Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
у. Мы с нее начинали. Мы должны устранить
наших врагов в России. Сначала Россия, а потом весь мир; это прекрасно
понимал великий Сталин. Мы вернемся. Ваша большая, богатая, жирная страна
скоро развалится по швам; она уничтожит сама себя, и я буду помогать ей
погибнуть. Скоро я стану директором ЦРУ. И, следовательно, политическим
деятелем. Очень скоро начнется самая интересная часть моего плана.
- Кто вы такой? - рявкнул Боб.
"Почему он говорит так громко?"
- Ладно, я скажу вам. Но сначала вы удовлетворите мое любопытство.
Когда вы догадались?
- Я начал подозревать вас во время совещания, когда один из ваших юнцов
предложил позволить Соларатову разделаться с Джулией и повязать его, когда
он будет выбираться после выполнения задания. Даже я понимал, что это был бы
сильный ход. Но вы отказались наотрез, сказав, что не можете так поступить
со мной. Черт возьми, это было совершенно не в вашем стиле. Вы всегда были
готовы наплевать на чью угодно жизнь. Я помнил, как вы поступили с Донни.
Поэтому когда вы сказали, что ни за что не согласитесь с таким планом, я
понял, что вы лжете. Вам необходимо было остановить Соларатова. Именно это
было вашей основной целью.
- Блестяще, - одобрил Бонсон. - Блестяще, блестяще.
- Это навело меня на размышления. В семьдесят втором году вам, парни,
пришлось приложиться мордами об стол, потому что вы позволили улизнуть
самому главному свидетелю встреч Пашина и Трига. Вы не смогли выследить его,
так как порядочный офицер, которому понравился поступок его капрала, дал ему
отпуск, после которого тот сразу же отправился во Вьетнам. Его необходимо
было убить, и не только для того, чтобы подстраховать Пашина, но в первую
очередь чтобы обезопасить вас. Что же дальше? Каким образом проклятые
русские могли узнать, где он находится и что он делает во Вьетнаме? Как они
могли выследить его? Такие сведения очень трудно раздобыть, а ведь на них
строился весь их план. У них обязательно должен был иметься кто-то внутри.
Кто-то должен был иметь доступ к спискам личного состава - иначе нельзя было
узнать, где находится мальчишка. Кто-то должен был навести на него убийцу.
Соларатов был только исполнителем. Настоящим стрелком были вы.
Бонсон молча смотрел на него.
- Забавно, что каждый раз, когда вы достигаете крупных успехов, все это
работает в одну сторону, - продолжал Боб. - Все имеет определенный смысл.
Могу сказать о вашей последней ошибке: слишком уж быстро информация попала в
Москву и достигла высших лидеров "Памяти", слишком уж быстро был уничтожен
Пашин вместе со всеми его президентскими амбициями. Дружище, это было очень,
очень быстро сделано. Ведь не станете же вы уверять меня в том, что
Управление способно провернуть все это с такой немыслимой скоростью! Никоим
образом. Должен быть человек внутри, кто-то такой, кто мог бы
просто-напросто сообщить все это по телефону. Проклятье! И теперь все
говорят: разве не забавно, что настоящий выигрыш от всего этого получила
только коммунистическая партия! Да уж, а по-настоящему забавно то, что
коммунистическая сторона вашими руками все это организовала. Кто же вы
такой?
- Вы очень, очень умны, - сказал Бонсон. - Вы просто копались немного
дольше, чем надо, не так ли?
- Кто вы такой? - повторил Боб.
- Вы никогда не поверили бы в это, но я - история. Я - будущее. Я -
человечество. Я - надежда. Я - мессия того, что должно свершиться.
Он снова улыбнулся - истовый подвижник своего собственного безумия.
- Даже Соларатов не мог верить в такое дерьмо, - сказал Боб.
- Ладно, я скажу вам, - заявил Бонсон, - и только потом убью вас. Вы
должны расценивать это как проявление большой симпатии.
- Кто вы такой?
- Вы должны были слышать мою настоящую фамилию или где-нибудь откопать
ее. Она упоминается в некоторых книгах. Мои родители были американцами из
рабочего класса и преданными членами американской Коммунистической партии. В
тысяча девятьсот тридцать восьмом году, в тот самый год, когда я родился, их
попросили выйти из партии и готовиться к серьезнейшей работе. Конечно, они
согласились. Это была величайшая честь для них. Поэтому они объявили о своем
разрыве с партией, отказались от всех своих друзей и прожили следующие
пятнадцать лет, работая курьерами, связными для разведчиков, внедрившихся в
разработку атомной бомбы. Они передавали информацию Розенбергов, Элджера
Хисса, Клауса Фукса - это была самая великолепная работа из всех, которые мы
когда-либо проводили в этой стране. Они были героями. Мой отец был великим
человеком. Он был куда более великим, чем ваш отец, Суэггер. Он был храбрее,
сильнее, жестче, жизнеспособнее, чем ваш отец. Он был лучшим из лучших, а
моя мать была святой.
Бонсон вспомнил красоту своей матери, и на его глаза навернулись слезы.
- Остальное вы знаете. Агентство национальной безопасности в конце
концов расшифровало их. Мой отец повесился на складе на Рикерз-айленд. Моя
мать отправила меня из дома и приняла яд, когда агенты уже поднимались по
лестнице, чтобы арестовать ее. Они были Героями Советского Союза! Они отдали
революции все, вплоть до собственных жизней. Кто-то из подпольщиков сумел
вывезти меня из страны, и уже в следующий вторник я оказался в Москве. Мне
было четырнадцать лет от роду, и я был самым настоящим американцем,
болельщиком "Янки" и "Джайнтс" с коэффициентом умственного развития 160, и я
был готов на все ради того, чтобы свергнуть систему, которая убила моих
родителей. Мое обучение продолжалось шесть лет. Когда я снова оказался в
этой стране, то был уже майором КГБ. А сейчас я генерал-полковник - у вас
это трехзвездный генерал. У меня больше наград, чем вы в состоянии себе даже
представить. Я Герой Советского Союза.
- Вы просто психопат. И никакого Советского Союза больше нет, - сказал
Боб.
- Очень жаль, что вас не будет на свете и вы не сможете убедиться в
том, сколь жестоко вы заблуждаетесь.
Два старинных врага молча смотрели друг на друга.
Первым тишину прервал Бонсон.
- Ладно. Хватит. Убейте его.
Помощники Бонсона подняли пистолеты, 9-миллиметровые дула с надетыми
глушителями уставились на Боба. Снова воцарилась полная тишина.
- Не хотите сказать последнее слово? - осведомился Бонсон. - Что-нибудь
передать семье?
- Последнее слово? - переспросил Боб. - Хочу, и даже целых три: лицом к
врагу.
Он повернул руку и показал им то, что было у него в кулаке, и Бонсон
мгновенно понял, почему Суэггер разговаривал так громко. Потому что в ушах у
него были затычки. А в кулаке он держал электрическое подрывное устройство
М-57 - похожую на кистевой эспандер штучку из зеленой пластмассы, от которой
отходил провод, скрывавшийся за картиной, где стояла на своем смешном
треножнике противопехотная мина М-18А1, больше известная как клейморовская
мина. Один или двое, самые быстрые из пятерых, может быть, и пытались
выстрелить, но рефлексы Боба, видимо, оказались все же быстрее, потому что
взрыв произошел раньше.
Семьсот граммов пластида, упакованного в корпус мины, взорвались
немедленно, а еще через наносекунду по людям ударили семьсот мелких шариков,
стена стали, устремившаяся к ним со скоростью почти тысяча двести метров в
секунду. Мина сделала то, для чего была предназначена, - уничтожила
противника.
Именно уничтожила, в буквальном смысле слова: верхняя половина каждого
тела просто-напросто исчезла. Люди взорвались, будто проглотили по гранате,
и оказались распылены, превратились в составную часть атмосферы.
Что касается Боба, то он ничего этого не видел. Колонна, как он и
рассчитывал, спасла ему жизнь, загородила от ударной волны и осколков.
Затычки в ушах сохранили барабанные перепонки. Но семьсот граммов пластида -
это все равно не шутки. Он почувствовал, что его вышвырнуло из собственного
тела, а потом душа поплыла куда-то по воздуху, пока с силой не ударилась обо
что-то, после чего его сознание заполнилось ярким туманом, сверкающей
пустотой. Он пробыл в отключке минуту, если не две.
Конечно же, полиция за это время не примчалась. В прибрежном портовом
районе постоянно раздаются странные шумы, доносящиеся непонятно откуда:
судовые гудки, грохот грузовиков, очень похожие на выстрелы звуки выхлопа
плохо отрегулированных двигателей, - но зато по ночам здесь почти
отсутствует человеческая жизнь. Звук взрыва был лишь одним из множества
необъяснимых слуховых феноменов в городе, полном самых разнообразных
объяснимых и необъяснимых слуховых феноменов.
Когда Боб заставил себя выйти из окутавшего его сознание тумана,
первое, что он почувствовал, был вкус крови. И обонял он тоже только запах
крови. Кровь была его собственная - текла из носа. И в обоих ушах, несмотря
на затычки, звенело, будто рядом били в пожарные колокола. Ему было больно.
Он подумал было, что сломал руку, но, потрогав, убедился, что нет, лишь
сильно ушиб. Он приподнялся, открыл глаза и увидел перед собой целый
фейерверк фотовспышек - это было реакцией его зрительных нервов на жуткое
сотрясение. Некоторое время он ошеломленно моргал, потом сел, заставил себя
подняться на ноги, еще несколько раз моргнул, а затем к нему вернулось
зрение, и он увидел настоящий ужас.
Оказалось, что кровь, которую он обонял, принадлежала не столько ему,
сколько им. Раздробленная взрывом на молекулы, она все еще висела в воздухе,
как туман, сверкавший розовым в неровном свете ламп. Совсем недавно на
складе было шестеро мужчин, не считая его самого. Теперь на полу торчали три
ноги, причем все три принадлежали разным покойникам. А то, что осталось от
Варда Бонсона, заместителя директора ЦРУ по контрразведке, адвоката с
Уолл-Стрит, генерал-полковника КГБ и Героя Советского Союза, прилипло к
изрешеченной шариками металлической стене позади того места, где он недавно
стоял, смешавшись с останками людей, которые так умело и так долго служили
ему. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что найдется достаточно смелый -
и достаточно небрезгливый - человек, который сумеет разделить эти останки.
Вообще-то здесь мог помочь разве что брандспойт.
В задымленном помещении тут и там горели маленькие костерки. Листы с
карандашными набросками разлетелись по полу. Боб медленно собрал их и
подошел к самому большому из костров, зажженных взрывом.
Опустившись на колени, он один за другим скормил листки голодному огню.
Они сразу же занялись, и Суэггер смотрел, как их охватывало пламя, как они
сворачивались в тугие трубки, чернели, съеживались и превращались в хрусткую
золу, которая неторопливо распадалась на кусочки, поднимавшиеся к потолку в
потоке горячего воздуха.
В том настроении, которое сейчас владело им, он подумал, что видит души
трех погибших парней - своего друга Донни, его друга Трига и жертвы Трига,
Ральфа, что эти души наконец-то обрели свободу и отправились в свободный
полет к небесам. Их ПСВОСР в конце концов наступил.
Боб подобрал с пола М-57, на котором остались отпечатки его пальцев, и
сунул в карман, чтобы потом уничтожить. Это была последняя физическая связь
между ним и судьбой Бонсона и его команды. После этого он выпрямился и
вышел, обернувшись на мгновение, чтобы бросить последний взгляд на ту
кровавую бойню, которую он здесь учинил и которая означала окончание всех
осложнений его яростной жизни.
""Сьерра-браво-четыре", - сказал он про себя, - ведет последнюю
передачу и заканчивает связь".
Он вышел в темноту, в прохладный ночной воздух, всей грудью вдыхая его
свежесть, подошел к своему грузовику и, хотя все тело у него болело и из
носа продолжала идти кровь, решил не задумываясь, что лучше всего будет
немедленно двинуться в дальнюю поездку на запад. Пришла пора вернуться в
мир.
Послесловие
Автор хотел бы прежде всего заверить читателей, что все описанное в
книге ни в коем случае не является намеком на его собственный героизм,
которым он, конечно же, никогда не обладал. Он не был снайпером морской
пехоты и даже просто морским пехотинцем, он никогда не бывал во Вьетнаме, а
служил самым что ни на есть никчемным в строевом отношении солдатом в 1-м
батальоне (резервн.) Третьего пехотного полка в Вашингтоне, округ Колумбия,
в 1969-1970 годах. Его собственная история участия в военных действиях
сводится к тому, что ему довелось сидеть вместе с другими солдатами в здании
Казначейства. Это было очень скучно. И однажды он распорол себе губу о
колючую проволоку в лагере А. П. Хилл в Вирджинии.
Читатели также могут заметить, что я взял события, реально
происходившие во Вьетнаме, литературно переосмыслил их и ради собственных
литературных целей вставил в произвольно выбранный мной самим временной
интервал.
В частности, я заставил морских пехотинцев лишний год вести наземные
боевые действия. В реальности большинство подразделений морской пехоты
покинуло Республику Южный Вьетнам уже в 1971 году. Мне пришлось перенести
ключевые события в 1972 год, потому что я, не заглянув в книги и документы,
выбрал этот год, когда много лет назад писал книгу "Снайпер" ("Point of
Impact"), первую из книг о Бобе Ли Суэггере. В более ранних книгах я также
помещал события в район Анлока, который, как оказалось, находился поблизости
от Сайгона, а вовсе не в районе действий Первого корпуса, где служили
морские пехотинцы. Так что теперь, в запоздалой попытке добиться иллюзии
точности, я дезавуировал Анлок и переместил место битвы под дождем, которую
провели Боб и Донни, в зону действий Первого корпуса, рядом с лагерем
Специальных сил в Кхамдуке.
Я также упростил сложную цепь событий, происходивших в Вашингтоне в
течение первых четырех дней мая 1971 года, сведя их все в одну ночь, перенес
резню, устроенную вьетнамцами на базе Мэри Энн (у меня это Додж-сити), в
другой год и приписал ее другому роду войск, а также изобрел свой
собственный жаргон для людей, служивших во Вьетнаме, прикрываясь тем
предлогом, что я пишу роман, а не историческое исследование. Если говорить
прямо, то одним из очень немногих реально происшедших событий из всех,
упомянутых в этой книге, был тот великий перехват мяча, о котором вспоминал
Донни во время перехода под дождем, совершенный во время игры против
Гилмановской школы. Он действительно был осуществлен в игре против
Гилмановской школы, только не в Аризоне, а в Балтиморе, сделал это мой сын
Джейк Хантер, и благодаря этому "Мальчики-латиняне" в 1995 году наконец-то
одолели школу Гилмана.
Должен добавить, что я честно предпринял усилия для того, чтобы связать
события, происходящие в этой книге, с теми, которые уже описывались ранее в
"Снайпере" и "Невидимом свете" ("Black Light"). Увы, слишком уж часто
изложение и освещение происходившего оказывалось противоречивым, и поэтому
вам придется просто поверить моему утверждению о том, что в других книгах
дела шли так, а в этой книге - этак.
Но несмотря на то что я многое выдумал, я также говорил со многими
людьми, участвовавшими в тех событиях, которые я описал. Все они очень
хорошие люди и не несут никакой вины за допущенные мною погрешности или за
то, как я использовал ту информацию, которую они добывали таким тяжелым и
опасным образом.
Эд Де Карло, отставной армейский комманд-сержант, и Элвин Гьютон,
отставной ганнери-сержант морской пехоты, мои хорошие приятели по
стрельбищу, где я трачу впустую много времени и денег, пытаясь стрелять по
мишеням, щедро делились со мной своими вьетнамскими воспоминаниями и
имевшимися у них данными. Эд был радистом и рассказал мне обо всех тонкостях
использования рации PRC-77 и чтения карты. Элвин, разведчик морской пехоты,
снабдил меня тоннами справочных материалов и даже ссудил мне копии приказов
из своего личного дела, относящихся к Вьетнаму, на которых я построил свою
версию судьбы Донни, а также постарался заставить меня прочувствовать нравы
и обычаи морских пехотинцев достаточно хорошо, чтобы можно было вообразить
себе их жизнь. Два человека, в которых обычно усматривают прообразы моих
героев, Уэйман Суэггер и Джон Фимстер, как обычно, предложили свою
неограниченную поддержку и помощь, комментарии и предложения; оба с
превеликим вниманием прочли рукопись. Ленне Миллер, еще один ветеран
Вьетнама и мой старый друг по колледжу, не жалея времени, делился со мною
своими наблюдениями. Мой брат Тим Хантер прислал потрясающее письмо, полное
конструктивной критики. Джеф Вебер не только позволил мне использовать свое
имя для одного из персонажей, но вдобавок прочел рукопись и дал хороший
совет. Боб Лопес в критический момент дал решающую идею. Дж. Д. Консайдайн,
критик поп-музыки из "Балтимор сан", газеты, в которой я когда-то работал,
составил список музыкальных хитов 1971 года, и под их аккомпанемент эта
книга и была написана. Большую помощь оказал мне Майк Хилл. Билл Филлипс,
бывший офицер морской пехоты, ветеран Вьетнама и автор "Ночи серебряных
звезд", внимательно прочел рукопись, помог мне разобраться в армейском
жаргоне и заменить его жаргоном морской пехоты, так что, если я употребляю в
тексте слово "нужник", а не "гальюн", это моя ошибка, а не Билла. Тим
Карпентер из фирмы "Башнелл" объяснил мне принципы устройства и тонкости
использования инфракрасных дальномерных устройств. Дейв Лаук из "Ди энд эль
спорте" (Джиллет, Вайоминг), автор книги "Тактический стрелок", просмотрел
рукопись своим верным профессиональным глазом, что принесло мне великую
пользу. Кэти Лэлли и Уилл Ингенд, московские корреспонденты "Сан",
предоставили мне описания различных людских типов и множество данных об этом
городе для главы, которая в конечном счете не вошла в книгу. Джо Бойер,
уоррент-офицер из казарм морской пехоты, совершал со мной длительные
прогулки по гарнизону и терпеливо отвечал на бесконечные вопросы. Джин
Марбелла из моей прежней газеты и моей новой жизни проявляла свою обычную
неописуемую снисходительность и до глубокой ночи выслушивала мои
невразумительные рассуждения о подборе названий для частей книги и
трудностях в развитии повествования. Джон Пэнкейк, редактор отдела искусства
моей новой газеты "Вашингтон пост", лишь улыбался всякий раз, когда я
говорил ему, что ухожу раньше времени, чтобы поработать над книгой. Дэвид
Ван Дрел, заведующий редакционным отделом "Пост", был столь же щедр,
разрешая мне исчезать по моему собственному усмотрению. Стив Проктор из
"Сан" ввел подобную политику много лет назад, в те годы, когда я работал у
него, и я считаю необходимым также высказать ему свою признательность и
благодарность.
Бывший "зеленый берет" Дон Пагсли очень подробно описал мне порядок и
практику организации сообщений с базами передовых операций. Чарльз X. "Хэп"
Хазард из "Сан", художник, служивший по призыву в армейской разведывательной
службе, с величайшей готовностью перевел для меня очень много материалов с
вьетнамского языка. Доктор Джим Фишер представил меня доктору Чарли
Партдженсу, хирургу-ортопеду, который просветил меня насчет свойств старых
пулевых ранений и проведения операций. Билл Очс, бывший армейский сержант,
поделился со мной куда более серьезными сведениями - подробностями получения
им самим и излечения ранения