я друг
от друга на слишком большом расстоянии для того,  чтобы их можно было  снять
одной серией выстрелов, да и показывались они лишь на считанные секунды. Они
были готовы пожертвовать одним из своих, чтобы определить,  где он прячется,
и взять его. Солдаты.
     Боб знал, что  ему придется пустить в дело свой пистолет-пулемет; когда
они подберутся  поближе,  то он со своим "ремингтоном", пригодным только для
одиночных  выстрелов,  после  каждого  из которых  приходится  передергивать
затвор, не сможет даже толком оказать сопротивления.
     Теперь  настала его очередь повернуться, причем  сделать это как  можно
медленнее и совершенно бесшумно.
     "Учись  у  них,  -  наставлял  он  себя. - Вспомни их  уроки: терпение,
осторожность, спокойствие, свобода от страха, но  прежде  всего - дисциплина
медленного движения". Ему предстояло  сложное  дело: он должен был, не издав
ни звука,  просунуть  руку  под капюшон, расстегнуть  ремень  М-3,  вытащить
автомат, прижимая его  к телу, откинуть крышку затворной коробки и перевести
затвор в боевое  положение. Хоть  какой-то шанс у него оставался  лишь в том
случае,  если  удастся все это  сделать, но  на  это  требовалось  несколько
невероятно длинных минут.
     Моросивший  до тех пор дождь превратился в ливень, и его шум хоть самую
малость  скрадывал  те звуки,  которые  он  издавал.  Но на  него  охотились
опытные, хорошо  обученные люди:  их уши должны были  уловить шорох материи,
трущейся о  кожу,  или металла,  прикасающегося к  телу, а может  быть,  они
уловят резкий и  не похожий ни на что другое запах его страха, а может быть,
засекут его  движение, слишком стремительное в сравнении  с более спокойными
ритмами природы.
     Самым  медленным движением, на  какое был способен, Боб  перекатился  с
живота на бок, перемещаясь не более чем на два-три сантиметра за один прием,
и засунул  руку  за  шиворот  за  спиной.  Теперь  он  уже  слышал,  как они
перекликаются между собой: они говорили птичьим языком.
     - Ку! Ку!  - донеслось воркование голубя с юга,  где никаких голубей не
водилось.
     - Ку! - послышался ответ справа.
     - Ку! - раздалось сзади.
     Теперь они  точно  знали,  что он находится здесь, так  как след вел на
холм,  но  не  спускался с  него;  они специально  искали обратный след и не
нашли. Боб окончательно попался. Полное ку-ку!
     Его  пальцы   коснулись  металла.  Они  проползли  по  плечевому  упору
пистолета-пулемета,  немного  пошарили,   добрались  до  круглой   ствольной
коробки, наконец-то  нащупали ремень, пропущенный  через пряжку, и принялись
открывать застежку.
     "Ну, шевелись", - молил он про себя.
     Эта  мелкая  пакость  может  оказаться  очень тугой,  ее  детали  могут
приржаветь одна  к  другой или просто оказаться слишком  сильно сдавленными,
так что без инструмента не подденешь.
     "Почему ты не проверил застежку? Э-эх, бестолочь!"
     Он приказал себе тысячу раз проверить все застежки на оружейных ремнях,
так что,  если только ему  удастся выбраться из этой  переделки,  он никогда
больше не забудет это сделать.
     "Давай, детка? Ну прошу тебя, поддайся".
     Изо всей  силы напрягая  пальцы, упираясь  большим пальцем, Боб пытался
одолеть эту ерунду. Она  была такая  маленькая, и  все  это было просто-таки
абсурдно:  в двадцати  пяти  метрах  от него находились  двенадцать человек,
ведущих на него  охоту, а он  развалился  тут на холодной промокшей  земле и
пытается совладать с какой-то чертовой маленькой...
     Ух!
     Застежка открылась  с металлическим щелчком,  который,  кажется,  могли
услышать даже в Китае.
     Но никто не закуковал, и  в Боба не ударил шквал пуль, чтобы подбросить
его над землей и распотрошить на месте. Ремень выскользнул  из  застежки,  и
оружие  сползло по  его  спине,  но он  быстро  схватил его  рукой  и  начал
вытаскивать.  Он делал это очень медленно, протаскивал автомат  вокруг тела,
прижимая его  к себе, словно  тот был  женщиной, с которой он надеялся найти
свое счастье на  всю  оставшуюся жизнь.  Он обонял  великолепный маслянистый
запах,  ощущал жестяную царственность. Надежная уродливая железяка, одна  из
тех скороспелых  импровизаций,  на  которые  была так богата Вторая  мировая
война;  она, вероятно, стоила в  производстве доллара полтора и  делалась из
колесных колпаков,  детских  санок  и  велосипедов  и  прочего  металлолома,
собранного на улицах и сметенного с полов заводов,  изготавливавших станки и
пароходы  в сороковых  годах.  Именно  поэтому  автомат казался  ему дешевой
игрушкой,  чем-то  вроде погремушки.  Пальцы ловко  отжали замок  на  крышке
затворной   коробки,   Суэггер  всунул  указательный   палеи  в  открывшееся
отверстие, отодвинул  затвор, почувствовал, как механизм встал  на  место, и
позволил ему вернуться вперед. Потом повернулся  на живот, и взял  автомат в
обе руки.
     - Ку! Ку!


Глава 15


     Рация, находившаяся во временном командном пункте,  вырытом  на  скорую
руку в склоне холма,  приняла  телефонное донесение  от  патруля  саперов  с
правого фланга.
     - Брат полковник, - задыхаясь,  сообщил  сержант Ван Транг, -  мы нашли
американца  на  холме  в  полукилометре  к  западу.  Сейчас  мы  заканчиваем
окружение и разделаемся с ним не позже чем через четверть часа.
     Хуу Ко кивнул. Ван Транг был маленьким щуплым крестьянином с севера, но
обладал  сердцем  льва.  Если  он говорил,  что  что-то  произойдет, то  так
обязательно и случалось.
     - Превосходно, - сказал полковник. - Мы выходим.
     - Больше  нет выстрелов, - сказал ему заместитель.  -  С тех самых пор,
как погиб несчастный Фук Бо.
     Хуу Ко задумчиво кивнул.
     Да, теперь он  располагал временем. Даже если бы ему не удалось довести
до места весь  батальон, все равно людей с лихвой хватило бы для того, чтобы
разгромить "Аризону". Но  он  глубоко доверял Ван Трангу и его  саперам. Они
были самыми образованными, самыми подготовленными, самыми  опытными. Если им
удастся изловить американца, то инцидент будет исчерпан до конца.
     -  Ладно, - сказал он, - отправьте  посыльных в первую, вторую и третью
роты.  Пусть  поднимают людей  из  травы  и начинают  движение.  И  быстрее,
быстрее,  быстрее.  Теперь   наступило   время   поторопиться.  Из-за  этого
американца мы истратили впустую слишком много времени и энергии.
     Заместитель быстро отдал приказы.
     Хуу Ко вышел из укрытия. Повсюду вокруг него люди поднимались из травы,
стряхивали с обмундирования воду и строились поротно.
     Из головы колонны  донесся громкий свист. За спиной Хуу Ко бойцы взвода
боевого обеспечения с поразительной быстротой уничтожали только  что отрытый
командный пункт и, когда от окопа ничего не осталось, быстро встали в строй.
     - Давайте двигаться, - сказал Хуу Ко и, окруженный толпой штабных, тоже
побежал  рысцой  через  туман  и  дождь  в  направлении  конца  долины,  где
находились осажденные американцы.
     Длинная колонна быстро двигалась вперед, вытаптывая траву. Над головами
все так же близко  к земле висели благословенные  густые тучи. Наверняка  не
будет  никаких  самолетов. Он подойдет к  "Аризоне" в  сумерках,  даст людям
несколько  часов отдохнуть,  затем  выдвинет  их  на позиции и  сразу  после
полуночи  ударит всеми  имеющимися силами одновременно  с  трех сторон. Дело
будет сделано.
     И  наконец-то  началось справа:  внезапный  шквальный  огонь, несколько
взрывов гранат, еще несколько выстрелов, а затем все стихло.
     - Они разделались с ним, - сказал заместитель.
     -  Превосходно, -  одобрительно заметил Хуу Ко. - Это все-таки сделано.
Мы победили. Честно говоря,  строго между нами, этот американец сослужил нам
хорошую службу.
     - Вы имеете в виду  политического  офицера, брат Ко? Я с вами полностью
согласен. Он слишком сильно любил партию и слишком мало - бойцов.
     - Такие люди необходимы, - сказал Хуу  Ко. И добавил, чуть  помолчав: -
Иногда.
     -  Этот американец,  -  задумчиво  промолвил  заместитель.  -  Это  был
настоящий боец. Если  бы они  все были такими, то до завершения нашей борьбы
было бы  еще очень и  очень  далеко. Интересно, какие  мотивы движут  такими
людьми?
     Хуу Ко встречался с американцами в Париже в начале пятидесятых, а затем
в  Сайгоне в  начале  шестидесятых.  Они казались  ему  наивными чуть ли  не
по-детски,   невинными,  исполненными  удивления,  неспособными  к  глубоким
размышлениям.
     -  Они несерьезные  люди, -  сказал  он.  -  Но я полагаю, что, по всей
вероятности, время от времени среди них попадаются и такие.
     - Наверное, так и есть, - согласился заместитель. - Впрочем, я рад, что
мы его убили. Хороший американец - это мертвый американец.

     * * * * *

     Он  лежал  очень спокойно и пытался не слушать  голосов  ни сердца,  ни
рассудка,  ни каких-то частей тела, прямо-таки  вслух мечтавших о том, чтобы
выжить.  Он  вообще  запретил  себе  слышать  внутренние  голоса  и  пытался
составить план.
     "Они идут  по твоим следам. Они выйдут прямо на тебя. Если ты позволишь
им  накинуться  на тебя, то ты мертвец. Ты  должен начать  стрельбу  первым,
стрелять  наверняка,  решительно  атаковать   их.  Если   ты  поведешь  себя
агрессивно, то сможешь ошеломить их. Они будут ожидать от тебя подавленности
и страха. А вот агрессивность - самое последнее, чего они будут ожидать".
     Он постарался обмозговать все это как можно тщательнее, так как давно и
твердо  знал, что любой план, даже  плохой, все равно лучше,  чем отсутствие
всякого плана.
     "Стрелять в видимых,  поливать  их,  пока  магазин  не  опустеет, затем
бросить  гранаты, оторваться  налево,  перебежать  в  лучшее  укрытие  среди
деревьев. Но самое главное - убраться с этого бугра".
     Они  находились очень  близко  и, негромко переговариваясь  между собой
воркованием,   сжимали   кольцо.  Они   были   терпеливы,   спокойны,  очень
уравновешенны.  О,  они, пожалуй,  были  лучшими  из  лучших.  Они вели себя
настолько  профессионально!  Никаких  проблем.  Они  просто  выполняют  свою
работу.
     Один из вьетнамцев внезапно оказался прямо  перед ним.  Это был человек
лет тридцати  очень  сурового облика, но с  ничего не  выражавшим  лицом. Он
держал наперевес американский  карабин.  Казалось,  он  был  не в  состоянии
заставить  себя  поверить  в то,  что у него под ногами  лежит их неуловимый
враг.
     Боб выпустил короткую очередь из пяти патронов почти в упор,  и человек
рухнул.  Боб  вскочил на ноги, одновременно поворачиваясь всем телом, и в ту
же  самую секунду увидел почти всех остальных:  они  разворачивались  в  его
сторону. Он повел стволом  автомата, выпустив длинную смертоносную  очередь.
Было  видно, как  пули  срезают  верхушки  стеблей,  впиваются  в  тела  его
противников  и валят их  наземь. Из дырки в казенной части отштампованной из
металлолома жестянки судорожно вылетали стреляные  гильзы, и вскоре  магазин
опустел.  В  наступившей тишине  он услышал  щелчки  срываемых  чек гранат и
отчаянным рывком  бросился назад, перекатываясь  по траве, ощущая,  как  она
хлещет и  цепляет его, и  от  души порадовался,  что бросил  рюкзак.  Первая
граната взорвалась примерно в десяти метрах от него, и он почувствовал боль:
несколько  осколков зацепили  его  руку  и  открытый  бок. Но  он  продолжал
катиться, и вторая граната взорвалась еще дальше от него, чем первая.
     Он остановился,  прислушался, услышал неподалеку топот  ног, отцепил от
пояса  гранату,  вырвал чеку  и швырнул ее  почти наугад, туда, где, по  его
расчетам,  должны были находиться враги. Как только она взорвалась - неужели
он на самом деле услышал крик? - он всадил  в автомат новый магазин  и, хотя
не  видел на сей  раз  ни одной  цели, поддался  безумному азарту пальбы. Он
глупо,  попусту  расстрелял  весь  магазин  одной  длинной очередью; автомат
дергался в  его  руках, пули веером улетали  в  траву, чуть  ли  не  начисто
скашивая верхушки, и, попадая в землю, выбивали из нее грязные фонтанчики.
     Отстрелявшись, он покатился дальше, спускаясь с холма. Он позволил себе
лишь одну остановку на считанные секунды, чтобы вставить новый  магазин, но,
не  успев даже  приподняться,  чтобы  высмотреть  цель,  услышал мягкий звук
падения чего-то тяжелого поблизости, распластался, стараясь вжаться в землю,
и  в следующее  мгновение  рядом с  ним взорвалась граната, взметнув  в небо
столб  жидкой  грязи. У  Боба сразу  же  заложило  барабанные  перепонки, он
временно  оглох, в глазах  у него затуманилось. К тому же  он с  трудом  мог
шевелить левой рукой: она сильно кровоточила и почти совсем онемела.
     "Вот дерьмо!"
     По нему  открыли  стрельбу с  трех  сторон:  короткие  профессиональные
очереди из  АК-47.  Враги  прочесывали пулями пространство, посылая  очереди
узким веером. Еще несколько человек наверняка должны были делать то же самое
у него за спиной.
     "Вот  и  все,  - подумал  он.  -  Конец. Все. Вот проклятье,  а  я  так
старался.  Только  бы  не  сдаться  сейчас,  в последний  момент. О, умоляю,
позволь мне сохранить смелость".
     Но он больше  не чувствовал в себе смелости. Его  гнев  иссяк.  На него
нахлынула глубокая тоска. Как же много ему не удалось сделать, как  много он
не  повидал.  Он  почувствовал,  как на него вновь навалилась  тяжелая боль,
которую он испытывал  после смерти отца, и осознал, что теперь, когда его не
станет, больше некому будет скорбеть и тосковать по Эрлу Суэггеру.
     "Да помилует меня Бог, папа,  я так  старался, изо  всех сил. Просто  у
меня не получилось".
     Пуля  ткнулась  в  землю  прямо возле  его  лица,  больно ударив в  шею
комочками грязи.  Вторая просвистела  совсем рядом. Теперь уже  стреляли они
все - все оставшиеся.
     "Никакой я  не  герой,  -  подумал  он.  -  О,  прошу  тебя,  Боже,  ну
пожалуйста, не дай мне умереть здесь.  О, я не хочу умирать, ну  пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста".
     Но никто ему не ответил, и  никто его не слушал, и надеяться было не на
что, и  все было кончено. Пули  свистели мимо  или ударялись в землю  совсем
рядом,  злобно выбивая  из почвы фонтанчики мокрой грязи и густой  глинистой
жижи. Он хотел отползти, сжаться,  превратиться в ничто, но все это было ему
недоступно.  Его  глаза  были  плотно  зажмурены.  Они  добрались  до  него.
Следующая пуля будет...
     Три подряд быстрых гулких выстрела, особенно  мощных и тяжелых  на фоне
стрекота автоматов. Потом еще два.
     Тишина.
     - Суэггер? Боб Ли? Ты живой?
     Боб  поднял голову: примерно в  сорока метрах  от него из  густой травы
показался  молодой морской  пехотинец. Шляпа  Донни слетела  на спину, и его
волосы  сверкали  золотом даже в  сером свете  туманного  дождливого дня. Он
стоял  там  -  ангел с немыслимым черно-зеленым  лицом - и  держал  в  руках
инструмент   спасения  своего  сержанта,  американскую  винтовку  М-14   под
натовский 7, 62-миллиметровый патрон.
     - Ложись! - приказал Боб.
     - Мне кажется, я разобрался со всеми.
     - Ложись!
     Не успел он договорить, как в Донни выстрелили сразу из двух автоматов,
но  обе очереди прошли мимо, выбив крупные комья грязи из почвы.  Боб, резко
повернувшись,  успел  заметить две  фигуры,  поспешно  удиравшие  в траве, и
принялся палить по ним длинными очередями, пока движение не прекратилось. Он
приподнялся,  выжидая.  Ничего. Ни  звука, только в  ушах, как удары молота,
отдавалась работа его собственного сердца.  В воздухе отвратительно смердело
порохом.
     Выждав несколько  секунд, он подошел к  ним.  Один был  мертв. Он лежал
ничком, раскинув руки в стороны; вытекшая на землю кровь уже начала чернеть,
сворачиваясь,  обещая  роскошное пиршество  для  муравьев.  Второй,  упавший
несколькими  метрами дальше, лежал  на спине  и все  еще дышал. Его  автомат
АК-30  валялся всего лишь  в полуметре  от него: вьетнамец  выронил  оружие,
когда  в него попали пули, и пытался отползти подальше. Но теперь, лишившись
последних сил,  он глядел на Боба умоляющими глазами. Его лицо  и рот были в
сгустках крови, и, когда он с усилием втягивал воздух, Боб слышал, как кровь
клокочет в глубине его легких.
     Рука раненого чуть сдвинулась с места. Может быть, У него была граната,
нож  или  пистолет, а может  быть,  он просил пощады  или,  наоборот, умолял
избавить его от страданий.  Боб понятия не имел,  что означало это движение,
да,  впрочем,  это было и  неважно.  Короткая,  в три  выстрела,  очередь  в
середину груди. Все.
     Донни подошел и встал у него за спиной.
     -  Мы разделались  со всеми.  Я  даже  не надеялся, что  успею вовремя.
Христос, я пристрелил троих парней за секунду.
     -  Великолепная  стрельба,  морпех.  Клянусь  Иисусом,  ты  сохранил  и
грудинку, и окорок вот этого старика, - сказал Боб и вытянулся на земле.
     - Ты цел?
     - В полном порядке. Только вот чуть-чуть зацепило.
     Он поднял окровавленную левую руку; его бок тоже ныл от сотни, никак не
меньше, мелких царапин. Как  ни странно,  но больше  всего пострадала шея  -
попавшая в землю пуля вьетнамца прямо-таки вбила горсть мерзкой грязи в поры
кожи  и густую жесткую щетину, выросшую на нижней  челюсти, и теперь все это
чесалось, будто он лежал мордой в крапиве.
     -  О Христос, я уже думал,  что меня вот-вот поджарят. Больше ни на что
не  надеялся. Сдерут  шкуру, нашпигуют и поджарят. Дружище, я  уже был самым
настоящим трупом.
     - Давай-ка уматывать отсюда.
     - Погоди минутку. Я оставил винтовку наверху. Только переведу дух.
     Широко  раскрыв  рот,  Боб  сделал несколько  огромных  глотков  самого
сладкого воздуха, который ему когда-либо доводилось вдыхать, и шаткой рысцой
побежал  вверх  по склону.  М-40 валялась  на том  самом  месте, где  он  ее
оставил, дуло воткнулось в травянистую кочку, а полуоткрытый затвор оказался
забит землей.
     Он схватил оружие и побежал обратно к Донни.
     - Карту!
     Донни выхватил карту из планшета и протянул ему.
     - Отлично, -  сказал Боб, - они наверняка  уже  пошли  дальше. Мы  тоже
должны взять ноги в руки, обогнать их и ударить еще раз.
     - Светлого времени уже маловато.
     Боб взглянул на свои "Сейко". Господи,  было уже без  малого пять часов
дня. Когда весело, время всегда летит быстро.
     - Проклятье! - воскликнул он.
     Им вновь овладел мгновенный приступ отчаяния. Не будет света - не будет
и стрельбы. Они подойдут  к месту атаки только  в темноте, а тогда искусство
всех снайперов мира не будет стоить и плевка.
     - Проклятье, - повторил он.
     Разум Боба был в такой  степени  затуманен  горячкой  боя,  неимоверным
выбросом  адреналина  и  усталостью,  что не  мог  работать должным образом.
Суэггер смутно соображал, что  упустил что-то из  виду, как будто он оставил
добрую  половину  своего  IQ   на   вершине   этого
отвратительного невысокого бугра.  Это Донни, не говоря ни слова, передвинул
вперед один из  прицепленных к поясу подсумков,  открыл  его и вынул оружие,
похожее  на   маленький   детский  пугач  с   толстым  дулом,  и   пригоршню
осветительных ракет "белая звезда" - подсумок был битком набит ими.
     - Ракеты, - сказал он. - Ты сможешь стрелять при их свете?
     - Если я что-нибудь увижу, - ответил Боб, - то попаду.

     * * * * *

     Они торопливо шли вперед в сгущавшихся сумерках сквозь слоновую  траву,
росшую  среди невысоких пригорков, ни на мгновение не забывая,  что движутся
параллельно  большому   вражескому  отряду,  все  время  помня  о  том,  что
поблизости должны быть другие патрули. Как  только  северовьетнамцы выяснят,
что  их  разведывательная  группа  погибла,  они скорее всего тут  же вышлют
против американцев новый отряд, побольше.
     Они двигались  шаткой  рысцой сквозь  туман,  становившийся гуще  из-за
усталости и боли. Рука Боба  мозжила все сильнее, а у него не было не то что
болеутоляющих  средств, но даже  простого аспирина. Голова у него  б