от
свернул направо по  другой улице  -  она  называлась Южная  Клинтон-стрит, -
которая  уходила еще ближе к  докам и причалам.  "Двойка" не последовала  за
ним, а продолжала ехать прямо.  Но  ее  наблюдатель сразу же уведомил первую
машину,  двигавшуюся  параллельно по Бостон-стрит, и  та, не  теряя времени,
свернула  направо и оказалась  на  той же улице, которую почему-то облюбовал
Боб.
     - "Двойка", я принял его, - сообщил наблюдатель.
     - Отлично. Я чуть-чуть покатаюсь здесь и вернусь к нему на хвост.
     -  Хорошая  работа,  - вмешался Бонсон. - Сейчас я  уйду со  связи.  Мы
подъезжаем к туннелю.
     - "Синий-один", я его не выпущу.
     - Свяжусь с вами, как только мы выйдем из туннеля.
     Первая  машина  сохраняла  разрыв  в  сто с  лишним  метров  от  пикапа
Суэггера, который  теперь  все  так же  не спеша  ехал  по  пустынной  Южной
Клинтон-стрит. Справа вдруг показался гигантский строящийся военный корабль,
весь серый  и ярко освещенный дуговыми лампами - ради  безопасности и пущего
эффекта. Боб миновал  его, миновал банк,  несколько маленьких ресторанчиков,
предназначенных для местных рабочих, а затем остановился на обочине дороги.
     - Проклятье! - воскликнул наблюдатель "двойки". - "Сгорели". Проклятье!
     Его   водитель   начал   было   притормаживать,   но   наблюдатель  был
высококлассным профессионалом.
     -  Нет-нет,  поезжай  дальше.   Спокойно  проезжай   мимо  него.  Когда
поравняешься,  не  пяль  на него глаза, даже  не  думай  о нем  -  он  может
почувствовать, что им интересуются. Я прячусь.
     Машина  проехала,  не  снижая и  не  прибавляя скорости,  а наблюдатель
скользнул с сиденья на пол, так как  отлично  знал,  что машина,  в  которой
сидит только один водитель, вызывает гораздо меньше подозрений. Скорчившись,
он нажал кнопку "передача".
     - "Синий-три", вы меня слышите?
     -   Да,  я  только   что  проехал  перекресток   Бостон-стрит  и  Южной
Клинтон-стрит. Стою у обочины.
     - Значит,  так,  он остановился.  Мы проезжаем  мимо;  выезжайте сюда и
встаньте  на  большой  дистанции.  Не включайте свет. Переходите  на приборы
ночного видения и следите за его действиями.
     Головная машина  миновала изгиб дороги,  оставив  справа  несколько гор
угля, приготовленного к погрузке, и остановилась, потеряв  из виду  замершую
на обочине машину.
     -  "Двойка", говорит "третий". Я  нахожусь  на месте и  вижу его  через
ночные очки. Он просто сидит в машине и  чего-то  ждет.  Мне кажется, что он
выключил   двигатель.  Нет-нет,  он   выключил   свет...  потом  тронулся...
поворачивает... Ну вот, я потерял его.
     - Все понятно, он решил куда-то занырнуть.
     - Дайте сводку, - послышался голос Бонсона, который выехал из туннеля и
теперь находился на этой стороне гавани.
     -  Сэр, он только  что въехал  в  какой-то двор  в складском районе  за
доками. Совсем рядом с Бостон-стрит. Мы держим его под наблюдением.
     - Я как раз нахожусь на Бостон-стрит. Куда нам ехать, на восток или  на
запад от Девяносто пятого шоссе?
     - На  запад.  Проедете около полутора километров и  снова поворачивайте
налево, на Южную Клинтон-стрит. Я стою на обочине с выключенными огнями  как
раз возле этого поворота. "Двойка" - на другой стороне, за изгибом шоссе. Мы
оба находимся примерно  в километре  от  того  места,  где  он устроил  себе
привал.
     - Хорошо, выезжайте мне навстречу по  одному с двухминутным интервалом.
Встретимся  в двухстах метрах от этого  места на  моей стороне. "Тройка", вы
идете первыми, потом с другой стороны подъедет  "двойка", а я присоединюсь к
вам. Огни держите включенными на  тот случай, если  он наблюдает за дорогой.
Если  он  увидит машины  без света, то может начать  стрелять, а стрелять он
умеет.
     - Сэр, честно говоря, я не думаю, что он видит хоть что-нибудь. Он либо
в отключке, либо в своем  собственном  мире.  Он даже не  покрутил  головой,
когда остановился. Он просто ищет какое-нибудь пустое место.
     - Через несколько минут мы все точно узнаем, - сказал Бонсон.
     Как раз в этот момент его машина свернула  налево  и затормозила позади
одного из микроавтобусов.

     * * * * *

     Боб  остановил  машину   слева  от   безмолвного   здания  из  рифленых
металлических  листов, забравшись  как можно дальше  от  дороги. Он  немного
посидел за рулем,  осматриваясь. Вокруг царило  безмолвие;  не было  здесь и
никакого ночного сторожа. Это  был склад для перегрузки зерна, но поблизости
не стояло  ни  одного судна.  Боб видел мерцающие огни  на гладкой спокойной
воде, а над водой - яркую иллюминацию города. Но здесь не было ничего, кроме
автомобилей,  стремглав  вылетающих  из  находившейся  неподалеку  горловины
туннеля - особого мира, зажатого в бетонные стены.
     Он вышел из машины,  взяв  с собой  завернутую картину, мощный фонарь -
вернее, маленький  переносной прожектор - и большие кусачки, и направился  к
складу. Дверь была заперта на огромный висячий замок, однако петли оказались
куда  слабее,  и  кусачки быстро справились  с  ними.  Неповрежденный замок,
украшенный  аккуратными  кусочками  разрубленного  железа,  упал  на  землю.
Суэггер открыл тяжелую дверь и вступил в пространство, которое, как казалось
в темноте, было разделено на обширные  отсеки,  теперь в основном пустые.  В
воздухе висела зерновая пыль, главным  образом от пшеницы, хотя он улавливал
и запах соевых бобов.
     Суэггер шел  по темному  складу, и  звук шагов  его тяжелых  ботинок по
кирпичному  полу  гулким эхом разносился  по зданию. Наконец он добрался  до
середины  помещения.  Там  он  остановился возле колонны,  рядом  с  которой
находилась, закрытая решеткой  водосточная яма, и включил фонарь. Луч  света
обежал  помещение,  но  не  обнаружил  ничего интересного,  кроме  обширного
пустого   пространства,   эффектных   теней,   огнетушителей,   выключателей
освещения, каких-то шкафчиков и больших  корзин. Боб  подошел к стене,  взял
одну из корзин, отнес ее на середину и поставил там. Потом он положил фонарь
на  пол, направив  его в ту сторону, где  оставил  пакет. Фонарь смотрел  на
картину холодным белым глазом.
     Боб подошел и присел на корточки в кругу света.
     Очень медленно разворачивая тряпки,  он освободил картину и внимательно
осмотрел ее, почему-то обращая особое внимание на гвозди, которыми холст был
прибит к подрамнику. Потом он достал перочинный  нож и принялся с величайшей
осторожностью соскребать краску.
     Краски  были наложены  толстым  слоем,  который легко отставал и  падал
наземь целыми кусками и лентами.  Боб  работал ножом, уничтожая  изображение
орла, удаляя краску и провожая глазами падающие вниз цветные ошметки. Спустя
примерно минуту он  почувствовал под краской выступ и осторожно провел вдоль
него лезвием ножа, нащупав угол. Это оказалась кромка толстого листа бумаги,
который был буквально захоронен под густой масляной живописью.
     Поддевая лезвием  край, он  освободил угол листа настолько,  чтобы  его
можно было ухватить пальцами, отложил нож и так  же бережно и осторожно, как
соскребал краску, потянул бумагу. Она с негромким хрустом отстала от холста.
Когда Суэггер наконец освободил  лист, бумага  выскользнула из его пальцев и
упала  вниз,  прошуршав  по  грязному  полу.  Боб перевернул  упавший лист и
пригнулся к нему, чтобы рассмотреть в резком свете фонаря  те тайны, которые
ему удалось раскрыть.
     Это были последние несколько эскизов из альбома Трига. Боб всматривался
в  них, находя изображения зданий университетского  городка в Мэдисоне, штат
Висконсин,  портреты людей,  бывавших на вечеринках  в Вашингтоне, зарисовки
больших демонстраций. Был там и портрет Донни. Судя по всему, он  был сделан
примерно в  те  же дни, когда Триг  нарисовал парный портрет Донни и Джулии,
который Боб  видел во Вьетнаме. Все эти рисунки были сделаны искусной рукой,
полны жизни, и Боб начал ощущать страсть художника - и его боль.


Глава 52


     Один из людей Бонсона прошел вперед и возвратился с сообщением:
     -  Он находится там, в складе, и читает с фонарем какие-то бумаги. Я не
смог понять, что это такое.
     -  Ничего,  -  ответил Бонсон.  - Мне кажется, я знаю, что он раздобыл.
Давайте покончим с этим раз и навсегда.
     Пришло время  заговорить  оружию.  В команде, помимо  Бонсона, было еще
пять человек.  Все  они  были высокими  и крепкими,  с  короткими  стрижками
ежиком, всем было лет под пятьдесят. У них были суровые лица, и они источали
особую  уверенность, присущую мужественным людям,  готовым,  не задумываясь,
прибегнуть к насилию, если  они увидят в этом смысл. Эти люди были похожи на
полицейских,  солдат,  пожарных,   чрезвычайно  хорошо  развитых  физически,
чрезвычайно  компетентных  в  своем  деле.  Они   извлекли  из-под  пиджаков
пистолеты, а затем  последовала  небольшая  церемония:  щелчки  и  негромкое
лязганье - это снимались предохранители  и оттягивались  затворы,  чтобы  на
всякий  случай  проверить  патронники.  После  этого  на  дула  были  надеты
глушители.
     Бонсон  пошел  первым  по дороге,  затем  во двор, к  старому зерновому
складу. С неба  глядели, подмигивая, звезды. Ночь  наполнял шум моря, грохот
прибоя,  разбивающегося  о  стенки  старинных причалов.  Откуда-то доносился
непрерывный  глухой гул  автомобилей.  Бонсон подошел  к  неплотно прикрытой
металлической двери и через  щель увидел Боба: тот сидел посредине помещения
на  корзине,  которую  откуда-то  приволок,  и  читал  при свете переносного
прожектора. На  полу находилась картина, она  каким-то образом стояла прямо,
как на  выставке, а Боб опирался  спиной  на толстую колонну, поддерживавшую
низкий  потолок. Бонсон  даже издали видел, что изображение каким-то образом
уничтожено и большую часть картины занимает большой белый прямоугольник.
     "Что   же  здесь  не  так?"  -  спросил  он  себя  и  примерно  секунду
всматривался в это зрелище.
     Нет, ничего.  Парень ничего  не  чувствует.  Парень  пропал. Парень  не
готов. Парень беззащитен. Парень - всего лишь большая удобная мишень.
     Бонсон кивнул и прошептал:
     - Давай.
     Один из его людей открыл дверь, и он вошел внутрь.

     * * * * *

     Когда в Боба уперлись лучи фонарей, он поднял голову и увидел вошедших.
     - Привет, - спокойно произнес он.
     - Свет! - распорядился Бонсон.
     Один из пришедших осмотрелся, нашел рубильник, и под потолком вспыхнули
лампы,  озарившие   индустриальный  интерьер,  выщербленный  кирпичный  пол,
воздух, полный пыли и сельскохозяйственных испарений.
     - Привет, Суэггер, - сказал Бонсон. - Ну-ка, ну-ка, что это у вас?
     - Это последние зарисовки из альбома Трига Картера. Ужасно,  прямо-таки
чертовски интересно, - громко ответил Боб.
     - Как вы их нашли?
     - Что?
     "Что у него с ушами?"
     - Я сказал: "Как вам удалось их найти?"
     - Очень  просто:  я  сообразил, где они  находятся,  когда  думал о его
последней картине. То, что стиль этой картины так  сильно отличался от  всех
остальных его работ, как раз и  было ключом. Он хотел таким  образом сказать
тем, кто  придет после  него: "Посмотрите сюда". Но никто  так и не  пришел.
Кроме меня.
     - Отличная работа, - сказал Бонсон. - И что же там?
     - Что-что?
     "Что же у него с ушами?"
     - Я спросил: что там?
     - О, как  раз  то, что вы могли  бы ожидать там увидеть, - ответил Боб,
все  так же громче, чем  он обычно разговаривал. -  Люди,  места,  предметы,
которые  попадались ему  на  глаза  после того, как  он начал  готовить свой
символический взрыв математического корпуса. Пара хороших портретов Донни.
     - Триг Картер был предателем, - заявил Бонсон.
     - Да? - безмятежно осведомился Боб. - Расскажите.
     - Перестаньте, - поморщился Бонсон.
     - Вот как? Бонсон, неужели  вы не хотите посмотреть рисунки? Они очень,
очень интересны.
     - Мы на них посмотрим. И хватит.
     - О,  это будет  просто замечательно. Тут  есть  хороший портрет  этого
самого  Фицпатрика. Черт возьми, мальчишка и  впрямь умел рисовать. Никто не
сможет усомниться  в том,  что это  Пашин.  Разве это  не  находка,  а?  Это
доказательство, холодное, твердое, неопровержимое доказательство того, что в
руководстве движением в защиту мира участвовали советские разведчики.
     - Ну и что из того?  - отозвался Бонсон. -  Это все давно закончилось и
забыто. И не имеет никакого значения.
     - Ах, не имеет?  -  удивился Боб. - А вот посмотрите, тут нарисован еще
кто-то.  Бедняга  Триг,  должно  быть,  начал  что-то всерьез подозревать, и
поэтому  однажды  вечером,  сразу  после  больших  беспорядков,  случившихся
Первого мая, он решил последить за Фицпатриком. И увидел его встречу с неким
человеком.  Он  застал  их  за  серьезной  беседой.  И, как  обычно,  сделал
зарисовку.
     Боб  поднял  сложенный  лист  бумаги,  на  котором  скупыми  линиями  с
изумительным сходством был набросан портрет Пашина.
     Затем он развернул лист.
     - Посмотрите, Бонсон, какая забавная вещь, - громко  сказал  Боб. - Вот
как раз этот некий человек. Это же вы.

     * * * * *

     Наступила непродолжительная тишина. Бонсон сильно прищурился, но тут же
расслабился, повернулся к своим людям  и улыбнулся.  Казалось,  что он готов
рассмеяться.
     - Бонсон, кто же вы такой? - спросил Суэггер, уже несколько тише. - Мне
и  на самом деле  хотелось бы узнать.  У меня  были кое-какие соображения. Я
только никак не мог понять, какой же в них смысл. Просто скажите мне. Кто вы
такой?  Что  вы  есть? Может  быть, вы  предатель? Или  вы  профессиональный
советский агент, замаскировавшийся под  американца?  Или  вы из тех циников,
которым  нравится  лишний  раз  стравливать противников между  собой? Или вы
занимаетесь всем этим ради денег? Кто вы, Бонсон?
     -  Убить его?  - спросил  один  из мужчин,  сопровождавших  заместителя
директора ЦРУ, поднимая "беретту" с глушителем.
     - Нет, - отозвался  Бонсон, -  пока  не надо. Я хочу узнать,  насколько
далеко ему удалось добраться.
     - И наконец  все это обрело  смысл, - сказал Боб.  - Большой "крот"  из
ЦРУ. Самый большой  из  всех, на которых охотились все эти  годы. Кто  может
быть лучшим "кротом", чем главный  охотник на "кротов"? Но в чем же все-таки
дело? Почему никто и никогда вас так и не заподозрил?
     Он чувствовал, что  Бонсону  хотелось  ответить  на эти вопросы. Скорее
всего  он никогда и никому ничего не  говорил о себе, запрятал свое истинное
лицо настолько глубоко, подчинил  себя такой строжайшей дисциплине,  что его
настоящая сущность казалась ему самому почти нереальной. Может быть, ему уже
много лет не приходилось никак проявлять себя.  Зато  теперь у него  наконец
появилась возможность высказаться.
     - Причина того, что меня никогда и никто не подозревал, - сказал Бонсон
после  непродолжительного раздумья,  - состоит в том, что это ЦРУ  уговорило
меня пойти  к ним работать. Сам я никогда к  ним не просился. Они предложили
мне работу, когда я уволился из Военно-морского флота, но я сказал:  нет.  Я
пошел в юридический колледж, я провел три года на Уолл-Стрит,  они  еще  три
раза  обращались ко мне, и  я каждый раз отказывался. В конце концов - видит
бог, для этого нужна некоторая дисциплина, - в конце концов я дал согласие.
     - Почему же они так хотели заполучить вас?
     - Из-за моей работы  в военно-морской разведке. Таков и был изначальный
план. Я послал во Вьетнам пятьдесят семь парней, морских пехотинцев, военных
моряков,  даже  пару  младших офицеров состава.  Я подавал  рапорты о многих
десятках провинившихся, которых нашел в других  родах войск, и многие из них
отправились  туда  же.  Никогда и  нигде не  было  лучшего  работника тайной
полиции, менее милосердного и более амбициозного. Они  не могли не заметить,
насколько я был жестоким.  О, насколько  же я был хорош! Я был изумительным!
Они так хотели взять меня к себе, прямо-таки помирали от этого желания,  а я
все время прикидывался, что очень удивлен  их предложениями. Но именно таков
был наш план с самого начала.
     Его  лицо сияло от гордости  и  самодовольства.  Это был его величайший
триумф,  смысл  всей  его жизни, так отличавший его от  остальных людей, его
произведение искусства.
     - Но все-таки, Бонсон, кто вы есть? Черт возьми, кто?
     -  Единственный  раз, когда мне  пришлось  засветиться,  был в ту самую
ночь,  когда  этот  идиот  Пашин  не  взял с  собой водительских  прав.  Без
водительских прав нигде не продадут такого количества азотной  селитры, даже
в  Вирджинии! Безмозглый  болван! ГРУ  попросил помощи у  комитета, а у меня
были самые  лучшие  документы, так что я  поехал в  Лизберг и купил  то, что
требовалось. Я  встретился с ним  в ресторане,  чтобы сообщить, где  спрятан
груз.  Он был блестящим  оперативником, но  что касается разных практических
мелочей вроде этой, он частенько прокалывался.
     - И тут вам не повезло. За ним следил Триг, эта живая фотокамера.
     - Все минувшие годы я  тревожился из-за этого. Это был единственный мой
уязвимый пункт. Но теперь вы позаботились об этом.
     - Но кто же вы? - продолжал настаивать Боб. - Вы должны сказать мне.
     -  Я  не  обязан никому ничего  говорить.  Я  могу  убить  вас,  и  моя
безопасность будет навсегда обеспечена.
     -  В семьдесят  первом  году  попадавшие  к  демонстрантам  сведения  о
развертывании частей в Вашингтоне исходили от вас? Ведь так?
     - Можете сделать на меня ставку,  и  выиграете, - ответил Бонсон.  -  Я
сотворил  хаос.  Это  было  лучшее в  истории нашей  профессии внедрение,  и
насколько же гениально я организовал его!
     -  Вы  убили  молодую  девушку  на мосту,  правильно?  Эми  Розенцвейг,
семнадцати  лет. Я  посмотрел материалы и заметил, сколько неприятностей это
повлекло за собой.
     - О,  Суэггер, черт вас возьми, какой же вы  умница! Мы притащили  ее к
себе, сделали ей укольчик и кинули в толпу. Это была лошадиная доза ЛСД. Она
так  и  не поняла,  что  же с  нею случилось.  Все  это  мастерски  проделал
присутствующий здесь  мой  друг  Билл, - он указал на одного из  людей своей
команды. - У нее поехала крыша,  и она спрыгнула с моста. Бог  мой, какая же
вонь пошла  после этого! Из-за одной этой  шутки американскому правительству
чуть не пришлось уйти в отставку. Это вызвало такие затруднения!
     -  А вот  эти парни, конечно, ваша служба безопасности? Кто  же из  них
убил бедного Питера Фарриса?
     Все  пятеро  мужчин  в  костюмах,  выстроившиеся  вокруг   Бонсона,   с
одинаковой яростью уставились  на него. У  них были жесткие глаза, в которых
сейчас   светилась   ничем  не   прикрытая  агрессивность,   и   волевые   -
профессиональные! - лица. Все держали в руках пистолеты.
     - Это сделал Ник.
     - А кто сфотографировал Донни и мою жену?
     - Это Майкл.  Суэггер, вы должны  оценить  их по  заслугам.  Они  все -
бывшие  сержанты из черноморской морской пехоты и спецназа. Они  очень давно
работают со мной.
     - А кто же взорвал здание в Висконсине?
     - Это была коллективная работа.
     - Выходит,  когда вы организовывали  операцию против  Соларатова, вы на
самом  деле  боролись против  "Памяти". Против Пашина,  который  теперь стал
националистом и, если бы ему удалось оказаться президентом, отбросил бы всех
вас  далеко назад.  Вы  всегда знали,  что  Пашин  был Фицпатриком,  но  вам
необходимо было найти способ снабдить нас этой информацией так,  чтобы никак
не  скомпрометировать  себя  и  не поставить  под угрозу свое положение.  Вы
перевернули  все  с  ног  на голову, и в  итоге  американское  правительство
действовало в  интересах коммунистической стороны. "Холодная  война" для вас
так и не закончилась, верно?
     -  И  никогда не закончится. История  подчиняется  циклическим законам.
Сейчас мы  отступили,  в  значительной степени ушли в подполье. Но  нам  уже
приходилось вести  подпольную работ