или, по
крайней  мере, боятся. Это сродни наркомании. Я  чувствую это  в тебе, и чем
старше ты становишься, тем злее делаешься, и  все изменяется только в худшую
сторону.
     В голове у него было пусто, и он не мог найти ни слова в ответ.
     - Пожалуйста, не поступай так со мной.
     - Мы должны жить порознь.
     - Пожалуйста. Я не могу  потерять тебя.  Я не могу потерять мою дочь. Я
сделаю все, что  ты захочешь.  Я поеду с вами  в  горы. Я переделаю  себя. Я
смогу стать тем человеком, которого ты хочешь видеть рядом с собой. Посмотри
на меня! Я могу все это сделать. Прошу тебя.
     - Боб,  я приняла решение. Я уже очень  давно думаю об этом. Тебе нужна
своя жизнь, а  мне  -  своя. Из-за всех этих дел со стрельбой проблема стала
еще сложнее.  Я должна расстаться с тобой, обрести свою собственную жизнь  и
уйти от войны.
     - Это не война.
     - Это война. Она уже отобрала у меня юношу, которого я любила, а теперь
еще  и мужчину,  которого я любила. Она не может забрать мою дочь. Я все это
обдумала и подаю на развод. После того как я приду в себя, я вернусь в Пима,
к своим родным. Мы согласуем все финансовые вопросы. Не будет никаких споров
и склок. Ты сможешь видеть Ники в любое время, когда не будешь  с кем-нибудь
воевать или  вести  перестрелку. Но  я больше не могу этого переносить.  Мне
очень жаль, что не вышло лучше, но что вышло, то вышло.
     - Я пойду. Только пообещай мне, что как следует все обдумаешь. Не делай
ничего впопыхах. Я разберусь с этим делом...
     - Неужели ты ничего не понял? Я не вынесу, если  ты станешь разбираться
с этим делом и  тебя убьют. Я не могу потерять кого-то еще. В первый раз это
чуть  меня не убило. Ты думаешь, что тебе было по-настоящему тяжело, пока ты
лежал на вытяжении, а потом в своем ветеранском госпитале? Знаешь, я никогда
не стану  прежней. Не проходит и дня, когда я, проснувшись, не вспомнила бы,
что испытала, когда позвонили  в  дверь и на пороге  появился  брат Донни, у
него был  совершенно  ужасный  вид, и я поняла, что случилось. Потребовалось
десять,  а может быть,  и все двадцать  лет, чтобы превозмочь все это, и мне
только-только более или менее удалось это сделать.
     Боб  чувствовал  себя  полностью разбитым. Он не мог придумать, что  бы
такое сказать.
     - Я  пойду,  -  пробормотал  он. - Тебе  необходимо  отдохнуть.  Я  еще
попрощаюсь  с  Ники. Я  буду узнавать, как твои дела, и вообще  поддерживать
контакт, ладно?
     - Да, конечно.
     - А ты будь осторожна.
     - С нами все будет в порядке.
     -  Когда все  закончится, то  увидишь, как я  все  устрою. Я  могу  это
сделать. Я могу измениться, полностью переделать себя. Я это точно знаю.
     - Боб...
     - Я знаю, что могу это сделать.
     Он наклонился и поцеловал ее.
     - Боб...
     - Что?
     - Ты хотел спросить меня, в чем ты ошибаешься, почему не можешь чего-то
там понять.
     - Да, хотел.
     - Я могу сказать тебе почему. Это из-за того, что тебе в твоем возрасте
не удалось добиться того, чем,  по твоему  мнению, должен гордиться мужчина.
Из-за тщеславия. На людях ты держишься скромно, но в глубине души ты безумно
горд.  Ты думаешь, что все вращается  вокруг тебя,  и это не позволяет  тебе
видеть того, что происходит в мире. В этом  твоя слабость.  Ты должен решать
свою проблему без самолюбия и тщеславия. Посмотри  на нее объективно. Выведи
себя из нее.
     - Я...
     - Это правда.  Я никогда  не говорила тебе, но это правда. Твоя злость,
твоя привычка решать  все  насилием,  твоя  бравада - вся это части одного и
того  же главного.  Твоей  гордости.  Гордыня  предшествует  падению. Ты  не
сможешь уцелеть, если не научишься видеть сквозь свою гордыню. Согласен?
     - Согласен, - сказал Боб и направился к двери.

     * * * * *

     "Ну вот я и вернулся к тому, с чего все началось", - подумал он.
     Комната  была  захудалая и находилась  на окраине Бойсе  в  мотеле,  не
серийном,  а  одном из  тех,  что постарше,  построенном в  сороковые годы у
дороги,  с  которой  поток  транспорта давно  уже перешел  на  другие, более
удобные шоссе.
     "Со мной покончено, - думал Боб, - Я проиграл все, что имел".
     В комнате  пахло  пылью  и плесенью.  Все  деревянные поверхности  были
покороблены,  ванную можно  было назвать чистой  лишь с большой  натяжкой, в
патроны были ввернуты тусклые электрические лампочки.
     "Сколько же бурбона я выпил в таких комнатах", - думал Боб.
     Он оказался здесь по более или менее разумным причинам.  Первой из  них
было то,  что к  настоящему  времени  человек,  который пытался  убить  его,
несомненно, понял, что допустил  ошибку, и снова вышел на охоту. Поэтому дом
на ранчо, где осталась его  одежда и его жизнь, полностью отпадал. Враг знал
это место, и  отправиться туда  означало верную  смерть, только  на сей  раз
настоящую, так как второй раз уже не найдется старого  доброго бедняги Дэйда
Феллоуза, который подставил бы грудь под направленную в тебя пулю.
     И поэтому, проехав несколько раз в разных направлениях, чтобы  запутать
следы, все время внимательно  глядя в зеркало  заднего вида,  чтобы заметить
слежку,  и наконец убедив себя  в  том,  что "хвоста"  нет, Боб  остановился
здесь. Расплачивался наличными.  Больше никаких  кредитных карточек,  потому
что тот, на  кого  работала  эта  птица,  кем бы он  ни  был, наверняка имел
возможность отследить  использование  кредитных  карточек. И  никаких больше
звонков по телефону, только из автоматов в общественных местах.
     Прежде всего  ему,  как  и  любому  беглецу,  было необходимо оружие  и
наличные деньги.  Что касается  денег,  то он знал,  откуда их взять. У него
было шестнадцать тысяч долларов после дела о клевете,  которое  покойный Сэм
Винсент  выиграл  для него несколько  лет  назад.  Сначала  они хранились  в
тайнике, в Арканзасе,  но потом Боб перевез их в  Айдахо. Если завтра вокруг
него будет так же чисто, он сможет забрать их.
     Вторую проблему составляла пушка. Без нее он чувствовал себя голым, но,
хотя здесь, в Айдахо, порядки были не слишком суровыми, все  равно он должен
был выждать этот  проклятый семидневный срок,  установленный общефедеральным
законом.  Он  мог  смотаться  на  свою  давно покинутую ферму,  где,  хорошо
упрятанный, хранился его  0, 45-дюймовый кольт "коммандер",  но захочется ли
ему  каждый  день  таскать  оружие с собой? Предположим, ему придется лететь
куда-то на  самолете или  зайти  в  банк,  оборудованный  металлодетектором.
Иногда наличие пистолета доставляет больше хлопот, чем выгод. Кроме того, не
мог  же  он  всерьез  думать  о  том,  чтобы  отстреливаться   от  снайпера,
вооруженного семимиллиметровым "ремингтон магнум", из своего 0, 45-дюймового
пистолетика! Если белому снайперу удастся найти его,  то беспокоиться больше
будет не о чем, все будет кончено.
     Боб сел, взял пульт дистанционного управления и с изумлением обнаружил,
что телевизор работает. Передавали новости.
     Боб  не  обращал на телевизор никакого внимания. Он воспринимал его как
белый  шум.
     Голова  у  него болела.  Он полулежал  на  кровати, застеленной  тонким
ситцевым покрывалом.  Между колен у него  была  зажата  бутылка, и он обеими
руками держал ее за  горлышко - "Джим  Бим", недавно купленный за 9 долларов
95  центов  в местном  магазине.  Потолок был  испещрен  множеством  водяных
потеков, в комнате смердело  застарелым горем изнасилованных подруг, избитых
жен и обворованных торговцев. По углам клубилась паутина; от туалета исходил
слабый  неприятный запах, как и везде по  всему  миру,  где Бобу приходилось
мочиться.
     "Я потерял все", - думал он.
     Он попытался снова заставить свой мозг вернуться к загадке.
     Он чувствовал, что если  бы  ему  удалось разгадать  ее,  то он смог бы
продвинуться намного дальше.
     Почему тогда,  столько  лет  назад,  Соларатов воспользовался винтовкой
М-1,   полуавтоматом,  обладающим  не  такой   уж   высокой  точностью  боя?
Складывалось впечатление,  что это была одних из тех  тайн, которые так и не
удается раскрыть. Или, что еще хуже, ответ мог оказаться банальным, глупым и
скучным: например, снайпер не смог достать нормальную  магазинную винтовку и
поэтому использовал менее точную, но доступную полуснайперскую  американскую
винтовку. Да, в этом есть определенный смысл, но...
     ...Но если он смог  заполучить  полуснайперскую, то ничто не могло  ему
помешать найти модель 70Т или "Ремингтон-700"!
     Во всем этом нет ни крохи смысла!
     "Это и не обязано иметь какой-нибудь смысл, - сказал себе Боб. - Далеко
не везде  он  есть.  Некоторые  вещи  вообще нельзя  объяснить;  они  просто
случаются, потому что так устроен мир".
     Боб снова посмотрел на бутылку, его пальцы  ухватили защищенную  тонкой
пластиковой  оболочкой  крышечку,  которая  хранила янтарную  жидкость  с ее
неиссякаемым милосердием от прикосновения  его губ, и его пронзило тоскливое
желание свернуть бутылке шею и выпить. Но он не сделал этого.
     "Я никогда больше не  притронусь  к  этому зелью",  -  вспомнил он свои
слова, сказанные им кому-то совсем недавно.
     "Лжец. Лживый ублюдок. Много хвастаешь, но ни черта не делаешь".
     Боб   попробовал    отвлечься   тем,   что   проецировала   на   стекло
электронно-лучевая трубка. Новости, какая-то  говорящая голова  из России. О
да,  все это  было очень знакомо. Приближаются большие выборы, и все ходят с
испуганным  видом,  потому  что   внезапно  выскочивший  из  колоды  джокер,
представляющий  старые  взгляды,  имеет  заметное преимущество,  несомненно,
одержит победу, и "холодная война" начнется снова. Этого парня звали Евгений
Пашин, крупный красивый парень, излучающий силу. Боб вгляделся в него.
     "А ты думал, что мы выиграли эту войну, - сказал  он себе. - Думал, что
мы  в конце концов  расставили все на  свои  места, а  теперь объявился этот
парень, который намерен  обогнать всех, восстановить Россию и вернуть ракеты
в пусковые шахты, и в результате все вернется  к старому поганому положению.
Эй, ты, на экране, а нет ли где-нибудь хороших новостей?"
     Он чувствовал,  как  к  глазам  почти неудержимо  подступают слезы.  Он
тосковал по своей старой жизни: по своей  жене, по  своей заброшенной ферме,
по   заболевшим  животным,  которых   он  умел  так  терпеливо  и  заботливо
выхаживать, по своей  замечательной дочурке, даже  по деньгам. Люди, неужели
все пошло прахом?
     Все это у него отобрали.
     Боб выключил телевизор, и в комнате стало тихо. Но только на мгновение.
Где-то  через  несколько  номеров кто-то  яростно  орал на  кого-то.  Где-то
снаружи  громко  плакал  ребенок.  Сквозь  стены  пробивались  голоса других
телевизоров.  С  шоссе  доносился  гул  машин. Взглянув  в окно. Боб  увидел
сумятицу   неоновых   вывесок   кафе   быстрого  питания,   баров  и  винных
магазинчиков, расположенных  на другой стороне шоссе; они вразнобой мигали и
смешивались одна с другой, образуя форменный винегрет.
     "Господи, я ненавижу оставаться  в одиночестве, - подумал он. -  Именно
поэтому Соларатов одолеет меня.  Ему нравится быть одному. Я многие годы жил
один, я бился  в одиночку.  Но теперь я лишился этого преимущества. Я хочу к
своей семье. Хочу к моей дочери".
     В  ушах  у  него   зазвучали   слова   какого-то  старого  рок-н-ролла,
примитивные,  жалобные и режущие  душу: "Все черно вокруг, - пела мелодия, -
вернись, мой нежный друг".
     Ну  да, конечно, но  ведь  ты не  торопишься  возвращать ее.  Ты просто
собираешься  отсиживаться  здесь,  и  в конце  концов этот гребаный  русский
разыщет тебя и разделается с тобой.
     Грязный потолок,  паутина,  плесень,  отзвук  чужого горя, смешанный  с
шумом   уличного   движения,  и  посреди   всего  этого  -  он,  не  имеющий
представления о том, как разгадать ту загадку, которую он обязан разгадать.
     "Ты думаешь,  что все вращается вокруг  тебя,  и это  не позволяет тебе
видеть того, что происходит в мире", - сказала ему жена.
     Эх,  если   бы   она  только  знала.   Она  никогда  не  понимала   его
по-настоящему, с горечью подумал Боб.
     Его  рука сама  собой  стиснула  бутылку,  и он услышал  как  хрустнул,
сломавшись,  фиксатор  крышки.  Он  открыл  бутылку,   заглянул  в  открытое
горлышко.  Он знал, как выглядит гибель, скрывающаяся  в этой стекляшке. Это
то  же самое,  что  заглядывать в  дуло заряженной  винтовки, -  невероятное
искушение для слабых и измученных людей,  потому  что смотреть туда означало
заглядывать   прямо  в  глаза   собственной   смерти.  Такое  же   искушение
представляла и бутылка для бывшего алкоголика. Загляни в нее, возьми то, что
она тебе предлагает, и с тобой покончено. Ты становишься историей.
     Боб с тоской подумал о том, что надо бы  найти в себе силы и отвергнуть
искушение, но он  хорошо знал, что таких сил у него нет. Он поднял  бутылку,
ощущая в себе мудрость  приговоренного к  смерти, поднес ее к губам, немного
наклонил...
     "Ты думаешь, что все вращается вокруг тебя".
     Боб замер. Он вдруг  обнаружил нечто весьма  существенное, чего  прежде
даже не  замечал, но что внезапно показалось ему огромным,  как гора:,  свою
уверенность,  что  Соларатов прибыл во Вьетнам,  чтобы убить  его,  а  потом
появился в Айдахо, тоже чтобы убить его.
     А если предположить, что дело было вовсе не в нем? Но тогда в ком же?
     Боб начал размышлять.
     У снайпера было полуавтоматическое ружье.
     Он мог сделать два выстрела один за другим.
     Он должен был прикончить их  обоих,  чтобы  быть уверенным в  том,  что
разделался с кем нужно.
     Но предположим, что человеком, которого он  должен  был убить,  был  не
Боб.
     Да, но кто же там еще был?
     Только Донни.
     А не могла ли охота идти на... на Донни?


Глава 35


     Боб проснулся рано и  без всякого похмелья,  потому что накануне ничего
не пил.  Посмотрев на часы,  он увидел, что  они  показывают  восемь,  а это
означало, что на востоке сейчас одиннадцать.
     Он снял телефонную трубку и позвонил  в Хендерсон-холл, Арлингтон, штат
Вирджиния -  там находился главный  штаб Корпуса морской пехоты  Соединенных
Штатов.  Он  попросил  соединить   его  с  комманд-сержант-майором  Корпуса,
переговорил  сначала  с  дежурным, потом с каким-то  молодым сержантом, но в
конце концов все же добрался до самого великого  человека, вместе  с которым
прослужил один срок во Вьетнаме в  шестьдесят пятом году, а потом у них было
еще несколько случайных дружеских встреч.
     - Боб Ли, ах ты чертяка!
     - Здорово, Верн. Тебя еще не выбросили вон?
     -  Время от времени пытаются.  Они  тут спят и видят, чтобы  я разозлил
генерала.
     - Ну, этого им придется еще ждать и ждать.
     - Здесь, в Вашингтоне, тебя все равно сумеют достать, если  не с одного
бока, то с другого.
     Два старых сержанта рассмеялись.
     -  Ну,  Боб  Ли,  какую кашу ты нынче завариваешь?  Все еще  не написал
книгу?
     -  Пока  что  нет. Возможно,  займусь в  ближайшие годы. Послушай,  мне
требуется помощь, и ты единственный, кто может ее оказать.
     - Да ну? И что же тебе нужно.
     -  Сегодня  во  второй  половине  дня  я  лечу в  округ  Колумбия.  Мне
необходимо    посмотреть   кое-какие   документы.    Личное    дело    моего
корректировщика, парня, который был убит в мае семьдесят второго года.
     - Как его звали?
     -  Фенн. Донни  Фенн.  Ланс-капрал,  перед  этим  -  капрал.  Я  должен
выяснить, что с ним происходило за время службы.
     - Зачем? Что ты разыскиваешь?
     - Черт  возьми, я и сам  не  знаю. Тут подвернулось кое-что, и, чтобы в
этом разобраться,  похоже, нужно  проверить  все, что было связано  с Донни.
Честно говоря,  я толком не  знаю,  в чем  тут  дело. Но  чувствую, что  эти
материалы мне нужны.
     - Разве ты в конце концов не женился на его вдове?
     - Так оно и было.  Потрясающая  женщина. Но  у  нас сейчас  напряженные
отношения.
     - Ну  что  ж,  бывает.  Надеюсь,  в  скором  времени все уладится.  Мне
потребуется день, а может, и того меньше. Думаю,  что  смогу  раздобыть  это
личное дело, если не здесь, то в нашем архиве в Вирджинии.
     - Просто замечательно, сержант-майор. Буду тебе очень обязан.
     - Позвонишь мне, когда приедешь?
     - Конечно.
     Боб  повесил  трубку, ненадолго задумался, посмотрел  на  раскупоренную
бутылку, к которой так  и  не  прикоснулся,  затем  набрал  номер  городской
больницы и вскоре соединился с палатой, в которой лежала его жена.
     - Привет, - сказал он. - Это я. Как твои дела? Я тебя не разбудил?
     - Нет-нет. Со мной все в полном порядке. Салли отвезла Ники  в школу. Я
одна. Как у тебя?
     - О, все хорошо. Надеюсь, что ты передумала.
     - Я не могу.
     Боб немного помолчал.
     - Ладно, - сказал он в конце концов, - но все же прежде подумай об этом
еще раз.
     - Хорошо.
     - А теперь я хочу кое о чем тебя спросить.
     - О чем?
     - Мне нужна  твоя помощь. Это,  в общем-то, мелочь, всего  лишь два-три
вопроса. Относительно того, о  чем я не знаю, а  ты, очень возможно,  знаешь
какие-то подробности.
     - Так о чем же?
     - О Донни.
     - О господи, Боб...
     -  Я думаю,  что это может быть  как-то связано с Донни. Это всего лишь
предположение. Мне необходимо проверить.
     - Прошу тебя. Ты ведь знаешь, как я не люблю вспоминать обо всем  этом.
Я выбросила это из головы. Мне потребовалось много времени...
     - Это совсем пустяковый вопрос. Связанный всего лишь с морской пехотой.
     - Боб...
     - Ну пожалуйста.
     Джулия вздохнула и ничего не ответила.
     -  Почему  его  отправили  во  Вьетнам? Ему  оставалось служить  меньше
тринадцати  месяцев.  И  при  этом он  еще  был разжалован.  Он  был  полным
капралом, а в 'Наме оказался в звании ланс-капрала. Значит, его сослали туда
в наказание. В то время так иногда поступали.
     - Это и было наказание.
     - Я так и подумал. Но это настолько не похоже на Донни...
     - Я знаю об этом очень немного, застала только самый конец истории. Это
был  принципиальный вопрос.  Ему  приказали шпионить за  несколькими другими
морскими  пехотинцами,  которые,  как  они  считали,  передавали  информацию
участникам маршей в  защиту мира. Во  время демонстрации произошли серьезные
накладки, одна девочка была убита, в общем, все пошло наперекосяк.  Так вот,
ему приказали шпионить за этими парнями, и он познакомился и сошелся с ними,
но  в  конце  концов  отказался  шпионить.  И  прямо  заявил  об  этом.  Ему
пригрозили,  что  пошлют во  Вьетнам,  а  он  ответил:  ну что  ж,  валяйте,
посылайте. Так они и поступили. А потом он встретился с тобой, стал героем и
был убит в последний день службы. Неужели ты не знал об этом?
     - Я понимал, что было что-то серьезное. Но не знал, что именно.
     - Это тебе помогло?
     - Да, очень. А ты знаешь, кто отправил его туда?
     - Нет. Может быть, и знала, но забыла. Это было так давно.
     - Ладно. Я отправляюсь в округ Колумбия.
     - Что? Боб...
     - Меня не будет всего  лишь  несколько дней.  Я сейчас  вылетаю туда. Я
должен  выяснить, что же все-таки  случилось с Донни. Слушайся  Салли и будь
осторожна. Через несколько дней я тебе позвоню.
     - О, Боб...
     - У меня есть немного денег, вполне достаточно. Не беспокойся.
     - Не ввязывайся в неприятности.
     - Даже и не собираюсь. Обещаю тебе. Скоро я тебе позвоню.

     * * * * *

     Вот оно: "ЗАП ТОЗ".
     Он вспомнил,  как  впервые  увидел эту надпись, эти магические пугающие
буквы,  когда в  1965 году пришел приказ об его отправке в первую ходку: ЗАП
ТОЗ. Запад Тихоокеанской зоны, что  для морских пехотинцев означало Вьетнам.
Он тогда сидел возле двери ротной канцелярии в лагере  Лежен, находившемся в
Северной Каролине, и говорил себе:
     "Ну, братец, ты по самые уши влип в дерьмо".
     - Это то, что нужно? - спросил помощник сержант-майора.
     - О