ерью  по  телефону.  Она
сказала, ты решил возобновить учебу в университете.
   - Буду учиться в Вандербилтском университете. Это в Теннеси.
   - Я слышал, хорошее заведение.
   - Очень хорошее. И мне там будет лучше. Оно не совсем на востоке.
   - Думаешь по-прежнему заниматься журналистикой?
   - Да. Во всяком случае, попытаюсь.  Моя  специализация  -  английский
язык и литература. Хочу осуществить кое-какие идеи.
   - За этим и ездил в Арканзас?
   - Да. Ты не поверишь. Я решил описать историю жизни  Лэймара  Пая,  -
стал рассказывать он. - Вот и отправился  туда,  чтобы  исследовать  его
корни. Происхождение у него занятное.
   - Зачем, Расс? Зачем тебе это нужно? Он же бандит, жестокий мерзавец.
Жил, как нелюдь, и подох в дерьме. Столько зла людям причинил.
   - Да, знаю, папа. И я хотел выяснить, почему он стал таким?
   - Ну и как, выяснил?
   - Да, - ответил Расс. - Выяснил. Тут сказались и наследственность,  и
воспитание. Ладно... лучше расскажи о себе. Ты выглядишь потрясающе! Чем
занимаешься, как живешь?
   Они проговорили три часа.
 
*** 
 
   Солнце пряталось за блеклыми облаками. День был  серый  и  пасмурный.
Вдалеке белела тюрьма -  единственное  светлое  пятно  на  хмуром  фоне,
заколдованный замок.
   По  склону  невысокого  унылого  холма  поднимался  рослый  худощавый
мужчина. Он шагал между надгробий с именами давно позабытых  уголовников
и негодяев. Некогда они безжалостно творили зло,  а  теперь  лежали  под
землей в американской глуши,  где  их  никто  и  никогда  не  оплакивал.
Нестихающий ветер со свистом  поднимал  с  земли  клубы  песка  и  пыли,
поземкой стелившихся между могилами.
   Наконец мужчина остановился у надгробия, которое искал.
   "Лэймар Пай. 1956 - 1994" - только и было нацарапано на нем.
   - Это был настоящий зверь, - произнес кто-то за спиной у Боба.
   Он обернулся и увидел того  самого  старого  негра  из  бесконвойных,
который выполнял обязанности кладбищенского смотрителя и в  его  прежний
приезд с Рассом показал им могилу.
   - По-моему, я видел тебя здесь  несколько  месяцев  назад,  -  сказал
негр, сосредоточенно морща лоб.
   - Да, это был я.
   - Ты и тогда искал старину Лэймара, да?
   - Верно, мы навещали его могилу.
   - Посетители тут большая редкость. Пожалуй, за все  время  к  Лэймару
приходили только ты да  тот  парень,  что  был  тогда  с  тобой.  Дай-ка
припомнить, может, кто еще. Нет, больше никого не было.
   Боб смотрел на могильный камень, хотя смотреть, в сущности,  было  не
на что. Обычная пыльная плита.
   - Плохой был человек, очень плохой, - продолжал  смотритель.  -  Хуже
него в тюрьме не  было.  Как  плохо  жил,  так  и  умер.  Весь  насквозь
мерзавец. Как начал жизнь мерзавцем, так им и кончил.
   - Да, ублюдок еще тот, - промолвил Боб. - Этого никто не отрицает.
   - Зло в чистом виде, - рассуждал негр. -  Думаю,  Господь  специально
послал его к нам. Чтобы показать, что есть настоящее зло.
   - Может быть, - согласился Боб. - Но насколько мне  известно,  кто-то
постарался вколотить в него это зло. Люди, а не Господь.  Так  частенько
случается, когда ты никому не нужен, когда всем на тебя плевать.
   Старик лишь взглянул на него, не зная, что прибавить к сказанному.
   Послышалось тарахтение приближающихся машин. Мужчины  обернулись.  По
дороге полз трактор с ковшом в сопровождении длинного черного катафалка.
   - Это что такое, черт побери? - удивился негр.
   Боб извлек из куртки какой-то документ.
   - Держи. Это следовало отдать начальнику, но, поскольку  его  нет  на
месте, я, пожалуй, отдам тебе.
   Озадаченный старик развернул бумагу, корявыми пальцами напялил очки и
стал разбираться в написанном.
   - Это официальное разрешение  на  эксгумацию,  -  сказал  Боб.  -  Мы
забираем Лэймара в Арканзас. Похороним рядом с его отцом.
   Негр обратил на Боба непонимающий взгляд, но дальнейших объяснений не
последовало.
   Боб повернулся и стал спускаться с холма.  Внизу  его  ждали  жена  и
дочь.


   Стивен Хантер
   Сезон охоты на людей


     БОБ СУЭГГЕР - 3
     OCR Денис






     Посвящается  Джону  Берну, капралу  1-го корпуса  морской  пехоты  США,
погибшему в бою в Южном Вьетнаме в 1967 г.


     Коль спросит кто: почему вы тут пали? -
     Ответь: потому что отцы наши лгали.

     Редьярд Киплинг. От имени его сына Джона, погибшего в сражении на Сомме
в возрасте шестнадцати лет.



Пролог


     Мы видим  перед собой  опытного  снайпера.  С  неподвижностью,  которая
кажется противоестественной, он лежит на твердых  камнях. Разреженный воздух
все еще не прогрелся; человек тоже совершенно неподвижен.
     С минуты на минуту  взойдет солнце и  изгонит с гор ночной холод. В его
лучах  взору  предстанет   поистине  сказочная  красота.   Высоченные  пики,
окутанные вечными снегами; вековечное непорочно чистое небо, которое ближе к
полудню  обретет  цвет ясного бледно-голубого алмаза;  далекие  луга  такого
ярко-зеленого  цвета,  какой редко  встретишь в  природе; извилистые  ручьи,
сбегающие между соснами, густым ковром покрывающими горные склоны.
     Ничего этого снайпер не  замечает.  Если вы укажете  ему на  окружающие
красоты, он просто  не поймет  вас. Красота природы,  или женщины, или  даже
винтовки не входит в число понятных ему концепций, особенно учитывая то, что
ему приходилось делать и где довелось побывать. Он просто не замечает ничего
этого; его разум неспособен мыслить подобным образом.
     Вместо  этого он видит  пустоту.  Он  пребывает в  состоянии, сходном с
анабиозом.  Сейчас  ни  одна идея  не  имеет для него никакого значения. Его
сознание почти совсем пусто, словно он находится в трансе.
     У него, как и  у  многих других прославленных стрелков, короткая шея; в
голубых   глазах,   наделенных  чуть  ли  не  сверхъестественной  двукратной
дальнозоркостью,  не  отражается   никакой   умственной   деятельности,  они
неподвижны, как у манекена. Даже  пульс у него почти неощутим.  Он  обладает
многими  странностями,  которые у  обычного  человека  покажутся чуть ли  не
уродствами,  но  для стрелка являются  несомненными  достоинствами.  Ему уже
перевалило за пятьдесят, но хорошо развитые мышцы  предплечья у него  налиты
силой и, как в молодости, способны к молниеносно  быстрому сокращению. Кисти
рук   крупные    и   сильные.   Его   выносливость,   скорость   реакции   и
нечувствительность к  боли выходят  далеко  за  рамки.  Он  силен,  ловок  и
энергичен,   как  спортсмен  мирового  класса.  Он  наделен  практическим  и
творческим умом, а также волей, целеустремленной, как луч лазера.
     Однако все эти качества не могут описать его в полной мере, так  же как
нельзя  подобным  образом  охарактеризовать Уильямса или  Ди  Маджио. Он просто  обладает  особой одаренностью,
каким-то свойством,  сходным с аутизмом, которое позволяет  в любых условиях
сохранять полный контроль над  телом и разумом, рукой и  глазом, придает ему
бесконечную  выдержку. Это  жестокое дарование  становится  главным условием
успеха в  его непостижимом  для  большинства людей искусстве,  являет  собой
самую суть его  личности  и  позволяет ему вести  жизнь,  которую  мало  кто
способен даже вообразить себе.
     И сейчас для него не существует  ничего. Ни  прошлого, ни будущего,  ни
боли в теле, всю долгую ночь неподвижно  пролежавшем на холодных камнях,  ни
возбуждения   в   ожидании  событий,   которыми,  возможно,  окажется  богат
наступающий день. Ни предчувствий, ни сожалений. Ничего.
     Перед ним на  мешочке, туго набитом песком, лежит  наискось орудие  его
ремесла. Он владеет им не хуже, чем любой частью  своего тела; он бесконечно
много упражнялся с ним, готовясь к тем тридцати секундам, которые непременно
наступят сегодня, или завтра, или послезавтра.
     Это "Ремингтон-700" с прецизионно обработанным стекловолоконным ложем и
десятикратным  оптическим  прицелом  "Льюпольд".  Винтовка  была  доработана
умелым  оружейным  мастером, чтобы можно  было полностью,  до  десятых долей
процента, использовать весь потенциал оружия: механизм выверен и подогнан, в
приклад  вставлен  металлический  блок,  тяжесть  которого придает  винтовке
идеальный баланс; полусвободный затвор, вместо стандартного ствола поставлен
кригеровский,  подвергнутый  криогенной  обработке.   Жавелевский  спусковой
крючок настроен на усилие в полтора килограмма и сдвигается с места, издавая
чуть слышный короткий скрип, напоминающий звук сломанной стеклянной палочки.
     Снайпер   несколько   недель   экспериментировал  со  своей  винтовкой,
добиваясь полной гармонии, которая гарантировала максимальный  результат  от
использования  оружия. Он  нашел наилучшее соотношение между весом пули и ее
расположением в гильзе,  определил самый подходящий  порох и собственноручно
набил  им  патроны.  Ничто не  было оставлено  на  волю случая: гильзы  были
тщательно запрессованы; дно  вокруг капсюлей отшлифовано,  чтобы не осталось
даже  мельчайшего  заусенца;  глубина посадки капсюлей  тщательно  выверена;
капсюли,  на  которых можно  было разглядеть хоть  крошечную  царапинку  или
вмятину,   безжалостно   отбраковывались.  На   стволе   укреплен   новейший
пламегаситель  -   баллистическая   оптимизирующая  система  "Браунинг",   -
являющийся дополнительной  направляющей насадкой, продолжающей  нарезку; его
можно настроить тончайшим образом,  чтобы  добиться  наилучших  вибрационных
характеристик, так сильно влияющих на точность выстрела.
     А  сами  патроны не военного, а гражданского  образца - 7-миллиметровый
"ремингтон-магнум". Не так давно  они были гвоздем сезона у  охотников всего
мира,  поскольку  могли  с  поразительно большого расстояния уложить наповал
горного  барана или  оленя. Хотя  есть типы патронов,  превосходящие этот по
ударной  силе,  но  зато  он обеспечивает  точную  траекторию  полета  пули,
сохраняющей в разреженном воздухе высокую скорость и поражающей цель с силой
почти в девятьсот килограммов на расстоянии свыше пятисот метров.
     Но обо всех этих данных снайпер не думает; вернее, больше  не думает. В
свое  время он ознакомился  с ними,  а  теперь выкинул из  головы. Цель  его
бесконечных баллистических экспериментов была очень проста: довести винтовку
и  боеприпасы  до такой степени  совершенства, чтобы можно  было  больше  не
думать  ни о  том, ни  о другом.  Это  едва  ли  не главный принцип  большой
стрельбы - подготовить все наилучшим образом, а потом забыть обо всем, кроме
дела.
     Когда раздаются звуки, это не потрясает и не удивляет снайпера.  Он все
время знал,  что рано или  поздно  услышит  их.  Они  не порождают в нем  ни
сомнений,  ни  сожалений, ни  каких-то других  чувств. Их значение  просто и
очевидно: пришло время работать.
     Это звонкий  девичий  смех,  полный  веселого возбуждения. Отдаваясь от
каменных стен  ущелья, будоража разреженный воздух,  он  с расстояния  около
тысячи метров долетает из полумрака, укрывающего низину, до этого небольшого
плато среди скалистых гор.
     Снайпер сгибает и разгибает пальцы, восстанавливая их чувствительность.
Его  внимание  сосредоточивается  на  горловине  ущелья.  Плавным движением,
отработанным до  автоматизма благодаря сотням тысяч выстрелов, произведенных
на тренировках и  во время выполнения многочисленных заданий, он подтягивает
к себе  винтовку. Приклад  словно  сам  собой  прижимается к щеке. Одна рука
изгибается в запястье; предплечье другой принимает  на  себя тяжесть немного
приподнявшегося торса,  так что  тело  образует  нечто  наподобие моста  над
камнями.  Опорой  для  руки  служит  плотно набитый  песком  мешок.  Снайпер
принимает  единственно верное положение;  его  щека прикасается  к  прикладу
именно в том  месте, которое позволяет с идеальной точностью воспользоваться
оптическим прицелом,  и  изображение, возникшее  в  кружке перед его глазом,
оказывается ярким, как на экране кинотеатра.  Adductor magnus, мощная мышца,
проходящая  в  глубине  его  бедра, слегка  напрягается, и правая нога  чуть
заметно отодвигается в сторону.
     Высоко  над  ним по синему утреннему небу скользит  ястреб,  оседлавший
восходящий поток воздуха.
     В ручье плещется форель.
     Медведь пробирается сквозь заросли, высматривая, чем бы полакомиться.
     Олень высоким прыжком перелетает через густой кустарник.
     Снайпер ни на что не обращает внимания. Ему нет до этого никакого дела.

     * * * * *

     - Мама! - кричит восьмилетняя Ники Суэггер. - Ну давай!
     Ники ездит верхом  лучше своих родителей; она,  можно  сказать, выросла
верхом на лошади, поскольку ее отец, бывший сержант морской пехоты, выйдя  в
отставку,  решил вернуться  к своим  сельским  корням и  занялся разведением
лошадей на полузаброшенном ранчо в Аризоне. Там и родилась Ники.
     Мать Ники,  красивая женщина по имени Джулия Фенн Суэггер, едет следом.
У Джулии  нет  того  природного изящества, которым  обладает ее дочь, но она
выросла в Аризоне, где нельзя и представить себе  жизни без лошади, и ездила
верхом с детских лет. Ее муж, выросший на ферме в Арканзасе, в детстве  тоже
много ездил верхом, затем у него  был перерыв в несколько десятилетий, после
которого  он  возвратился к животным и  так полюбил их за цельность натуры и
преданность,  что смог сделаться настоящим наездником. Верховая  езда  - это
один из его талантов.
     - Ладно, ладно, - отзывается мать, - только будь поосторожней, милая.
     Она отлично знает, что осторожность - это последнее, о чем будет думать
Ники. Эта маленькая героиня готова рискнуть всем,  чтобы добиться  всего, и,
по-видимому,  полностью  лишена  чувства  страха.  Она  похожа  на  индейцев
древности, а  также на своего отца, который  был  когда-то настоящим  героем
войны.
     Женщина оборачивается.
     - Ну что? -  негромко кричит она,  копируя интонации своей дочери. - Ты
ведь хотел увидеть, как восходящее солнце освещает долину?
     -  Угу,  -  доносится  ответ  третьего всадника,  все  еще  остающегося
невидимым.
     Ники   вырывается  из  тени  на  яркий  солнечный  свет.   Ее   лошадь,
четырехлетний чистокровный мерин по кличке  Калипсо, - настоящая бестия,  но
Ники  без труда  справляется с ним. Как ни  странно, она ездит по-английски,
так как  ее  мать  мечтает, что  в  будущем девочка  поступит в  колледж  на
востоке, где этот навык, говорящий  об искушенности в конном спорте, даст ей
гораздо  больше преимуществ, чем примитивное умение  держаться в  седле  как
ковбой.  А отцу английское седло не нравится:  оно  не защищает  девочку  от
ударов  о каменные мышцы лошади, и, бывая на  конских выставках, он  думает,
что   мешковатые  джодпуры   и   коротенькая
вельветиновая курточка с пеной кружев вокруг ворота ну просто очень смешны.
     Калипсо  гремит  копытами  по каменистой  тропинке;  сразу  видно,  что
животное столь же умно, сколь и бесстрашно.  Смотреть, как маленькая девочка
легко  справляется  с  огромной лошадью, одна  из  самых  больших  радостей,
которые  имеются  в  жизни  ее  отца:  никогда  она не  бывает такой  живой,
счастливой и уверенной в  себе, как на спине своего любимца. И сейчас, когда
лошадь наконец-то  вырывается на плато, голос Ники  дрожит от радости. Перед
ними самый  красивый вид, какой только есть  на  маршруте конной прогулки, и
девочка  стремительно  несется   вперед.  Может  показаться,  что   она   не
справляется с лошадью, но на самом деле она полностью контролирует скакуна.
     - Дорогая, - кричит Джулия, глядя, как ее дочь весело несется навстречу
опасности, - осторожнее!
     Ребенок. Женщина. Мужчина.
     Ребенок   едет  впереди  как  лучший  из  троих  наездников,  смелый  и
энергичный.  Вот  девочка  появляется  из  полумрака  ущелья, пускает лошадь
вскачь, и животное, громко стуча копытами, несется по траве к краю пропасти,
останавливается на месте, резко поворачивается и бьет копытом от нетерпения.
Девочка крепко держит поводья и смеется во все горло.
     Женщина едет следом. Она не  столь одаренная наездница, но все же легко
и  свободно  сидит  в  седле идущей крупной  неровной рысью  лошади. Снайпер
отчетливо видит ее соломенные волосы, смуглое от  солнца лицо, играющие  под
джинсами  и рабочей рубахой крепкие мускулы. Под нею крупная  гнедая лошадь,
надежная  рабочая ковбойская лошадь, которая кажется куда  менее  ухоженной,
чем лошадь ее дочери.
     И наконец появляется мужчина.
     Это  поджарый человек с настороженным взглядом;  к его седлу приторочен
чехол, из  которого выглядывает приклад карабина.  Он производит впечатление
опасного    субъекта,    прошедшего    специальную   подготовку,   человека,
неподвластного панике, способного реагировать без промедления и стрелять без
промаха,  и таков  он  и есть на самом  деле. Опытный  наездник представляет
единое целое  со своим конем,  бессознательно управляя  им одними движениями
бедер.  Он сидит  в  седле расслабившись, но все  равно ни  на мгновение  не
теряет бдительности.
     Он  не может увидеть снайпера.  Снайпер находится  слишком  далеко, его
позиция тщательно закамуфлирована, он выбрал такое положение, что в этот час
лучи восходящего  солнца светят прямо в лицо  его жертве и та не в состоянии
увидеть что-либо, кроме радужных разводов в ослепленных глазах.
     Перекрестье  прицела наплывает на фигуру мужчины и больше не отрывается
от  него, хотя  тот  галопом  мчится  вперед;  прицел  плавно  покачивается,
подчиняясь тому  же ритму, в котором перемещаются, покачиваясь вверх и вниз,
животное и всадник.  Палец стрелка ласково  прикасается к спусковому крючку,
ощущает его послушную податливость, но не нажимает на него до конца.
     Движущаяся цель, перемещающаяся  по  горизонтали слева  направо, но при
этом  еще и раскачивающаяся  в вертикальной плоскости.  Дистанция 753 метра.
Это, бесспорно, невозможный выстрел,  хотя многие в подобных обстоятельствах
решились  бы  на него.  Но опыт  рекомендует  снайперу выждать: впереди ждет
лучший, более надежный  выстрел. А когда имеешь дело с таким  человеком, как
Суэггер, выстрел может быть только единственным.
     Мужчина  нагоняет  женщину; эти двое  о чем-то болтают между  собой,  и
слова мужчины заставляют женщину  улыбнуться. Белая вспышка зубов. Крохотная
часть,  еще сохранившаяся  в  снайпере  от человека,  испытывает  мгновенный
приступ боли при  виде  красоты  и  свободной  непринужденности женщины. Ему
приходилось иметь дело со  множеством  проституток во всем  мире, среди  них
были  очень  и  очень дорогие, но такой  вот момент близости относится к той
сфере жизни,  которая совершенно ему незнакома.  Ну и отлично. Он сам выбрал
себе  работу,  которая  вынуждает  его  жить, не  соприкасаясь  с  остальным
человечеством.
     Господи боже ты мой!
     Он ругательски  ругает себя. Именно так и  срываются выстрелы: отвлекся
хотя бы на миг  -  поставил под угрозу исход всей  операции. Он на мгновение
закрывает глаза, погружается  в  темноту, освобождает сознание  от  ненужных
мыслей, снова открывает веки и вглядывается в лежащую перед ним местность.
     Мужчина  и женщина  подъезжают  к краю. Расстояние 721 метр. Перед ними
долина; солнце,  поднимаясь  все выше,  заливает  ее  своим светом.  Но  для
снайпера  все  это имеет  лишь  тактическое  значение:  его цель  наконец-то
остановилась. В прицеле он видит групповой портрет семьи: мужчина, женщина и
ребенок. Их  головы находятся  практически  на одном  уровне, так как лошадь
ребенка намного  выше, чем лошади родителей. Они о  чем-то  болтают, девочка
смеется, указывает пальцем на  птицу или на  какое-то другое живое существо.
Женщина   смотрит   вдаль.   Мужчина,  оставаясь   настороженным,   все   же
расслабляется на какое-то мгновение.
     Перекрестье прицела делит широкую грудь на четыре части.
     Опытный  снайпер   задерживает  дыхание,   приводит  себя  в  состояние
абсолютного спокойствия, но при этом ничего не желает. Он никогда