черном  комбинезоне  ВКС  и
отдал честь Хенту:
     - Добро пожаловать на  борт  корабля  Гегемонии  "Гебриды",  господа.
Адмирал Насита уполномочил меня передать вам его приветствия и  пригласить
на командный пункт. Прошу следовать за мной. - С этими словами юный офицер
повернулся кругом, схватился за перекладину и, подтянувшись, исчез в узкой
вертикальной шахте.
     Мы, как умели, последовали его примеру. Хент приложил все силы, чтобы
не уронить саквояж, а я - чтобы Хент  не  отдавил  мне  пальцы.  Преодолев
всего несколько ярдов, я понял, что  сила  тяжести  здесь  гораздо  меньше
стандартной, да и вообще не оправдывает  своего  названия.  Ощущение  было
такое, будто множество маленьких, но упрямых рук тянет меня вниз. Я  знал,
что  для  создания  искусственной  гравитации  на   космических   кораблях
используются  силовые  поля  первой  степени,  но  впервые  испробовал  их
действие на собственной шкуре. Что  и  говорить,  небольшое  удовольствие;
постоянное давление заставляло сутулиться, как от встречного ветра,  внося
свой вклад в чувство клаустрофобии от узких коридоров, маленьких  люков  и
заполненных приборами переборок.
     "Гебриды"  принадлежали  к  классу  "3К"  -  Коммуникации,  Контроль,
Командование, - и командный пункт был их сердцем и мозгом, но эти  "сердце
и мозг" выглядели не очень впечатляюще. Молодой лейтенант провел нас через
три  герметичных  люка,  затем  по  коридору  мимо  караула   из   морских
пехотинцев, отдал напоследок  честь  и  оставил  нас  в  комнате  площадью
примерно  в  двадцать  квадратных  ярдов,  но  настолько  набитой  людьми,
приборами и шумами, что первым  желанием  попавшего  туда  было  выскочить
обратно, чтобы глотнуть свежего воздуха.
     Гигантских экранов не было,  но  десятки  офицеров  гнули  спины  над
загадочными дисплеями, сидели, опутанные щупальцами  фантопликаторов,  или
стояли, озаренные  огненным  светом  индикаторов,  из  которых,  казалось,
состояли все шесть переборок. Мужчины и женщины были привязаны  ремнями  к
своим креслам и сенсорным  пультам  за  исключением  нескольких  офицеров,
больше похожих на нервных чиновников, чем на бравых вояк. Они  бродили  по
узким  проходам,  похлопывая  подчиненных   по   спинам,   громко   требуя
дополнительной  информации  и  подкл