т он  был в черный высотный костюм летчика, хотя
было видно, что он  совсем не  летчик. В руке  он  держал неуклюжий  длинный
плоский футляр, наподобие тех, в каких носят музыкальные инструменты.
     Он повернулся к встречавшим, и почему-то все сразу замолчали.
     Это  был неприветливый невысокий  человек лет под сорок, с щеткой седых
волос и толстой короткой  бычьей шеей. Его глаза напоминали  голубые бусины,
вставленные в сделанную  из  обветренной кожи маску  - его  холодное мрачное
лицо.  Кисти его рук казались  огромными, и Хуу Ко  заметил, что он чересчур
мускулист  для  такого маленького  человека  и  обладает  широкой  грудью  и
пружинистой силой, ощущавшейся в каждом движении.
     Не было никаких  приветствий, никакого обмена воинскими  салютами. Если
вновь  прибывший и знал кого-то  из встречавших, то он  никак  не  дал этого
понять. В нем не было видно  проявления каких-либо эмоций,  и, похоже, он не
считал нужным соблюдать какие-либо церемонии.
     Один из встречавших поспешил к нему, чтобы забрать поклажу.
     Коротышка лишь молча взглянул  на него, и сразу стало понятно, что свой
багаж  он не доверит никому, а желавший услужить  бедняга,  почувствовав всю
серьезность этого безмолвного отпора, сконфуженно замер на месте.
     - Соларатов, - нарушил молчание руководитель русских разведчиков, - как
прошел полет?
     - Тесно, - ответил Соларатов. - Мне следовало предупредить, что я летаю
только первым классом.
     Послышались нервозные смешки.
     Соларатов  прошел мимо  полковника, не  обратив на  него  ни  малейшего
внимания, в сопровождении подхалимов, готовых вылизывать ему ботинки языком.
Глядя  на него,  Хуу Ко вспомнил другого человека, которого ему показывали в
конце сороковых годов  в Париже, еще одного человека, пребывавшего в ледяной
отстраненности  от людей, способного  взглядом  заставить любого умолкнуть и
несмотря на это - а  может быть, как  раз  поэтому  - окруженного  легионами
подхалимов, на  которых он не  обращал  ни малейшего внимания; человека, чья
репутация была подобна айсбергу из голубого льда,  который словно бы окружал
его. Звали этого человека Сартр.


Глава 18


     Вьетнам   выскочил   ему  навстречу,   будто  из  сновидения:  зеленый,
бескрайний,  пересеченный  горными  хребтами,  чувственный  и  переполненный
насилием, уродливый  и  прекрасный одновременно. Дурная Земля. Но в чем-то и
Хорошая Земля.
     "Тут я  воевал, -  думал Донни. - Тут я сражался бок о  бок  с Бобом Ли
Суэггером".
     Это  было вовсе не сновидение  и никогда  им  не  было. Это  была самая
реальная реальность, стоило лишь бросить взгляд  через грязный пластмассовый
иллюминатор  самолета,  снижавшегося после  рейса  с Окинавы и доставлявшего
обратно в 'Нам солдат, побывавших в краткосрочном отпуске. Впереди виднелась
Обезьянья  гора,   возвышавшаяся   над   Китайским  берегом  на  причудливом
полуострове, а дальше открывалась  картина, чем-то  схожая с деловым центром
Дейтона:  многоцелевая воинская  база  и просторное  летное  поле  аэродрома
Дананг, окруженное ровными, как квадраты шахматной доски, кварталами зданий,
улицами и дополнительными взлетно-посадочными полосами. А позади всего этого
пыльными бородавками  возвышались холмы, обозначенные на картах числами 364,
268 и 327.
     "С-130" миновал  береговую  линию,  пронзил низкие  облака, окунулся  в
тропический  туман и приземлился в заброшенном городе, который не  так давно
был  одним  из  наиболее густонаселенных городов мира, столицей страны  1-го
корпуса  морской пехоты,  местом,  откуда  осуществлялось  Управление войной
морской пехоты, ее 3-м водно-десантным соединением.
     Пальмы все так  же раскачивались на ветру, все так  же вокруг теснились
горы в великолепном уборе тропической зелени, но город  уже был  почти пуст.
Все  его  главные  заведения  стеснились в несколько  временных  строений  -
опустевшая или,  по  крайней  мере,  "вьетнамизированная" столица. Несколько
управлений все еще были укомплектованы, в  нескольких  бараках все  еще  шла
жизнь,  но и техники, и  штабные работники, и  эксперты, которые  руководили
военными действиями во Вьетнаме,  пребывали теперь в  полной безопасности  у
себя  дома,  и  здесь  оставались  лишь отдельные  части, например  парни из
огневой базы Додж-сити и несколько других, по воле случая замыкающих процесс
эвакуации 1-го корпуса.
     Самолет  долго бежал  по полю и  наконец  докатился  до  своей стоянки.
Газотурбинные моторы тонко заскулили,  извещая о прекращении подачи топлива,
четыре  пропеллера  замедлили  вращение.  Самолет  затрясся,  дернулся,  как
огромное животное, и  замер. Спустя несколько секунд задняя дверь открылась,
и пассажиры - Донни и еще около двадцати отпускников - почувствовали, как на
них пыхнуло жаром, словно из печи, потянуло горящим навозом, и это означало,
что они вернулись обратно.
     Донни ступил на летное поле,  озаренное  солнечным светом, и-почти  что
физически почувствовал удар солнечных лучей по всему телу.
     -  Эта  поганая  дыра  меня все равно  достанет,  -  сказал  чернокожий
ветеран-моряк с  дюжиной нашивок на рукаве  и, судя  по количеству ленточек,
таким множеством ранений, что их хватило бы, чтобы обескровить целый взвод.
     - А разве тебе так много осталось? - удивленно спросил кто-то.
     - Да уж побольше, чем ланс-капралу, - ответил тот, подмигнув Донни, над
которым  беззлобно  подтрунивал с  того  момента,  как  самолет  поднялся  с
аэродрома  базы  военно-воздушных сил  Кадена  на Окинаве.  -  Если  бы  мне
оставалось столько, сколько ему, я прямо на трапе подвернул бы себе лодыжку,
да хоть бы и голову свернул, лишь бы угодить прямиком в госпиталь.
     - Он герой, - сказал другой кадровый. - Он не прячется по госпиталям.
     Пожилой чернокожий сержант взял Донни за рукав и отвел в сторону.
     -  Не вздумай больше испытывать  судьбу в джунглях,  ты понял? - грозно
сказал  он. -  Два месяца  и  считанные дни,  Фенн? Черт  бы тебя побрал, не
испорти  все в  последний момент.  Оно того не стоит.  Эта говенная  дыра не
стоит  и  плевка, если только ты не хитрожопый  карьерист,  готовый  еще раз
наудачу вытянуть билетик. Не давай Большому брату раздавить тебя.
     - Вас понял.
     - Тогда  закрывай связь  и тащи  свою  пехотную  задницу  куда-нибудь в
хорошее укрытие.
     -   Мир,  -  сказал  Донни   и  изобразил  пацифистский  знак.  Сержант
осмотрелся, не увидел никого подслушивавшего или наблюдавшего за их  беседой
и ответил тем же знаком.
     - Мир, свобода и вся прочая фигня, братишка, - сказал он и подмигнул.
     Донни взял свою сумку и отправился в комендатуру аэродрома, чтобы найти
пристанище  на  ночь  и  выяснить,  когда  вылетает   ближайшая  вертушка  в
Додж-сити.
     Ему было... хорошо.  Неделя на Мауи с Джулией - о  Христос, разве можно
было пожелать чего-то лучшего? Да разве могло быть лучше? Когда он садился в
вертолет после всех докладов и отчетов, Суэггер сунул ему конверт, в котором
Донни с невероятным изумлением обнаружил тысячу долларов наличными и записку
с  суровым  приказом  не  привозить назад  ни одного. С  какой стати Суэггер
выкинул такую штуку? Впрочем, эта щедрость с его стороны казалась совершенно
естественной  - просто  он  имел обыкновение  совершать  такие вот  странные
поступки.
     Это было... Ну как же, молодой человек, вернувшийся с войны, отдыхающий
со своей  прекрасной молодой  женой в  гавайском раю  под жарким целительным
солнцем, с карманами,  набитыми деньгами, и с неограниченными возможностями,
человек, которому осталось служить всего ничего:
     после  трех  лет,  девяти  месяцев  и  нескольких  дней  он  уже  видел
завершение своей службы. Видел! "Я справился! Я свободен!"
     - Мне иногда кажется, что это чуть ли не жестокость, - сказала  Джулия.
-  Вот  сейчас  у нас с  тобой  все это происходит, а ведь потом тебя  могут
убить.
     -  Нет.  Такого  не  будет.  СВА,   то  есть  северовьетнамская  армия,
устраивает наступления два  раза  в  год,  весной  и осенью. Она уже провела
большое  весеннее  наступление, а  теперь  застряла  около  Анлока,  пытаясь
разбить  южновьетнамские  части, преграждающие путь к  Сайгону. Мы находимся
далеко оттуда.  В нашем квадратике ничего не произойдет.  Мы будем  отдыхать
после трудов. Уверяю тебя, самым трудным будет справиться со скукой.
     - Мне кажется, что я этого не выдержу.
     - Тебе совершенно не о чем волноваться.
     - Ты говоришь как один из  тех парней из кинофильмов про войну, которые
всегда гибнут.
     - Кино про войну больше не снимают, - ответил он. - Эти фильмы никто не
смотрит.
     А    потом    они    снова     занимались    любовью,    возможно,    в
двадцативосьмитысячный раз. Он находил все новые и новые позы, в которых мог
любоваться ею, новые положения в ней, новые ощущения, новый экстаз.
     - Лучше просто ничего не может быть, - сказал он в конце концов. - Боже
мой, Гавайи. Мы вернемся сюда на пятидесятую годовщину нашей...
     - Нет! - внезапно перебила  его Джулия. Она была такая же потная, как и
он, такая же раскрасневшаяся. - Не говори так. Это плохая примета.
     - Любовь моя, я не верю  в приметы. За  моей спиной Боб Ли. Он  сам  по
себе такая примета, что лучше не бывает.
     Но это было тогда, и с тех пор прошло время, и сейчас Донни стоял перед
барьером из нескольких столов в  большой, освещенной люминесцентными лампами
комнате  с  выкрашенными  в зеленый свет стенами. В конце концов щеголеватый
сержант заметил его, положил телефонную трубку и указал на стоявший напротив
него стул.
     Донни сел и протянул свои документы.
     -   Привет,   я  Фенн,  "Два-пять-отель",   только   что  прилетел   из
краткосрочного отпуска. Вот  документы. Мне нужно где-нибудь перекантоваться
ночь и с шестичасовым бортом подскочить в Додж-сити.
     - Фенн? - переспросил сержант, разглядывая отпускное  свидетельство.  -
Ладно, все вроде  в порядке; сейчас проверю... Ты  что, один из тех  парней,
которые нашумели в Кхамдуке?
     Он вписал фамилию Донни в регистрационную книгу, поставил печать, ловко
изобразил капитанскую подпись и вернул бумаги Донни.
     - Да, это я. Мой сержант оказался в милости у начальства и выпросил для
меня отпуск на десять дней.
     - Тебя представили к "Морскому кресту".
     - О господи!
     - Хотя ты его не получишь. Больших орденов теперь не дают.
     - Ну, вообще-то, мне все это до... - Он махнул рукой.
     - Так что тебе скорее всего прицепят "Звезду".
     - У меня уже есть "Звезда".
     - Нет, серебряную.
     - Ничего себе!
     - Герой. Плохо  только, что там, в мире, это ничего не значит. В старые
времена ты стал бы кинозвездой.
     - Единственное, что мне нужно, это возвратиться домой на своих ногах. А
кино я вполне могу посмотреть из зала.  Ближе к Голливуду меня совершенно не
тянет.
     - Ладно, Фенн, в таком случае у меня есть  для тебя хорошая новость. Ты
получил новое назначение. Твой перевод утвержден.
     В первое мгновение Донни подумал, что произошло недоразумение.
     -  Какого!..  Я хочу сказать, что  тут,  вероятно, какая-то путаница. В
смысле, с переводом. Я не просил никакого перевода. Я не понимаю, что...
     -  Вот  он,  приказ.  Подписан  три  дня  назад.  Тебя   перебросили  в
"Один-три-чарли" и включили в батальон S-3, то есть к нам, в Дананг. Это наш
батальон управления,  все, что осталось от морской  пехоты. Я  думаю, что ты
будешь  заниматься  строевой  подготовкой  и  накачивать  мускулы  здесь,  в
Дананге, еще пару месяцев,  а потом придет твой ПСВОСР, ты сядешь на большую
птицу  и  помчишься  домой.  И ползать по  кустам  тебе больше не  придется.
Поздравляю  тебя, пехотинец. Можешь считать, что ты уже едешь  домой,  если,
конечно, тебя не задавит грузовик по пути в сортир.
     - Но поймите, я же не...
     - Отправляйся в батальон, отметься у дежурного сержанта, он все устроит
и покажет, где ты  будешь жить. Тебе так повезло, что ты просто не поверишь.
Нас  переселили  из старых казарм в  освободившиеся казармы летунов, которые
переехали  поближе  к аэродрому.  Там стоят  кондиционеры,  Фенн. Понимаешь,
кондиционеры!
     Донни молча смотрел на него, как будто тот  сказал какую-то совершенную
бессмыслицу.
     - Фенн, у нас  здесь служба  - не бей лежачего. Ты заслужил того, чтобы
отдохнуть  в тенечке.  Говорю тебе, служба  такая, что  закачаешься.  Будешь
работать  на  ганни
Баннистера. Между прочим, отличный человек. Наслаждайся жизнью.
     - Я не хочу никакого перевода, - заявил Донни.
     Сержант   внимательно   посмотрел  на  него.  Это   был  уравновешенный
терпеливый  человек с волосами цвета светлого  песка,  один  из тех сухарей,
профессиональных бюрократов из тыловых  служб, благодаря которым вся  машина
работает без единого сбоя.
     Наконец он чуть заметно улыбнулся.
     - Фенн, - назидательно сказал он, - тебе  следует понять,  что  Корпусу
морской  пехоты ни  в коей мере не важно, хочешь ты, чтобы  тебя перевели на
другое место, или нет.  В своей  бесконечной военной  мудрости Корпус решил,
что ты будешь вести занятия по физической подготовке с толстозадыми тыловыми
засранцами  вроде меня до  тех  пор, пока тебя  не  отправят домой. Тебе  не
придется даже увидеть  ни  одного  вьетнамца.  Ты  будешь спать  в здании  с
кондиционированным  воздухом,   принимать  душ  два  раза  в  день,   носить
выглаженную форму, отдавать честь  каждому встречному офицеру, как  бы глупо
это  ни  казалось,  делать вид,  что  ты  занимаешься делом,  нажираться  до
свинского состояния или обкуриваться травой и вообще вести  отличную  жизнь.
Трехдневные  уик-энды  на Китайском берегу.  Вот какой на тебя вышел приказ.
Между прочим, он куда лучше тех, по которым некоторые бедняги отправляются в
демилитаризованную  зону или на высоту 553.  Так или иначе, но таков приказ.
Тебе все ясно, Фенн?
     Донни глубоко вздохнул.
     - А откуда он пришел?
     - С самого верха. Подписан твоим командиром и твоим сержантом.
     -  Нет,  я хочу знать, кто все это затеял. Ну, не темните, вы же должны
знать.
     Сержант снова посмотрел на него.
     - Я должен это узнать. Я  входил в  "Сьерра-браво-четыре".  Снайперская
команда. Я не  хочу терять эту работу.  Это самая лучшая работа, какая здесь
имеется.
     - Сынок, ты должен считать самой лучшей любую работу, которую тебе дает
Корпус морской пехоты.
     -  Но не  могли бы  вы  все-таки это выяснить? Вы же знаете,  как найти
место,  откуда ноги растут.  Я имею в виду,  что это действительно необычно:
парня с неплохим опытом  действий в  джунглях внезапно  выпихивают с полевой
базы  и  переводят  на  какое-то надуманное  непыльное  занятие. Вы со  мной
согласны, сержант?
     Сержант глубоко вздохнул и снял телефонную трубку.  Он бросил несколько
игривых фраз собеседнику на другом конце линии,  немного подождал, пару  раз
сострил, потом кивнул, поблагодарил и повесил трубку.
     - Твоего сержанта зовут Суэггер?
     - Да.
     - Так  вот,  Суэггер неделю  назад  прилетел сюда на  вертолете,  чтобы
встретиться с командиром. Нет, не командиром батальона, а куда выше, с  тем,
у  которого три звезды на воротнике. На следующий день вышел твой приказ. Он
решил спровадить  тебя оттуда. Суэггер не хочет, чтобы ты и  дальше вместе с
ним обдирал шкуру по тамошним кустам.

     * * * * *

     Донни  прибыл  в  "Один-три-чарли",  отметился у  дневального  рядового
первого класса,  получил койку  и шкафчик в старых казармах военно-воздушных
сил,  которые  скорее  походили на общежитие колледжа. На  это  у него  ушел
примерно час. В окно не было видно ни единой пальмы, вообще ни клочка зелени
-  только  асфальт  и  здания  казенного  вида.  Точно  так  же  выглядел  и
Хендерсон-холл  в   Арлингтоне,  и  Камерон-стэйшн,   многоцелевая   база  в
Бэйли-кросс-роуд. Нигде не было ни одного желтого человека: всю работу здесь
делали американцы.
     Затем  Донни  поплелся  на  склад и получил комплект снаряжения М-782 и
обмундирование  для джунглей.  Потом  он  вознамерился сдать казенную сумку,
которая  была  выдана ему для  отпуска,  но оказалось,  что  этот склад  уже
закрыт, так что пришлось  отволочь свое барахло в шкафчик.  Он отправился  в
ротную канцелярию, чтобы представиться  командиру и ганнери-сержанту,  но ни
того, ни другого на месте не  оказалось - все уже разошлись.  Он прошел мимо
штаба батальона S-3  - оперативная  работа и обучение - в  надежде встретить
Баннистера  там,  и  обнаружил,  что штаб  тоже  пуст,  а  Банннистер  давно
отправился в клуб для старших сержантов. Тогда Донни вернулся в казарму. Там
многие  парни  собирались  в  кино  -  сегодня  показывали  "Паттон",  фильм
двухлетней давности, а после сеанса -  в ночной  клуб  "1-2-3", где  солдаты
пытались залить  тоску дешевым  "Будвайзером". Они  выглядели и, конечно же,
были  хорошими  молодыми парнями,  им  определенно  было известно, кто такой
Донни, и они жаждали  познакомиться с  ним  поближе, но он,  сам  толком  не
понимая почему, держался с ними очень сухо.
     Он чувствовал  себя усталым, поэтому рано улегся в койку и завернулся в
чистые  новые  простыни,  ощущая  под  собой  упругую  сетку. Установка  для
кондиционирования  воздуха чуть слышно  гудела, загоняя  в помещение галлоны
сухого холодного воздуха. Донни задрожал и поплотнее укутался в простыни.
     Этой ночью не было никаких  тревог,  никаких происшествий. Их не бывало
здесь месяцами. В час ночи его разбудили пьяные салаги, вернувшиеся из клуба
"1-2-3". Но когда он вспылил, они быстро затихли.
     Донни лежал в темноте среди спящих и слушал рокот кондиционера.
     "Я это сделал, - сказал он себе, - Я выбрался. Я жду  свой ПСВОСР. Меня
задвинули в тень, я счастливчик".
     Он  грезил  об  округе  Пима,  о Джулии,  о  размеренной,  спокойной  и
рациональной  жизни. Он грезил о  любви и  уважении.  Он мечтал  о сексе; он
мечтал  о детях  и хорошей жизни, на  которую все  американцы  имеют  полное
право, если достаточно усердно трудятся.
     За полчаса  до  рассвета  Донни  бесшумно поднялся, умылся  в  темноте,
облачился в полевую форму, собрал 782-й комплект и отправился на вертолетную
площадку.  Это  оказалась  долгая  прогулка.  Темные  здания,  над  которыми
раскинулась бездонная россыпь звезд,  были горбатыми,  высокими, разделялись
прогалами и  напоминали  горную цепь.  Время от времени  откуда-то из глубин
раскинувшейся  вокруг  темной земли  долетал отдаленный  неестественный звук
орудийного выстрела. Кое-где на горизонте играли зарева ракет. Где-то что-то
взрывалось.
     Вертолеты прогревали моторы. Он сунулся в будку диспетчера, перекинулся
несколькими словами с другим ланс-капралом  и  зарысил  к  серовато-зеленому
"хью", который уже  запустил  винты. Донни  заглянул  в кабину,  и  командир
экипажа вопросительно взглянул на него.
     - Это "Виски-ромео-четырнадцать"?
     - Он самый.
     - Собираетесь в Додж-сити?
     - Ты  угадал. А ведь ты Фенн,  верно? Ты летел с нами оттуда две недели
назад. Отлично вы поработали в Кхамдуке, Фенн.
     - Можете закинуть меня в город? А то уже пора домой.
     - Залезай в тачку, сынок. Нам с тобой по пути.


Глава 19


     - Вам придется ползти всю ночь, - сказал  Хуу Ко, обращаясь к русскому,
- В любом другом случае они утром увидят вас и убьют.
     Если  он ожидал какой-то  ответной реакции,  то зря. Русский  ничего не
ответил. Он вообще не  казался человеческим существом. Или, по крайней мере,
нисколько  не нуждался  во многих  необходимых  для  людей вещах: в  отдыхе,
общении, разговоре да и вообще во всем человечестве. Он все время молчал. Он
казался настолько флегматичным, что этому его свойству могло бы позавидовать
даже  растение. Но  при всем при  том  он никогда не жаловался, не  проявлял
усталости, не выказывал намерений подчинить себе Хуу Ко и отборных коммандос
из 45-го саперного батальона  на  всем п