Завизжала
женщина.
     - Снимите с него манжету, - приказал Ли  Хент.  Я  увидел  его  перед
собой, все еще одетого в строгий серый костюм. Вокруг толпились десантники
Службы  Безопасности  в  полной  силовой  экипировке  и  комбинезонах   из
"хамелеоновой кожи". Один из них, вдвое выше Хента, повесил на плечо  свою
"адскую плеть" и бросился выполнять, приказ.
     По одному из оперативно-тактических каналов, тому самому,  который  я
контролировал  в  течение  некоторого  времени,  я  увидел   транслируемое
изображение самого себя - голого, распятого  на  кровати,  с  осмотической
манжеткой на руке и кровоподтеком во всю грудную клетку. Дайана  Филомель,
ее муж и один из головорезов  лежали  среди  щепок  и  осколков  на  полу,
оглушенные, но живые. Еще один бандит валялся на пороге. Верхняя часть его
тела - та, что была в комнате, - напоминала хорошо поджаренный бифштекс.
     - С вами все в порядке, господин Северн? - спросил Ли Хент, приподняв
мне голову и надевая на меня мембранную кислородную маску.
     - Хррммф, - пробормотал я. - Вес-се.
     Я всплыл на поверхность моих  собственных  ощущений,  как  ныряльщик,
пробкой вылетевший на поверхность. Голова раскалывалась  от  боли.  Зрение
еще не совсем вернулось, но по тактическому каналу я мог  видеть,  что  Ли
Хент слегка скривил свои тонкие губы, что означало улыбку.
     - Мы поможем вам одеться, - сказал он. - По дороге выпьете  кофе.  Мы
возвращаемся в Дом  Правительства,  господин  Северн.  Вы  опаздываете  на
встречу с секретарем Сената.

     7

     Космические битвы в кино и голофильмах всегда наводили на меня скуку,
но реальное сражение - вроде прямого репортажа о нескончаемой транспортной
катастрофе - чем-то завораживало. Правда, эстетическая  ценность  реальных
событий - и это подтверждается тысячелетним опытом - гораздо ниже,  чем  у
самой   скромной   голографической   драмы.   При   всей    колоссальности
задействованных сил настоящее космическое сражение вызывает у зрителя лишь
одну мысль - о безмерной огромности космоса  и  безмерной  же  ничтожности
всех этих звездолетов, дредноутов, флотилий и прочих игрушек человечества.
     Так я думал,  сидя  рядом  с  Гладстон  и  ее  солдафонами  в  Центре
Оперативной Информации, так называемом Военном  Кабинете,  когда  стены  в
один миг стали двадцатиметровыми окнами в бесконечность; четыре гигантские
голопанели окружили нас объемными  изображениями,  а  динамики  -  звуками
битвы,  долетавшими  по  мультилинии:  радиоперебранками  между   пилотами
истребителен, треском тактических каналов, переговорами между кораблями по
широкополоске,  лазерным  каналам  и  защищенной  мультилинии,   а   также
какофонией боевых кличей, воплей, криков и грязной брани  -  традиционного
аккомпанемента войн со времен каменного века.
     То было поистине воплощение вселенского хаоса, тотальная неразбериха,
импровизированное па-де-де мрачного кордебалета смерти. То была война.

     Посреди адского фейерверка сидели Гладстон и  кучка  ее  сотрудников.
Половину северной стены занимал лазурный лимб Гипериона. Военный  Кабинет,
точно серый ковер-самолет, носился между звезд и взрывов, и у  каждого  из
нас звучали в ушах вопли умирающих мужчин и женщин. И я был одним из  тех,
кому выпал почетный и жуткий жребий лицезреть все это.
     Секретарь Сената  покрутилась  в  своем  кресле  с  высокой  спинкой,
потеребила пальцами нижнюю губу и повернулась к военным советникам:
     - Ваше мнение?
     Шестеро увешанных орденами мужчин посмотрели друг на друга. Затем все
как один уставились на седьмого - генерала Морпурго, жевавшего незажженную
сигару.
     - Дело плохо, - коротко бросил он. - Мы не  даем  им  приблизиться  к
зоне порталов... наши линии обороны держатся...  но  они  слишком  глубоко
проникли в систему.
     - Адмирал? -  Гладстон  кивнула  высокому  худому  мужчине  в  черном
мундире ВКС.
     Адмирал Сингх погладил свою коротко подстриженную бородку:
     -  Генерал  Морпурго  прав.  Кампания   развивается   не   так,   как
планировалось.
     Он указал подбородком на четвертую стену, со статическим изображением
системы Гипериона, на которое накладывались разноцветные эллипсы, овалы  и
дуги. Некоторые кривые росли прямо у нас на глазах.  Светло-голубые  линии
обозначали траектории кораблей Гегемонии. Красные ленты  -  следы  Бродяг.
Красных было намного больше.
     - Оба ударных авианосца, входивших в состав эскадры 42,  выведены  из
строя, - продолжал адмирал Сингх. - "Тень Олимпа" погиб со всей  командой,
а "Станция Нептун" получил серьезные повреждения и сейчас возвращается  на
окололунную орбиту под эскортом пяти факельщиков.
     Секретарь  Сената  опустила  голову,  коснувшись   губой   сцепленных
пальцев.
     - Сколько человек было на "Тени Олимпа", адмирал?
     У Сингха были такие же большие карпе глаза, как у Мейны Гладстон - но
без печального огня в глубине. Он невозмутимо выдержал ее взгляд.
     - Четыре тысячи двести, -  ответил  он.  -  Не  считая  подразделения
морской пехоты численностью в шестьсот человек. Часть из них высадилась на
нуль-станции Гиперион, поэтому доподлинно неизвестно, сколько их  было  на
борту.
     Гладстон вновь, обернулась к Морпурго:
     - В чем причина осложнений, генерал?
     Лицо Морпурго было спокойно, но он почти  перекусил  сигару,  которую
держал в зубах.
     - У Бродяг больше боевых единиц, чем мы предполагали, - без  обиняков
ответил он. - Плюс "уланы"... пятиместные  Миниатюрные  факельщики...  Они
превосходят  наши  палубные  истребители  скоростью  и  вооружением.   Это
беспощадные маленькие осы. Мы уничтожаем их сотнями,  но  если  даже  один
"улан" прорывается  сквозь  оборонительные  порядки,  он  может  натворить
больших бед. - Морпурго пожал плечами. - А прорвались многие.
     Сенатор Колчев и восемь его коллег сидели напротив  военных.  Колчев,
выворачивая шею, повернулся к оперативной карте.
     - Похоже, они уже одной ногой на Гиперионе, - хрипло сказал он.
     Снова заговорил Сингх:
     - Не забывай о масштабах, сенатор. Мы все же удерживаем большую часть
системы. В радиусе десяти астроединиц от  солнца  Гипериона  -  все  наше.
Сражение происходило за облаком Оорта, и мы произвели перегруппировку.
     - А эти красные... шарики... над  плоскостью  эклиптики?  -  спросила
сенатор Ришо, и сегодня надевшая красное платье. Все знали, что красный  -
ее излюбленный цвет.
     Сингх кивнул.
     - Интересный маневр, - сказал он. - Рой  выпустил  около  трех  тысяч
"уланов", чтобы взять в клещи  эскадру  87.2  по  электронному  периметру.
Атака была отбита, но трудно не восхититься остроумием...
     - Три тысячи "уланов"? - перебила его Гладстон.
     - Да, госпожа секретарь.
     Она улыбнулась. Я  перестал  рисовать  и  мысленно  порадовался,  что
улыбка предназначалась не мне.
     - Разве на вчерашнем совещании  вы  не  сообщили  нам,  генерал,  что
Бродяги способны выставить шестьсот-семьсот боевых  единиц  мак-си-мум?  -
Мейна Гладстон резко, всем корпусом повернулась к Морпурго, заломив правую
бровь.
     Генерал вынул изо рта сигару, хмуро посмотрел на нее, и выудил  из-за
щеки еще один огрызок.
     - Таково было мнение нашей разведки. Она ошиблась.
     Гладстон кивнула.
     - Консультировалась ли разведка с Советом ИскИнов?
     Взоры всех присутствующих обратились к  советнику  Альбедо.  Проекция
была великолепная: он, как и все остальные, сидел в кресле,  положив  руки
на подлокотники; его тело не просвечивало и не курилось туманом, в отличие
от обычных движущихся проекций.  У  него  было  длинное  лицо  с  высокими
скулами и живым, выразительным ртом, сардонически кривящимся даже в  самые
серьезные моменты. Например, сейчас.
     - Нет, - госпожа секретарь, - ответил Альбедо. - Никто не обращался к
Консультативной Группе за оценкой потенциала Бродяг.
     - Я предполагала, -  сурово  сдвинув  брови,  Гладстон  обернулась  к
Морпурго, - что прогноз разведки ВКС выработан с учетом мнения Совета.
     Генерал бросил на Альбедо свирепый взгляд.
     -  Нет,  госпожа  секретарь,  -  возразил  он.   -   Техно-Центр   не
поддерживает контактов с Бродягами, и мы решили, что его прогнозы окажутся
не  точнее  наших  собственных.  Для  проверки  наших   предположений   мы
использовали тактический имитатор Олимпийской Офицерской Школы. - Он снова
сунул в рот обкусанную сигару и выпятил нижнюю челюсть:  -  Неужели  Совет
способен на большее?
     Гладстон посмотрела на Альбедо.
     Длинные пальцы советника словно взяли аккорд на невидимых клавишах.
     - По нашим оценкам Рой насчитывает от четырех до шести  тысяч  боевых
единиц.
     - Вы... - начал Морпурго, побагровев.
     - На совещании вы не упомянули об этом, - голос  Гладстон  звучал  на
редкость бесстрастно. - Как и во время предыдущих обсуждений.
     Альбедо пожал плечами.
     - Генерал прав, -  сказал  он.  -  Мы  не  поддерживаем  контактов  с
Бродягами. Наши предположения не более надежны, чем расчет ВКС, просто они
основаны  на  других  предпосылках.  ООШ:ИТИ  работает  великолепно.  Будь
быстродействие ее ИскИнов на порядок выше по шкале  Тьюринга-Деммлера,  мы
приняли бы их в Центр. - Его изящные пальцы вновь пробежали  по  невидимым
клавишам. -  Ну  что  ж,  наши  прогнозы  можно  учесть  при  планировании
следующих операций. Разумеется, мы готовы в любое время передать их вам.
     Гладстон кивнула.
     - Сделайте это немедленно.
     Она вновь  повернулась  к  экрану,  и  все  последовали  ее  примеру.
Отреагировав на наступившее молчание, автоматы увеличили громкость,  и  мы
опять услышали рев победителей,  хрипы,  мольбы  о  помощи  и  размеренную
декламацию  -  перечисление  позиций,  указания  по  корректировке   огня,
команды.
     - На ближайшую к нам стену напрямую поступала информация с факельщика
"Нджамена", занятого поиском уцелевших среди каши обломков, оставшихся  от
Отряда В.5. Поврежденный факельщик, к которому он приближался, увеличенный
в  тысячу  раз,  походил  на  взорванный   изнутри   гранат   с   медленно
разлетающимися в разные стороны зернами и обрывками красной кожуры. Он  на
глазах превращался в облако мусора и замерзших газов,  миллионов  обломков
микроэлектронных  устройств,  вырванных  из  гнезд,  пакетов  с   пайками,
искалеченных механизмов и распознаваемых по марионеточным  судорогам  руки
ног человеческих тел. Великого множества  человеческих  тел.  Прожекторный
луч   "Нджамены",   преодолевший   двадцать   тысяч   миль   и   достигший
десятиметровой ширины, играл на ледяных  обломках,  голубых  от  звездного
света, выхватывая из мглы отдельные предметы, грани, лица. Его  отраженный
свет сразу состарил Гладстон.
     - Адмирал, - медленно  произнесла  она,  -  неужели  Рой  ждал,  пока
эскадра 87.2 перейдет в систему?
     Сингх коснулся своей бородки.
     - Вы хотите знать, не было ли это ловушкой?
     - Да.
     Адмирал скользнул взглядом по лицам коллег и обернулся к Гладстон.
     - Не думаю. Я считаю... мы  считаем...  что  Бродяги  решили  должным
образом отреагировать на высокую  концентрацию  наших  войск.  Однако  это
означает, что они твердо намерены овладеть системой Гипериона.
     - И они в силах добиться этого? - Мейна Гладстон не отрывала  взгляда
от кувыркающихся обломков у себя над головой. Перед камерой проплыло  тело
молодого мужчины, наполовину вывалившееся из скафандра. Я увидел  вылезшие
из орбит глаза и взорванные давлением легкие.
     - Нет, - отрезал адмирал Сингх. - Они могут  обескровить  нас.  Могут
оттеснить нас к самому  Гипериону.  Но  не  могут  ни  вышвырнуть  нас  из
системы, ни нанести нам поражение.
     - А портал? - Голос сенатора Ришо дрогнул.
     - Ни уничтожить нуль-портал, - добавил Сингх.
     - Он прав, - подтвердил Морпурго. - Тому порукой мой профессиональный
опыт.
     Гладстон со странной улыбкой поднялась с места. Все присутствующие, в
том числе и я, поторопились подняться.
     - Вы поручились, - негромко сказала она, обращаясь к Морпурго.  -  Вы
поручились. - Она скользнула взглядом по лицам  своих  сотрудников.  -  Мы
встретимся здесь, когда этого потребуют события. Связным между мной и вами
назначаю Ли Хента. Работа правительства, господа,  будет  идти  в  обычном
режиме. Всего хорошего.
     Все стали расходиться, только я  вернулся  на  свое  место  и  вскоре
остался в комнате один. Динамики вновь заработали на полную громкость.  На
одной волне слышались громкие мужские рыдания. На другой, сквозь  треск  и
щелчки помех, гремел чей-то маниакальный хохот. Надо мной, за моей  спиной
и с обеих сторон медленно  двигались  во  тьме  созвездия,  и  свет  звезд
равнодушно серебрил руины и обломки

     Дом Правительства был выстроен в форме звезды Давида.  В  центре  ее,
защищенный  низкими  стенами  и  кущами  деревьев,  рассаженных  в  особом
порядке, находился сад. Конечно, не такой обширный,  как  Олений  Парк  со
своими зелеными просторами, но не менее живописный.  Поздним  вече  ром  я
вышел туда на прогулку.  Яркое  сине-белое  небо  Центра  уже  покрывалось
позолотой, когда меня догнала Мейна Гладстон.
     Несколько  минут  мы  молча  шли  бок  о  бок.  Я  заметил,  что  она
переоделась в  длинное  платье,  какие  носят  величественные  матроны  на
Патофе: свободного  покроя,  с  пышными  складками  и  вставками  сложного
темно-синего и золотого рисунка - точь-в-точь вечерний небосвод у нас  над
головами. Руки она держала  в  карманах,  широкие  рукава  раздувались  на
ветру; подол касался молочно-белой каменной дорожки.
     - Вы позволили им допросить меня, - начал я. - Любопытно, почему.
     - Они не транслировали допрос для своих сообщников. - Голос  Гладстон

     Я улыбнулся.
     - И тем не менее я подвергся всем этим испытаниям с вашего ведома.
     - Служба безопасности хотела узнать о них все, что  только  возможно.
Все, что они выболтают.
     - Ценой кое-каких... не очень приятных ощущений  с  моей  стороны,  -
заметил я.
     - Да.
     - Ну и известно теперь безопасности, на кого они работают?
     - Этот человек упомянул фамилию Харбрит, - ответила секретарь Сената.
- Наши люди почти уверены, что речь шла об Эмлеме Харбрит.
     - Управляющей биржей на Асквите?
     - Да.  Она  и  Дайана  Филомель  связаны  со  старыми  монархистскими
фракциями организации Гленнон-Хайта.
     - Они вели себя по-дилетантски, - сказал  я,  вспоминая  легкость,  с
какой Гермунд обронил фамилию  Харбрит,  и  непродуманность  вопросов  его
жены.
     - Конечно.
     - Связаны ли монархисты с какими-нибудь серьезными организациями?
     - Только с церковью Шрайка, -  ответила  Гладстон.  Она  остановилась
перед  каменным  мостиком  через  ручей   и,   подобрав   свое   роскошное
сине-золотое одеяние, присела  на  кованую  железную  скамью.  -  Ни  один
епископ до сих пор не вышел из подполья, знаете ли.
     - Учитывая беспорядки, их трудно  осуждать.  -  Я  остановился  перед
скамьей. Поблизости не было ни телохранителей, ни мониторов,  но  я  знал:
одно угрожающее движение в сторону Гладстон, и я очнусь в изоляторе службы
безопасности.
     Облака над нашими головами растеряли последнюю позолоту  и  светились
теперь ровным серебряным светом, отражая огни бесчисленных экобашен ТКЦ.
     - Как поступила служба безопасности с Дайаной нее мужем? - спросил я.
     - Они были  подвергнуты  доскональному  допросу  и...  находятся  под
арестом.
     Понятно. Доскональный допрос означал, что их мозги плавают  сейчас  в
полностью изолированных от внешнего мира баках. Их тела будут  содержаться
в криогенном хранилище до тех пор, пока секретный суд не определит,  можно
ли квалифицировать их деяния как государственную  измену.  После  процесса
тела будут уничтожены, а  Дайана  и  Гермунд  останутся  под  "арестом"  с
полностью отключенными каналами восприятия и связи. Уже  несколько,  веков
Гегемония не применяла смертной казни,  но  альтернативы  ей  были  не  из
приятных. Я опустился на другой конец скамьи.
     - Вы по-прежнему пишете стихи?
     Вопрос удивил меня. Я посмотрел вдоль садовой дорожки, где только что
загорелись летучие японские фонарики и скрытые листвой люм-шары.
     - Как вам сказать... - Я задумался. - Иногда я  вижу  сны  в  стихах.
Точнее, видел. Раньше.
     Мейна  Гладстон  принялась  разглядывать  свои  руки,  сложенные   на
коленях.
     - Вздумай вы описать то, что сейчас происходит, - спросила она, - что
за поэма бы получилась?
     Я засмеялся.
     - Я уже дважды начинал ее  и  бросал...  или,  вернее  сказать,  "он"
начинал и бросал. Это поэма о гибели богов и о том,  как  они  противились
своему низвержению. Поэма о метаморфозах, страданиях, несправедливости.  И
о поэте, который, как "он" считал, пострадал  от  несправедливости  больше
всех.
     Гладстон  повернулась  ко  мне.  В   полумраке   ее   лицо   казалось
нагромождением морщин и теней.
     - И каких же богов свергают с престола сейчас, господин Северн?  Само
человечество или ложных богов, которых мы создаем себе на погибель?
     - Откуда мне знать, черт возьми? - вспылил я и отвернулся к ручью.
     - Но вы принадлежите обоим  мирам,  не  так  ли?  И  человечеству,  и
Техно-Центру?
     Я рассмеялся.
     - В обоих мирах я чужак. Здесь - чудовище,  там  -  экспериментальный
образец.
     - Но кто же проводит эксперимент? А главное, зачем?
     Я пожал плечами.
     Гладстон поднялась.  Я  последовал  ее  примеру.  Мы  перешли  ручей,
слушая, как журчит вода. Дорожка вилась между высокими валунами, покрытыми
пышными лишайниками, мерцавшими в свете фонариков.
     Гладстон остановилась на верхней ступеньке каменной лестницы.
     -  Как  вы  думаете,  господин  Северн,  удастся  ли   Богостроителям
Техно-Центра создать пресловутый Высший Разум?
     - То есть создадут ли они Бога? - уточнил я. - Среди ИскИнов  есть  и
противники этого проекта. Опыт людей подсказал им,  что  создание  высшего
разума - прямая дорога к рабству, если не к вымиранию.
     - Но станет ли истинный Бог уничтожать свои создания?
     - Если иметь в виду Техно-Центр  и  гипотетический  Высший  Разум,  -
возразил я, - Бог не  создатель,  а  создание.  Возможно,  божество  может
чувствовать ответственность лишь  за  те  низшие  существа,  которые  само
создало.
     -  Тем  не  менее  Техно-Центр,  судя  по   всему,   взял   на   себя
ответственность за людей уже  много  веков  назад,  со  времени  Отделения
ИскИнов, - произнесла Гладстон. Она пристально  смотрела  на  мое  лицо  -
точно на шкалу какого-то важного прибора.
     Я окинул взглядом сад. Дорожка светилась во мраке таинственным  белым
светом.
     - Техно-Центр преследует собственные цели, - сказал я,  понимая,  что
секретарю Сената этот факт известен лучше, чем кому бы то ни было.
     - И вы считаете, что человечество ему больше ни к чему?
     Я поднял руки в знак того, что отвечать не собираюсь.
     - Я  чужд  обеим  цивилизациям,  -  повторил  я.  -  Нет  у  меня  ни
простодушия невольных создателей, ни бремени пугающей проницательности  их
созданий.
     - С генетической точки зрения,  вы  -  человек  до  мозга  костей,  -
сказала Гладстон.
     Это не было вопросом, и я промолчал.
     - Говорили, что  Иисус  Христос  -  во  всех  отношениях  человек,  -
продолжала она. - И одновременно  божество.  Пересечение  человеческого  и
божественного.
     Меня поразило, что она вспомнила эту  древнюю  религию.  Христианство
сменилось  сначала  дзен-христианством,  потом  дзен-гностицизмом,   потом
десятками и сотнями более жизнеспособных теологий  и  философских  учений.
Впрочем, мир, откуда происходила Гладстон, не  был  кладовой  развенчанных
культов. Я предполагал и надеялся, что не была такой кладовой и она сама.
     - Если он в полной мере и человек, и Бог, - сказал я, - тогда я - его
двойник из антимира.
     - Нет, - возразила Гладстон. - Я ду