белом платье. Ее груди стали больше, чем я помнил, и тяжелее, соски темнее
и шире. Прохладный воздух пощипывал кожу. Я сорвал с нее платье и прижал к
себе. Мы соскользнули с бревна на теплый песок. Я обнимал ее  все  крепче,
не переставая удивляться, с чего я взял, что она  сильнее  меня.  Ее  кожа
была соленой на вкус.
     Руки  Сири  помогли  мне.   Ее   короткие   волосы   разметались   по
высветленному водой бревну, по белой ткани, по песку. Мой  пульс  заглушал
грохот прибоя.
     - Так ты понял меня, Мерри? - прошептала она после того, как  ее  пыл
соединил нас.
     - Да, - прошептал я в ответ. Но я ничего не понимал, как и прежде.


     Майк направил ковер-самолет на запад, в сторону Порто-Ново. Мы летели
в темноте более часа, и, спрятав лицо от ветра,  я  все  время  ждал,  что
ковер вот-вот свернется и мы оба свалимся  в  море.  За  полчаса  до  цели
нашего полета мы увидели первые плавучие острова, которые шторм  согнал  с
южных пастбищ. Бесконечная процессия островов с надутыми листьями-парусами
неслась на север. Многие были ярко освещены и украшены цветными фонариками
и мерцающими вуалями лучистой паутины.
     - Мы правильно летим? - прокричал я.
     - Да, - крикнул Майк, не поворачивая головы. Ветер трепал его длинные
черные волосы.  Время  от  времени  Майк  сверялся  с  компасом  и  вносил
небольшие изменения  в  курс.  Наверное,  было  бы  удобнее  следовать  за
островами.  Мы  пролетели  над  одним  из  них  -  довольно   крупным,   с
полкилометра в  длину.  Я  напряженно  вглядывался,  стараясь  рассмотреть
детали, но островок был погружен в темноту,  светилась  лишь  кильватерная
струя. Темные тени скользили в молочных волнах. Я хлопнул Майка по плечу и
указал на них.
     - Дельфины! - завопил он. - Помнишь, как возникла эта колония?  Кучка
доброхотов во время Хиджры собиралась спасти всех млекопитающих в  океанах
Старой Земли. Не успели.
     Я уже собирался задать  следующий  вопрос,  но  в  этот  миг  впереди
показались выдающийся в море мыс и гавань Порто-Ново.
     Я считал, что звезды над Мауи-Обетованной сияют необыкновенно ярко. Я
считал, что плавучие острова -  незабываемое  зрелище.  Но  тут  я  увидел
Порто-Ново, раскинувшийся между гаванью и холмами, сверкающий, словно маяк
в  ночи.  Его  сияние  напомнило  мне  увиденную   однажды   искусственную
сверхновую, сотворенную дюзами факельщика,  шедшего  над  ночной  стороной
разбухшего газового гиганта. Город  представлял  собой  пятиярусный  улей,
белые здания которого освещались изнутри мягким светом ламп, а  снаружи  -
множеством факелов. Казалось,  белая  лава,  из  которой  состоял  остров,
позаимствовала свое  сияние  от  огней  города.  А  за  городом  теснились
палатки, павильоны, костры, очаги  кухонь  и  огромные  пылающие  огненные
столбы, слишком большие для  практического  применения,  слишком  большие,
чтобы быть чем-то иным, кроме приветствия возвращающимся островам.
     Гавань  была  переполнена   судами   -   покачивающимися   на   якоре
катамаранами,  на  мачтах  которых  позвякивали   колокольчики,   широкими
плоскодонными  барками,  переползающими  из  порта   в   порт   по   тихим
экваториальным отмелям, но в эту ночь гордо светящимися гирляндами  огней.
Иногда мелькала океанская яхта, обтекаемая и  быстрая,  как  акула.  Маяк,
установленный на кончике рифа, ограждавшего бухту, бросал свои лучи далеко
в море, освещая волны и  подплывающие  островки,  а  затем  поворачивался,
выхватывая из темноты живописное скопление  судов  в  гавани  и  людей  на
берегу.
     Еще за два километра  мы  услышали  шум  -  звуки  праздника.  Сквозь
радостные выкрики и монотонный рокот  прибоя  пробивалась  мелодия  сонаты
Баха для флейты. Позже я узнал, что этот приветственный хор передавался по
гидрофонам в Проливы, где дельфины  выпрыгивали  из  воды  и  плясали  под
музыку над волнами.
     - Господи, Майк, как ты узнал, что здесь такое творится?
     -  Запросил  главный   корабельный   компьютер.   -   Майк   повернул
ковер-самолет направо, оставляя в стороне корабли и маяк. Затем мы  плавно
повернули на север, к небольшой  неосвещенной  полоске  земли.  Внизу,  на
отмели, тихо плескались волны. -  Такой  праздник  у  них  каждый  год,  -
продолжал Майк, - но этот - в честь стопятидесятилетия  колонии.  Он  идет
уже три недели и согласно обычаю продлится еще две.  На  всей  планете  не
наберется и ста тысяч жителей, но я готов держать пари:  сейчас  здесь  не
меньше половины.
     Мы  сбавили  скорость,  тщательно  выбрали  место   для   посадки   и
приземлились на скалистом уступе недалеко от пляжа. Шторм прошел южнее, но
вспышки молний и  далекие  огоньки  островов  по-прежнему  были  видны  на
горизонте. В небе  сияли  звезды,  которых  мы  не  могли  разглядеть  над
сверкающим Порто-Ново, скрывшимся  сейчас  за  холмом.  Воздух  здесь  был
теплее,  легкий  бриз  доносил  запах  листвы  и   цветов.   Мы   свернули
ковер-самолет и торопливо переоделись в костюмы арлекинов. Майк переправил
в свои широкие карманы лазерное перо и украшения.
     - Зачем тебе это? - спросил я, когда мы прятали под  каменной  глыбой
рюкзаки и ковер.
     - Зачем? - переспросил Майк, покачивая  ожерельем  с  Возрождения.  -
Послужит валютой, когда будем договариваться об услугах.
     - Об услугах? - удивился я.
     - Ну да, - сказал Майк, - об услугах не скупых на ласку леди. Усталым
корабельщикам так нужно отдохнуть в каком-нибудь укромном уголке, малыш.
     - Ого, -  только  и  мог  вымолвить  я,  натягивая  колпак  и  маску.
Бубенчики позвякивали в темноте.
     - Ну, пошли, - бросил Майк. - А то пропустим все на свете.
     Я кивнул и пошел за ним следом. Бренча  бубенчиками,  мы  пробирались
между камнями и кустами к оживавшим нас огням города.


     Я сижу на солнышке и жду. Я не вполне понимаю, чего именно дожидаюсь,
только чувствую, как согревают спину  лучи  утреннего  солнца,  отраженные
камнями гробницы Сири.
     Гробницы Сири?
     В небе ни облачка. Я  запрокидываю  голову,  словно  надеюсь  увидеть
"Лос-Анджелес" и только что достроенную приемную решетку  нуль-канала.  Но
их там нет. Я знаю, что они еще не взошли. Я знаю с точностью до  секунды,
сколько времени еще осталось, прежде чей они окажутся в зените.  Знаю,  но
не хочу даже думать об этом.
     "Сири, скажи мне, правильно ли я поступаю?"
     Внезапно налетает сильный порыв ветра, и я слышу, как хлопают  флажки
на флагштоках. Я скорее чувствую, чем вижу беспокойство  людей,  ожидающих
там, внизу. Впервые после посадки на планету  для  этого,  нашего  шестого
Единения, я полон раскаяния. Мет, это не  раскаяние,  пока  еще  нет.  Это
приступ печали, острой, как зубная боль, - печали,  которую  скоро  сменит
ощущение глубокой безысходности. Годами я вел молчаливые  беседы  с  Сири,
обдумывая вопросы,  которые  задам  ей  при  встрече,  и  вот  внезапно  с
безжалостной, холодной очевидностью  я  осознаю,  что  никогда  больше  не
суждено нам сидеть вместе и говорить. Какая пустота в душе!
     "Неужели я должен допустить все это, Сири?"
     Никакого ответа, кроме усиливающегося гомона толпы.  Через  несколько
минут они пришлют сюда Донела, моего младшего, оставшегося в  живых  сына,
или его дочь Лиру  с  братом  поторопить  меня.  Я  отбрасываю  изжеванный
травяной стебель. Смутная  тень  возникает  на  горизонте.  Возможно,  это
облако. Или первый из плавучих островов, гонимый  инстинктом  и  весенними
северными ветрами к огромному  поясу  экваториальных  отмелей,  откуда  он
когда-то ушел в плаванье. Теперь это не важно.
     "Сири, скажи мне, я прав?"
     Ответа нет, а времени остается все меньше.


     Невежество Сири порой буквально потрясало меня.
     Она ничего не знала  о  моей  жизни  вне  пределов  Мауи-Обетованной.
Конечно, она расспрашивала меня, но я нередко сомневался: нужны ли ей  мои
ответы? Долгими часами я рассказывал ей о виртуозной игре законов  физики,
позволившей нашим спин-звездолетам обгонять свет,  но,  кажется,  она  так
ничего и не  поняла.  Однажды,  после  того  как  я  подробнейшим  образом
объяснил ей различие между их  древними  "ковчегами"  и  "Лос-Анджелесом",
Сири  ошеломила  меня  вопросом:  "Но  почему  же  тогда   нашим   предкам
понадобилось восемьдесят лет, чтобы достигнуть Мауи, а ты  совершаешь  это
же путешествие за сто тридцать дней?" Из всего, что я ей говорил,  она  не
поняла ни слова.
     Ее исторический кругозор, если его можно так назвать,  был  ничтожен.
Гегемония и Великая Сеть так и остались для  нее  чем-то  вроде  волшебной
страны из занятной, но чуточку глуповатой детской сказки. Это  безразличие
временами приводило меня в ярость.
     Сири знала абсолютно все о первых днях Хиджры - по крайней  мере  все
касающееся Мауи-Обетованной и ее колонистов, - и  иногда  развлекала  меня
каким-нибудь анекдотом или  прелестным  архаизмом,  но  о  реалиях  нашего
времени и слыхом не слыхивала. Такие слова, как Сад и Бродяги, Возрождение
и Лузус, ничего для нее не значили. Я упоминал Салмада Брюи  или  генерала
Горация Гленнон-Хайта, и это не вызывало у нее никакой реакции.  Абсолютно
никакой.
     В последний раз я видел Сири, когда  ей  было  семьдесят  стандартных
лет. Ей было _с_е_м_ь_д_е_с_я_т_, но  она  никогда  не  путешествовала  на
другие  планеты,  не  пользовалась  мультилинией,  не  пробовала   никаких
алкогольных напитков, за исключением вина, не обращалась  к  психохирургу,
не  переступала  порога  портала,  не   подвергалась   генокоррекции,   не
подключалась  к  фантопликатору,  не  посещала   колледж,   не   проходила
РНК-терапию, не слышала о дзен-гностиках и церкви Шрайка и не летала ни на
чем, кроме старенького "Виккена", которым пользовалась ее семья.
     Сири не знала других любовников, кроме меня. Во всяком случае она так
говорила. И я верил этому.


     То было наше первое Единение. Там, на Архипелаге, я впервые говорил с
дельфинами.
     Мы любовались рассветом. Верхние ветви дома-дерева - самое подходящее
место, чтобы смотреть, как  бледнеет  небо  на  востоке,  предвещая  утро.
Сначала порозовели завитки высоких перистых облаков, а  затем,  когда  над
горизонтом всплыло солнце, море превратилось в расплавленное золото.
     -  Пойдем  поплаваем,  -  предложила  Сири.  Первые  утренние   лучи,
омывавшие ее тело, бросили надсеки платформы длинную тень.
     - Я устал, - ответил я. - Попозже.
     Ночью мы почти не сомкнули глаз - разговаривали, любили  друг  друга,
вновь разговаривали - и сейчас, когда вокруг все  сверкало,  я  чувствовал
себя разбитым и опустошенным. Стоило островку покачнуться на волне, как  у
меня все плыло перед глазами: пьяница с похмелья, да и только.
     - Нет, сейчас. - Сири схватила меня за руку  и  потянула  к  воде.  Я
немного рассердился, но не стал спорить. Незадолго до этого Единения  Сири
исполнилось  двадцать  шесть  -  я  был  на  семь  лет  моложе,  но  своей
импульсивностью она напоминала мне ту, прежнюю Сири,  которую  всего  лишь
десять месяцев назад я увел с  Фестиваля.  Ее  звучный,  беззаботный  смех
остался тем же. Когда ей что-то не нравилось, ее  зеленые  глаза  смотрели
так же гневно. Не изменилась и грива золотисто-каштановых волос.  Но  тело
ее налилось спелостью  и  манило  обещаниями,  которые  прежде  были  лишь
туманным намеком. Ее грудь по-прежнему оставалась  высокой  и  округлой  -
почти девичья грудь, обрамленная сверху веснушками, оттенявшими прозрачную
белизну кожи, сквозь которую проступали голубые ниточки вен. Но  выглядела
она по-другому. Сама Сири стала другой.
     - Ты что, так  и  будешь  сидеть  и  глазеть?  -  Рассмеявшись,  Сири
сбросила длинный восточный халат и побежала на нижнюю палубу. Наш кораблик
покачивался у причала. Деревья-мачты над нашими головами раскидывали ветви
навстречу утреннему бризу. Все эти дни Сири никак не желала расстаться  со
своим купальником. Сейчас на ней ничего не было. В утренней прохладе соски
поднялись и затвердели.
     - А мы не отстанем? - спросил я,  искоса  поглядывая  на  колышущиеся
листья-паруса. Все предыдущие дни мы дожидались полуденного  штиля,  когда
островок застывал среди моря, блестящего и гладкого, как  зеркало.  Сейчас
же плотные листья развернулись во всю Ширину, и  снасти-лианы  уже  начали
кое-где подрагивать.
     - Глупости, - сказала Сири. - Мы всегда сможем ухватиться за  килевой
корень и приплыть обратно. Или за питающий отросток. Пошли.
     Она бросила мне осмотическую маску и надела свою.  Прозрачная  пленка
облепила ее лицо, будто слой масла. Из кармана халата она вынула массивный
медальон и надела на шею. На  ее  нежной  коже  металл  казался  темным  и
зловещим.
     - Что это? - спросил я.
     Сири не стала снимать маску. Закрепив на шее ларинги,  она  протянула
мне наушники.
     - Акустический преобразователь. - В ее голосе появились металлические
нотки. - Я-то думала, ты знаешь все о технических  новинках,  Мерри.  Наша
последняя модель.
     Придерживая медальон рукой, она прыгнула в  море.  Мелькнули  бледные
ягодицы, и Сири скрылась под водой. Еще несколько секунд я видел ее  тело,
а потом  оно  превратилось  в  расплывчатый  белый  силуэт,  исчезающий  в
глубине. Я натянул маску, поплотнее  закрепил  диски  ларингофона  и  тоже
шагнул в море.
     Дно островка казалось темным пятном в  хрустальном  океане  света.  Я
избегал толстых питающих отростков, хотя Сири не раз демонстрировала,  что
они не  захватят  ничего  крупнее  микроскопических  частиц  зоопланктона,
который мерцал в солнечных лучах, словно пылинки, кружащиеся в  опустевшем
бальном зале. Килевые корни, похожие  на  усеянные  наростами  сталактиты,
уходили на сотни метров в пурпурные глубины.
     Остров двигался. Вытянувшиеся во всю длину  питающие  отростки  мелко
подрагивали. Метрах  в  десяти  надо  мной  сверкала  кильватерная  струя.
Забывшись, я попытался вдохнуть гель маски (с тем же успехом можно  дышать
морской водой) и закашлялся; потом мне все-таки  удалось  расслабиться,  и
воздух вновь пошел в мои легкие.
     - Сюда, Мерри, - донесся до меня голос Сири. Я поморгал  -  медленно,
чтобы маска лучше прилегала к векам, -  и  метрах  в  двадцати  под  собой
увидел Сири: держась за килевой корень, она безо всяких усилий парила  над
холодными глубинами, в которые не проникал солнечный  свет.  Я  представил
себе тысячи метров воды подо мною и скрывающиеся там  создания,  неведомых
чудовищ, о которых и не подозревают колонисты, никогда не  видевшие  их  в
глаза. Я представил себе вечную тьму пучины, и у меня похолодело в животе.
     - Погружаемся глубже. - Голос Сири напоминал комариный писк.
     Я  перевернулся  и  заработал  ногами.  Сопротивление  воды  на  Мауи
поменьше, чем в морях Старой Земли, но погружаться на  большую  глубину  и
здесь  было  нелегко.  Маска  компенсировала   давление   и   регулировала
содержание азота в дыхательной  смеси,  но  я  чувствовал,  как  вода  все
сильнее сжимает тело и давит на барабанные перепонки.  В  конце  концов  я
ухватился за килевой корень и, перебирая руками, опустился к Сири.
     Нас окутали сумерки. Сири казалась здесь странно бесплотной,  длинные
волосы окружали ее  голову  пурпурным  ореолом,  незагорелое  тело  бледно
мерцало  в  сине-зеленом  свете.  Поверхность   океана   казалась   отсюда
бесконечно далекой. Расширяющаяся кильватерная струя и замелькавшие вокруг
нас десятки питающих отростков свидетельствовали о том, что островок начал
перемещаться быстрее, бездумно устремившись к новым пастбищам,  в  далекие
моря.
     - А где же... - начал было я.
     - Ш-ш-ш, - остановила меня Сири. Она поиграла  медальоном.  И  тут  я
услышал их: визг, трели, свист, кошачье мурлыканье и  отдаленные  вскрики.
Морские глубины внезапно наполнились странной музыкой.
     - Господи, - пробормотал я, и так как Сири переключила ларингофоны на
акустический преобразователь,  произнесенное  мною  слово  превратилось  в
бессмысленный свист и гудки.
     - Привет! - Преобразованное в ультразвуковой импульс  слово  вылетело
из передатчика и понеслось сквозь толщу воды.
     - Привет! - позвала Сири снова.
     Прошло  несколько  минут,  и  к  нам  начали  подплывать   любопытные
дельфины. Они кружили вокруг нас, ошеломляюще, пугающе большие, казавшиеся
в полумраке удивительно гладкими и мускулистыми. Один  из  них,  настоящий
великан, проплыл всего в метре от нас; в последний миг он повернулся к нам
брюхом - выглядело это так, словно перед нами встала белая стена. Я  успел
заметить его внимательный темный глаз, потом  мелькнул  широкий  хвостовой
плавник и меня закрутило волчком - наглядная демонстрация всей мощи  этого
морского жителя.
     - Привет! - опять крикнула  Сири,  но  стремительный  силуэт  растаял
вдали и наступила тишина. Сири выключила преобразователь.
     - Хочешь поговорить с ними? - спросила она.
     - Еще бы!
     Меня не оставляли сомнения. Более чем трехсотлетние попытки  наладить
диалог между человеком и морскими млекопитающими не привели к успеху. Майк
как-то говорил мне, что  мыслительные  структуры  двух  осиротевших  групп
обитателей Старой Земли слишком уж различны, и точек соприкосновения между
ними почти не осталось. Один зоолог еще до  Хиджры  писал,  что  беседа  с
дельфином или морской  черепахой  сулит  не  больше  успеха,  чем  попытка
поговорить с годовалым ребенком.  Общение,  как  правило,  нравится  обеим
сторонам, между ними часто возникает подобие разговора, но  До  настоящего
понимания очень далеко. Сири вновь включила преобразователь.
     - Привет, - сказал я.
     Минута тишины, а затем в ушах у меня зазвенело от пулеметной  очереди
слов, на которые море откликалось пронзительными завываниями.
     ДИСТАНЦИЯ/БЕЗ ПЛАВНИКА/СИГНАЛ-ПРИВЕТ?/ИМПУЛЬС/ОКРУЖАЮТ МЕНЯ/ЗАБАВНО?
     - Что за чертовщина? - спросил я Сири, и диск тут же преобразовал мой
вопрос в пронзительную трель. Сири улыбалась под маской.
     Я попытался снова:
     - Привет! Мы с... э-э... с поверхности. Как вы себя чувствуете?
     Большой самец...  полагаю,  это  был  самец...  ринулся  к  нам,  как
торпеда. Изгибаясь дугой, а затем распрямляясь, он двигался сквозь воду  в
десять раз быстрее, чем плыл бы я, даже если бы не забыл  натянуть  ласты.
На секунду я подумал, что он решил протаранить нас, и, подтянув  к  животу
колени, что есть сил вцепился в  килевой  корень.  Но  он  обогнул  нас  и
устремился вверх глотнуть воздуха, а мы с  Сири  вылетели  как  пробки  из
оставленного им водоворота, оглушенные его пронзительными криками.
     НЕТ ПЛАВНИКА/НЕТ ЕДЫ/НЕТ ПЛАВАНИЯ/НЕТ ИГРЫ/НЕТ ЗАБАВ
     Сири выключила преобразователь и, подплыв  поближе,  обняла  меня  за
плечи. Чтобы удержаться  на  месте,  я  схватился  за  корень.  Наши  ноги
соприкоснулись.
     Стайка маленьких алых рыбок  метнулась  во  все  стороны,  но  темные
силуэты дельфинов по-прежнему кружили вдали.
     - Хватит? - спросила Сири, и ее ладонь легла мне на грудь.
     -   Еще   разок,   -   попросил   я.   Сири   кивнула   и    включила
диск-преобразователь. Течение вновь толкнуло нас друг к другу, и  ее  руки
опять обвили мою шею.
     - Почему вы пасете острова? - спросил я у фигур с бутылочными носами,
круживших в пронизанной отблесками света воде. - Зачем вам они нужны?
     СЕЙЧАС ЗВУКИ/СТАРЫЕ ПЕСНИ/ГЛУБОКАЯ ВОДА/НЕТ БОЛЬШИХ ГОЛОСОВ/НЕТ АКУЛЫ
/СТАРЫЕ ПЕСНИ/НОВЫЕ ПЕСНИ
     Сири прильнула ко мне и обняла еще крепче.
     - Большие Голоса - это киты, - шепнула  она.  Ее  распущенные  волосы
колыхались, словно вымпел. Потом ее правая рука скользнула вниз и замерла,
словно удивившись тому, что обнаружила.
     - Вы тоскуете по Большим Голосам? - спросил я. Ответа не последовало.
Сири обвила ногами мои бедра. Поверхность моря  с  сорокаметровой  глубины
напоминала чашу пенного напитка.
     - О чем из того, что было в океанах Старой  Земли,  вы  больше  всего
тоскуете? - спросил я.