ючаясь   к   консолям   через   гнезда
собственных имплантов. Один из них,  упитанный  молодой  капитан  третьего
ранга, подойдя, оглядел нас, отдал мне честь и почтительно произнес:
     - Господин Хент?
     Я кивнул на своего спутника.
     - Господин Хент, - поспешно  обернулся  к  нему  капитан,  -  адмирал
Насита сейчас примет вас.
     Командующий всеми вооруженными силами Гегемонии в  системе  Гипериона
оказался невысоким мужчиной с коротко стриженными седыми волосами,  не  по
возрасту гладкой кожей и насупленными, будто вырубленными во лбу  бровями.
Адмирал был в черном мундире  с  высоким  воротником  безо  всяких  знаков
различия, если не считать изображения красного карлика на воротнике.  Руки
у него были грубые, с толстыми пальцами, однако ногти недавно  подверглись
маникюру. Адмирал восседал на небольшом помосте  среди  приборов  и  немых
демонстрационных панелей. Суматоха и деловитое безумие, казалось, обтекали
его, как быстрый поток - равнодушную скалу.
     - Вы посыльный от Гладстон, - констатировал он, обращаясь к Хенту.  -
А это кто?
     - Мой помощник. - Хент был лаконичен.
     Я с трудом удержался, чтобы не принять надменный вид.
     - Чего вы хотите? - спросил Насита. - Как видите, мы заняты.
     Ли Хент понимающе кивнул и огляделся вокруг.
     - У  меня  есть  для  вас  кое-какие  материалы,  адмирал.  Мы  можем
поговорить без свидетелей?
     Адмирал Насита хмыкнул, провел ладонью над  реосенсом,  и  воздух  за
моей  спиной  уплотнился,   преобразуясь   в   полужидкий   туманно   мере
материализации силового поля.  Шум  штаба  затих.  Мы  трое  оказались  на
маленьком островке тишины.
     - Поторопитесь, - буркнул адмирал.
     Хент извлек из своего саквояжа  небольшой  конверт  с  символом  Дома
Правительства на задней стороне.
     - Конфиденциальное послание от секретаря Сената,  -  сказал  Хент.  -
Ознакомьтесь на досуге.
     Насита с ворчанием отложил конверт в сторону. Хент  выложил  на  стол
конверт побольше.
     - А это печатный экземпляр предложений  Сената  относительно  методов
ведения... э-э... боевых действий. Как вам известно, Сенат  желает,  чтобы
это была быстрая демонстрация нашей силы для достижения ограниченных целей
с наивозможно малыми потерями живой  силы,  после  чего  нашему  новому...
колониальному  приобретению   будет   предложено   заключить   стандартное
соглашение о дружбе и взаимопомощи.
     Насупленные брови Наситы прямо-таки встали дыбом. Он даже пальцем  не
шевельнул, чтобы ознакомиться с полей Сената или хотя бы взять  конверт  в
руки.
     - Это все?
     Сделав паузу, Хент сказал:
     - Это все, адмирал,  если  только  вы  не  хотите  Передать  со  мной
какое-либо личное послание госпоже Гладстон.
     Насита молча уставился на нас. В его маленьких черных глазах не  было
откровенной враждебности - только нетерпение, нетерпение, которое, как мне
показалось, исчезнет лишь в миг, когда глаза подернутся дымкой смерти.
     - Для связи с госпожой Гладстон у меня есть личный канал мультилинии,
- ответил он. - Премного вам благодарен, господин Хент. А  теперь  окажите
любезность - вернитесь  на  терминекс  корабля  и  дайте  мне  возможность
заняться моими "боевыми действиями".
     Силовое поле исчезло, и шум обрушился на нас,  как  вода,  прорвавшая
ледяной затор.
     - Есть еще одно дело, - сказал Ли Хент. Его негромкий  голос  терялся
среди техногомона командного, пункта. Адмирал Насита ждал, ерзая в кресле.
- Мы хотели бы спуститься на планету. На Гиперион.
     Брови адмирала свело судорогой.
     - Люди Гладстон не упоминали о катере.
     Хент и глазом не моргнул.
     - Генерал-губернатор Лейн осведомлен о нашем прилете.
     Насита покосился на одну из своих демонстрационных  панелей,  щелкнул
пальцами и что-то рявкнул подскочившему майору морской пехоты.
     - Вам придется поторопиться, - адмирал перевел взгляд на Хента. - Как
раз сейчас  с  двадцатой  площадки  отбывает  курьер,  идущий  к  главному
"прыгуну". Майор Инвернесс проводит  вас.  "Гебриды"  покинут  этот  район
через двадцать три минуты.
     Хент кивнул и последовал за майором.  Я  поспешил  за  ними.  Адмирал
окликнул нас.
     - Господин  Хент,  -  сказал  он,  -  пожалуйста,  передайте  госпоже
Гладстон, что, начиная с этого момента, флагманскому кораблю будет недосуг
принимать визитеров.  -  И,  не  дожидаясь  ответа,  Насита  отвернулся  к
мерцающим экранам и своим ординарцам.
     Я нырнул вслед за Хентом и майором в лабиринт коридоров.

     - Здесь должны быть иллюминаторы.
     - Что? - Задумавшись, я не расслышал реплики Хента.
     Ли Хент повернулся ко мне.
     - Никогда раньше не видел катера без  иллюминатора  или  видеоэкрана.
Это странно.
     Я кивнул и огляделся вокруг,  впервые  обратив  внимание  на  тесноту
корабля и его загроможденность. Действительно, все переборки были глухими.
Куда ни глянь, всюду штабеля провианта. Кроме нас с Хентом, в пассажирском
салоне, рассчитанном на полсотни человек,  сидел  всего  один  молоденький
лейтенант. Это хорошо сочеталось с теснотой на штабном корабле.
     Я отвел глаза, возвращаясь к мыслям, которые тревожили меня с момента
расставания с Наситой.  Шагая  за  своими  двумя  спутниками  к  двадцатой
площадке, я внезапно обнаружил, что одно мое ожидание оказалось обманутым:
я не чувствовал  отсутствия  того,  что  теоретически  должно  было  здесь
отсутствовать. Мои тревоги и опасения относительно этой  поездки  частично
объяснялись необходимостью  покинуть  инфосферу;  я  был  похож  на  рыбу,
собирающуюся покинуть  море.  Часть  моего  сознания  покоилась  где-то  в
глубинах  этого  моря-океана  данных   и   линий   связи   двухсот   миров
Техно-Центра,  объединенных  в  одно  целое  невидимой  средой,   когда-то
носившей название киберпространства, а теперь известной исключительно  как
мегасеть.
     Когда мы расставались с Наситой, я  вдруг  осознал,  что  по-прежнему
слышу гул этого ни на что не похожего моря -  отдаленный,  но  постоянный,
как шум прибоя в полумиле от берега. Мы бежали к  катеру,  пристегивались,
стартовали, мчались  по  окололунной  трассе,  тормозили  перед  входом  в
атмосферу Гипериона, а я все размышлял и размышлял над этим парадоксом.
     Военно-космические   силы   гордились   собственными   искусственными
интеллектами, автономными инфосферами и вычислительными центрами, ссылаясь
при этом на необходимость действовать  и  принимать  решения  на  огромных
просторах Гегемонии, во тьме  и  тишине,  что  легли  между  звездами,  за
пределами информационной мегасети, но  истинной  причиной  было  неистовое
стремление к независимости от Техно-Центра - эта многовековая  мечта  ВКС.
Тем не менее, находясь на борту корабля ВКС в центре эскадры  ВКС,  далеко
за рубежами Сети и  Протекторатов,  я  оставался  подключенным  к  уютному
жужжанию информационных и  энергетических  потоков,  которое  сопровождало
меня во всех уголках Сети. Здесь было над чем поразмыслить.
     Вместе с нуль-Т в систему Гипериона были  переброшены  информационные
мостики - не только корабль-"прыгун" и  силовая  сфера  приемной  решетки,
парящая в точке L3 над Гиперионом, как новенькая луна, но  и  многие  мили
гигаканального    волоконно-оптического    кабеля,    змеящегося    сквозь
стационарные порталы "прыгуна", микроволновые ретрансляторы, тупо  снующие
через них взад-вперед,  передавая  дальше  записанные  сообщения  почти  в
реальном  времени,  покорные  ИскИны  штабного  корабля,  требующие  -   и
получающие - новые линии связи с Олимпийской Офицерской Школой на Марсе  и
Бог весть кем еще. Инфосфера просочилась в какую-то дырочку,  по-видимому,
втайне от машин ВКС, их операторов  и  союзников.  ИскИны  Техно-Центра  в
курсе происходящего в системе  Гипериона.  Если  здесь  моему  телу  будет
угрожать гибель, я ускользну тем же путем - по пульсирующим линиям  связи,
которые ведут подобно тайным ходам за пределы  Сети,  за  пределы  жалкого
киберпространства,  подвластного  человеческому  восприятию,  а  затем  по
туннелям инфоканалов в сам Техно-Центр. Нет, не совсем в Центр, подумал я,
ведь Техно-Центр вбирает в себя все, что есть в мире,  как  Великий  океан
включает в себя течения и широченные Гольфстримы, которые  наивно  считают
себя самостоятельными морями.
     - Полцарства за иллюминатор, - пробурчал Ли Хент.
     - Да, - отозвался я. - Именно.
     Катер взбрыкнул и затрясся мелкой дрожью. Мы  вошли  в  верхние  слои
атмосферы. "Гиперион, - подумал я. - Шрайк". Толстая рубашка и жилет липли
к телу. Слабый шорох снаружи свидетельствовал, что мы несемся по  лазурным
небесам со скоростью, в несколько раз превышающей звуковую.
     Молодой лейтенант перегнулся к нам через проход.
     - Первый спуск, джентльмены?
     Хент кивнул.
     Лейтенант, демонстрируя свою бывалость, жевал резинку.
     - Вы - гражданские технари с "Гебрид"?
     - Да, мы только что оттуда, - ответил Ли Хент.
     - Так и думал, - улыбнулся лейтенант. - Ну, а я вожу курьерскую почту
на базу морской пехоты под Китсом. Уже пятый рейс.
     Услышав имя столицы, я слегка вздрогнул. Гиперион возродился усилиями
Печального  Короля  Билли  и  его  колонии  поэтов,  художников  и  прочих
неприкаянных  гениев,  бежавших  со  своего  родного  Асквита  от   угрозы
вторжения Горация Гленнон-Хайта, которого так и не  последовало.  Один  из
паломников к Шрайку, Мартин Силен, почти два века назад посоветовал королю
Билли дать столице это имя. Китс. Местные  называли  старую  часть  города
Джектауном.
     -  Что  за  место,  вы  просто  не  поверите,  -   разоткровенничался
лейтенант. - Какая-то старая задница, а не столица. Ни инфосферы, ни  ТМП,
ни нуль-Т, ни баров с фоноплексом - ни хрена нет. Неудивительно, что  тучи
этих  долбаных  туземцев  стоят  лагерем  вокруг  космопорта  и  прямо  на
проволоку лезут, чтобы выбраться отсюда.
     - Они действительно атакуют космопорт? - спросил Хент.
     - Нет, - лейтенант чавкнул резинкой. -  Но  спят  и  видят,  если  вы
понимаете, что я имею в виду.  Вот  почему  2-й  батальон  морской  пехоты
установил там заграждения, и мы блокировали дорогу в город. Эти простофили
думают, что мы не сегодня завтра включим порталы и выпустим их из  чана  с
дерьмом, в который они сами же и залезли.
     - Сами? - переспросил я.
     Лейтенант пожал плечами:
     - Ведь Бродяги на  них  непросто  так  набросились.  Они  что-то  там
натворили, а нас сюда прислали, чтоб мы таскали им устриц из огня.
     - Каштаны, - поправил Ли Хент.
     Резиновый пузырь громко лопнул.
     - Устрицы, каштаны - один черт.
     Шорох воздуха усилился до  визга.  Катер  дважды  дернулся,  а  затем
плавно - зловеще плавно, - заскользил, будто опустился на ледяную  дорожку
в десяти милях над поверхностью планеты.
     - Полцарства за иллюминатор, - прошептал Ли Хент.
     В аппарате было тепло и душно. Толчки странным  образом  успокаивали.
Казалось, что мы находимся на борту небольшого парусника, то  взлетающего,
то плавно скользящего вниз по волнам. Я закрыл глаза.

     10

     Сол Вайнтрауб, Ламия Брон, Мартин  Силен  и  Консул  с  рюкзаками  за
спиной, кубом Мебиуса и мертвым  Ленаром  Хойтом  спускаются  по  пологому
склону, направляясь ко входу в Сфинкс. Снег сыплет вовсю, снежинки  вьются
между дюнами, выкидывая замысловатые коленца. Комлоги  уверяют,  что  утро
близко, но на востоке  ни  проблеска  зари.  Несколько  раз  они  пытались
вызвать Кассада. Безуспешно.
     Сол Вайнтрауб замешкался на пороге Сфинкса. Его  дочурка  -  островок
тепла за пазухой, горячее детское дыхание, щекочущее  горло.  Он  касается
теплого комочка и пытается вообразить Рахиль двадцатишестилетней женщиной,
аспиранткой археологического факультета. Вот она на миг задержалась в этом
же проеме, прежде чем войти и испытать на себе антиэнтропийные чудеса этой
Гробницы.  Сол  качает  головой.  С  того  мига  прошло   двадцать   шесть
бесконечных лет и целая жизнь. Через четверо суток день  рождения  дочери.
Если Сол ничего не придумает - не  разыщет  Шрайка,  не  заключит  с  этим
чудовищем какую-нибудь сделку, что угодно - Рахиль исчезнет навсегда.
     - Вы идете, Сол? - зовет Ламия Брон. Остальные уже  сбросили  с  плеч
свою ношу в ближайшей ко входу комнате,  пройдя  метров  шесть  по  узкому
коридору.
     - Иду, - отзывается он и переступает пирог. С потолка туннеля свисают
люм-шары и электролампочки, давным-давно перегоревшие, закутанные в коконы
пыли. Дорогу освещает только фонарик Сола  да  лампа  Кассада,  стоящая  в
комнате. "Передняя" Гробницы невелика: четыре метра в ширину,  шесть  -  в
длину. Спутники Сола свалили поклажу у дальней стены и расстелили  посреди
ледяного пола  брезент  и  спальные  мешки.  Две  лампы,  шипя,  испускают
холодный свет. Сол останавливается и осматривается.
     - Отец Хойт в соседней комнате, - отвечает Ламия на его невысказанный
вопрос. - Там еще холоднее.
     Сол пристраивается рядом с остальными. Даже сквозь толщу стен  слышен
Дикий скрежет - песчаные и снежные вихри терзают камень.
     - Консул  хочет  еще  раз  попытать  счастья  с  комлогом,  объяснить
Гладстон, в каком мы положении, - говорит Ламия.
     Мартин Силен смеется:
     - Пытался, не пытайся - ни хрена не выйдет. Она знает, что делает,  и
никогда нас отсюда не выпустит.
     - Я свяжусь с ней сразу после рассвета. - От усталости голос  Консула
дребезжит, как у старика.
     - А я постою на часах, - говорит Сол. Рахиль  ворочается  и  начинает
плакать. - Мне все равно надо кормить ребенка.
     Остальные слишком устали, чтобы  ответить.  Ламия  кладет  голову  на
рюкзак, закрывает глаза, и через несколько секунд раздается  ее  негромкое
посапывание. Консул надвигает на глаза  треуголку.  Мартин  Силен,  сложив
руки на груди, пристально смотрит в дверной проем, словно ждет чего-то.
     Сол Вайнтрауб возится с бутылочкой, его замерзшие, сведенные артритом
пальцы никак не могут  распутать  тесемку  нагревателя.  Заглянув  в  свою
сумку, он обнаруживает, что осталось всего десять молочных пакетов и тощая
стопка пеленок.
     Ребенок сосет молоко.  Сол  клюет  носом,  прогоняя  одолевающую  его
дремоту, как вдруг странный звук заставляет всех встрепенуться.
     - Что? - вскрикивает Ламия, хватаясь за отцовский пистолет.
     - Ш-ш! - обрывает ее поэт, приложив палец к губам.
     Откуда-то  снаружи  доносится  тот  же  звук.   Сухой   и   властный,
рассекающий гул ветра и скрежет песка.
     - Винтовка Кассада, - произносит Ламия.
     - Или еще чья-то, - шепчет Мартин Силен.
     Они сидят неподвижно, обратившись  в  слух.  Несколько  долгих  минут
абсолютной тишины. Затем в мгновение ока ночь раскалывается от грохота - и
все невольно припадают к полу, заткнув уши. Перепуганная Рахиль заливается
пронзительным криком, но взрывы и громовые раскаты снаружи заглушают голос
младенца.

     11

     Я проснулся в тот миг, когда катер  коснулся  грунта.  "Гиперион",  -
подумал я то ли наяву, то ли во сне.
     Молодой лейтенант, пожелав  нам  удачи,  выскочил  из  корабля,  едва
раздвинулись лепестки дверей, и прохладный разреженный воздух  ворвался  в
душный салон. Я вышел вслед за Хентом, спустился  по  стандартному  трапу,
миновал защитный экран и ступил на асфальт космодрома.
     Была ночь. Я не имел ни малейшего  понятия,  который  сейчас  час  по
местному времени, прошел  Ли  терминатор  эту  точку  планеты  или  только
приближается к ней, но по всему чувствовалось, что время позднее.  Моросил
мелкий дождь, пахнущий соленым морем и  свежим  дыханием  влажной  листвы.
Цепочки огней обозначали далекие заграждения. Два десятка освещенных башен
бросали отсветы на низкие облака. Семь  юношей  в  полевой  форме  морских
пехотинцев сноровисто разгружали катер. Я заметил нашего лейтенанта  -  он
оживленно беседовал с каким-то офицером.
     Небольшой космопорт  словно  сошел  с  картинки  учебника  истории  -
колониальный порт времен  начала  Хиджры.  Примитивные  пусковые  шахты  и
посадочные площадки тянулись на милю с лишним в  сторону  темного  горного
массива на севере, портальные краны и  башни  обслуживания  обступили  два
десятка военных катеров и мелких судов, а само летное поле окаймляли  ряды
сборных  казарм,  украшенных  частоколом  антенн  и  фиолетовыми  силовыми
полями. Перед ними выстроились десятки скиммеров и самолетов.
     Проследив за взглядом Хента, я  заметил  движущийся  в  нашу  сторону
скиммер, его ходовые огни  высвечивали  сине-золотую  геодезическую  линию
Гегемонии на одной из юбок.  По  обтекателям  сползали  дождевые  струи  и
отлетали, от винтов, точно обезумевшие бесцветные лоскуты  шелка.  Скиммер
сел, перспексовый обтекатель распался на  лепестки  и  сложился.  Мужчина,
выпрыгнувший из скиммера, поспешил в нашу сторону.
     - Господин Хент? - произнес он, протягивая руку. - Я - Тео Лейн.
     Хент ответил на рукопожатие:
     -  Рад  познакомиться,  господин  генерал-губернатор.  А  это  Джозеф
Северн.
     Я прикоснулся к руке Лейна, и меня бросило в жар - я узнал  его.  Тео
Лейн был известен мне по воспоминаниям Консула о годах, когда этот молодой
человек служил у него вице-консулом, а также  по  краткой  встрече  с  ним
неделю назад - он провожал паломников в плавание  на  "Бенаресе".  За  эти
Шесть дней лицо его  постарело  на  годы.  Но  на  лбу  лежала  непокорная
мальчишеская прядь, неизменная, как  архаичные  очки  у  него  на  носу  и
краткое, но крепкое рукопожатие.
     -  Хорошо,  что  у  вас  нашлось  время  спуститься  на  планету,   -
генерал-губернатор обращался к Хенту. - Я  должен  проконсультироваться  с
госпожой Гладстон по нескольким вопросам.
     - Ну, вот мы и здесь, - пробормотал Хент, морщась от уколов дождя.  -
Где тут можно обсохнуть?
     Генерал-губернатор совершенно по-мальчишески улыбнулся:
     - Космопорт - сумасшедший дом, даже в шестом часу утра. Консульство в
осаде. Но я знаю, куда вас отвезти, - и он жестом пригласил нас в скиммер.
     Когда мы взлетели, я заметил, что вровень с нами  идут  два  скиммера
морской пехоты, и все же меня удивило, что  генерал-губернатор  одного  из
миров Протектората - сам себе пилот  и  телохранитель.  Потом  я  вспомнил
рассказы Консула о деловых качествах Тео Лейна и его скромности - и понял,
что такая непритязательность вполне в духе молодого дипломата.
     В ту минуту, когда мы взлетели и взяли курс на город, взошло  солнце.
Стелющиеся к земле низкие облака словно обвели снизу огненным  карандашом,
горы на севере переливались зеленым, фиолетовым и  коричневато-красным,  а
полоска неба на востоке была того ошеломительного лазурно-зеленого  цвета,
который я видел в своих снах. "Гиперион", - подумал я,  чувствуя  в  горле
комок.
     Я приник щекой к забрызганному дождем стеклу  и  тут  понял,  что  не
последней причиной моего головокружения и  растерянности  было  ослабление
контакта с инфосферой. Связь еще сохранялась - в основном по УКВ и каналам
мультисвязи, но эта нить делалась все тоньше и тоньше - такого со мной еще
не было. Если инфосферу сравнить с морем, а меня - с рыбой,  то  сейчас  я
попал на мелководье, а лучше сказать, в лужу, оставленную приливом, причем
вода все убывала по мере того, как мы удалялись от космодрома и кокона его
примитивной   микросети.   Я   заставил   себя   следить   за   разговором
генерал-губернатора, и Хента.
     - Сейчас вы видите хижины и лачуги, - говорил Лейн, заложив  глубокий
вираж, чтобы мы могли хорошенько разглядеть  холмы  и  долины,  отделяющие
космопорт от столичных предместий.
     "Хижины и лачуги" было слишком  мягко  сказано.  Под  нами  скользили
убогие  нагромождения  фибропластовых  панелей,   брезентовые   полотнища,
штабеля ящиков и обрезков пенолиста, покрывающие сплошной коростой  склоны
холмов и глубоких оврагов. Живописные  окрестности  восьмимильного  шоссе,
соединяющего космопо