ое вещество или пулеметный огонь?
   - Да, сэр.
   - Так вот, это ничто по сравнению с тем, что делает с  трупом  время.
Прошло сорок лет. То, что извлекут из земли,  узнать  будет  нельзя.  Не
стану возражать против того, чтобы вы поехали со мной в морг, но,  когда
буду работать, видеть вас рядом не хочу. Не хочу показывать, что стало с
телом вашего отца. Таково мое правило. Так что позвольте мне делать  мое
дело одному.
   - Конечно, доктор, - согласился Боб.
   - Вот и хорошо. Договорились.
   - Мистер Суэггер! - обратился к  Бобу  старик  Коггинс.  Он  стоял  в
могиле, вытирая пот со лба  красным  платком.  -  Мистер  Суэггер,  все,
раскопали. Очень глубоко.
   Доктор приблизился к краю могилы и глянул вниз.
   - Мистер Коггинс, вы собираетесь поднимать гроб? - спросил он.
   - Да, сэр, - ответил пожилой негр.
   Боб и Расс тоже  подошли  к  могиле.  Могильщики  поработали  хорошо.
Стенки ямы были крепкие, ровные, черные; извлеченный грунт высился рядом
аккуратными горками. Расс нервно глянул  вниз.  На  глубине  пяти  футов
лежал облепленный глиной длинный деревянный ящик.
   Доктор обернулся.
   - Я бы хотел попросить  вас  отойти.  Мне  нужно  кое-что  проверить.
Мистер Коггинс, помогите мне спуститься.
   Два молодых негра, тоже с лоснящейся от пота кожей,  помогли  доктору
спуститься на дно могилы. Тот вытащил из  кармана  хирургическую  маску,
надел ее и попросил негров вылезти из ямы.
   Послышался треск ломающегося дерева: доктор Филлипс вскрывал гроб.
   - Мистер Суэггер, - донеслось из ямы.
   - Да, сэр.
   - Боюсь, у меня для вас плохие новости.
   Боб и Расс переглянулись.
   - Какие, сэр? - спросил Боб.
   - Этот человек убит осколком орудийного снаряда. Эго сразу  видно  по
повреждениям скелета. Судя по состоянию останков, он  погиб  примерно  в
1865 году.
   - Черт! - воскликнул Дуэйн. - Невероятно!
 
Глава 17 
 
   Старик бушевал. Проклятье! Куда ж он подевался, черт побери?
   Сэм утром разворошил весь кабинет и теперь выворачивал наизнанку дом.
   Опять эти проклятые ублюдки! Это их рук дело!
   Последнее время они постоянно над ним подшучивают. Тайком пробираются
к нему в дом, пока он спит, прячут его вещи,  крадут,  роются  в  ящиках
шкафа. Вчера он нашел свои носки в третьем ящике, сегодня -  в  верхнем.
Иногда расческа и бритва лежат на раковине слева, в другой раз - справа.
   Ярость,  неистовая,  ослепляющая,  словно  дым,  заволакивала  разум,
распирала вены. На лбу даже вздулась Y-образная жилка. В висках стучало.
   На днях они спрятали его трубку. Его пенковую трубку, приобретенную в
Германии после войны. Он выкуривал ее каждый вечер на  протяжении  почти
пятидесяти лет. И вот она пропала! Исчезла без следа. Они поменяли имена
его внукам, перепутали двух его дочерей, которые еще не умерли.
   Они переставляют его машину,  когда  он  заходит  в  магазин.  Меняют
светофор, когда он едет через перекресток, а потом сигналят ему и  грубо
кричат. Иногда так сбивают его с толку, что он не может  сообразить,  по
какой стороне дороги ехать.
   Всего этого более чем достаточно, чтобы всерьез  разозлить  человека,
но их последняя выходка - это уж чересчур.
   Он всегда и во всем был аккуратен до педантичности. Он принадлежал  к
тому типу американцев, которые верят не просто в закон и  порядок,  а  в
то, что именно закон и есть порядок. Поэтому он вел строгий учет рабочих
документов, заносил их в каталог или протоколировал, делал  подробнейшие
записи, изучал показания вдоль и поперек, дотошно проверял все  улики  и
никогда не задавал дважды один и тот же  вопрос  или  такой  вопрос,  на
который сам не знал ответа.
   Он мог  любого  переспорить,  мог  заткнуть  за  пояс  целую  команду
оппонентов, пока к нему не прицепились эти невидимые черти.
   Но он не собирается сдаваться. Бог свидетель. Он будет отбиваться  до
последнего! Для них это будет нелегкое сражение.
   Сэм обвел взглядом распотрошенный  подвал.  Кто-то  повытаскивал  его
папки из картотечных ящиков и свалил в беспорядочную кучу  на  пол.  Кто
сотворил такое?
   Вдруг он вспомнил, что сделал это сам. Всего несколько минут назад.
   Что он ищет?
   Ах, да, копию составленного им в 1955 году отчета по делу об убийстве
Эрла Суэггера, предназначенного для коронера. Она была  у  него.  Должна
быть. Где-то здесь лежит. Но где?
   Ящик с пометкой "1955 г." был пуст. Он  опорожнил  также  ящики,  где
хранились документы за 1953 - 1957 годы, предположив, что, когда  уходил
со службы и перевозил все эти ящики  домой,  он  сам  или  одна  из  его
секретарш, - а он их столько перехоронил, что и не упомнить, - возможно,
случайно сунули документ не на место.
   А оставалась ли у него копия?  Это  был  просто  отчет  о  следствии,
которое  не  служит  основанием  для  вынесения   решения   о   судебном
преследовании или об отказе от него. Этот  отчет  направляется  в  архив
коронера. Поэтому Сэм, судя по всему, тогда и не стал присоединять его к
основным материалам по делу, а сунул в какую-то другую папку.
   И дело совсем не в том, что его подводит память. Память  тут  ни  при
чем. Он все прекрасно помнит.
   Просто в голове туман. И зрение  шалит.  Все  его  книги  по-прежнему
расставлены по порядку, разложены по полочкам, только  вот  названий  на
корешках он не различает. Приходится искать на  ощупь.  Ну  как  тут  не
злиться?
   Он с ужасом думал о предстоящей встрече с Расти или как его там, черт
побери. Как он скажет этому самонадеянному  молокососу:  "Знаешь,  я  не
смог  найти  тот  документ.  Обещал  найти,   но   не   смог.   Наверно,
запамятовал".
   Расти будет смотреть на него так же, как некоторые из внуков:  словно
на некий реликт, на внезапно ожившее древнее ископаемое, которому  место
в музее, под стеклом.
   Ну и черт с ним! Сэма снова  охватила  ярость.  Старческая  узловатая
рука сжалась в кулак. Он представил, как этот кулак врезается в  челюсть
Расти или как его там. Это послужило бы тому уроком.
   Сэм нагнулся, но старческие кости не  позволяли  долго  оставаться  в
согбенном положении. Он опустился на колени и стал собирать разбросанные
папки, пытаясь складывать их по порядку.
   На глаза попалась папка с фамилией, которая привлекла его внимание.
   Она отозвалась в голове мелодичным  звоном,  тихим,  неясным,  но  до
странности знакомым. Что за фамилия? Из какого дела?
   Он уже почти вспомнил, но едва оформившаяся мысль тут же растворилась
в тумане, застилающем разум.
   Черт бы их побрал! Опять издеваются над ним!
   Сэм сложил папки, но, увидев, что все они помечены 1955 годом,  вновь
стал перебирать их, однако дела Эрла Суэггера среди них не было. Куда же
оно исчезло? Где?..
   Паркер!
   Сэм держал в руках папку с материалами  об  убийстве  Ширелл  Паркер.
Преступление  страшное,  а  документов  по  нему  -   тонкая   стопочка.
Расследование заняло не много времени.
   Почему его заинтересовала эта папка?
   Ах, да, это же последнее дело Эрла.  Он  начал  расследование  в  тот
самый день - 23 июля 1955 года.
   Сэм открыл папку. Ему  улыбалась  с  фотографии  Ширелл,  в  ту  пору
выпускница начальной школы. Кажется, кто-то из полицейских дал ему  этот
снимок перед судебным разбирательством. Очень  милая  девочка  с  ясными
глазами, в которых светилась надежда.  Подумать  только!  Негритянка  из
Арканзаса 50-х годов, живущая с верой  и  надеждой!  Наверно,  она  была
замечательной девочкой. Сэм  вдруг  понял,  что  ему  о  ней  ничего  не
известно. Ничего, кроме обстоятельств ее смерти. Для  обвинителя  только
это и имеет значение. Ему неважно, что за люди были  жертвы  -  хорошие,
плохие,  замечательные,  дурные.  Если  убийство  -  значит,  проводится
расследование, потом суд, отправляющий преступника на электрический стул
или в тюрьму.
   Следующую  фотографию  с  пометкой:  "ПРИНАДЛЕЖИТ  УПРАВЛЕНИЮ  ШЕРИФА
ПОЛК-КАУНТИ, 24 ИЮЛЯ 1955 г. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО"  он  знал  лучше.  Это  был
снимок места преступления. Ширелл лежала на спине на  склоне  холма,  на
голой земле. Платье задрано, половые органы обезображены, лицо  раздуто,
глаза широко раскрыты.
   Сэм перевернул фотографию. Он не мог на такое смотреть.
   "Я поймал его и  отомстил  за  тебя,  Ширелл,  -  думал  Сэм.  -  Да,
отомстил. И за тебя, и за Эрла. Это моя работа".
   Он помнил, как все происходило. Дело было простое.
   Он прибыл  на  место  преступления  на  следующий  день,  под  вечер,
измученный  хлопотами  на  кукурузном  поле,  где  погиб  Эрл   Суэггер,
истерзанный  горем,  яростью  и  ужасом  перед  предстоящими   траурными
церемониями.
   И вот 24 июля, в четыре часа дня, он наконец приехал на то место, где
погибла  Ширелл.  С  первого  взгляда  стало  ясно:  следы  преступления
безнадежно затерты. Земля  вокруг  трупа  истоптана,  всюду  -  бумажки,
жестяные банки. Под деревом, привалившись к стволу, сидел в ленивой позе
с сигаретой в зубах полицейский из управления шерифа.
   - Следственная группа из полиции штата уже была? - спросил Сэм.
   - Нет, сэр. Я слышал, они не приедут. Очень заняты с мистером Эрлом.
   Сэм покачал головой, подумал: "Теперь это неважно. Здесь уже улик  не
найти".
   - Тут будто армия прошла, черт побери.
   - Народ прослышал  об  убитой  негритянке.  Приходили  посмотреть.  Я
пытался их не пускать, но они же слов не понимают.
   Сэм рассвирепел. Но что толку срывать злость на таком  дураке?  Молча
пережевывая свою ярость, Сэм направился к  трупу.  Ширелл  посерела.  Ее
кожа поблекла, приобрела  цвет  пыли.  Она  теперь  не  была  похожа  на
негритянку. Перед ним  лежало  мертвое  дитя,  почти  до  неузнаваемости
обезображенное распиравшими тело газами.
   - Вы знаете про карман? - спросил полицейский.
   Сэм ничего не знал.
   - Эрл вчера нашел. Положил в конверт и велел Лему передать ребятам из
полиции штата. Те так и не объявились, поэтому Лем оставил его у шерифа.
   - Что за карман?
   - Говорят, был содран с рубашки. Вот  она  содрала...  С  монограммой
"РДФ".
   Невероятно, подумал Сэм. Он занимается расследованием убийств вот уже
тридцать лет, - не считая пяти лет, отданных войне, - и ему еще ни  разу
так не везло. С другой стороны,  убийства  -  это  такое  дело:  они  не
поддаются логическому объяснению, поскольку  являют  собой  переплетение
безумного и случайного, аномального и бессмысленного. Сэм был  баптистом
и ненавидел убийства, потому что  убийства  каждый  раз  заставляли  его
сомневаться в мудрости Господа и, если уж на  то  пошло,  даже  в  самом
существовании Всевышнего, хотя он никогда  бы  не  осмелился  произнести
подобную ересь вслух.
   - Пойду вызову коронера, - сказал он  полицейскому.  -  Пора  забрать
отсюда  бедную  девочку.  Так,  слушай  меня.  Если  кто  опять  приедет
поглазеть, гони в шею. Ясно? Чтобы никаких зевак здесь не было. Нехорошо
это.
   - Сэм, да это ж всего лишь негритянка.
   Сэм повернулся и пошел прочь.
   Когда он вернулся, поисковая группа была  уже  в  полной  готовности.
Пять сотрудников управления шерифа с револьверами, ружьями  и  дубинками
во главе с шерифом отправлялись добывать почести и заголовки в газетах.
   - Нет, - остудил Сэм их пыл. - Еще не время. Чуть позже проявите свои
ковбойские качества.
   Но от неоспоримых доказательств не отмахнешься. Просмотрев в  конторе
окружного  клерка  списки  налогоплательщиков,  в   которых   чернокожее
население, к счастью, значилось  отдельно,  они  выявили  только  одного
негра с инициалами РДФ. Регги Джерард Фуллер.  Юноша  восемнадцати  лет,
второй сын Дэвидсона Фуллера, самого богатого негра в городе - владельца
"Похоронного бюро Фуллера", отправлявшего в последний путь всех  негров.
Регги имел водительские права и доступ к  машине  -  к  катафалку,  или,
вернее, к одному из двух небольших черных "фордов",  на  которых  обычно
возили родственников и близких знакомых умерших. Ко всему прочему, Регги
слыл модником и действительно носил рубашки с монограммами.
   В  школьной  характеристике  указывалось,  что  Регги  был  прилежным
учеником, хотя и не  блистал  способностями.  Слабовольный  и  не  очень
сообразительный, он не смог бы управлять фирмой отца  и  потому  покорно
согласился выполнять в похоронном бюро канцелярскую работу.  За  ним  не
значилось никаких правонарушений, но, в конце концов, ведь он был  негр,
да к тому же молодой, и,  следовательно,  по  природе  своей  склонен  к
аномальному поведению. Большинство здравомыслящих людей давно сошлись на
том, что в каждом негре живет потенциальный насильник  и  убийца.  Нужен
только  стимулятор  -  алкоголь,  ревность,  -  и   пошла   поножовщина.
Полицейские даже придумали специальный термин  для  преступлений  такого
рода - "Уилли-врезал-Уилли". Часто можно слышать, как кто-нибудь из  них
говорит:  "Эй,  я  слышал,  тебе  на   днях   пришлось   разбираться   с
"Уилли-врезал-Уилли". И в ответ: "Да, проклятый черномазый  уделал  свою
старушку бутылкой из-под виски. Стерва  скончалась  до  приезда  "скорой
помощи". И я не виню "скорую". Что зря ездить?" В  данном  случае  Регги
"врезал" Ширелл.
   Но Сэм не терпел произвола. Проверив  все  доказательства,  он  лично
позвонил  судье  Харрисону  и  лично  отправился  к   нему   на   ферму,
находившуюся в восемнадцати милях от города, чтобы  подписать  ордер  на
обыск  и  распоряжение  о  возбуждении  уголовного  дела,  если  таковое
потребуется.
   - Это вам не Миссисипи, будь он проклят, - заявил он. - И не  чертова
Алабама. У нас здесь все по закону.
   Сэм и в задержании принял  участие.  Он  знал,  что  его  присутствие
воспрепятствует излишнему шуму и возможной стычке. Еще не хватало, чтобы
белые полицейские посреди ночи распахивали пинками двери домов негров. В
его округе этому не бывать.
   Поэтому,  вместо  того  чтобы  долбить  ногами   двери,   полицейские
тихо-мирно наблюдали, как Сэм  с  шерифом  тактично  стучались  в  самый
большой и белоснежный дом в так называемом Негритянском городе,  который
на самом деле являл собой район из  шести  кварталов  в  западной  части
Блу-Ай.
   Они пришли в четыре часа утра. Дверь открыл испуганный мистер Фуллер.
Увидев в его руке дробовик, Сэм обрадовался, что сопровождает группу: не
будь его, полицейские могли бы открыть огонь.
   - Мистер Фуллер, меня зовут Сэм Винсент. Я - прокурор Полк-Каунти.  А
шерифа, полагаю, вы узнали.
   В глазах негра отразился панический страх, когда он увидел  у  дверей
своего дома суровые лица белых людей, а чуть дальше, у  обочины,  четыре
полицейских автомобиля с включенными мигалками.
   - В чем дело?
   - Сэр, нам нужно допросить вашего сына Регги. И произвести  обыск.  Я
проинструктировал  ребят.  Они  будут  работать  профессионально  и  без
грубостей. Но нам необходимо произвести дознание. Пожалуйста, пригласите
Регги, скажем, в гостиную.
   - Что...
   - Мистер Фуллер, полагаю, вы слышали, что сегодня стало известно  еще
об одном ужасном преступлении. Убита негритянка. Мы должны  расследовать
дело.
   - Мой сын ни в чем не виноват, - произнес мистер Фуллер.
   - Вы знаете, я человек справедливый, и, клянусь,  ни  сегодня,  ни  в
какой-либо другой день не будет  предпринято  ни  одного  шага,  который
противоречил бы закону. Это мое правило. Но  мы  должны  исполнить  свой
долг. Полицейские пока произведут обыск в доме. У меня есть  официальное
разрешение. Они ничего не  поломают  и  не  повредят,  а  если  испортят
что-нибудь, возместят убытки  из  собственного  кармана.  Но  мы  должны
исполнить свой долг.
   Вскоре перед Сэмом предстал сонный Регги. Сэм мог бы  забрать  его  в
участок и допросить там, но из уважения к мистеру Фуллеру  решил  первые
показания снять на месте.
   - Регги, где ты был вечером пять дней назад, 19 июля?
   - Он был дома, - вместо парня ответила миссис Фуллер.
   - Мэм, позвольте ему отвечать самому, иначе мне придется забрать  его
в полицию.
   Регги, полноватый восемнадцатилетний юноша, сравнительно  светлокожий
для негра, озирался вокруг  с  выражением  глуповатой  рассеянности,  не
сходившем  с  его  лица  ни  днем,  ни  ночью.  Он   медленно   скользил
непонимающим взглядом по людям и предметам, переминался с ноги на  ногу,
дергал руками. Потом вдруг улыбнулся, но на его улыбку никто не ответил.
Он заморгал, казалось, позабыв, где находится, ушел  в  себя.  Одетый  в
пижаму с бабочками, он всем своим поведением выдавал, скорее,  смущение,
чем страх. Ничто в нем не свидетельствовало об агрессивном характере,  о
склонности к насилию. Но негры ведь весьма странный народ: то спокойные,
безмятежные, а через минуту, глядишь, хоть смирительную рубашку надевай.
   - Не помню, сэр, - наконец произнес Регги. - Где-то здесь был. Может,
у себя в комнате. Не могу точно сказать. Нет, кажется, ездил  покататься
на папиной машине.
   - На катафалке?
   - Да, сэр. Кататься ездил, больше  ничего.  Радио  послушал,  станцию
Мемфиса.
   - Тебя кто-нибудь видел? Кто-нибудь может подтвердить, где ты был?
   - Нет, сэр.
   - Регги, ты у церкви был? Ходил в тот вечер на собрание в церковь?
   - Нет, сэр.
   - Регги,  послушай.  Если  ты  ходил  в  такое  место,  где  родители
запрещают бывать, сейчас не скрывай, сознайся, будь мужчиной. Так где ты
был? В ночном клубе? Пил, да? Играл, с женщиной развлекался?
   - Сэр, я...
   - Мистер  Сэм,  мой  сын  Регги  -  хороший  мальчик.  Не  гений,  но
трудолюбивый и...
   - Сэм! - прервал допрос шериф. - Там ребята нашли кое-что.
   Да,  они  нашли  то,  что  искали.  Сэм  вошел  в  спальню.  Один  из
полицейских указал на кровать, с которой сдернули белье. Из-под  матраса
торчал уголок синей рубашки. Сэм кивнул. Полицейский поднял матрас.  Сэм
осторожно поддел находку карандашом и поднял над  пружинной  сеткой.  То
была рубашка - синяя, хлопчатобумажная, с  отодранным  карманом,  вся  в
ржавых пятнах, которые, как знал  Сэм,  соответствовали  цвету  засохшей
крови.
   - Вот и попался черномазый, - произнес кто-то.
   - Ладно, - сказал Сэм и, обращаясь к одному из полицейских, добавил:
   - Пометь ее и положи в сумку. Обращайся с уликой очень осторожно. Это
дело получит широкую огласку. Мы не имеем права на ошибку.
   Сэм вернулся в гостиную, где и арестовал Регги Фуллера по обвинению в
убийстве.
   Спустя три месяца состоялся суд, который разобрался с делом  за  один
день. Фуллеры, готовые потратить все свои сбережения ради спасения сына,
хотели нанять адвоката из  Литл-Рока,  но  Сэм,  изучив  доказательства,
посоветовал им убедить Регги признать свою вину  и  сдаться  на  милость
правосудия.  Адвокат  из  Литл-Рока  сказал  им  то  же  самое:  рубашка
действительно принадлежала Регги,  о  чем  свидетельствовала  маркировка
прачечной; да этот факт, собственно, никто и не пытался отрицать. Карман
по всем параметрам соответствовал рубашке - и по  цвету,  и  по  размеру
сохранившихся  стежков.  Засохшая  кровь  была  третьей  группы,   резус
отрицательный - как у Ширелл. Регги не имел убедительного алиби.
   Ни о какой сделке о признании вины не могло быть и речи.  Улики  были
таковы, что признания даже не требовалось. Сэм  принял  решение  просить
для Регги смертной казни, хоть тот и  был  еще  совсем  юный  и  немного
ненормальный. Сэм не считал себя жестоким человеком, но... Око  за  око.
Это самый лучший метод, единственно верный. Кроме  того,  это  последнее
дело Эрла, а Эрл тоже стал бы добиваться соответствующего наказания  для
убийцы.
   Фуллерам все-таки удалось найти адвоката, который согласился защищать
подсудимого  при  рассмотрении  дела  в   апелляционном   порядке.   Сэм
предупреждал их, чтоб не выбрасывали деньги на ветер, но они не оставили
тщетных попыток спасти сына. На протяжении двух с лишним лет,  что  дело
гуляло по инстанциям и Регги гнил в тюрьме Камминз-Фарм  в  Гулде,  куда
отправляли негров, миссис  Фуллер  каждую  неделю  писала  Сэму  письма,
взывая к его милосердию. Когда у Фуллеров кончились деньги, они  продали
свой больш