дножью горы,  где  уклон был меньше, замедлили движение и
вскоре остановились.
     Соларатов  проследил взглядом их беспорядочное движение, а потом поднял
винтовку и посмотрел через прицел на каменную россыпь, где находился Суэггер
до начала своей безнадежной попытки. Пока он вел прицел вверх, в его окуляре
мелькнула белая фигура, отчаянно бежавшая через снег вниз.
     Он повел винтовку назад, быстро нашел человека, но так и не  смог точно
навести  на него отметку,  находившуюся  между  третьей  и четвертой точками
миллиметровой шкалы.
     Суэггер бежал,  почти  летел  вниз,  торопясь занять  новую  позицию за
скатившимися  камнями. Ну  и  что  из того? Он оказался  на несколько  дюжин
метров ближе, зато теперь у него полностью  пропала возможность маневра. Так
что ничего он не выиграл, а напротив, совершил свою последнюю ошибку.
     "Игра почти закончена", - сказал себе Соларатов.
     Он выпустил из  рук  винтовку, поднял бинокль  и приготовился пустить в
дело лазерный дальномер, чтобы определить дистанцию до новой позиции мишени.

     * * * * *

     Боб добежал до остановившихся  камней и с  силой врезался в них, но ему
некогда было ждать, пока  боль успокоится. Напротив, он подтянулся на руках,
высунул голову и плечи из-за  камня, надвинул очки ночного видения на глаза,
одновременно  включив их, и  впился взглядом в пустоту. Он знал, что нарушил
все правила, оговоренные в уставе Корпуса морской пехоты США по снайперскому
делу FMFM1-3B, где говорилось, что снайперы  никогда, ни при  каких условиях
не должны смотреть поверх защитного вала или любого другого прикрытия, из-за
которого    ведется    стрельба,   поскольку   это    полностью   раскрывает
военнослужащего и дает хорошие возможности для  ведения  контрстрельбы; нет,
снайпер должен лечь ничком на землю и выглянуть из-за  прикрытия сбоку. Но у
него не было на это времени.
     В зеленой мгле не было видно ничего определенного, ни форм, ни объемов,
а одна лишь ровная, слабо  фосфоресцирующая зелень. Боб смотрел в это ничто,
пытался пронзить его взглядом, слишком возбужденный,  чтобы испытывать страх
перед  непроницаемостью  этой  мглы, хотя и понимал, что  Соларатов может  в
любой момент всадить в него пулю.
     Он  ждал.  Прошла  секунда,  затем  вторая,  наконец  и  третья секунда
протащилась мимо, словно поезд, увязший в  грязной крови,  которую с  трудом
перекачивало его сердце.
     Ничего.
     Может быть,  свет этого лазера невидим  в той части спектра,  в которой
работают очки. Кто ж их разберет, эти дела?
     А может быть и так, что лазерный  дальномер является  частью  какого-то
продвинутого  прицела, о  котором Боб даже никогда  не  слышал, и когда  его
действие  проявится,  то уже через наносекунду вслед за  вспышкой  последует
почти полуторатысячефунтовый удар 7-миллиметровой пули из патрона "ремингтон
магнум" и Боб Суэггер навсегда исчезнет с лица земли.
     Может быть, стрелка там уже  нет. Может  быть,  он ушел оттуда и сейчас
поднимается по другому склону, чтобы обойти Боба с фланга и покончить с ним.
     Медленно протянулись еще две секунды, каждая  из которых не уступала по
продолжительности всей прожитой им жизни. В конце концов он понял, что ждать
больше нельзя, и когда он уже начал резко приседать,  чтобы вернуться в мир,
где его возможности равнялись нулю, это наконец-то произошло.
     Желтая  полоса  была  подобна  трещине  в  стене  вселенной.  Она  была
устремлена из пустоты небытия прямо в  Боба, и это  продолжалось  неизмеримо
короткое  мгновение,  но это была  именно она, совершенно  прямая  линия, по
которой  стрелок,  находившийся   внизу,  измерял  расстояние  до   стрелка,
засевшего выше по склону.
     Боб  запечатлел место,  откуда вырвалась эта краткая  вспышка,  в своей
мышечной памяти и своем ощущении времени и пространства. Он не мог позволить
ни единому своему  мускулу сдвинуться  ни  на атом, не мог  нарушить  полную
неподвижность своего тела, ибо  только  она  позволяла  удержать  в сознании
местонахождение этой  невидимой  точки на  все то время,  пока он  быстрым и
хлестким, но  притом  чрезвычайно  плавным  движением  вскидывал  винтовку к
плечу.  Он не  наклонял голову, чтобы взглянуть  в прицел, а подвел винтовку
вместе  с прицелом, расположив ее  точно  так,  что она смотрела в ту точку,
которая впечаталась в его память, зрение и телесное ощущение.
     Прицел  оказался перед  его  глазом,  но он не  видел  ничего даже в то
мгновение, когда его ладонь обхватила рукоять, а палец привычно  нашел изгиб
спускового  крючка,  ласково  прикоснулся  к  нему,  ощутил  и возлюбил  его
напряжение  и попытался слиться  с  ним  воедино.  Боб  не чувствовал сейчас
никакого напряжения. Это была вся его оставшаяся жизнь, это было все.
     И как  только  он  рывком  головы сбросил очки, перед ним оказался  его
старинный   враг.  Боб  увидел   снайпера,  стоявшего,  сгорбившись,  позади
лежавшего почти горизонтально поваленного дерева; очертания его фигуры можно
было  распознать лишь с  трудом,  поскольку  арктическая камуфляжная  одежда
почти  сливалась  с  серовато-белым снегом,  и лишь четкий  и  резкий контур
винтовки становился все короче, поднимаясь навстречу Бобу.
     "Столько  лет..."  - подумал  он,  фокусируя  зрение  так, чтобы видеть
четкое  перекрестье прицела,  прикидывая поправку  на нисходящее направление
стрельбы,  а  потом, уже помимо его  воли,  когда  перекрестье  стало  таким
олицетворением четкости,  что,  казалось,  заполнило  собой  всю  вселенную,
спусковой крючок подался назад, и он выстрелил.

     * * * * *

     Пулю, которая попадает в тебя, никогда не слышишь.
     Соларатов приготовился  стрелять. Его подгоняло  возбуждение, возникшее
оттого, что он доподлинно знал:  все, с противником покончено. Он задержался
лишь  на  секунду, для того чтобы прикинуть поправку на новую дистанцию. А в
следующий миг понял, что человек,  находившийся выше него на склоне, целится
- невероятно! - прямо в него.
     Он совсем не почувствовал боли, только сотрясение.
     Ему  показалось,  что  он  оказался в  эпицентре  взрыва.  Затем  время
остановилось, он на несколько  мгновений покинул вселенную, а когда вернулся
обратно, то был уже не  вооруженным человеком, направлявшим винтовку в цель,
а  человеком,  который лежал  на спине в холодном  снегу,  густо обрызганном
кровью. Его собственное дыхание поднималось  к небу неровным белым облачком,
в которое, словно сигналы бедствия, были вкраплены красные струйки.
     Совсем  рядом  с  ним  какой-то  пьяный  неумело   играл  на  сломанном
аккордеоне, а может  быть, на фисгармонии. Музыка не имела никакой мелодии и
вся сводилась к негромкому,  резкому, скулящему  посвистыванию и булькающему
хрипу. Рана навылет в грудь. Левая сторона,  левое легкое  уничтожено, кровь
вытекает из обеих ран, входной и выходной. Повсюду кровь.
     Несовместимые  с  жизнью внутренние  повреждения. Смерть совсем  рядом.
Смерть подходит все ближе. Наконец-то смерть, его старый друг, придет, чтобы
забрать его с собой.
     Соларатов моргал,  не веря  случившемуся,  и пытался понять,  какая  же
алхимия могла позволить добиться такого результата.
     Его жизнь вспыхнула и отлетела, расплылась в  неясной дымке, ушла прочь
и вернулась обратно.
     "Со мной покончено", - подумал он.
     Потом  ему в  голову пришла  другая мысль: хватит ли у него сил,  чтобы
поднять  винтовку,  выбрать  позицию  и дождаться  появления этого человека,
прежде чем он  истечет  кровью? Но  ведь этот человек  определенно не станет
совершать дурацких поступков.
     А следующая мысль была о том, что его задание само переопределило себя.
     Убивать  человека,  который убил его самого,  бессмысленно. У  него все
равно нет  ни единого шанса на  спасение.  И  поэтому  остался  единственный
выбор: провалить задание или выполнить его.
     Соларатов заставил себя приподняться,  увидел дом в пятистах метрах, за
покрытыми  снегом деревьями,  и  почувствовал,  что  сумеет это  сделать. Он
сумеет  это сделать,  потому что  стрелок сейчас будет неподвижно  лежать  в
укрытии, не  уверенный  в том,  что  ему  действительно  удалось  прикончить
снайпера.
     Он  сможет пробраться  к  дому,  войти  туда  и  при  помощи вот  этого
маленького пистолета "глок" закончить ту работу, которая убила его.
     Таким будет наследство, которое  он оставит миру: он закончил последнюю
работу. Он выполнил ее. Он добился успеха.
     Черпая силы неизвестно откуда,  сам изумляясь тому,  насколько все  это
ясно для  него, он направился по зимней стране чудес  к  дому, отмечая  свой
путь кровью.

     * * * * *

     Суэггер  лежал,  укрывшись  за  камнем.  Он вспоминал  то, что видел  в
окуляре:  сетка, на  которой он так  усиленно  сфокусировал свое зрение, что
перекрестье  стало большим и  тяжелым,  как кулак,  была нацелена низко,  на
ствол дерева, за которым прятался  Соларатов, потому что при  стрельбе  вниз
нужно  брать ниже; значит, пуля должна  была попасть в  середину груди - это
хорошая крупная мишень.  Но  все это  не  так  просто: согласно  инструкциям
прошлого владельца винтовки,  прицел  был  обнулен на расстояние  в  пятьсот
метров,  но  ведь  не  исключено,  что  человек,  который  пристреливал  эту
винтовку,  держал  ее немного иначе, не совсем так, как Боб. А возможно,  на
пути пули торчала какая-нибудь ветка, сучок, неразличимый при  десятикратном
увеличении  прицела.  Вполне возможно, что как раз в момент выстрела налетел
порыв ветра, который он не почувствовал, случайный вихрь, переваливший через
горный хребет.
     И все же картина, которую он видел в прицеле, была идеальной, настолько
идеальной,  насколько  вообще  могла быть.  Он  целился  именно  туда,  куда
следовало,  и  если то,  что он сделал,  можно  было  назвать выстрелом,  то
результат, безусловно, нужно было назвать попаданием.
     Чуть-чуть  высунувшись  из-за   камня,  скособочившись,  Боб  посмотрел
вправо. Он пытался найти огневую позицию своего врага, но сейчас, под другим
углом,  это  было  довольно  трудно.  Поэтому  он лишь  внимательно осмотрел
сектор, в котором  должна была находиться  огневая позиция Соларатова,  и не
заметил  там  никакого  движения, вообще ничего. В конце  концов ему удалось
найти упавшее  дерево, с которого, он был твердо в  этом уверен, стрелял его
враг, но и там не наблюдалось ни единого признака, говорившего о присутствии
русского снайпера. Пятно чуть подальше могло быть кровью, но, конечно, могло
ею и не быть. Это мог также быть и черный камень, и большая сломанная ветка.
     Боб  опустил  винтовку,  надвинул  на  глаза  очки  ночного  видения  и
некоторое время рассматривал зеленую мглу. Но она оставалась однородной,  ее
так и не прорезала яркая вспышка лазерного луча.
     "Я попал в него?
     Он мертв?
     Сколько времени я должен ему дать?"
     В  его мозгу  пронеслась  дюжина  вероятных  сценариев.  Соларатов  мог
переместиться на запасную позицию. Он мог уйти куда-нибудь в сторону. Нельзя
исключить возможности того,  что он  уже приближается. А  еще  он мог  прямо
сейчас направиться к дому, уверенный в том, что запер Боба в ловушке.
     Последний  вариант  казался  наиболее логичным.  В  конце  концов,  его
заданием было  убийство  женщины,  а  не Суэггера. Смерть  Суэггера  для его
задания не имела никакого реального значения; все дело было в Джулии.
     А  если  он будет убивать  ее в  присутствии свидетелей, то обязательно
убьет всех.
     Боб глубоко вздохнул.
     В следующее мгновение  он  вскочил на ноги  и стремительно перебежал на
несколько метров вниз. Он двигался зигзагами, изгибая тело в разные стороны,
делая большие  прыжки, и  на  бегу  высматривал  новое укрытие.  Он старался
сделать так, чтобы в него было как можно труднее попасть, отчетливо сознавая
при этом, что попасть в него вполне возможно.
     Но выстрела не последовало.
     Его новая позиция находилась заметно ниже, и поэтому  долину было видно
куда хуже. Сквозь редкую заснеженную рощицу он наблюдал лишь небольшую часть
ровного  поля, и по этому полю  никто не двигался  в сторону дома.  Впрочем,
человек, являвшийся его целью, был одет в камуфляж и должен был двигаться ни
в коем  случае не по прямой, часто  затаиваясь и без особого труда укрываясь
от его взгляда.
     Его сердце отчаянно  колотилось.  В легких совсем не осталось  воздуха,
как будто весь кислород, имевшийся на планете, внезапно кончился.
     Боб поднялся на ноги и снова кинулся вперед, в атаку неизвестно куда.

     * * * * *

     Соларатов дважды падал в снег и во второй раз чуть не лишился сознания.
А когда посмотрел вперед, ему показалось, что дом нисколько не приблизился.
     Его  мысли  путались;  они не  желали  оставаться  там,  где  он сейчас
находился.  Он вспоминал о  картинках,  которые видел  в  прицеле,  о людях,
которые неуклюже плелись вперед, надвигаясь на перекрестье прицела, о долгих
охотах,  которые  ему приходилось вести в горах, в джунглях и в городах.  Он
вел охоты во всех этих местах и всегда одерживал победы.
     Он думал  о том, как  долго, очень долго полз  к  американскому форту с
мешками песка на спине,  а потом  вспомнил еще более ранний  день, когда они
все же зацепили его и через несколько минут огромный  черный самолет, словно
стервятник, повис в воздухе, чтобы  через долю  секунды разнести  весь мир в
клочья своими пушками.
     Он думал о  своих ранах;  на  протяжении минувших  лет он был ранен  не
менее двадцати двух  раз,  причем два раза - холодным оружием: один раз  это
сделал анголец,  а второй - женщина из отряда моджахедов. Он думал  о жажде,
страхе, голоде, дискомфорте. Он  думал о винтовках.  Он  думал о  прошлом  и
будущем, которое должно было очень скоро закончиться.
     Поднявшись  в  очередной раз, Соларатов  побрел  сквозь  снег,  который
пытался  снова повалить его. Ему не было холодно.  Снегопад  продолжался, он
даже сделался сильнее, и хлопья валили вниз  и кружились в вихрях, танцевали
на  ветру,  тяжелые сырые  снежинки,  точь-в-точь  такие же,  как в  городах
Восточной Европы.
     "Где я?
     Что случилось?
     Почему это случилось?"
     И тут он увидел, что находится возле дома.
     Стояла полная тишина.
     Согнувшись, он доковылял  до двери подвала и потянул ее на себя, второй
рукой извлекая из-под куртки пистолет "глок".
     Ему показалось, что какой-то  гвоздь мешает открыть  дверь. Она  готова
была  поддаться, но  за  что-то цеплялась. Соларатов  потянул сильнее, найдя
силы  где-то  в  потаенных  глубинах  своего  существа,  гвоздь  со  скрипом
разогнулся,  и  дверь  распахнулась.   За  ней  оказалась  лесенка  из  трех
зацементированных ступенек, на которую был навален всякий хлам.
     Соларатов  осторожно миновал дверной проем и шагнул в темноту, почти не
осознавая  того,  что  ему   удалось  сделать.  Внезапно   он   почувствовал
уверенность в себе,  вновь  обрел  целеустремленность  и точно знал, как ему
поступать.
     Он  принялся  распихивать ногами препятствия -  козлы для  пилки  дров,
велосипед, пружинный матрац от кровати, коробки со старыми газетами, - и тут
дверь у него за спиной, негромко хлопнув, закрылась, оставив его в  темноте.
Он сделал  еще один шаг, вслепую распихивая барахло  и дожидаясь, пока глаза
привыкнут к темноте. В  ноздри ему бил запах сырости, плесени, старой кожи и
бумаги, трухлявого старого дерева.
     А потом он увидел их.
     Две  женщины   и   девочка   сидели,   прижавшись  друг  к  дружке,   у
противоположной стены, под лестницей, ведущей в дом, и плакали.

     * * * * *

     Суэггер  пробирался  через  рощу.  Вот  где  ему  был  нужен  пистолет,
короткое,  удобное,  скорострельное  оружие  с  большой  огневой  мощью.  Но
"беретта" осталась где-то на горе, захороненная под тонной снега.
     Подходя с  фланга к  огневой позиции  снайпера, он  нес  винтовку,  как
автомат, у бедра, нацелив ее на лес.
     Немного не дойдя  до места, он  остановился и застыл, прислушиваясь. Но
оттуда не долетало ни звука, вообще ничего здесь не  говорило о  присутствии
какой-либо  жизни. Ветви деревьев и кусты, пригнувшиеся под тяжестью свежего
сырого снега, причудливо  изгибались, словно  созданные  руками  современных
скульпторов. В сером свете с неба летели, крутясь в порывах легкого ветерка,
крупные снежинки.
     Боб  неслышно  выдохнул -  пар  повис  перед  лицом  облачком и тут  же
рассеялся  -  и  медленно двинулся  вперед.  Если снайпер все еще  находился
здесь, то был хорошо укрыт и оставался невидим и неслышим.
     Затем он увидел упавшее дерево и рядом с ним вытоптанное место в снегу:
здесь стоял этот человек, когда стрелял вверх.
     Пригнувшись,  двигаясь  как можно тише,  Боб скользил  среди  деревьев,
следя  за тем, чтобы  не задеть ни одной ветки и  не уронить снег, и наконец
оказался на месте,  еще на мгновение  замер, а потом вышел  из-за  прикрытия
деревьев,  готовый  в долю секунды  направить винтовку  на человека. Но  там
никого  не  оказалось.  Он  слышал  лишь  свое  собственное  резкое дыхание,
сгущающееся на морозе в туманное облачко.
     Кровь рассказала ему обо всем, что произошло.
     Соларатов был тяжело ранен. Его винтовка лежала на снегу, рядом валялся
бинокль с  дальномером. Пятно, Похожее  на малиновый сироп,  отмечало место,
где  он  лежал, сбитый  с  ног  ударом пули калибра 0,  308.  Здесь  натекло
особенно много крови.
     "Я все-таки достал его!" - воскликнул про себя Боб, но ликование так  и
умерло в его душе, потому что уже в следующие несколько секунд он разобрался
в следах и  пятнах крови и увидел,  что этот человек,  который действительно
был серьезно ранен, но пока что явно не собирался помирать, направился через
рощу к дому.
     В этот момент он услышал глухой звук,  который мог оказаться выстрелом,
но все-таки  им  не  был. Резко обернувшись, Боб увидел за  деревьями дом  и
небольшое  облачко поднятого  с  земли  снега,  что  помогло  ему определить
источник звука: это  тяжело захлопнулась дверь подвала, и именно этот хлопок
взметнул в воздух снег.
     "Он там, вместе с моей семьей", - подумал Боб.
     На  мгновение на него нахлынул  панический ужас. Ощущение  было  таким,
словно сквозь  него пропустили гладкий  и невыносимо холодный кусок льда, от
соприкосновения с которым все тело моментально оцепенело.
     И  все же  какая-то  часть его мозга отказалась поддаться панике, и  он
четко представил себе, что должен делать.
     Он  задержался  лишь  для  того,  чтобы  поднять  "ремингтон   магнум",
поскольку сто лишних метров в секунду  и  пятьсот  добавочных фунтов энергии
могли  пригодиться, и, сорвав с себя меховую куртку, помчался, словно дурак,
охваченный пламенем  или  любовью, но  не к  дому, до  которого было слишком
далеко,  а туда,  где  он мог  оказаться под  идеально  прямым углом к двери
подвала.

     * * * * *

     Они услышали, как дверь скрипнула, будто кто-то пытался открыть ее.
     - О боже, - пробормотала Салли.
     - Сюда! - чуть слышно скомандовала Джулия.
     Она схватила дочь за руку, и все три отбежали к противоположной стороне
подвала.  Но, увы, они могли  отойти лишь к кирпичной стене. Им некуда  было
деться, потому  что вторая лестница  была завалена барахлом, предназначенным
для  того,  чтобы  помешать  войти  тому  самому  человеку,  который  сейчас
выламывал дверь.
     Они  попятились к стене и съежились, приникнув друг к дружке,  и в этот
момент  дерево хрустнуло и дверь приоткрылась, а потом  широко распахнулась.
Снаружи хлынул  свет,  сразу  ослепив привыкшие к  полутьме  глаза  женщин и
девочки.
     А он, неуверенно  держась на ногах,  сходил с  лестницы, расшвыривая  в
стороны наваленные на ступеньках вещи. Так мог бы  вести  себя  разгневанный
пьяный  отец  семейства, вернувшийся  домой  после затянувшейся вечеринки  с
приятелями  и  уже  на  полдороге  решивший  поколот