гилы Кассада.
     В  Граде  Поэтов  уже  насчитывалось  не  меньше  тысячи   постоянных
обитателей, в  их  числе  художники  и  поэты.  Впрочем  Силен  иначе  как
"позерами" их не называл. Они дважды пытались  избрать  его  мэром,  и  он
дважды отказывался, потешаясь над незадачливыми избирателями. Но при  этом
старик влезал во все дела  города,  руководил  реставрационными  работами,
разрешал  споры,  распределял  жилье,  организовывал  подвоз  по   воздуху
припасов из Джектауна и южных районов. Град Поэтов больше не  был  Мертвым
Городом.
     Правда, Силен утверждал, что от этого  его  коллективный  коэффициент
интеллекта значительно снизился.
     Банкет состоялся в восстановленном обеденном  зале,  и  высокий  свод
вибрировал от громкого смеха, когда Мартин Силен читал непристойные стихи,
а группа актеров разыгрывала пародийные сценки. Помимо Консула  и  Силена,
за столик Ламии уселись шестеро Бродяг, в том  числе  Свободная  Дженга  и
Центральный Минмун, а также Рифмер Корбе III, вырядившийся  в  хламиду  из
лоскутков меха  и  высокий  колпак.  Запоздавший  Тео  Лейн  рассыпался  в
извинениях. Он поделился с гостями свежайшими анекдотами  из  Джектауна  и
присел отведать десерт. Лейна прочили на пост мэра Джектауна - приближался
Четвертый Месяц, а вместе с ним выборы. Тео симпатизировали и  местные,  и
Бродяги, да и сам он не давал повода думать, что откажется от такой чести.
     Когда запасы вина истощились, Консул пригласил гостей  на  корабль  -
продолжить возлияния и послушать музыку. Ламия, Мартин и Тео расположились
на балконе, а Консул играл им Гершвина и Студери, Брамса и Люзера, "Битлз"
и  снова  Гершвина.  Закончил  он  поразительным  Вторым   концертом   для
фортепиано с оркестром до-минор Рахманинова.
     Потом они сидели в сумерках, смотрели на город и долину, пили вино  и
беседовали.
     - Интересно, что вас ждет в Сети? - спросил Тео Консула.  -  Анархия?
Власть толпы? Новый каменный век?
     - Все это и, возможно, кое-что еще, - улыбнулся  Консул,  согревая  в
ладонях бокал с бренди. - А если серьезно, я ни секунды  не  сомневаюсь  в
том, что мы выкарабкаемся!
     Лейн отставил стакан с вином, к которому так и не прикоснулся:
     - Как вы думаете, почему отключилась мультилиния?
     Мартин Силен фыркнул:
     - Неужели не ясно? Богу надоела чушь, которую мы царапаем на  стенках
его сортира.
     Они вспомнили старых друзей, поговорили об  отце  Дюре.  В  одной  из
последних мультиграмм сообщалось  о  его  избрании.  Кто-то  произнес  имя
Ленара Хойта.
     - Каковы думаете, после смерти Дюре он автоматически сделается папой?
- спросил Консул.
     - Сомневаюсь, - покачал головой  Тео  Лейн.  -  Но  если  крестоформ,
которого Дюре все еще носит на груди, сохранил свою  силу,  шансы  у  него
есть.
     - Интересно, вернется ли он за своей балалайкой,  -  протянул  Силен,
пощипывая струны инструмента. В сумерках его все еще можно было принять за
сатира.
     Они поговорили о Соле и Рахили. За последние шесть месяцев  в  Сфинкс
пытались  проникнуть  сотни  людей,  но  удалось  это  только   одному   -
неприметному Бродяге по имени Специальный Аммениет.
     Все эти  месяцы  специалисты  Бродяг  не  сидели  сложа  руки  -  они
исследовали  Гробницы  и  следы   темпоральных   полей.   Когда   Гробницы
распахнулись,  на  некоторых  проступили  иероглифы  и  странно   знакомая
клинопись,  позволившие  выдвинуть  обоснованные  гипотезы  о   назначении
сооружений.
     Сфинкс был односторонним  порталом  в  будущее  -  об  этом  говорила
Рахиль/Монета. Никто не знал, по какому признаку он  отбирает  кандидатов,
но очереди выстраивались громадные. Дальнейшая судьба Сола  и  его  дочери
пока оставалась неизвестной. Ламия часто ловила себя на  мыслях  о  старом
ученом.
     Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за здоровье Сола и Рахили.
     По-видимому, Нефритовая Гробница  была  каким-то  образом  связана  с
газовыми гигантами. Ее портал никого не впускал, но Бродяги, выращенные  и
подготовленные к жизни в  юпитерианских  условиях,  не  оставляли  попыток
проникнуть туда. Специалисты - и Бродяги, и эксперты  ВКС  -  неоднократно
указывали, что Гробницы - не привычная нуль-Т,  а  совершенно  иная  форма
космической связи. Туристы в подобные тонкости не вникали.
     Обелиск оставался загадкой. Гробница все еще светилась,  но  входа  в
нее не было. Бродяги считали, что внутри прячутся  армии  Шрайков.  Мартин
Силен видел в ней фаллический символ,  служащий  исключительно  украшением
долины. Остальным казалось, что она имеет какое-то отношение к Тамплиерам.
     Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Хета Мастина, Истинного  Гласа
Древа.
     Хрустальный Монолит стал мавзолеем  полковника  Кассада.  Надписи  на
камне расшифровали. В них говорилось о вселенской битве и  великом  воине,
который явился из прошлого, чтобы помочь  разбить  Повелителя  Боли.  Юные
матросы с факельщиков и авианосцев зачарованно  созерцали  Гробницу.  Этим
кораблям, возвращавшимся  на  планеты  бывшей  Сети,  предстояло  разнести
легенду о Кассаде во все уголки галактики.
     Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Федмана Кассада.
     Первая и вторая из Пещерных Гробниц, судя по всему, никуда  не  вели,
но из третьей, похоже, можно было попасть в лабиринты многих миров.  После
исчезновения нескольких исследователей, администрация Бродяг, ссылаясь  на
то, что  лабиринты  расположены  в  иных  эпохах  прошлого  и  будущего  -
отстоящих на сотни тысяч лет от  настоящего  -  и  в  иных  пространствах,
запретила вход в пещеры всем, кроме специалистов.
     Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Поля Дюре и Ленара Хойта.
     Дворец Шрайка оставался загадкой. Когда Ламия и другие вернулись туда
через несколько часов, ярусов уже не было,  зал  уменьшился  до  привычных
размеров, а в середине его  сиял  светящийся  квадрат.  Входившие  в  него
исчезали. Никто не вернулся назад.
     Ученые закрыли Дворец Шрайка для посетителей и взялись за расшифровку
высеченных на камне и сильно поврежденных временем надписей. До настоящего
времени  им  удалось  разобрать  всего  три  слова  -  на  земной  латыни:
"Колизей", "Рим" и "Вновь населите". Пошли слухи, что  светящийся  квадрат
позволяет попасть на исчезнувшую  Старую  Землю  и  что  жертвы  тернового
дерева перенесены именно туда. Сотни желающих ожидали своей очереди.
     - Вот видишь, - поддел Ламию Мартин Силен, - не  помчись  ты  спасать
меня, я был бы уже дома.
     Тео Лейн вышел из задумчивости:
     - Неужели вам действительно хочется на Старую Землю?
     Силен ухмыльнулся:
     - Да ни хрена подобного! Я  там  чуть  не  умер  со  скуки,  и  скука
смертная там будет  всегда.  Вот  здесь  -  настоящая  жизнь.  -  И  Силен
провозгласил тост за себя.
     "В каком-то смысле, - подумала Ламия, - он прав". Именно на Гиперионе
пересеклись пути Бродяг и граждан бывшей Гегемонии. Гробницы Времени  были
мощным  катализатором  для  развития  торговли,  туризма  и  транспорта  в
галактике, которая приспосабливалась к жизни без  нуль-Т.  Она  попыталась
представить себе будущее таким, каким видели его Бродяги:  огромные  флоты
расширяли горизонты человечества, генетически перестроенные люди  обживали
газовые гиганты, астероиды и миры, еще более суровые, чем Марс и Хеврон до
терраформирования. Возможно, эту вселенную увидит ее дочь... или ее внуки.
     - О чем вы задумались? - нарушил Консул затянувшееся молчание.
     Ламия улыбнулась.
     - О будущем. И о Джонни.
     - О да! - подхватил Силен. - О поэте, который так и не стал Богом.
     - Как по-вашему, что случилось с его  второй  личностью?  -  негромко
спросила Ламия.
     Консул развел руками.
     - Вряд ли она пережила гибель Техно-Центра. А вы что об этом думаете?
     Ламия покачала головой.
     - Мне остается лишь завидовать. Сколько людей его видело! Даже  Мелио
Арундес столкнулся с ним в Джектауне.
     Они выпили за Мелио, который пять месяцев назад улетел  с  первым  же
спин-звездолетом ВКС, возвращавшимся в Сеть.
     - А я его так и не встретила. - Ламия хмуро уставилась в свой бокал с
бренди. Она чувствовала, что слегка пьяна. Надо будет обязательно  принять
антиалкогольные  таблетки,  чтобы  не  причинить   вред   ребенку.   -   Я
возвращаюсь, -  объявила  она,  поднимаясь.  -  Завтра  мне  нужно  встать
затемно, чтобы полюбоваться вашим взлетом на фоне рассвета.
     - Может, переночуете на корабле? - предложил Консул.  -  Из  гостевой
каюты открывается чудесный вид на долину.
     Ламия отрицательно покачала головой.
     - Мой багаж в старом дворце.
     - Мы еще увидимся, - сказал Консул. Они снова обнялись, быстро, чтобы
скрыть блеснувшие в глазах слезы.
     Мартин Силен проводил ее  до  Града  Поэтов.  Они  прошли  освещенную
галерею и остановились у дверей ее комнаты.
     - Ты действительно  висел  на  дереве,  или  это  было  что-то  вроде
фантопликации, а сам ты спал во Дворце Шрайка? - спросила Ламия.
     Поэт ткнул пальцем в то место на груди, откуда торчал стальной шип.
     - Был я китайским мудрецом, воображавшим себя бабочкой, или бабочкой,
воображавшей себя китайским мудрецом? Ты об этом, детка?
     - Об этом.
     - Да, - ответил Силен негромко. - Я был и тем, и другим. И  оба  были
настоящие. И обоим было больно. И я буду вечно любить и  лелеять  тебя  за
то, что спасла мне жизнь. За  то,  что  ходила  по  воздуху.  Такой  ты  и
останешься в моей памяти. - Он взял ее руку и  нежно,  почтительно,  почти
благоговейно, поцеловал. - Пойдешь к себе?
     - Нет, хочу немного прогуляться по саду.
     Поэт нахмурился:
     - У нас здесь есть патрули - роботы и люди - и Грендель-Шрайк еще  не
выходил на "бис"... Но будь осторожна, ладно?
     - Не забывай, - поддразнила его Ламия. - Я гроза Гренделей.  Хожу  по
воздуху и превращаю их в хрупких стеклянных чертиков.
     - Угу, только из сада не выходи. Ладно, детка?
     - Ладно, - сказала Ламия  и  коснулась  своего  живота.  -  Мы  будем
начеку.

     Он ждал в саду, в уголке, куда не проникал свет.
     - Джонни! - вырвалось у Ламии, и она бросилась вперед по дорожке.
     - Нет. - Он покачал головой и поспешно сдернул шапку.
     Те же рыжевато-каштановые волосы и светло-карие глаза, та же  улыбка.
Только одет как-то странно: куртка из толстой кожи,  подпоясанная  широким
ремнем, тяжелые башмаки, в руке трость.
     Ламия застыла в нерешительности.
     - Конечно, - прошептала она и хотела  дотронуться  до  него,  но  под
рукой оказался воздух, хотя характерного для голограмм мерцания не было.
     - Тут сохранились довольно плотные поля метасферы, - пояснил он.
     - Угу, - согласилась она, совершенно не  понимая,  о  чем  он.  -  Вы
другой Китс. Близнец Джонни.
     Юноша улыбнулся и протянул руку к ее выпуклому животу.
     - То есть что-то вроде дяди?
     Ламия молча кивнула.
     - Это ведь вы спасли ребенка... Рахиль?
     - Вы видели меня?
     - Нет. - У Ламии вдруг перехватило дыхание. - Но я  чувствовала  ваше
присутствие. - Она помолчала. - Уммон говорил  о  Сопереживании,  ипостаси
людского Высшего Разума. Это ведь не вы?
     Он покачал головой, и его кудри сверкнули в тусклом свете фонарей.
     - Нет, я всего лишь Тот,  Кто  Приходит  Раньше.  Предтеча.  И  чудес
особых не совершал - разве что  ребенка  подержал,  пока  его  у  меня  не
забрали.
     - Так вы не помогали мне... драться со Шрайком? Ходить по воздуху?
     Джон Китс засмеялся.
     - Нет. Так же, как и Монета. Все это, Ламия, сделали вы сами.
     Она замотала головой.
     - Быть не может.
     - Почему же? - Он опять улыбнулся и снова протянул руку, словно хотел
коснуться ее живота, и Ламии показалось,  что  она  ощущает  давление  его
ладони.
     - О строгая невеста  тишины,  дитя  в  безвестье  канувших  времен...
[Д.Китс. "Ода греческой вазе" (пер. Г.Кружкова)] - прошептал он. -  Матери
Той, Кто Учит, несомненно положены кое-какие поблажки!
     -  Матери  Той...  -  Ламию  внезапно  замутило.  Слава  Богу,  рядом
оказалась  скамейка.  Никогда  в  жизни  она  не  чувствовала  себя  такой
неуклюжей, но седьмой месяц - есть седьмой месяц, и  сесть  ей  удалось  с
немалым  трудом.   Аналогия   с   дирижаблем,   причаливающим   к   башне,
напрашивалась сама собой.
     - Той, Кто Учит, - повторил Китс. - Даже предположить не  могу,  чему
Она будет учить, но это изменит всю вселенную и положит начало  тому,  что
не утратит важности и через десять тысячелетий после нас.
     - Мой ребенок? - вымолвила она, чувствуя, что ей не хватает  воздуха.
- Наш с Джонни ребенок?
     Двойник Китса потер щеку.
     - Слияние человеческого духа и  логики  ИскИнов,  которое  безуспешно
искали Уммон с Техно-Центром, - сказал он и отступил на шаг. -  Хорошо  бы
оказаться здесь, когда Она будет учить тому, чему должна научить.  Увидеть
все собственными глазами.
     Голова Ламии шла кругом, но что-то в его тоне насторожило ее:
     - В чем дело? Ты разве уйдешь? Куда?
     Китс вздохнул:
     - Техно-Центр исчез. Здешние инфосферы слишком малы,  чтобы  вместить
меня... даже частично. Остаются ИскИны кораблей ВКС, но, боюсь, это не для
меня. Не терплю приказов.
     - А больше негде?
     - Метасфера, - с таинственным видом ответил он и оглянулся. - Но  там
львы, и тигры, и медведи. А я еще не готов.
     Ламия пропустила эту тираду мимо ушей.
     - Есть идея, - заявила она. И туг же изложила се.
     Двойник ее возлюбленного обнял ее своими бесплотными руками и сказал:
     - Вы чудо, мадам. - И вновь отступил в сумрак.
     Ламия покачала головой.
     - Всего лишь беременная женщина. -  Она  положила  руку  на  живот  и
пробормотала: - Та, Кто Учит, надо же. - Затем обратилась к Китсу:  -  Раз
уж ты у нас архангел, посоветуй, как ее назвать?
     Ответа не последовало, и Ламия огляделась по сторонам.
     В саду никого не было.

     Ламия пришла в космопорт на рассвете. Проводы получились  не  слишком
веселые. Мартин, Консул и Тео страдали от головной боли, поскольку  пилюли
от  похмелья  исчезли  вместе  с  Сетью.  Одна  Ламия  была   в   чудесном
расположении духа.
     - Чертов бортовой компьютерное утро чудит, - проворчал Консул.
     - Это как? - улыбнулась Ламия.
     Прищурившись, Консул посмотрел на нее.
     - Прошу провести стандартную проверку перед взлетом,  а  этот  кретин
выдает мне стихи.
     - Стихи? - Мартин театрально выгнул бровь.
     - Да... послушайте... - Консул нажал кнопку комлога,  и  Ламия  вновь
услышала знакомый голос:

                   Прощайте, Призраки! Мне недосуг
                      С подушкой трав затылок разлучить;
                   Я не желаю есть из ваших рук,
                      Ягненком в балаганном действе быть!
                   Сокройтесь с глаз моих, чтобы опять
                      Вернуться масками на вазу снов;
                      Прощайте! - для ночей моих и дней
                   Видений бледных мне не занимать;
                      Прочь, Духи, прочь из памяти моей -
                      В край миражей, в обитель облаков!
                                  [Д.Китс. "Ода праздности", VI
                                  (пер Г.Кружкова)]

     - Может, какой-то дефект? - предположил Тео Лейн. - Ведь ИскИн вашего
корабля сравним по мощности с разумами бывшего Техно-Центра.
     - Так и есть, - сказал Консул. - Я проверил. Все в порядке. Но он раз
за разом подсовывает мне... это! - Он взмахнул распечаткой.
     Мартин Силен посмотрел  на  Ламию  и,  заметив,  что  она  улыбается,
повернулся к Консулу.
     - Ну что ж, похоже, ваш корабль решил научиться  грамоте.  Пусть  это
вас не беспокоит. Он будет хорошим спутником в вашем долгом странствии.
     Возникла пауза. И тут Ламия извлекла из сумки объемистый сверток.
     - Прощальный подарок, - сказала она.
     Консул  принялся  его  разворачивать,  сначала  медленно,  затем  все
быстрее,  разрывая  и  комкая  обертку.  Глазам  присутствующих   открылся
свернутый в трубку выцветший и потертый маленький коврик. Консул провел по
нему ладонью, поднял глаза и проговорил дрожащим голосом:
     - Где... как вы...
     Ламия улыбнулась.
     - Местная беженка нашла его ниже шлюзов Карлы. Она  пыталась  продать
его на базаре в Джектауне, когда я шла мимо. Кроме меня никто на  него  не
позарился.
     Консул сделал глубокий вдох и провел пальцем по узору ковра-самолета,
который доставил его деда на роковое свидание.
     - Боюсь, он больше не летает, - сказала Ламия.
     - Надо перезарядить левитационные нити, - пробормотал  Консул.  -  Не
знаю, как вас благодарить...
     - Не благодарите. - Ламия улыбнулась. - Это вам талисман в дорогу.
     Консул покачал головой, обнял Ламию, пожал всем руки  и  поднялся  на
лифте в рубку. Ламия и остальные двинулись к зданию космопорта.
     В лазурном небе Гипериона не было ни облачка. Солнце окрасило далекие
вершины Уздечки в бледно-розовые  тона.  Все  предвещало  чудесный  теплый
день.
     Ламия оглянулась на Град Поэтов и долину за ним. Из-за скал виднелись
верхушки Гробниц Времени. Одно крыло Сфинкса озарило солнце.
     В ту же секунду эбеново-черный корабль Консула беззвучно поднялся  на
струе голубого пламени и устремился в небо.
     Ламия  пыталась  вспомнить  стихи,  которые  только  что  прочла,   и
последние строки неоконченного шедевра своего возлюбленного:

                    Гиперион вошел. Он весь пылал
                    Негодованьем; огненные ризы
                    За ним струились с ревом и гуденьем,
                    Как при лесном пожаре, - устрашая
                    Крылатых Ор. Пылая, он прошел...
                             [Д.Китс. "Гиперион", книга первая,
                             229-233 (пер. Г.Кружкова)]

     Теплый ветер играл ее волосами. Задрав голову, Ламия отчаянно  махала
рукой, не пытаясь скрыть или смахнуть слезы, а красавец-корабль поднимался
все выше и выше, оставляя за собой ослепительный голубой след,  и  наконец
преодолел звуковой барьер.  Громовой  удар  разнесся  по  пустыне  и  эхом
отозвался в далеких горах.
     Ламия плакала в голос и все махала улетевшему Консулу, небу, друзьям,
которых больше никогда не  увидит,  кусочку  своего  прошлого  и  кораблю,
уносившемуся в небо, словно гигантская черная стрела, выпущенная  из  лука
каким-то божеством.
     "Пылая, он прошел..."



   Дэн СИММОНС
   СИРОТЫ СПИРАЛИ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  htt://www.etlirary.ru


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

ПЕСНИ ГИПЕРИОНА

   Четыре книги "Гипериона" охватывают более  тринадцати  столетий,  десятки
тысяч световых лет, свыше трех тысяч страниц, расцвет и упадок двух  великих
межзвездных цивилизаций и  больше  мыслей,  чем  можно  натрясти  с  саженца
познания. Иными словами, это - космическая опера.
   Как сказал обозреватель газеты "Нью-Йорк тайме", "Да, "Восход Эндимиона",
как и три  предыдущие  книги,  -  полнокровный  роман  действия,  насыщенный
стычками и космическими баталиями по всем стандартам "космической оперы", но
отличающийся тем, что на карту поставлено ни больше ни меньше, чем  спасение
человеческой души".
   Спасение человеческой души - в том смысле, что  нужно  найти  самую  суть
того, что делает нас людьми. Эта тема вплетена  во  все  мотивы  космических
баталий, темных веков, новых сообществ и прихода нового мессии.

***

   В "Гиперионе" мы встречаемся с семью  паломниками  на  пути  сквозь  миры
Великой Сети к Долине Гробниц  Времени  на  планете  Гиперион.  Воистину  по
Чосеру, шестеро паломников (седьмой долго  не  протянул)  рассказывают  друг
другу поучительные истории, поясняя причины,  побудившие  их  отправиться  в
паломничество. Они идут через  Травяное  море,  преодолевая  препятствия,  к
Шрайку - полумифическому смертоносному существу из Гробниц Времени, частично
машине, частично - божеству, ангелу мщения: сплошь колючки и шипы,  когт