оже мой, - выдохнула Ламия Брон.
     Казалось,  они   взошли   на   последнюю   вершину   Мироздания.   За
разбросанными внизу причалами, верфями и доками кончался Эдж и  начиналось
море. Трава уходила в бесконечность,  отзываясь  даже  на  легкий  ветерок
мелкой  рябью  и  накатываясь  зеленым  прибоем   на   обрывистый   берег.
Поразительно  ровная,  без  единой  морщинки  поверхность  простиралась  к
горизонту и казалась неизменной и нескончаемой. И  ни  малейших  признаков
горных вершин Уздечки, которая лежала на северо-востоке, примерно в восьми
сотнях километров отсюда. Иллюзия, что перед паломниками огромное  зеленое
море, была почти полной, даже верхушки колеблемых ветром стеблей  казались
белыми гребешками волн, бегущих к берегу.
     - К-а-к красиво! - воскликнула Ламия, впервые видевшая эту картину.
     - На рассвете и закате еще красивее, - отозвался Консул.
     - Чудесно, - пробормотал Сол Вайнтрауб, поднимая дочку так,  чтобы  и
та могла посмотреть. Девочка задрыгала ножками от удовольствия и принялась
сосредоточенно рассматривать свои пальчики.
     - Отлично сохранившаяся экосистема, - одобрительно сказал Хет Мастин.
- Мюир был бы доволен.
     - Вот же гадство! - вдруг воскликнул Мартин Силен.
     Все обернулись к нему.
     - Ветровоза-то нет, - пояснил поэт и выругался.
     Его спутники молча оглядели заброшенные причалы и пустынную равнину.
     - Наверное, задержался, - сказал Консул.
     Мартин Силен отрывисто рассмеялся.
     - Или уже укатил. Ведь предполагалось, что  мы  прибудем  сюда  вчера
вечером.
     Полковник  Кассад  поднял  свой  электронный  бинокль  и  внимательно
осмотрел горизонт.
     - Нет, вряд ли они ушли бы без нас, - задумчиво проговорил он. - Ведь
ветровоз должны были направить сюда сами жрецы  Святилища,  а  они  кровно
заинтересованы в нашем паломничестве.
     - Можно пойти пешком, - предложил Ленар Хойт.  Священник  посерел  от
боли (а может, и от наркотиков тоже) и едва держался на ногах,  не  говоря
уж о том, чтобы идти куда-то.
     - Нет, - сказал Кассад. - Мы утонем в этой траве с головой, а  пройти
надо несколько сот километров.
     - Компас... - начал было священник.
     - На Гиперионе компасы не  действуют,  -  возразил  Кассад,  все  еще
глядевший в бинокль.
     - Ну, тогда указатель курса, - не сдавался Хойт.
     - УК у нас есть, но дело не только в этом, - вмешался Консул. - Трава
очень острая. Через полкилометра на нас живого места не останется.
     - А еще  здесь  водятся  травяные  змеи.  -  Кассад  опустил  наконец
бинокль. - Это и в самом деле отлично  сохранившаяся  экосистема,  но  для
прогулок она не предназначена.
     Отец Хойт вздохнул и тяжело опустился  на  землю,  поросшую  короткой
травкой. Что-то весьма похожее на  облегчение  прозвучало  в  его  голосе,
когда он сказал:
     - Ну что ж, тогда поехали обратно.
     А.Беттик сделал шаг вперед:
     - Команда будет счастлива отвезти вас на "Бенаресе" назад в Китс.  Мы
охотно подождем.
     - Нет, - сказал Консул, - берите катер и возвращайтесь.
     - Эй, минутку, черт бы вас набрал! - крикнул Мартин Силен. - Я что-то
не  припомню,  чтобы   мы   выбирали   вас   диктатором,   любезный.   Нам
н_е_о_б_х_о_д_и_м_о_ добраться до места, и если этот дурацкий ветровоз так
и не придет, нам придется изыскивать какой-то другой способ.
     Консул резко повернулся к нему.
     - Какой? Морем? Нам понадобится две  недели,  чтобы  подняться  вдоль
Гривы и, обогнув Северную Луку, попасть в  Оттон  [Оттон  I  -  германский
король, ставший впоследствии римским императором (936-973); Китс  посвятил
ему трагедию "Оттон Великий"] или в какой-нибудь другой пост на побережье.
Да еще неизвестно, сумеем ли мы достать корабль. Морские суда на Гиперионе
скорее всего заняты эвакуацией.
     - Ну, тогда дирижабль, - буркнул поэт.
     Ламия Брон рассмеялась.
     - Ну конечно! Правда, за  те  два  дня,  что  мы  плыли  по  реке,  я
почему-то не заметила ни одного дирижабля. А вы?
     Сжав кулаки, Мартин Силен резко повернулся к  ней,  словно  хотел  ее
ударить. Затем улыбнулся.
     -  Ладно,  леди!  Что  же  нам  все-таки  предпринять?  Может,   если
пожертвовать кого-нибудь  из  нас  травяным  змеям,  боги  транспортировки
сжалятся над нами?
     Ламия Брон бросила на него ледяной взгляд:
     - А  мне  казалось,  коротышка,  что  своих  жертв  ты  предпочитаешь
поджаривать.
     Полковник Кассад встал между ними.
     - Хватит, - резко скомандовал он. - Консул прав. Мы останемся здесь и
будем ждать ветровоза. Господин Мастин и госпожа Брон  пойдут  с  Беттиком
проследить за разгрузкой наших вещей. Отец Хойт и господин Силен  принесут
хворост для костра.
     - Для костра? - удивился священник. И в самом деле, на вершине  холма
было довольно жарко.
     - Скоро стемнеет, - ответил Кассад. - Надо, чтобы на ветровозе знали,
что мы здесь. А теперь за дело.


     Никто не проронил ни слова, когда на закате катер  отдал  швартовы  и
двинулся вниз  по  реке.  Даже  отсюда,  с  двухкилометрового  расстояния.
Консулу была видна синяя кожа  андроидов.  Замерший  у  причала  "Бенарес"
как-то разом потускнел и обветшал, став частью  покинутого  города.  Когда
катер скрылся в дали, все  повернулись  к  Травяному  морю.  Длинные  тени
речных холмов уже накрыли ту его часть, которую  Консул  мысленно  называл
для себя отмелью. По мере  удаления  от  берега  море  меняло  свой  цвет:
мерцавшая аквамарином трава постепенно темнела, наливаясь густой  зеленью.
По лазурному небу заструились яркие краски заката,  позолотившего  макушку
холма и окутавшего паломников своим мягким, теплым светом. Тишину  нарушал
лишь шелест травы.
     - У нас чертовски много багажа, - громко сказал Мартин Силен. - Можно
подумать, нам предстоит возвращаться!..
     "Это верно", -  подумал  Консул.  Гора  чемоданов  на  вершине  холма
выглядела весьма внушительно.
     - Где-то там, - раздался тихий  голос  Хета  Мастина,  мы,  возможно,
обретем спасение.
     - Что вы имеете в виду? - спросила Ламия Брон.
     - Да, правда, - произнес Мартин Силен,  лежавший  на  спине,  закинув
руки за голову, и мечтательно глядевший в небо. - Вы случайно не захватили
с собой парочку противошрайковых подштанников?
     Тамплиер  покачал  головой.   В   наступивших   сумерках   его   лицо
окончательно поглотила тень капюшона.
     - Хватит прятаться за пошлой пикировкой, - сказал он. - Мне  кажется,
пора признать, что каждый из нас захватил в это паломничество нечто  такое
благодаря чему - он или она - надеется избежать гибели, когда наступит час
нашей встречи с Повелителем Боли.
     Поэт засмеялся.
     - Да ни хрена подобного! Я не захватил даже мою  счастливую  кроличью
лапку!
     Капюшон тамплиера слегка шевельнулся.
     - Ну, а ваша рукопись?
     Поэт промолчал.
     Хет Мастин перевел свой невидимый  собеседникам  взгляд  на  высокого
человека, стоявшего рядом.
     - А вы, полковник? В багаже-несколько объемистых  чемоданов  с  вашим
именем на наклейках. Уж не оружие ли это?
     Кассад поднял голову, но ничего не ответил.
     - Конечно, - продолжил Хет Мастин, - глупо ехать на охоту без ружья.
     - Ну а я? - Ламия Брон скрестила руки на  груди.  -  Вам  известно  о
каком-либо секретном оружии, которое я сюда протащила?
     - Мы ведь еще не слышали вашей  истории,  госпожа  Брон.  -  Тамплиер
говорил медленно, отчего его необычный акцент стал еще заметнее. - Было бы
преждевременно что-либо предполагать на ваш счет.
     - А как насчет Консула? - спросила Ламия.
     - О, всем понятно, что за оружие припас наш друг дипломат.
     Консул перестал любоваться закатом.
     - Я взял с собой только кое-что из одежды и пару книг, почитать перед
сном, - сказал он совершенно искренне.
     - Да-да, - со вздохом согласился тамплиер, - но зато какой прекрасный
космический корабль оставили!
     Силен вскочил на ноги.
     - Черт побери! - вскричал он. - Вы ведь можете его  вызвать,  не  так
ли? Так доставайте, дьявол вас возьми, свой собачий свисток и  действуйте.
Сколько можно тут сидеть?
     Консул сорвал травинку и  разделил  ее  на  узкие  полоски.  Помолчав
немного, он сказал:
     - Даже если бы я и мог его вызвать... - а вы слышали, Беттик  сказал,
что спутники и ретрансляторы не действуют... - так вот, даже если бы  я  и
мог вызвать его, нам  не  удалось  бы  перебраться  через  горы.  Подобные
попытки кончались катастрофой еще до того,  как  Шрайк  начал  разгуливать
южнее Уздечки.
     - Это верно, - согласился Силен,  возбужденно  размахивая  руками,  -
зато мы смогли бы пересечь этот мерзкий... газон! Вызывайте корабль!
     - Подождем до утра, - ответил Консул. - Если ветровоза не  будет,  мы
обсудим другие варианты.
     - Да провались он... - начал было поэт, но тут Кассад  шагнул  вперед
и, повернувшись к нему спиной, весьма успешно вытеснил его из круга.
     - А вы, господин Мастин, - спросил полковник, - в чем _в_а_ш_ секрет?
     Свет догорающего заката позволил разглядеть  улыбку,  мелькнувшую  на
тонких губах тамплиера.
     - Как видите, мой чемодан здесь самый тяжелый и самый таинственный, -
ответил он, указав на груду багажа.
     - Это куб Мебиуса, - сказал отец Хойт. - Мне  случалось  видеть,  как
таким способом перевозят археологические находки.
     - Или термоядерные бомбы, - вставил Кассад.
     Хет Мастин покачал головой:
     - Его содержимое не столь примитивно.
     - А что там? Вы нам расскажете? - настойчиво спросила Ламия.
     - Когда наступит мой черед говорить, - ответил тамплиер.
     - А вы следующий? - спросил Консул. - Мы можем  вас  выслушать  прямо
сейчас.
     Сол Вайнтрауб прокашлялся.
     - Вообще-то говоря, четвертый номер у  меня,  -  и  он  показал  свою
полоску бумаги. - Но я с большим удовольствием поменяюсь с Истинным Гласом
Древа. - Он приподнял Рахиль и, легонько похлопывая ее по спине, переложил
с левой руки на правую.
     Хет Мастин отрицательно покачал головой.
     - Времени еще достаточно, - сказал он. - Мне бы  хотелось  напомнить,
что  даже  в  безнадежности  всегда  есть  надежда.  Из  рассказов  наших,
спутников мы узнали о многом. Но не это  главное:  зерно  надежды  есть  в
каждом из нас, хотя лежит оно гораздо глубже, чем мы сами думаем.
     - Я что-то не понимаю... - начал отец Хойт, но его прервал  внезапный
вопль Силена:
     - Ветровоз! Вот она, эта хреновина! Наконец-то!


     Прошло еще минут двадцать, прежде чем ветровоз ошвартовался у  одного
из причалов. Судно пришло с севера, и его паруса белели четкими квадратами
на фоне лишившейся красок темной  равнины.  Пока  оно  разворачивалось  и,
складывая главные паруса, катило к пристани, окончательно стемнело.
     Судно поразило Консула - огромное, сработанное по старинке из дерева,
оно своими выпуклыми обводами напоминало галеоны, бороздившие в  древности
моря Старой Земли. Пока паломники переносили багаж  на  пристань,  Консулу
удалось рассмотреть гигантское ходовое колесо, выглядывавшее  из  середины
округлого днища и скрытое обычно двухметровой травой. От земли до поручней
было метров шесть-семь, а до верхушки грот-мачты  -  не  меньше  тридцати.
Остановившись, чтобы отдышаться. Консул прислушался: где-то вверху хлопали
на ветру вымпелы, а от корпуса судна исходило низкое  монотонное  гудение,
издаваемое,    по-видимому,    либо     внутренним     маховиком,     либо
гиростабилизаторами.
     Из-за борта выдвинулись сходни и опустились на пристань. Отец Хойт  и
Ламия Брон едва успели отскочить назад.
     Ветровоз был освещен куда хуже "Бенареса"  -  горело  лишь  несколько
фонарей на мачтах и реях. Пока судно шло к пристани,  на  палубе  не  было
видно ни одной живой души; никто не появился и сейчас.
     - Эй? - крикнул Консул,  стоявший  возле  нижней  ступеньки  сходней.
Ответа не последовало.
     - Будьте добры, подождите минутку, -  сказал  Кассад  и  стремительно
взбежал наверх.
     Паломники увидели, как он на мгновение замер, положив руку  на  "жезл
смерти",  торчавший  из-за  пояса,  а  затем  исчез  внутри  судна.  Через
несколько минут в широких окнах на корме вспыхнул свет, и на  траву  упали
желтые трапециевидные пятна.
     - Идите сюда! - крикнул полковник, снова  появившись  на  сходнях.  -
Здесь никого нет.
     Все тут же потащили наверх свой багаж. Спустившись в  последний  раз.
Консул помог Хету Мастину справиться с тяжеленным  кубом  Мебиуса,  ощутив
кончиками пальцев слабую, но интенсивную вибрацию.
     - Так где же эта треклятая команда? - спросил Силен, когда паломники,
осмотрев судно, собрались на баке. Внутри было тесно - узкие коридоры,  по
которым приходилось идти гуськом, крутые лестницы, или,  вернее,  трапы  и
каюты, едва вмещавшие откидные койки. Только кормовая каюта,  по-видимому,
капитанская, не уступала по размерам и комфорту помещениям на "Бенаресе".
     - Очевидно, судно автоматизировано. - Кассад указал на фалы,  которые
исчезали в прорезях палубы, и почти сливавшиеся с рангоутом  манипуляторы.
На середине бизань-мачты, несшей косые паруса, также поблескивал  какой-то
механизм.
     - Все же непонятно, откуда им управляют, -  сказала  Ламия.  -  Я  не
заметила ни дисплеев, ни  дубль-пультов.  -  Она  извлекла  из  нагрудного
кармана свой  комлог  и  попыталась  настроиться  на  стандартные  частоты
телеметрии, инфосети и биомеда. Судно не отзывалось.
     - На этих колымагах всегда кто-то был,  -  заметил  Консул.  -  Жрецы
обычно сопровождали паломников до самых гор.
     - Но сейчас здесь их нет. - В голосе Хойта слышалась растерянность. -
Впрочем, может быть, кто-то еще остался на станции  канатки  или  в  Башне
Хроноса. Ведь послали же за нами ветровоз.
     - Может, все поумирали, а вагон так и ходит  по  своей  программе,  -
предположила Ламия и тут же резко оглянулась:  снасти  и  паруса  внезапно
скрипнули под порывом ветра. - Омерзительное ощущение - быть отрезанной от
всего и всех. Словно ты вдруг ослепла и оглохла.  Просто  не  представляю,
как жители колоний это выносят.
     Подошел Мартин Силен. Усевшись на поручень, он отхлебнул  из  длинной
зеленой бутылки и произнес:

                     Где же он и с кем - поэт?
                     Музы, дайте мне ответ!
                     - Мы везде его найдем:
                     Он с людьми, во всем им равен;
                     С нищим он и с королем,
                     С тем, кто низок, с тем, кто славен;
                     Обезьяна ли, Платон -
                     Их обоих он приемлет;
                     Видит все и знает он -
                     И орлу, и галке внемлет;
                     Ночью рык зловещий льва
                     Или тигра вой ужасный -
                     Все звучит ему так ясно,
                     Как знакомые слова
                     Языка родного...
                               [Д.Китс. Написано, вероятно,
                                       в октябре 1818 года]

     - Где вы раздобыли эту бутылку? - холодно спросил Кассад.
     Мартин Силен улыбнулся, и его сощуренные глаза ярко блеснули в  свете
фонаря.
     - В камбузе полно еды, кроме того, там есть бар.  Возвещаю  всем  его
открытие!
     - Надо подумать об ужине, - сказал Консул, хотя ему  хотелось  сейчас
лишь вина. В последний раз они ели часов десять назад, если не больше.
     Что-то  лязгнуло,  загудело,  и  шестеро  паломников,  бросившихся  к
правому борту, увидели, как поднимаются сходни. Тем временем  развернулись
паруса,  натянулись  шкоты,  и  гудение  маховика,  постепенно  повышаясь,
перешло в ультразвук. Паруса наполнились ветром, палуба слегка накренилась
- и ветровоз, отойдя от причала, двинулся  в  темноту.  Было  слышно  лишь
хлопанье парусов, поскрипывание корпуса судна, глухое громыхание колеса да
шорох травы по днищу.
     Шесть человек стояли у поручней и смотрели, как  темная  масса  утеса
исчезает за кормой, а так и не зажженный сигнальный костер превращается  в
слабый отблеск звездного света на светлом дереве;  потом  остались  только
ночь, небо и качающиеся круги света от фонарей.
     - Спущусь вниз, - объявил  Консул,  -  и  приготовлю  нам  что-нибудь
поесть.
     Его  спутники  даже  не  пошевелились.  Палуба  тихо  вибрировала   и
покачивалась, а навстречу судну неслась тьма. Невидимая граница делила  ее
на две части: вверху  сияли  звезды,  внизу  расстилалось  Травяное  море.
Кассад достал фонарик, и пятно света забегало по  снастям,  выхватывая  из
мрака то кусок паруса, то  мачту,  то  шкоты,  туго  натянутые  невидимыми
руками; затем полковник проверил все щели и уголки на палубе от  кормы  до
носа.  Остальные  молча  наблюдали.  Когда  он  выключил   фонарик,   тьма
показалась паломникам уже не такой гнетущей,  а  звезды  засияли  ярче.  В
воздухе пахло землей  и  перегноем;  этот  запах,  вызывающий  ассоциации,
скорее, с весенним полем, чем  с  морем,  приносил  ветер,  несущийся  над
тысячами квадратных километров травы.
     Вскоре послышался голос Консула, и все отправились вниз.


     Камбуз оказался тесноват, и к тому же там не было  стола,  поэтому  в
качестве столовой пришлось  использовать  большую  каюту  на  корме,  а  в
качестве стола - сдвинутые вместе чемоданы. Четыре фонаря, раскачивавшиеся
на низких балках, ярко освещали помещение. Хет  Мастин  распахнул  высокое
окно над кроватью, и в каюту ворвался легкий ветерок.
     Консул расставил тарелки, нагруженные бутербродами, на самом  большом
чемодане, а затем принес толстые белые чашки и кофе  в  термосе.  Пока  он
разливал кофе, все принялись за еду.
     - Недурно, - произнес Федман Кассад. - Где это вы раздобыли ростбиф?
     - Холодильник битком набит всякой снедью. Кроме того, в  кладовой  на
корме есть большая морозильная камера.
     - Электрическая? - спросил Хет Мастин.
     - Нет. С двойными стенками.
     Мартин Силен понюхал одну из банок, разыскал на блюде нож  и  посыпал
свой  бутерброд  крупно  порезанными  кусками  хрена.  На  глазах  у  него
заблестели слезы.
     - Сколько времени обычно уходит,  чтобы  пересечь  море?  -  спросила
Ламия у Консула.
     Консул, сосредоточенно разглядывавший  свою  чашку  с  горячим  кофе,
поднял взгляд:
     - Простите, не расслышал?
     - Я спрашиваю о Травяном море. Сколько времени уходит на дорогу?
     - Ночь и половина дня, и мы у гор, - ответил Консул. -  При  попутном
ветре, разумеется.
     - Ну, а потом... через горы долго перебираться? - спросил отец Хойт.
     - Меньше суток, - ответил Консул.
     - Если будет работать канатная дорога, - добавил Кассад.
     Консул отхлебнул кофе, обжегся и поморщился.
     - Надо думать, будет. Иначе...
     - Что иначе? - резко спросила Ламия.
     - Иначе, - ответил полковник Кассад,  подойдя  к  открытому  окну,  -
иначе мы застрянем в шестистах километрах от Гробниц Времени и в тысяче  -
от южных городов.
     Консул покачал головой.
     - Нет, - сказал он. - Жрецы Святилища или уж не знаю кто, взявший  на
себя заботу о нашем паломничестве, позаботились о том, чтобы мы  добрались
сюда. Я не сомневаюсь, что они  позаботятся  и  о  том,  чтобы  мы  прошли
оставшуюся часть пути.
     Ламия Брон, нахмурившись, скрестила руки на груди.
     - Зачем мы нужны им? Как жертвы?
     Мартин Силен захохотал и вытащил свою бутылку:

                     Какие боги ждут кровавой мзды?
                     К какому алтарю ведут телицу,
                     Которая торжественной узды
                     И ласковой руки жреца дичится?
                     И что за город, из оправы стен
                     Глядящий ввысь зеницами святынь,
                     Внезапно обезлюдел в час урочный?
                     Он нем навеки, чуждый перемен, -
                     Не скажут площади, мертвей пустынь,
                     Зачем ушла толпа в поход бессрочный.