ничего сверхъестественного,
просто ведешь ее в прицеле даешь маленькое упреждение и нажимаешь на спуск.
     Почему же он промахнулся?
     Бобу показалось, что он нашел разгадку.
     Вероятно, стрелок перестал  перемещать  винтовку, когда нажал на спуск.
Вот почему он попал в стороне  от позвоночника: он целился именно туда, но в
момент выстрела остановил винтовку, и  пуля, вылетев на десятую долю секунды
позже, чем нужно, угодила в ключицу.
     В этом был кое-какой  смысл,  хотя обычно когда целишься в  птицу  или,
допустим, в глиняную тарелочку из дробовика и останавливаешь движение мушки,
то попадаешь прямо  в  белый свет, а не на несколько сантиметров дальше, чем
рассчитывал.  Хотя,  возможно,  птицы  летают  быстрее.  С  другой  стороны,
расстояние  было  намного больше,  чем при охоте на  птиц или же стрельбе по
тарелочкам. С третьей стороны, скорость винтовочной пули намного больше.
     Здесь было чересчур много переменных, будь они прокляты.
     Боб сел.
     Нужно  чертовски  хорошо  разбираться  в этом  деле,  думал  он.  Нужен
настоящий  талант  для  того,  чтобы  понять  суть   и   смысл  двух  -  или
трехсекундного интервала, когда в игру вступают ружья.
     Во всех его чертовых рассуждениях, если говорить  серьезно,  не было ни
крохи хоть  какого-то чертового смысла, и он понятия не имел, как этот смысл
вычислить, а тут еще и голова у него разболелась, и собирался дождь, который
мог навсегда  уничтожить вещественное доказательство,  и Юниор снова заржал,
соскучившись.
     Ладно, подумал  Боб, поднимаясь на  ноги, озабоченный тем что ему так и
не удалось узнать  хоть что-нибудь. Он  повернулся, чтобы вернуться к своему
коню, в свой пустой дом, к своей нераскупоренной бутылке "Джим Бим", и...
     И увидел след ноги.
     Да, полицейские, похоже, этот след прошляпили.
     Он  наклонился  поближе  и  в  ту же секунду  разглядел,  что  это  его
собственный след, ботинок фирмы "Тони Ламас", размер 11, тот самый,  который
он носит; да, это  его  собственный чертов  след. Немного  трудновато  точно
идентифицировать, потому  что отпечаток перекошенный и слегка  смазанный и к
тому же...
     Вот оно! Наконец-то дошло!
     Боб быстро повернулся обратно и посмотрел на отпечатки сошки.
     Если бы ему пришлось поворачивать винтовку вместе с сошкой, то опоры не
оставили бы таких четких  следов. Здесь должен  был оказаться полукруг из-за
того,  что стрелок быстро поворачивался,  держа  Джулию  в прицеле.  В  пыли
обязательно должна была бы остаться дуга. Но следы говорили о том, что сошка
стояла совершенно неподвижно.
     Боб  присмотрелся   еще  внимательнее.  Да:  круглые,  идеально  четкие
отпечатки  сошки, и  они  должны  были  сохраниться в пыли до тех пор,  пока
начавшийся дождь не смоет все следы.
     Теперь он все понял: это была классическая ложная  огневая позиция. Она
была устроена  для того,  чтобы  натолкнуть  на  мысль  о  том, что  стрелял
какой-то  сумасброд.  Но  наш  мальчишечка  стрелял  не  отсюда. Он  стрелял
откуда-нибудь еще, и находилось это место намного дальше.
     Боб посмотрел на небо. Оно грозило дождем.

     * * * * *

     Ему казалось,  что  он  едет вдоль  хребта уже  несколько часов;  ветер
становился все сильнее,  с запада ползли облака, закрывая горы непроницаемой
пеленой.  Они походили на туман, влага липла к коже. Здесь, наверху,  погода
могла измениться точно так же. Точно так же она могла убить.
     Но не  смерть занимала мысли  Боба, а скорее его собственная депрессия.
Шансы на  то, что ему удастся  обнаружить настоящее  убежище снайпера,  были
мизерными.  Да и вообще, остались  ли там  хоть какие-нибудь следы?  А когда
пойдет дождь, то они, если даже и были, исчезнут безвозвратно. Как же хорошо
все продумано, в который раз отметил Боб. Ложная огневая позиция устроена не
только для того,  чтобы  направить расследование  по неверному пути она еще,
как предполагалось, должна помешать кому бы то ни было найти настоящее место
раньше,  чем  переменчивая  погода  спрячет  его  так,  что  надежнее  и  не
придумаешь.  Значит, если он сейчас что-то пропустит, то погода не  позволит
ему предпринять еще одну попытку.
     Боб  начинал  чувствовать  ход  мыслей  этого  человека.  До мельчайших
тонкостей.  Этот  человек  думает обо всем,  он  будет  сотни  раз  мысленно
репетировать  все  детали,  снова  и  снова  пробегать по  всей  цепи  своих
действий.  Он знает, как все делать, знает  тайную  логику процесса. Это  не
просто незаурядные способности к стрельбе, которые,  между прочим,  зачастую
сочетаются с более или менее явной умственной неполноценностью; это вдобавок
еще и осознание тактических  основ своего  ремесла,  способность к расчетам,
лежащим в основе всего, и уверенность в том,  что он сумеет  рассчитать все,
что  нужно, под  нажимом  любых  обстоятельств,  а  потом положиться на свои
расчеты и заставить все, что ему нужно, совершиться в реальном мире. А еще -
упорство, храбрость, отвага грабителя, терпение великого охотника.
     "Он знал,  что  мы ездим по этой дороге. Но это бывало  не каждое утро.
Ему  наверняка пришлось  ждать. Он был  спокоен,  уверен  в  себе,  способен
оградить свой разум  от мыслей  и  ждать, пока не  наступит  то самое  утро,
которое ему нужно. Это был самый сложный навык, навык, которым по-настоящему
владели лишь очень немногие люди. Но ты им владеешь, не так ли, братец?"
     Первые  капли дождя упали на лицо.  Скоро дождь разойдется, и все улики
исчезнут навсегда.
     "Почему я не продумал все это  вчера?  Я раскусил бы  его, ну, хотя  бы
частично. Но, увы, я этого не сделал, и все пропало. Он снова выиграл".
     Боб высматривал возможные укрытия,  смотрел  с тропы на  лежавшие внизу
дикие  камни.  Очень,  очень  часто  ему  попадались ровные  укрытые  места,
достаточно просторные для того,  чтобы скрыть лежащего  человека,  но  после
беглого осмотра  оказывалось, что нигде не  было никаких следов чьего-нибудь
присутствия. И естественно, он удалялся все дальше и дальше.  И не из каждой
точки хребта  был  виден  тот уступ,  на котором и в Дэйда, и в Джулию могли
попасть с одного и того же места.
     Так  он  ехал все  дальше  и дальше, чувствуя, как в воздухе  нарастает
сырость, и  вместе с нею нарастало ощущение  тщетности того, что он  делает.
Он, должно  быть, пропустил нужное  место,  думал  Боб,  или  все следы  уже
исчезли. Проклятье,  он  забрался уже слишком далеко.  Чертовски далеко.  Он
перебрался  из  царства вероятного  в  царство того,  что  было  всего  лишь
возможно. И ему  все так же не попадалось никаких  следов, и Юниор трусил по
чуть  заметной  тропинке  вдоль  горного  хребта,  нервничая в  предчувствии
приближающегося  дождя. Боб продрог до костей и уже подумывал  о том,  чтобы
отказаться от дальнейших поисков.
     Стрелок не мог находиться так далеко!
     И  все  же Боб проехал еще чуть-чуть подальше. Все то же самое, то есть
ничего. Он остановил коня, повернул обратно. Зона  обстрела  казалась отсюда
совершенно миниатюрной. Это было очень, очень далеко. Это было...
     Боб соскочил наземь, предоставив Юниору возможность немного попастись и
успокоить тем  самым владевшую  животным  тревогу.  Ему показалось,  что  он
увидел небольшое пятно под обрывом на  крутом склоне хребта, ничего  слишком
заметного,  так,  намек. Он наклонился, всматриваясь  в находку, и  пришел к
выводу, что он и впрямь забрался  чересчур далеко  и ему нужно  вернуться  и
поискать нечто такое, что он благополучно пропустил.
     Но в  этот  самый момент он  увидел  нечто  необычное. Не  слишком,  но
выделявшееся  на общем фоне.  Это была сухая  ветка, за  что-то зацепившаяся
посередине  горного  склона  Может быть,  ее  сломал  ветер?  Но  ветка была
единственная Откуда  она  там  взялась? Вероятно,  какая-нибудь  прихотливая
шутка, на которые так щедра природа... С  другой  стороны человек,  желавший
удалить  оставшиеся в пыли следы своего  пребывания, мог воспользоваться для
этого  именно веткой а потом бросить ветку в  пропасть. Но она зацепилась за
камень  и, провисев там два дня, высохла и стала достаточно  бурой для того,
чтобы человек, разыскивающий любые, пусть даже самые крошечные аномалии, мог
ее заметить.
     Боб прикинул, что в этом небольшом разрыве между горными хребтами ветер
обычно дует на северо-северо-запад. Если даже  ветер и подхватил  эту ветку,
то все равно она  должна была упасть со скалы совсем недалеко от того места,
где он находился. Он повернулся и начал пробираться в этом направлении и уже
совсем  было  прошел  мимо,  когда,  в  очередной   раз  оглянувшись,  чтобы
сориентироваться  по странной  ветке,  заметил  щель  и,  посмотрев  в  нее,
обнаружил  крошечную,  прямо-таки  с гроб величиной  земляную  площадку, где
человек  мог бы лежать,  оставаясь незамеченным, и  иметь хороший обзор зоны
огня.
     Боб замедлил шаг и  постарался прикинуть  направление на то  место, где
умер  Дэйд  и где  упала Джулия. Он  двигался  с  превеликой  осторожностью,
стараясь не наступать на голую землю на тот случай, если там  остались  хоть
какие-нибудь  следы,  но, как  ни всматривался, не видел ни одного.  В конце
концов он повернулся, чтобы бросить первый - обычно самый верный - взгляд на
зону обстрела.
     Господи боже!
     Он находился в восьмистах, если не в тысяче метров от нее.
     Площадка, на  которой разыгралась трагедия,  выглядела  отсюда узенькой
полкой, уходившей вдаль под острым углом.
     Там не  было никаких  примет,  по величине  которых он  мог бы поточнее
прикинуть расстояние, и даже человек, сидящий верхом, представлял бы из себя
совсем крошечную цель. Оптический прицел тоже  не  мог бы дать здесь слишком
уж большого выигрыша:  чересчур мощный прицел усилил бы эффект  колебания до
такой степени, что изображение просто не удалось бы удержать в окуляре. Хуже
того,  при  слишком  большом  увеличении  поле  зрения  на   таком  огромном
расстоянии  оказалось  бы  очень узким. Случайно потеряв цель, стрелок  ни в
коем случае не  смог бы сразу вновь поймать ее в объектив. Значит, он должен
был  пользоваться  десятикратным прицелом; возможно,  двенадцатикратным,  но
десятикратный все же более вероятен.
     Н-да, это... это стрельба. Нельзя сказать,  что она хорошая, тут другие
мерки.  Аккуратная,  точная,  обдуманная,  математически выверенная  дальняя
стрельба   -  это  очень  хорошая  стрельба.  Необходимо   за  доли  секунды
инстинктивно понять, насколько  далеко  следует сопровождать подвижную  цель
перекрестьем    прицела,    делая    все    автоматически,    руководствуясь
подсознанием... Это  великая  стрельба.  Люди, это так  далеко,  что  просто
поверить и  то  почти невозможно. Боб знал одного человека,  который мог  бы
сделать такой выстрел,  но тот был мертв, пуля  разнесла ему голову в других
горах  - горах  Уошито  в  Арканзасе. Можно  было  бы,  пожалуй,  найти  еще
двоих-троих, но...
     Он теперь видел и то, почему стрелок промахнулся, пытаясь убить Джулию.
     Стрелок не допустил  ошибки:  выстрел был идеальным. Его подвели законы
физики, то время, которое  понадобилось пуле, чтобы долететь до цели.  Когда
он стрелял, жертва двигалась строго слева направо  по отношению  к  нему. Но
пуле  требуется  целая  секунда  на  то, чтобы  описать  эту  длинную  дугу,
подняться  в  высшую  точку, а  потом  опуститься; пусть  даже этот  отрезок
времени строго  лимитирован, это все равно очень большое  время,  за секунду
можно изменить положение тела и направление его движения настолько, что пуля
пройдет  мимо цели. Именно  поэтому выстрел в Дэйда  был много, много проще.
Дэйд был неподвижен,  а не уносился прочь под  углом  к линии  огня, сидя на
галопирующей лошади, как Джулия.
     Боб сел. У него болела и кружилась голова, а сердце бешено колотилось.
     Он  подумал еще об одном  человеке,  который  мог  бы  это  сделать. Он
захоронил его  имя  и воспоминания  о нем настолько  глубоко,  что они почти
никогда  не  всплывали,  хотя  порой,  ночью,  они  могли прийти  как  будто
ниоткуда,  а иногда даже  и при  дневном  свете перед  ним мелькали видения,
которые он так старался позабыть.
     Но  он  должен  был  все выяснить. Наверняка должен  найтись  знак. Как
угодно, но стрелок должен  был оставить  хоть какой-то  след, который сумеет
прочитать только другой стрелок.
     "Ну, ты, ублюдок. Выйди, ублюдок. Покажись мне. Дай мне разглядеть твою
рожу, хотя бы на этот раз".
     Боб  заставил себя сосредоточиться на лежавшем перед ним клочке твердой
земли. Он  почувствовал, как холодная чистая капля дождя ударила ему в лицо.
Затем вторая. Ветер  стал  сильнее и начал  подвывать. Юниор забеспокоился и
пронзительно заржал. До начала  дождя  оставались  считанные мгновения.  Боб
поднял глаза и увидел его - серое туманное облачко, мчавшееся  вниз с вершин
гор.  Оно  должно  было  вот-вот  прийти  сюда  и  все  уничтожить.  Снайпер
запланировал это. Он был блестящий, прекрасно обученный стратег.
     Но кто же это?
     Боб  наклонился  вперед;  он видел  одну только пыль. А  потом...  Нет,
нет... да, да... Он  наклонился еще  чуть-чуть и прямо перед собой, там, где
пыль  была   сметена,  увидел  какие-то  очень  мелкие  чужеродные  частицы.
Крошечные, но  крупнее частичек  пыли. Белый  песок. Белый песок  из мешка с
песком, потому что великий стрелок будет стрелять лежа, используя мешок.
     Дождь  разошелся по-настоящему. Боб плотнее запахнул куртку. Если мешок
с песком  был здесь - а по-иному быть не могло, так  как он служил для того,
чтобы точно направлять винтовку в сторону зоны  поражения, - тогда ноги были
раскинуты вот  так. Он склонился над тем местом, где должны были  помещаться
ноги, надеясь найти отпечаток колена иди еще какой-нибудь человеческий след.
Но  все  это было сметено  и уничтожено, а теперь дождю предстояло закончить
работу по уничтожению улик.
     Дождь был холодным и яростным. Он был похож на тот ливень,  который шел
в Кхамдуке. Он будет литься и навсегда смоет все, что было.
     Но все  же Боб передвинулся немного дальше и  среди  мелких,  ничего не
значащих кучек  пыли наконец нашел  то,  чего так  желал, - резкую вмятину в
пыли с отпечатками нити, которой была пришита подошва ботинка.  Да.  Это был
отпечаток обуви стрелка: край подошвы с крошечными стежками и гладкий контур
самого ботинка  идеально отпечатались  в пыли. Стрелок  вывернул ногу  вбок,
чтобы создать  мышечное усилие - нет, только намек на усилие, которое должно
было заставить пробудить силу  во всех мышцах его тела.  Это была приводящая
мышца бедра,  Adductor magnus, - ядро системы, разработанной одним тренером,
который   довел   ее  до  такого   совершенства,   что   его  ученики  умели
контролировать каждую мышцу в отдельности.
     Он был русским. Поза для стрельбы, разработанная тренером А. Лозгачевым
еще до Олимпийских игр  пятьдесят  второго года, где стрелки  из  Восточного
блока  одержали  прямо-таки ошеломляющую победу.  А в  шестидесятом году  А.
Лозгачев при помощи своей системы, основанной на магической Adductor magnus,
подготовил еще кое-кого, сумевшего выиграть золото в стрельбе лежа.
     Это был Т. Соларатов, снайпер.


Глава 32


     Стояла поздняя ночь. Снаружи все так же завывал ветер и  хлестал дождь.
Непогода, похоже,  зарядила  дня на три.  Одинокий  мужчина  находился в  не
принадлежавшем ему доме,  расположенном на середине  горного склона в штате,
который он  почти  совсем не знал. Его дочь находилась  в  городе, поближе к
своей раненой матери, и пребывала на попечении нанятой няни до тех пор, пока
не приедет жена друга мужчины, агента ФБР.
     В  доме  не  было  слышно  ни звука. В  камине  горел огонь, но  он  не
потрескивал  и  не завораживал. Это был  просто огонь,  который давно уже не
разжигали.
     Мужчина сидел в гостиной  в чьем-то кресле и  смотрел на что-то, что он
поставил на  стол перед  собой.  Все  в  этой  комнате принадлежало  кому-то
другому, а  у  него  в его  пятьдесят  два  года  не было,  по сути, ничего:
кое-какая давно заброшенная собственность  в  Аризоне да еще немного земли в
Арканзасе, о которой он давно уже ничего не знал. Он получал пенсию, у семьи
его жены были неплохие деньги, но похвастаться в свои пятьдесят два года ему
было, в общем-то, нечем.
     Честно  говоря,  за   все  пятьдесят   два  года  он  мог  похвастаться
одной-единственной вещью, и сейчас она стояла перед ним на столе.
     Это  была  квартовая  бутылка бурбона:  "Джим Бим", белый ярлык,  самое
лучшее. Он  не  пробовал  виски  уже  много лет.  Он  знал,  что  если  хоть
когда-нибудь выпьет, то выпивка может убить  его:  он с немыслимой легкостью
скатится в  пьянство, потому  что в его  оглупляющем цепенящем наркозе можно
было найти некоторое облегчение от вещей, которые  Боб не мог заставить уйти
никаким другим способом. "Ладно, сэр,  - подумал он,  - этой  ночью мы  пьем
виски". Он  купил эту бутылку в  1982  году в Бофорте, что в Южной Каролине,
совсем  рядом с Пэррис-айленд. Он  понятия не имел, почему оказался там; это
было нечто вроде пьяного паломничества, странствия в  поисках своих  корней,
нечто вроде инспекции учебных баз Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов,
как будто ни до Корпуса, ни после него ничего не было.
     Это был конец  эпического семинедельного запоя,  уже  на  второй неделе
которого  его первая жена  сбежала навсегда.  У Боба  почти  не  сохранилось
воспоминаний об этих днях и об этом месте, но он почему-то четко помнил, как
вошел, пошатываясь, в винный магазин, протянул десятку, взял сдачу и бутылку
и  вышел  на  автостоянку к своему  автомобилю,  в который были свалены  все
оставшиеся у него пожитки.
     Он  сидел  в  стоявшей на  солнцепеке  машине,  слушал  пение  цикад  и
намеревался  свернуть  крышку и утопить свою головную боль, свою дрожь, свои
видения из прошлого, свой  гнев  в ласковой коричневой струе. Но в тот  день
он,  по  каким-то до  сих пор ему неведомым причинам, сказал  себе: "А может
быть, я  смогу немного  подождать, прежде  чем  открою ее.  Совсем немножко.
Посмотрим, сколько я смогу продержаться".
     Он продержался более двенадцати лет.
     "Вот и прекрасно, сэр, но эта ночь - та самая, когда я ее откупорю".
     Боб повернул крышку бутылки. Она где-то с секунду сопротивлялась, затем
подалась  с сухим щелчком и  сдвинулась с места с тем характерным звуком,  с
каким дешевый  металл скользит по  стеклу. Он открутил крышку, положил ее на
стол и налил  в стакан на пару пальцев. Жидкость  была однородно-коричневой,
без намека на маслянистую  пленку, прозрачная, как  вода. Он смотрел на нее,
как будто  ожидал  извлечь из  этого  разглядывания какой-то смысл. Но очень
скоро  понял тщетность такого поведения и, немного повременив, поднес стакан
к губам.
     В  первое  мгновение запах поразил его, словно голос давно  утраченного
брата, называющий его имя, словно нечто такое, что  он очень хорошо знал, но
много лет не видел в глаза. Этот запах был бесконечно знакомым и зазывным, и
он одержал над Бобом верх, потому что именно так всегда действует виски: оно
все забирает и все превращает в  виски. В этом его  величие,  но также и его
проклятие.
     Вкус  виски взорвался  у него на  языке,  обжег  нежным огнем, заставил
задохнуться  от  текучего дыма,  и  от этого  ощущения Боб содрогнулся  всем
телом.  Его  глаза   заслезились,   в  носу  захлюпало,  он   зажмурился   и
почувствовал, как напиток во  рту растекается сквозь зубы. Даже в этот самый
последний момент еще не было поздно остановиться, но он  проглотил жидкость,
и  она прожгла  его  насквозь, словно струя напалма.  Пока  виски лилось  по
пищеводу, ощущение было неприятным, а потом оно ударило его изнутри, по телу
разошлась первая волна, и Боба всего обдало жаром.
     Он начал вспоминать. Он вынудил себя к этому.
     Последнее  задание.  Донни  дождался своего ПСВОСРа. Он  не  долже