евой, что  ли,  вздрючь  их  как
следует, одним словом, что-нибудь делай с ними.
     - Есть, сержант.
     - А с тобой мы поговорим позже.
     - Да, сержант.
     Как только сержант  Кейз вышел - его движения  больше  напоминали старт
реактивного истребителя,  чем выход командира из казармы, - Донни повернулся
к своим подчиненным.
     -  Ну  что  ж,  -  сказал  он солдатам, -  давайте выйдем на  воздух  и
потренируем  кое-какие приемы работы во время  уличных волнений.  Нет смысла
сидеть здесь просто так.
     Но никто не пошевелился.
     - Ладно, парни, пойдем. Это  не моя  собственная заморочка. Вы  слышали
сержанта. У нас есть приказ.
     Они просто смотрели на него: одни - с  отвращением и обидой, а другие -
с презрением.
     -  Я ничего не  сделал,  -  сказал  Донни.  - Всего  лишь  поговорил  с
несколькими офицерами из ВМФ, только и всего.
     - Донни, а  если я зайду в  бар к пацифистам,  ты сдашь меня  секретной
службе? - спросил кто-то.
     - Ладно, на хрен все это  дерьмо! - взревел Донни. - Я не обязан никому
ничего  объяснять, но,  если  это  потребуется,  я  докажу,  что  никого  не
продавал. А теперь надевайте снаряжение и валите на плац, не то Кейз оставит
всех нас в наряде по казарме аж до завтрашнего утра!
     Люди поднялись, но медлительные и неохотные движения отчетливо выдавали
их горечь.
     - Кто займет место Кроу? - послышался чей-то голос.
     Все промолчали.

     * * * * *

     В тот же день, ровно в четыре часа  пополудни,  Джулия была освобождена
из-под ареста. Вместе с  несколькими сотнями самых упорных демонстрантов она
провела  сорок восемь часов в  вашингтонском  "Колизее". По крайней  мере, в
физическом отношении это время прошло чуть ли  не  приятно: полицейские вели
себя осторожно, никто из арестованных не отказывался давать показания, и все
шло очень спокойно. Она провела  две ночи  на раскладушке  посреди  поля, на
котором во  время  сезона  тренировались "Вашингтон редскинз". Возвышавшиеся
вокруг  трибуны   старого  обветшавшего   стадиона   чем-то   напоминали   о
проводившихся  в  двадцатые   годы  массовых   собраниях  пятидесятников;  к
арестованным  юнцам  никто не  приставал, и за  их  времяпрепровождением  не
слишком-то следили.  Травки было  в  избытке,  переносные  уборные были куда
чище, чем те, что стояли в парке Потомак. Душей было много, с лихвой хватало
на всех, и Джулия впервые после отъезда из Аризоны с Мирным караваном смогла
хорошо  помыться. Кое-кто из  мальчиков  развлекался игрой в футбол, выдавая
фантастические пасы в зону защиты.
     Но от  Донни  она не  имела никаких известий. Был ли он на мосту? Этого
она  не  знала. Она  пыталась высматривать его, но как  раз  тогда  на  мост
пустили  новую  порцию  газа,  и  все  расплылось  у  нее  перед глазами  от
неудержимо хлынувших слез. Она помнила,  как отчаянно терла  глаза кулаками,
пока газ не рассеялся, а  потом последовал  удар морских пехотинцев, и тогда
она поймала себя  на том, что всматривается в глаза парня - вернее, ребенка,
большого и рослого ребенка  - за стеклами маски; она видела в них страх или,
по  крайней  мере, такую  же  растерянность, какую  чувствовала  сама;  а  в
следующий момент он миновал ее вместе со всей цепью морских пехотинцев, и ей
оставалось  только смотреть,  как  отряды полицейских хватают демонстрантов,
оказавшихся позади цепи, и ведут их к автобусам.  Все это было сделано очень
просто и не доставило полиции никаких хлопот.
     Только  позже, уже находясь под арестом, она услышала  о том, что  одна
девочка  каким-то образом погибла. Джулия  пыталась  понять, как  это  могло
случиться,  но  у  нее  ничего  не  получалось.  Морские  пехотинцы,  как ей
показалось, вели себя  крайне сдержанно; нет, там не  было ничего  подобного
тому, что  случилось в Кенте. И все равно это ужасно  угнетало. Девочка была
мертва,  и  чего  ради?  Неужели  это  было  необходимо?  На  стадионе  были
телевизоры,  и с экранов почти  все  время смотрело  юное нежное веснушчатое
личико  Эми Розенцвейг,  обрамленное  рыжеватыми  кудряшками. Эми напоминала
Джулии  одну девочку, вместе с  которой  она росла. Хотя она никак  не могла
вспомнить, видела ли она Эми в толпе, это ее нисколько не удивляло: ведь там
были тысячи и тысячи людей и царила такая неразбериха...
     Ее  выпустили, и она  вернулась в  прежний  лагерь в  парке Потомак. Он
походил на  опустевший  воинский  бивак Гражданской войны  после  битвы  при
Геттисберге. Боевая неделя закончилась, и дети  возвратились в свои
университетские  городки, а профессиональные  революционеры - к своим тайным
интригам и подготовке следующей вспышки войны против войны. Повсюду валялись
кучи мусора, зато полицейских  почти не осталось. Несколько палаток все  еще
стояли, но ощущение концентрации новой молодежной  культуры исчезло. Не было
больше никакой музыки и никаких костров. Мирный Караван  отбыл. Остался один
только Питер.
     - О, привет!
     - Привет! Как дела?
     - В полном порядке. Я остался. Назад автобус доведут Джефф и  Сюзи. Все
уехали с ними. Там не о чем беспокоиться. А я решил остаться на тот  случай,
если тебе что-нибудь понадобится.
     - Обо мне можно не беспокоиться. Да, кстати, Питер, ты не видел Донни?
     - Его? Господи, ты знаешь, что они сделали с этой девочкой, и все равно
хочешь знать, где он?
     - Донни ничего ей не делал. Кроме того, я читала, что морские пехотинцы
пытались спасти ее.
     - Если бы  там вообще не  было морских пехотинцев,  Эми теперь  была бы
здесь, - упрямо заявил Питер.
     Какое-то время они просто смотрели друг на  друга, потом Питер притянул
ее к себе и обнял, и она тоже обняла его.
     - Спасибо тебе, Питер, что ты решил подождать меня.
     - А-а, не стоит. Как там, в "Колизее"?
     - Нормально. Совсем неплохо. Они в конце концов отказались от обвинения
в незаконном шествии. И сегодня нас всех выпустили.
     - Ладно, - сказал Питер. - Раз ты хочешь, чтобы я отвез тебя к казармам
морской  пехоты,   я   отвезу.   Куда  захочешь.  Один  парень  одолжил  мне
"фольксваген". Так что с транспортом нет никаких проблем.
     - Я намереваюсь на этой неделе выйти замуж.
     - Это прекрасно. Это просто круто. Счастья тебе, и да благословит  тебя
Бог. Надеюсь, ты скажешь, если я смогу тебе чем-нибудь помочь?
     - Думаю, что мне нужно оставаться здесь,  пока я не  получу известий от
Донни. Я понятия не имею, что с ним случилось.
     - Конечно, - сказал Питер. - Это прекрасная идея.

     * * * * *

     К  радости и облегчению солдат, боевая готовность была отменена в 16.00
того  же  дня.  На  полный отбой потребовалось еще  около часа:  нужно  было
вернуть  винтовки в  оружейные  комнаты, разобрать и снова  упаковать боевое
снаряжение и  уложить  его  в  определенное место  в личный шкафчик, сложить
грязное белье  для стирки, побриться и помыться.  Но в 17.00 со всеми делами
было наконец  покончено,  и  капитан распустил  своих  людей. Женатые  могли
отправиться домой, а  все остальные - расслабиться в городе  или отдыхать на
базе, если им так хотелось. В казармах оставалось только несколько человек -
дежурные сержанты и часовые при оружейных комнатах.
     Правда, к Донни это не относилось.
     Все так же находясь в кольце всеобщего отчуждения, он покончил с делами
и  наконец-то переоделся в гражданское  - джинсы и  белую  рубашку, когда из
штаба  явился   курьер  и  сообщил,  что  его   срочно  требуют  туда.  Нет,
переодеваться в форму совсем не обязательно.
     Донни поплелся в  кабинет капитана Догвуда, где  его поджидали Бонсон и
Вебер.
     -  Капитан,   мы   можем   забрать  его   к  себе.   Или  вы  позволите
воспользоваться вашим кабинетом?
     - Конечно, сэр,  прошу  вас, -  ответил Догвуд, которому  тоже хотелось
поскорее попасть  домой, чтобы  увидеть жену  и детей.  - Оставайтесь здесь,
если хотите. Когда закончите, дежурный сержант запрет дверь.
     - Благодарю вас, капитан, - сказал Бонсон.
     В  результате Донни остался  с ними один. Оба офицера были на сей раз в
гражданской одежде. Вебер  походил на  члена общества "Сигма Ню",  в которое
он,  несомненно, входил, будучи в  Небраске,  а строгий Бонсон был облачен в
слаксы  и черную рубашку спортивного  стиля, застегнутую на все пуговицы. Он
казался похожим на священника неведомой церкви.
     - Кофе?
     - Нет, сэр.
     - О, да сядьте же вы, Фенн. Вам совсем не обязательно стоять.
     - Есть, сэр. Спасибо, сэр.
     Донни послушно сел.
     - Мы  хотим быстренько  обсудить с вами ваши показания. Завтра  в офисе
главного  военного  прокурора   при   Военно-морской  верфи  будет  оглашено
обвинение. Никакого  подробного рассмотрения дела. Это будет просто дознание
и предварительное  обвинительное  заключение.  Ровно  в десять.  Мы  пришлем
машину.  Лучше будет,  если  вы  наденете  парадную  форму; я договорился  с
капитаном Догвудом, что вы  будете свободны от любых нарядов. А после этого,
я думаю, мы дадим вам внеочередной отпуск. Скажем, на две недели? Ко времени
вашего  возвращения уже успеют утрясти все  формальности насчет ваших  новых
нашивок. Сержант Фенн. Хорошо звучит?
     - Ну, я...
     - Фенн,  завтра не  будет никаких  трудностей,  уверяю вас.  Вы  будете
приведены к  присяге,  а  затем  доложите, как,  согласно  моей  инструкции,
завязали дружбу с Кроу и вместе с ним посетили множество собраний участников
пацифистского движения. Вы  сообщите,  что  видели его в  обществе стратегов
движения  в защиту  мира,  таких, как Триг  Картер. Вы видели, что они  вели
серьезные  беседы,  оживленно разговаривали  между  собой. Вам  не  придется
говорить,  что  вы  подслушивали  эти  разговоры и  слышали,  как он  выдает
секретные  сведения о развертывании  войск гарнизона. Расскажите лишь о том,
что видели, и предоставьте  обвинителю  от военной  прокуратуры  сделать все
остальное. Этого  вполне  хватит для  обвинительного  заключения. Кроу будет
иметь  адвоката  от  военной   прокуратуры,  который  задаст  вам  несколько
формальных вопросов. На этом все закончится, и вы будете свободны.
     Бонсон улыбнулся.
     - Все ясно и просто, - добавил Вебер.
     - Сэр,  я... я  не  знаю,  что смогу  им  сообщить. На этих  вечеринках
толкались сотни людей. Я не заметил никаких признаков того, что они затевают
что-то втайне, или обсуждают будущее развертывание частей, или...
     -  Вот  что,  Донни,  -  сказал  Бонсон,  наклоняясь  вперед и  пытаясь
улыбнуться.  -  Я знаю, что вам  трудно и  вы в растерянности. Но доверьтесь
мне.  Вы  оказываете своей стране большую услугу. Вы делаете  большую услугу
морским пехотинцам.
     - Ноя...
     - Донни, - вмешался Вебер, - они знали. Знали.
     - Что знали?
     - Знали, что мы направили Третий пехотный в Вирджинию, что Национальная
гвардия   округа  Колумбия   ни   на  что   не   годна,   что   Сто   первый
воздушно-десантный  не мог  отойти от Министерства  юстиции,  а  Восемьдесят
второй блокирует Ключевой  Мост и что полицейские вымотаны  до предела после
восьмидесяти часов бессменного дежурства. Это была сложная шахматная партия:
они  кидаются  куда-то,  мы  делаем  ответный  ход,  -  и  ее смысл  для них
заключался  в  том, чтобы  прорваться именно к  тому мосту, где  перед  ними
стояли бы морские пехотинцы Соединенных Штатов, где были наибольшие шансы на
серьезное столкновение, которое  выигрышно выглядело бы  на телеэкранах. И в
общем-то  они  этого  добились.  Еще  один  мученик.  Еще  одна  катастрофа.
Министерство юстиции  опозорено.  Колоссальная  пропагандистская победа. Они
уже маршируют  с  портретами  Эми  в  Лондоне и  Париже. Следует  отдать  им
должное: это была очень хорошо продуманная кампания.
     - Да, сэр, но ведь мы пытались спасти ее. Девчонка просто запаниковала.
Мы не имели к этому никакого отношения.
     -  Зато  это  имело прямое  отношение  к  вам,  - ответил Бонсон. - Они
хотели, чтобы  она  упала с моста  и  чтобы  в  ее падении  обвинили морских
пехотинцев.   Посудите   сами,   насколько   это  выгоднее,   чем   обвинять
вашингтонскую   столичную   полицию    или    какое-нибудь   третьеразрядное
подразделение  Национальной  гвардии. Да  половина Национальной гвардии сама
пойдет на эти демонстрации, только дай им волю. Нет, они стремились устроить
большой скандал именно  вокруг морских пехотинцев, и это  им  удалось! А все
возможности  им  дал  Кроу. Теперь необходимо раскрыть  всю эту кухню  перед
публикой, объяснить, что нас предали  изнутри,  и стремительно  действовать,
чтобы  восстановить  доверие  в  системе;  устранив  измену.  И  я  не  могу
представить  более  впечатляющего  контраста для американской  публики,  чем
между Кроу,  вышвырнутым  из  Лиги  Плюща, с его странными связями, и  вами,
заслуженным  боевым  ветераном  из маленького  городка на  Западе,  достойно
выполняющим свои обязанности. Это будет очень поучительно!
     - Да, сэр, - сказал Донни.
     -  Отлично,  отлично.  Десять  ноль-ноль.  Гляди  веселей,  капрал.  Ты
наверняка   произведешь   хорошее   впечатление  на   офицеров  из   военной
прокуратуры. Тебе предстоит  большое будущее, будущее,  которое мы  с  тобой
делаем сейчас вместе.
     - Да, сэр, - сказал Донни.
     Офицеры поднялись, и Донни вскочил вместе с ними.
     - Ладно, Вебер, здесь мы все закончили. Можете отдыхать, Фенн. Завтра у
вас большой день, начало вашей будущей жизни.
     - Я вызову автомобиль, сэр, - предложил Вебер.
     - Нет, я сам его вызову.  А  ты... Знаешь что, расскажи-ка ему, какая у
нас варится каша.
     - Хорошо, сэр.
     Бонсон вышел, оставив молодых людей наедине.
     -  Теперь послушай  меня, Фенн. Я  поганый  коп. И  хочу сообщить  тебе
плохие новости. Я сфотографировал тебя, когда ты курил травку вместе с Кроу,
усек?  Дружище, с этими  фотографиями они в любой момент смогут распять тебя
на кресте. Я имею в виду больших шишек. Я уже говорил тебе, что этот парень,
Бонсон,  серьезный  человек.  Так  вот, он  очень  серьезный  человек,  тебе
понятно? Так что отдай  ему  то,  что он хочет, -  скальп еще одного плохого
мальчика,  чтобы  он мог повесить его  в  своем вигваме. Он уже послал толпу
народа  в 'Нам и собирается  послать еще больше.  Я  не знаю,  зачем он  это
делает и почему,  но твердо знаю одно:  он пнет тебя в задницу,  и ты  снова
улетишь в Дурную Землю, а он никогда больше даже не  вспомнит о тебе. У тебя
очень  простой  выбор.  Или  ты, или  Кроу.  Дружище,  не  стоит  понапрасну
отказываться от жизни. Въехал?
     - Да, сэр.
     - Ты умный парень, Фенн. Я знал, что ты все поймешь правильно.

     * * * * *

     В 23.00 Донни не спеша вышел из казармы через  парадные  двери. Кто мог
остановить его? Дежурным был в ту ночь какой-то капрал из первого взвода; он
сидел в каморке первого сержанта и, когда  Донни проходил мимо, что-то писал
в дежурном журнале.
     Донни  вразвалочку  подошел  к  главным воротам  базы  и  помахал рукой
часовому. Тот махнул в ответ. Согласно правилам, парень должен был проверить
увольнительную,  но  после  тревоги  о  таких тонкостях гарнизонного  устава
морской пехоты  никто  не  вспоминал. Так  же не спеша  Донни перешел  через
Первую  улицу,  прошел немного вперед, свернул в переулок налево и обнаружил
свой "форд-импала"  1963 года точно  на том месте, где оставил его. Он сел в
машину, включил зажигание и тронулся с места.
     Чтобы добраться  до  парка Потомак,  совсем  недавно покинутого Майской
трибой,  ему  потребовалось  совсем немного  времени.  Там  все  еще  стояло
несколько палаток,  горело  несколько  костров. Донни  оставил  автомобиль у
обочины, дошел до лагеря, задал  несколько  вопросов  и вскоре нашел  нужную
палатку.
     - Джулия! - негромко крикнул он.
     Но на его зов вылез Питер.
     - Она спит, - сказал он.
     - Я должен увидеться с нею.
     - Будет лучше, если она поспит. Я дежурю за нее.
     Двое молодых людей стояли  лицом  к лицу, оба носили джинсы и теннисные
туфли фирмы "Джек Перселл". Но туфли Донни были белыми, потому что он мыл их
не реже раза в неделю. А обувь Питера выглядела так, будто он не  мыл ее  по
меньшей мере с  пятидесятых  годов. Донни был одет в застегнутую  до  ворота
пеструю  рубашку с короткими рукавами, а на Питере была свисавшая чуть ли не
до  колен,  мешковатая  как  парашют   футболка,  пестревшая   разноцветными
бесформенными  пятнами.  Волосы  Донни были острижены ненормально коротко  и
лишь на макушке торчали  коротким ежиком;  укрытые повязкой нечесаные волосы
Питера  были  ненормально  длинны,  во  все  стороны  торчали  взлохмаченные
курчавые пряди.  Донни  был гладко выбрит; лицо  Питера обрамляла неопрятная
щетинистая рыжеватая бородка.
     - Это замечательно,  - сказал Донни. - Но я должен увидеть  ее. Она мне
нужна.
     - Мне она тоже нужна.
     - Ну, знаешь ли, тебе она ничего не обещала. А мне отдала свою любовь.
     - А я хочу, чтобы она отдала свою любовь мне.
     - Тебе придется подождать.
     - Я устал ждать.
     - Послушай, это просто смешно. Убрался бы ты, что ли.
     - Я не оставлю ее одну.
     - Ты  что,  считаешь  меня  каким-нибудь насильником или убийцей?  Я ее
жених. Я собираюсь на ней жениться.
     - Питер, - сказала Джулия, выходя из палатки, - все в порядке. На самом
деле.
     - Ты уверена?
     У Джулии был усталый вид, но она оставалась все той же  прекрасной юной
женщиной с волосами цвета спелой соломы, стройным худощавым телом и огоньком
в глубине ярко-голубых глаз.  Оба юноши  уставились на нее, молча  умоляя ее
предпочесть его другому.
     - Ты в порядке? - спросил Донни.
     - Я была под арестом в "Колизее".
     - О, Христос!
     - Нет, там не было ничего плохого.
     - Вы убили девочку, - сказал Питер.
     - Мы  никого не убивали. Это вы убили ее, внушив ей, что ее присутствие
на этом мосту очень важно, а мы все - насильники и убийцы. Вы напугали ее, и
она запаниковала. Вы заставили ее прыгнуть вниз. А мы пытались спасти ее.
     - Ты,  чертова  задница!  Это вы  убили ее! Ты  здоровый  тренированный
парень, и Ты можешь излупить меня так, что из меня посыплется дерьмо, но это
вы убили ее!
     - Хватит визжать. Я никогда не убивал никого, кто  не держал бы в руках
винтовку и не пытался бы убить меня самого или моих корешей.
     - Питер, все в порядке. Ты должен оставить нас одних.
     - Ради Христа, Джулия!
     - Ты должен оставить нас одних.
     -  А-а-а... Ну  ладно.  Но  что ни  говори,  в любом случае,  Фенн,  ты
счастливчик. На самом деле.
     Питер повернулся и чуть ли не бегом скрылся в темноте.
     - Я никогда не замечала за ним такой смелости, - заметила Джулия.
     - Он влюблен в тебя без памяти.
     - Он просто мой друг.
     - Прости, что я не  смог  выбраться сюда раньше. Мы сидели  взаперти по
тревожному расписанию. Из-за Эми случилось столько всякого дерьма. Мне очень
жаль Эми, но мы к этому никак не причастны.
     - О Донни...
     - Я хочу жениться на тебе. Я люблю тебя. Мне ужасно тебя не хватает.
     - Тогда давай поженимся.
     - А вот тут-то и есть загвоздка, - сказал Донни.
     - Загвоздка?
     -  Да.  Между прочим, я  почти дезертир.  Я в самоволке. Без разрешения
покинул  территорию  части.  Завтра  обо  мне  доложат  на утреннем разводе.
Вероятно, со мной что-то сделают. Но я должен был увидеться с тобой.
     - Донни?
     - Дай-ка я расскажу тебе все по порядку.
     И он рассказал  ей все начиная с момента его вербовки, рассказал о том,
что  он делал,  чтобы  завязать предательскую дружбу с  Кроу, о  том, как он
бывал на вечеринках, объяснил, почему он так странно вел себя  той ночью, об
операции на мосту, об  аресте Кроу  и  наконец  о  том,  что  ему предстояло
сделать завтра.
     - Ради всего святого, Донни, мне так тебя жаль! Это так ужасно!
     Джулия прижалась  к нему, и,  ощутив  ее тепло, он на секунду забыл обо
всех  своих проблемах  и снова  стал