Обнимая Сири левой рукой, я провел правой по ее спине и  крепко  сжал
упругие  ягодицы.  Должно  быть,  мы   представлялись   дельфинам   единым
существом. Сири приподнялась, и мы стали единым существом.
     Диск преобразователя болтался у нее за плечом. Я протянул руку, чтобы
выключить его, но неожиданно нам в уши ударил ответ на мой вопрос.
     НЕТ АКУЛЫ/НЕТ АКУЛЫ/ТОСКУЕМ/АКУЛА/АКУЛА/АКУЛЫ
     Выключив диск, я недоуменно покачал головой. Я  не  понимал.  Слишком
многого я тогда не понимал. Я закрыл глаза и стал двигаться вместе с Сири,
покоряясь ритму течения и нашему с ней ритму, а  дельфины  плавали  вокруг
нас, и их нестройные крики сливались в древний, как они сами,  поминальный
плач.


     На рассвете мы спустились с  холмов  и  снова  окунулись  в  суматоху
Фестиваля. Всю ночь и весь  день  мы  бродили  по  холмам,  ели  вместе  с
незнакомцами в шатрах из оранжевого шелка, купались в ледяных водах Шри  и
танцевали под музыку, которая играла не умолкая для бесконечной  процессии
проплывавших мимо островков. Я проснулся на закате и обнаружил,  что  Сири
куда-то ушла. Но она вернулась еще до восхода местной  луны.  Ее  родители
вместе с друзьями отправились на несколько дней прогуляться на  тихоходной
барке, оставив семейный скиммер в Порто-Ново.  И  мы  двинулись  к  центру
города, переходя от костра к костру, от одной группы танцующих  к  другой.
Мы собирались вылететь на этом скиммере в семейную усадьбу Сири неподалеку
от Фиварона.
     Стояла глубокая ночь, но на главной плошали  Порто-Ново  гулянье  шло
вовсю. Я был очень счастлив. Мне было девятнадцать лет, я был  влюблен,  и
сила тяжести, всего лишь на семь сотых меньше  стандартной,  казалась  мне
ерундой. Я бы мог, наверное, взлететь, если бы захотел. Я мог все.
     Мы остановились у киоска и купили сдобного печенья и по чашке кофе. И
тут мне в голову пришла неожиданная мысль.
     - А как ты узнала, что я корабельщик?
     - Потише, Мерри, потише. Вкушай пока  этот  убогий  завтрак.  Завтра,
когда доберемся до виллы, позавтракаем по-настоящему.
     - Нет, я серьезно, - сказал я, вытирая жирный подбородок рукавом  уже
утратившего чистоту костюма арлекина. -  Сегодня  утром  ты  сказала,  что
сразу поняла в тот вечер, откуда я. Как  же  ты  узнала?  По  акценту?  По
костюму? Мы с Майкам видели здесь и других парней, одетых точь-в-точь  как
мы.
     Сири засмеялась и откинула со лба волосы.
     - Радуйся, что именно я разоблачила тебя, Мерри, любовь моя. Если  бы
это был мой дядя Грошом, или его друзья, тебе бы не поздоровилось.
     - Да? Но почему? - Я взял еще одно  песочное  кольцо,  Сири  за  него
заплатила, и мы двинулись  сквозь  редеющую  толпу.  Несмотря  на  царящее
вокруг веселье, мною начала овладевать усталость.
     - Они сепаратисты, - объяснила Сири. - Дядя Грешем  недавно  произнес
перед Советом речь, в которой утверждал,  что  нам  лучше  погибнуть,  чем
допустить, чтобы ваша Гегемония нас слопала.  Он  заявил,  что  мы  должны
разрушить ваш портал прежде, чем он разрушит нас.
     - Вот как? - хмыкнул я. - А твой дядя не говорил, как  он  собирается
это сделать? Я слышал, у вас нет даже обычного межпланетного флота.
     - Нет, и еще лет пятьдесят не будет, - подтвердила Сири. - Это только
лишний раз доказывает, как глупы наши сепаратисты.
     Я кивнул. Капитан Сингх и советник  Холмин  уже  рассказывали  нам  о
партии так называемых сепаратистов на Мауи-Обетованной.
     - Обыкновенная коалиция колониальных ура-патриотов и  почвенников,  -
пояснил Сингх. - Из-за их активности мы медлим со строительством портала и
стараемся поднять торговый потенциал этой колонии. Нам вовсе  ни  к  чему,
чтобы эти цеху вошли в Великую Сеть раньше времени. Враждебность  подобных
групп - еще одна причина, чтобы команда и строители держались подальше  от
местных.
     - Где же твой скиммер? - спросил я. Площадь быстро пустела. Музыканты
собирали свои инструменты. На траве и булыжной мостовой, среди куч  мусора
и незажженных фонарей, храпели разряженные гуляки. Осталось всего  два-три
оазиса веселья - там еще кружились в танце под звуки одинокой  гитары  или
пели нестройными голосами. Майка Ошо я увидел сразу - дурень в маскарадном
костюме без маски, на котором повисли две  девушки.  Он  пытался  разучить
"Хава Нагилла" с кружком восторженных, но  неискусных  поклонников.  То  и
дело кто-нибудь из них спотыкался, и вся компания валилась на  землю.  Под
общий хохот Майк тычками поднимал  их  на  ноги,  и  они  начинали  снова,
неуклюже подпрыгивая в такт его раскатистому басу.
     - Вот он, - сказала Сири, показывая на  короткую  шеренгу  скиммеров,
выстроившихся позади Городского  Собрания.  Я  помахал  Майку,  но  он  не
заметил меня, занятый своими дамами. Сири и  я  уже  пересекли  площадь  и
оказались в тени старинного здания, когда раздался крик:
     - Эй, корабельщик! А ну повернись ко мне, отродье Гегемонии!
     Я застыл, потом обернулся, сжав кулаки, но никого  рядом  не  увидел.
Шестеро молодых  людей,  только  что  спустившихся  с  трибуны,  обступили
полукругом Майка. Впереди стоял высокий  юноша,  стройный  и  поразительно
красивый. Ему было лет двадцать пять. Длинные светлые кудри, рассыпавшиеся
по алому шелку рубашки, подчеркивали редкостную красоту его лица. В правой
руке он сжимал короткий меч, как мне показалось, из закаленной стали.
     Майк, стоявший к ним спиной, медленно обернулся.  Даже  я  разглядел,
какими грустными стали его  глаза,  когда  он  оценил  ситуацию.  Девушки,
которых он обнимал, и  их  спутники  захихикали,  будто  высокий  красавец
сказал что-то смешное.
     - Вы ко мне, сэр? - спросил он, дурашливо улыбнувшись.
     - К тебе, к тебе,  ублюдок,  -  процедил  главарь  сквозь  зубы.  Его
красивое лицо искривилось в презрительной гримасе.
     - Бертол, - прошептала Сири. - Мой двоюродный брат. Младший сын  дяди
Грешема.
     Я кивнул и вышел из тени. Сири схватила меня за руку.
     - Уже дважды, сэр, вы  оскорбительно  отозвались  о  моей  матери,  -
прогнусавил Майк. - Моя мать или я оскорбили вас  когда-то?  Если  да,  то
тысяча извинений. - Майк отвесил такой глубокий поклон, что бубенцы на его
колпаке коснулись земли. Его пьяные поклонники зааплодировали.
     - Меня оскорбляет твое присутствие, скотина. Своей  жирной  тушей  ты
провонял весь воздух.
     Майк вскинул брови. Стоявший рядом с ним молодой  человек  в  костюме
рыбы замахал рукой:
     - Да, успокойся ты, Бертол. Он ведь просто...
     - Заткнись, Ферик. Я говорю с этим жирным говнюком.
     - Говнюком? - повторил Майк, все с той же удивленной  гримасой.  -  Я
пролетел двести световых лет, чтобы меня назвали говнюком? Едва ли  стоило
трудиться.
     Он не без изящества  повернулся,  освобождаясь  от  висевших  на  нем
женщин. Я бы,  конечно,  уже  стоял  с  ним  рядом,  однако  Сири,  крепко
вцепившись в мою руку, беззвучным  шепотом  умоляла  меня  не  шевелиться.
Когда наконец я вырвался, то увидел, что Майк все еще  улыбается.  Но  его
левая рука уже нырнула в карман мешковатого костюма.
     - Дай ему свой клинок, Крег, - коротко распорядился Бертол.  Один  из
молодых людей бросил Майку меч, который, описав дугу, со  звоном  упал  на
булыжник. Майк спокойно проводил его взглядом.
     - Это несерьезно, - сказал он мягким и неожиданно трезвым голосом.  -
У тебя что в башке - мозги или коровье дерьмо?  Неужели  ты  действительно
думаешь, что  я  буду  тут  разыгрывать  дуэль  только  потому,  что  тебе
приспичило изобразить перед этой деревенщиной героя?
     - Подними меч, - заорал Бертол, - или Богом клянусь, я  зарублю  тебя
на месте. - С искаженным яростью лицом он шагнул вперед.
     - Пошел вон, -  жестко  сказал  Майк.  В  его  левой  руке  появилось
лазерное перо.
     - Не надо! - крикнул я и выбежал на свет. Такими перьями пользовались
монтажники, чтобы делать пометки на конструкциях из упрочненных сплавов.
     Все произошло очень быстро.  Бертол  сделал  еще  один  шаг,  и  Майк
небрежно провел по его  телу  зеленым  лучом  лазера.  Юноша  вскрикнул  и
отпрыгнул; черная дымящаяся черта  по  диагонали  пересекла  его  шелковую
рубашку. Я не знал,  что  делать.  Майк  установил  самый  низкий  уровень
мощности. Двое приятелей Бертола бросились к Майку, но он провел лучом  по
их ногам. Один  с  проклятием  упал  на  колени,  другой,  охая  от  боли,
отскочил.
     Тем  временем  вокруг  собралась  толпа.  Зеваки  захохотали,  когда,
сдернув свой дурацкий колпак, Майк поклонился вторично.
     - Благодарю вас, - сказал он. - И моя матушка тоже.
     Кузен Сири окаменел от гнева. На его губах и подбородке белела  пена.
Я протолкнулся сквозь толпу и встал между ним и Майкам.
     - Эй, послушайте, все нормально, - сказал я. - Мы  покидаем  вас.  Мы
сейчас же уходим.
     - Пошел к черту, Мерри, не мешай, - крикнул Майк.
     - Все нормально, Майк, - бросил я ему. - Я здесь с девушкой по  имени
Сири, у которой есть...
     Бертол оттолкнул меня и сделал выпад мечом. Я схватил его за плечо  и
швырнул на траву.
     - Ах ты, скотина! - Майк отступил назад. Он выглядел ужасно усталым и
недовольным.  -  У-у,  дьявол,  -  тихо  сказал  он,  садясь  на  каменную
ступеньку. С левой стороны на черном  лоскуте  пестрого  костюма  арлекина
проступила алая черточка. Узкий разрез прямо на  глазах  набух  кровью,  а
затем она потекла вниз, на широкий живот Майка Ошо.
     - Господи, Майк! - Я оторвал полоску от  своей  рубашки  и  попытался
остановить кровь. Готовясь к полету, мы проходили курс неотложной  помощи,
но я не помнил ровным счетом ничего. Я потянулся к запястью, но комлога на
месте не было: наши комлоги остались на "Лос-Анджелесе".
     - Ты только не волнуйся, Майк, - я задыхался от волнения. - Там всего
лишь царапина. - Кровь текла теперь и по моей руке.
     - Этого достаточно. - Голос Майка вздрагивал от боли. - Черт  бы  его
взял! Меч этот сраный. Нет, Мерри, ты только представь! Вот так  проткнуть
человека во цвете лет паршивым бутафорским мечом из одногрошовой оперы. О,
черт, как больно!
     - Трехгрошовой, - машинально поправил я. Тряпка пропиталась кровью.
     - Знаешь, в чем твоя проблема, Мерри? Ты всегда  цепляешься  за  свои
вшивые два цента. О-о-о... - Лицо Майка побелело, потом  стало  серым.  Он
уткнулся подбородком в грудь и глубоко  выдохнул:  -  К  черту  все.  Пора
домой, малыш.
     Я оглянулся. Бертол не торопясь уходил  вместе  со  своими  дружками.
Остальные в ужасе толпились возле нас.
     - Врача! - крикнул я. - Вызовите сюда любую медицинскую помощь!
     Двое мужчин побежали по улице. И ни малейших признаков Сири.
     - Постойте! Постойте! - заговорил вдруг Майк окрепшим голосом, словно
торопился сказать что-то очень важное. - Всего  минутку,  -  сказал  он  и
умер.
     Умер. По-настоящему. Смерть мозга. Челюсть у него  отвалилась,  глаза
закатились, так что видны были только  белки,  а  через  минуту  перестала
кровоточить и рана.
     В течение нескольких безумных секунд я осыпал небеса  ругательствами.
Надо мной сквозь бледнеющие звездные поля проплывал наш "Лос-Анджелес",  и
я знал, что мог бы вернуть Майка к жизни, если бы  мне  удалось  доставить
его на корабль. Толпа отхлынула, когда я начал проклинать звезды.
     Но вот я повернулся к Бертолу.
     - Эй, ты!
     Гонцы остановились на  дальнем  конце  площади.  Лицо  Бертола  стало
пепельным. Он смотрел на меня и не мог произнести ни звука.
     - Ты! - снова крикнул я. Я поднял с  земли  лазерное  перо,  поставил
переключатель на полную мощность и пошел туда, где меня ждали Бертол и его
приятели.
     Немного позже, сквозь  их  вопли  и  вонь  паленого  мяса,  я  смутно
осознал, что на переполненную площадь, поднимая тучи пыли, садится скиммер
Сири, и  услышал  ее  голос,  приказывающий  мне  немедленно  подойти.  Мы
поднялись над площадью, ее безумием, ее огнями.  Холодный  ветер  развевал
мои мокрые от пота волосы.
     - Мы летим в Фиварон,  -  говорила  мне  Сири.  -  Вертел  был  пьян.
Сепаратисты - жалкая кучка экстремистов. Наказывать тебя никто  не  будет.
Пока Совет ведет расследование, ты погостишь у нас.
     - Нет, - ответил я. - Я выйду  здесь.  Приземляйся.  -  Я  указал  на
полоску земли невдалеке от города.
     Невзирая на все  ее  протесты,  Сири  пришлось  посадить  скиммер.  Я
взглянул на каменную глыбу и, убедившись,  что  рюкзак  на  месте,  открыл
дверцу. Сири скользнула по сиденью в мою сторону и прижалась ко мне.
     - Мерри, любовь моя. - Ее губы были теплы и открыты, но я  ничего  не
чувствовал. Тело словно одеревенело.
     Я вышел и помахал  ей  на  прощанье.  Она  откинула  назад  волосы  и
посмотрела на меня зелеными, полными слез глазами. Затем скиммер поднялся,
развернулся и в предрассветных сумерках полетел на юг.
     "Погоди минутку!" Сам не  знаю,  произнес  я  это  вслух  или  только
подумал. Я сел на камень, обхватил  руками  колени,  и  из  груди  у  меня
вырвались сдавленные рыдания. Потом я встал  и  швырнул  лазерное  перо  в
волны прибоя. Вытащив из-под глыбы рюкзак, я  высыпал  его  содержимое  на
землю.
     Ковер-самолет исчез.
     Я снова сел, не в силах ни смеяться, ни плакать, ни просто двигаться.
Я сидел, глядя, как встает солнце. Я все еще сидел там,  когда  через  три
часа  невдалеке  от  меня  бесшумно  опустился  большой   черный   скиммер
корабельной службы безопасности.


     - Отец! Отец, пора!
     Я поворачиваюсь к своему сыну Донелу. На нем синий с  золотом  мундир
члена Совета Гегемонии. Его лысина покраснела и покрыта  крупными  каплями
пота. Донелу всего сорок три года, но мне кажется, он гораздо старше.
     - Прошу тебя, отец, - говорит он. Я киваю и поднимаюсь, стряхивая  со
штанин траву и песок. Ко  входу  в  гробницу  мы  подходим  вдвоем.  Толпа
подступает ближе. Гравий скрипит  под  ногами  людей,  которые  беспокойно
топчутся на месте.
     - Я войду с тобой, отец? - спрашивает Донел.
     Я смотрю на этого стареющего незнакомца, моего сына. В нем  мало  что
напоминает меня  или  Сири.  Сегодняшние  хлопоты  омрачили  его  румяное,
добродушное лицо. В нем  есть  открытость  и  честность,  которые  нередко
заменяют людям  ум,  но  я  невольно  сравниваю  этого  лысеющего  вечного
мальчика с  Аланом  -  темнокудрым,  молчаливым  Аланом  с  его  ироничной
улыбкой. Но Алан погиб тридцать три года  назад  в  глупейшей  стычке,  не
имевшей к нему никакого отношения.
     - Нет, - отвечаю я. - Я войду один. Спасибо, Донел.
     Он кивает и отступает назад. Над головами напряженно застывших  людей
хлопают флажки. Я переключаю свое внимание на гробницу. Дверь  закрыта  на
папиллярный замок. К нему нужно только прикоснуться.
     Вот уже несколько минут меня  занимает  одна  фантазия.  Наверное,  я
пытаюсь отвлечься от снедающей меня печали и мыслей о том, что  произойдет
в ближайшие часы. Сири не умерла. Когда ей стало хуже, она созвала  врачей
и всех оставшихся в колонии техников, и они переделали  для  нее  одну  из
древних гибернационных камер, использовавшихся на "ковчегах", которые  два
столетия назад доставили сюда первых колонистов. Сири  только  спит.  Мало
того, этот сон каким-то образом вернул ей молодость. Когда я  разбужу  ее,
она станет такой, какой была при первой нашей встрече. Мы вместе выйдем на
солнечный свет и, когда откроются двери портала,  первыми  переступим  его
порог.
     - Отец?
     - Да-да. - Я делаю еще  один  шаг  и  кладу  руку  на  дверь  склепа.
Раздается гудение электромоторов,  плита  белого  камня  легко  отходит  в
сторону. Я склоняю голову и вхожу в гробницу Сири.


     - Черт возьми, Мерри, закрепи эту снасть, пока она не  сбросила  тебя
за борт. Поторапливайся!
     Я тороплюсь. Намокший канат трудно сложить в бухту, а вязать узлы еще
труднее. Сири недовольно покачивает головой,  потом  наклоняется  и  одной
рукой завязывает его беседочным узлом.
     Наше пятое Единение. Я на три месяца опоздал на ее  день  рождения  и
поэтому не был среди пяти тысяч  гостей,  съехавшихся  на  торжество.  Сам
Секретарь Сената пожелал ей всех благ в сорокаминутной речи.  Поэт  прочел
свои последние сонеты из цикла любовной лирики. Посол Гегемонии вручил  ей
адрес  и  новый  корабль  -  маленькую  подводную  лодку  на  термоядерных
батареях, впервые разрешенных к применению на Мауи-Обетованной.
     До  этого  флот  Сири  насчитывал  восемнадцать  единиц.   Двенадцать
быстроходных  катамаранов,   осуществлявших   торговые   перевозки   между
блуждающим Архипелагом и неподвижными островами, две  прекрасные  гоночные
яхты, которыми пользовались только дважды в год,  чтобы  выиграть  "Регату
Основателей" и Гран-При Обетованной, и четыре  древних  рыболовных  судна,
или  попросту  шаланды,  неказистых,  хотя  и  поддерживаемых  в   хорошем
состоянии.
     Из этих девятнадцати кораблей  мы  выбрали  рыболовную  посудину  под
названием  "Джинни  Пол".  Восемь  дней   мы   ловили   рыбу   на   шельфе
Экваториальных Отмелей. Нас было только двое: мы забрасывали и  вытягивали
сети, пробирались по палубе, утопая по колено  в  вонючей  рыбе  и  хрустя
трилобитами, хватались за что попало, когда суденышко кренилось на  волне,
вновь забрасывали и вытягивали сети,  стояли  на  вахте  и  засыпали,  как
набегавшиеся дети  в  короткие  минуты  отдыха.  Мне  еще  не  исполнилось
двадцати трех лет.  Я  считал,  что  привык  к  тяжелой  работе  на  борту
"Лос-Анджелеса" где каждую вторую вахту отводил  по  часу  для  физических
упражнений на площадке с повышенной на треть гравитацией. Но сейчас у меня
болели от усталости и руки,  и  спина,  а  ладони  покрылись  волдырями  и
мозолями. Сири пошел уже восьмой десяток.
     - Мерри, ступай на нос, возьми риф на фоке. И подтяни  кливер.  Потом
приготовишь бутерброды. Побольше горчицы.
     Я кивнул и пошел на нос. Мы  уже  полтора  дня  играли  в  прятки  со
штормом: убегали от него,  когда  могли,  а  если  убежать  не  удавалось,
разворачивались и принимали на себя его удар. Поначалу эта игра доставляла
нам удовольствие - какое-то время мы были избавлены от нескончаемой  возни
с сетями и починки  парусов.  Но  через  несколько  часов,  когда  уровень
адреналина  в  крови  приходил  в  норму,  изнурительная  морская  болезнь
превращала отдых  в  пытку.  Море  никак  не  успокаивалось.  Высота  волн
достигала шести метров. "Джинни Пол" переваливалась с  боку  на  бок,  как
дородная матрона, каковой, впрочем, и являлась. Все вокруг отсырело.  Даже
мой трехслойный дождевик  промок  насквозь.  Для  Сири  же  все  это  было
долгожданным отпуском.
     - Это еще ничего, - говорила она в  самые  темные  часы  ночи,  когда
волны перекатывались через палубу и разбивались о  пластиковое  ограждение
рубки. - Ты бы посмотрел что здесь творится в сезон самумов.
     Низкие тучи вдали сливались с серыми волнами, однако  море,  кажется,
успокаивалось. Я щедро намазал горчицей бутерброды  с  ростбифом  и  налил
дымящийся кофе в широкие белые кружки. Было бы легче нести кофе  в  полной
невесомости, чем спускаться с ним сейчас по раскачивающемуся  трапу.  Сири
приняла свою наполовину пустую чашку без комментариев. Какое-то  время  мы
сидели молча, наслаждаясь едой и обжигающим язык напитком. Потом  я  встал
за штурвал, а Сири отправилась за новой порцией кофе. Серый день незаметно
превращался в ночь.
     - Мерри, - сказала она, протянув мне  кружку  и  присев  на  откидную
мягкую скамейку. - Что будет с нашим миром после открытия порталов?
     Вопрос меня удивил. До этого мы почти  не  говорили  о  том  времени,
когда Мауи-Обетованная присоединится к Гегемонии. Я взглянул на Сири и был
поражен, какой старой она мне вдруг показалась.  Мозаика  морщин  и  теней
покрыла лицо. Прекрасные зеленые глаза утонули в темных колодцах  глазниц,
острые скулы, как лезвия, натянули  хрупкий  пергамент  кожи.  Свои  седые
волосы она стригла теп