о убить  его. Война  его
когда-нибудь сожрет.  Он  будет устраивать  отчаянно смелые штуки,  стремясь
превзойти самого себя, переступит через ведомую ему самому  грань и все-таки
найдет смертельное приключение на свою чересчур храбрую задницу. Он так и не
дотянет до  своего  ПСВОСР. Для таких ребят, как он, такая вещь, как ПСВОСР,
просто не существовала. Вьетнам был для  них единственным прошлым, настоящим
и будущим.
     Он кого-то напоминал Донни, но Донни  так  и  не мог сообразить кого. И
все же  в  нем было  нечто странно  знакомое, нечто  такое,  что  непонятным
образом отзывалось в душе Донни. Это ощущение возникало уже не раз, но Донни
никак не  мог  разобраться в своей памяти. Может быть, это был кто-то из его
учителей?  Или родственник? Или морской пехотинец из первой  ходки  или того
времени, когда он служил  в "Восемь-один"?  Какое-то время ему казалось, что
Боб похож на Рея Кейза, сурового взводного сержанта из Вашингтона, но стоило
ему познакомиться со Суэггером немного поближе, и эта аналогия исчезла,  как
не бывало.  Конечно,  Кейз  был  хорошим, жестким, профессиональным  морским
пехотинцем,  зато Боб  был великим морским  пехотинцем.  Таких,  как  Боб Ли
Суэггер, делают поштучно.
     Но  на  кого  же  все-таки  он так  походил?  Почему  он  казался таким
знакомым?
     Донни потряс головой, чтобы отогнать растерянность.

     * * * * *

     Суэггер сидел, накрывшись плащом, с полей шляпы стекала вода, его глаза
казались   совершенно  пустыми,   настолько  внимательно  он  вслушивался  в
трескучую суматоху эфира. Его снаряжение  было почти таким же,  как у Донни:
обмотанный для маскировки темно-зеленой изолентой толстый  ствол снайперской
винтовки  М-40 (на самом  деле  "Ремингтон-700" под патрон  "Верминт" 0, 308
дюйма  с 9-кратным оптическим прицелом  "Редфилд") высовывался  из-за ворота
накидки, поскольку  сержант  прилагал все усилия  для того,  чтобы сохранить
сухими механизм и деревянный  приклад, который от сырости мог  покоробиться.
Он также нес с собой четыре гранаты М-26, две сумки с клейморовскими минами,
электрическую подрывную машинку  М-57, кольт калибра  0, 45,  рюкзак М-782 с
сухими пайками (любимая  отрава -  ветчина и порошковая яичница) и семьдесят
два патрона М-118, изготовленных  на Арсенальном заводе в Солт-Лейк-Сити,  с
пулями  весом  173  грана;  такими  патронами  пользовались  лучшие  стрелки
сухопутных  сил и морской пехоты  на соревнованиях в Кэмп-Перри. Впрочем, он
всегда уделял подготовке снаряжения очень много внимания, так что у него был
с  собой многоцелевой нож "рэндолл" с  пилой на оборотной стороне лезвия, на
плече, под камуфляжным комбинезоном прятался  в летчицкой  кобуре  маленький
бескурковый кольт калибра 0, 380, а за спиной болтался автомат и подсумки, в
которых находились пять магазинов на тридцать патронов каждый.
     - Вот, - сказал он. - Слышишь? Клянусь Христом, я что-то слышал.
     Донни  ничего не разобрал в  щебете,  чириканье  и треске,  но  тут  же
перестал вращать  верньер настройки и начал очень  медленно поворачивать его
обратно,  внимательно  глядя на  маленькие цифры, проплывавшие в  прорези. В
конце концов  он  все-таки уловил еле  слышный сигнал, его  было очень легко
пропустить, и он заметил его только потому, что подошел  к самому краю шкалы
мегагерцевого диапазона и собирался уже  перейти на  другую  частоту; сигнал
был  слышен   только  в  то  время,  пока  Донни  держал  включенной  кнопку
переключения диапазонов.
     Но они все же разбирали эту слабую и отдаленную  передачу. Сами  слова,
казалось,  стремились  вырваться  из  хаоса  сигналов, и  вскоре  слышимость
показалась морским пехотинцам отличной.
     - Всем, кто слушает на этой частоте! Всем, кто слушает на этой частоте!
Вы слышите меня? Прием. Быстрее ответьте, черт возьми. Прием!
     Никто не отвечал.
     - Это "Аризона-шесть-зулу".  У меня  тут до черта плохих парней со всех
сторон, будь они прокляты. Всем,  кто меня слышит! "Чарли-чарли-ноябрь", где
вы там? Прием.
     - Нам до них никак не достать, - сказал Донни. - И черт возьми, кто это
такие - "Аризона-шесть-зулу"? - вслух подумал он.
     -  Скорее  всего  один  из  лагерей  Специальных  сил  на  западе.  Они
используют названия  штатов  как позывные. Они  называют  их БПО - базы  для
передовых  операций. Он пытается достучаться  до  "Чарли-чарли-ноябрь",  это
командование  Специальной оперативной  группы  и северного направления,  оно
находится в Дананге.
     Но "Аризона-шесть-зулу" все же получил ответ.
     -  "Аризона-шесть-зулу",   это  "Лима-девятка-майк",   Застава  Гикори.
Пуллер, это вы? Я с трудом разбираю ваш сигнал. Прием.
     -  "Лима-девятка-майк",  моя  большая  машина  разбита,  я  работаю  по
"прик-77".  У меня серьезные  неприятности. Тут повсюду  плохие  парни,  они
атакуют меня с  фронта. Разведчики сообщают, что  уже на подходе их  главные
силы, и они, похоже, всерьез хотят захватить мою базу.  Мне нужен воздух или
артисты, которые могли бы поддержать меня огнем. Прием.
     - "Аризона-шесть-зулу", с воздухом ответ отрицательный,  отрицательный.
Мы завязли, все сидят на земле. Дай-ка я постараюсь насчет артистов. Прием.
     - Я базовый лагерь команды "Аризона", квадрат "виски-дельта" 5120-1802.
Мне нужен "отель "Эхо"", самые лучшие номера, и как можно скорее.
     - Проклятье, "Аризона-шесть-зулу", насчет артистов ответ отрицательный.
У  меня нет, повторяю, у меня нет  огневых  баз, которые могли бы  забросить
камешки в ваш район. На прошлой неделе  закрыли "Мэри Джейн" и "Сюзи Кью", а
морские пехотинцы в Додж-сити тоже слишком далеко. Прием.
     -   "Лима-девятка-майк",  вас  понял.  Я   здесь  один  с  одиннадцатью
американцами  и четырьмя  сотнями аборигенов, мы сидим  по  уши в дерьме,  я
экономлю  боеприпасы, продовольствие,  воду.  Мне  срочно, повторяю,  срочно
необходима поддержка.
     - "Аризона-шесть-зулу",  у меня  есть ваши координаты, но я  не имею ни
одной  действующей  артиллерийской  базы  в пределах досягаемости. Побегу  к
морякам, посмотрим, не смогут  ли  они  подбросить вам огоньку, и как только
появится первый  просвет,  вызову тактическую авиацию. "Аризона-шесть-зулу",
вы должны продержаться до улучшения погоды.
     - "Лима-девятка-майк", если их главные силы подтянутся сюда раньше, чем
улучшится погода, я стану собачьей жратвой. Прием.
     -  Держитесь  изо  всех  сил, "Аризона-шесть-зулу", обещают, что погода
изменится завтра  к полудню. Я немедленно свяжусь  с "Чарли-чарли-ноябрь", и
мы в самом срочном порядке вышлем к вам "фантомы".
     -  Вас  понял, "Лима-девятка-майк",  -  сказала "Аризона-шесть-зулу", -
связь кончаю.
     - Благослови тебя  Бог, "Аризона-шесть-зулу", удачи  тебе,  -  ответила
"Лима", и наушники наполнились потрескиванием эфирных разрядов.
     - Похоже, дружище, что этим парням  скоро станет очень  жарко, - сказал
Донни. - Погода не изменится еще несколько дней.
     - Планшет с  картами у тебя? - спросил  Суэггер. -  Дай-ка я взгляну...
Какие он назвал координаты?
     - Вот дерьмо, я не запомнил, - ответил Донни.
     - Ну что ж, - сказал Боб, - хорошо, что запомнил я.
     Сержант открыл  планшет,  который  Донни  торопливо сунул  ему  в руки,
пролистал  упакованные  в  пластик  листы  пятидесятитысячного  масштаба,  и
наконец  нашел тот, который был ему нужен. Он долго всматривался  в  него, а
потом вскинул голову.
     - Знаешь, парень, пусть меня черти разорвут, но если я еще не разучился
читать карты, то похоже, что мы с тобой находимся ближе всех к этим беднягам
из Специальных  сил.  Они  немного западнее  нас, в  Кхамдуке, это  в десяти
километрах  от  границы  с  Лаосом.  Мы находимся в  квадрате  "виски-чарли"
155-005,  а   они   "виски-дельта"  5120-1802.   Как  ни   прикидывай,   это
приблизительно в двадцати километрах на запад.
     Донни  прищурился.  Его  сержант  совершенно  точно  определил   нужный
квадрат,  и  до  лагеря  Специальных  сил действительно не  больше  двадцати
километров. Но... но на  эти двадцать  километров  приходятся  предгорья, по
дороге придется пересечь раздувшуюся от  дождей коричневую извилистую реку и
цепь высоких холмов, и все это - индейская территория.
     - Я считаю так, - продолжал  Боб. - Один  человек, двигаясь  достаточно
быстро, сможет добраться до них раньше этих самых главных сил. А тем  парням
нужно будет пробираться вот тут, через долину Анлок. Стоит только попасть  в
эти холмы, как у тебя будет сколько угодно целей.
     - Христос! - сказал Донни.
     - Нужно только задержать их вот тут  совсем немного, до  тех пор,  пока
погода не переменится.
     Крупная холодная дождевая капля шлепнулась на шею Донни и  скатилась по
спине. Его резко передернуло.
     - Свяжись еще раз с Додж-сити, Свинина. Передай им, что я отправился на
небольшую прогулку.
     - Я тоже пойду, - сказал Донни.
     Боб уставился на него, немного помолчал и наконец сказал:
     - Черта с два ты пойдешь. Мне здесь не нужен ни один  краткосрочник. Ты
останешься здесь и вызовешь эвакуаторов, как только установится погода. А за
меня не беспокойся. Я проберусь в этот лагерь и вытащу "Аризону".
     - Боб, я...
     - Нет! Тебе слишком мало осталось. Ты будешь чересчур волноваться из-за
того, что у тебя всего три с небольшим месяца до ПСВОСР. А если ты не будешь
волноваться, то я буду. И помимо всего прочего, в одиночку я смогу двигаться
гораздо быстрее. Это работа для одиночки, иначе вообще не стоит браться. Это
приказ.
     - Сержант, я...
     -  Нет,  черт тебя  побери.  Я  уже сказал.  Это  тебе  не какая-нибудь
проклятая игра. Я не могу позволить себе тревожиться из-за тебя.
     -  Это  тебя черт  побери. Я  не стану  сидеть  здесь  под этим поганым
дождем, дожидаясь, пока меня вытащат, как дерьмо из лужи. Ты  собрал команду
-  ты и  я.  Ты стреляешь,  а я контролирую  цели и  обеспечиваю  прикрытие.
Предположим,  тебе придется  работать ночью. Кто  будет пускать ракеты?  Кто
вызовет вертушки, когда станет слишком горячо? Кто будет работать с рацией и
определять  по  карте  координаты?  Ну а  если  на тебя навалятся сзади? Кто
разберется с ними? Кто поставит мины?
     - Ты прямо-таки требуешь, чтобы я позволил тебе самому влезть в могилу,
ланс-капрал. И что намного хуже, ты этим самым очень сильно меня расстроишь.
     - Я не убегаю из боя. И никогда не убегу!
     Боб   прищурил  глаза.  Он   очень  подозрительно   относился  к  любым
проявлениям  героизма  и  самопожертвования,  потому  что  его   собственное
выживание было никак не связано с такими понятиями, а основывалось скорее на
досконально   освоенных   профессиональных   боевых   навыках,   еще   более
доскональном учете любых обстоятельств и, что самое главное, ясном осознании
необходимости  агрессивной  тактики  боя,  поскольку  именно  это  пока  что
позволяло ему выходить живым из любых переделок.
     - Что ты хочешь мне  доказать, малыш? Ты все время что-то доказываешь с
тех пор, как мы с тобой стали напарниками.
     - Я ничего не доказываю. Я  просто не хочу  никаких послаблений, вот  и
все.  Никаких чертовых послаблений. Я иду до конца, только и всего. Когда  я
вернусь  в мирную  жизнь,  возможно, что-нибудь  изменится.  Но здесь,  черт
возьми, я пройду до конца.
     Его вспышка, похоже, смягчила Суэггера, которому не раз уже приходилось
утихомиривать  мальчишек, когда  складывалась  вот  такая  поганая ситуация,
который заставлял солдат идти, когда у тех не оставалось  сил  даже  на один
шаг,  который  никогда  еще  не  отправлял  своих  корректировщиков  домой в
пластиковых   мешках,  который  потерял   намного   меньше  молодых  морских
пехотинцев, чем любой другой. Но этот упрямый мальчишка все время ставил его
в тупик. Единственный из всех его напарников, он вставал по утрам раньше его
самого и никогда не допускал ошибок, проверяя снаряжение перед заданием.
     - Донни, ладно, никто не  говорит, что ты  что-то доказываешь. Я только
пытаюсь  дать тебе лишний шанс. Тебе нет  никакого смысла погибать  сегодня.
Сегодня  сольный  спектакль  старого  Боба.  Как  раз  для  этого  Боб  сюда
поставлен. Это вовсе не футбольный матч с соседним колледжем.
     - Я иду. Черт возьми, мы с тобой "Сьерра-браво-четыре", и я иду.
     -  Дружище,  ты уверен, что родился в свою эпоху? Ты,  поганый ублюдок,
принадлежишь к старой породе, той же,  что  и  мой  покойный старик.  Ладно,
давай   пошевеливаться.  Вызывай  их.   Я  собираюсь   напрямик  по  компасу
отправиться в этот проклятый квадрат, а когда вернемся,  куплю тебе бифштекс
и ящик "Джека Дэниелса".
     Донни  еще  немного помедлил. Он  снял  шляпу и вынул  из-под подкладки
завернутую в целлофан фотографию Джулии.
     Он  смотрел на нее, пока капли дождя не  заблестели на пластике. Джулия
выглядела такой сухой и находилась так далеко от него. У него без нее болела
душа. До ПСВОСР еще три месяца  и несколько  дней.  Он вернется домой. Донни
снова придет, он вернется домой, ура, ура, ура!
     "Детка,  - сказал он про себя, - детка, я верю, что  ты со мной. Каждый
час и каждый шаг".
     - Ну что, Свинина, - пропел Боб Гвоздильщик. - Пора в поход.


Глава 10


     Спустя некоторое время  Донни  перестал испытывать страдания. Он уже не
ощущал  никакой  боли.  К  тому же он, пусть ненадолго, избавился от чувства
страха. Руководствуясь компасом, они шли по ускользавшей из-под ног земле от
одной  отметки,  сделанной  Суэггером  на   карте,  до  другой  под  дождем,
становившимся порой настолько сильным, что трудно было дышать. Однажды Донни
совершенно  обалдел, обнаружив, что стоит на вершине невысокого холма. Когда
они  успели  взобраться  на него? Он  совершенно не запомнил подъема. У него
сохранилось лишь  одно  чувство: что идущий перед ним человек тащит  его  за
собой,  гонит  вперед, заставляя обоих  забыть о  боли,  забыть  о страхе, и
грязи, и рельефе местности.
     Через некоторое  время они оказались в долине, где перед ними раскрылся
классический вьетнамский ландшафт: протянувшиеся до самого горизонта рисовые
чеки, разделенные между собой глиняными валами. Валы совершенно раскисли,  и
первые же шаги по ним оказались медленными  и страшно неуверенными.  Суэггер
даже  не  дал себе труда  что-то  сказать,  он  просто поднял  винтовку  над
головой, сошел с  дамбы и побрел по воде, оставляя за собой густой глинистый
мутный шлейф. Что это меняло? Они  так давно шли под дождем, что  промокнуть
сильнее просто  не  могли, но вода была  мутной и грязной, а илистое  дно  с
каждым шагом все сильнее засасывало ботинки Донни. Его  ноги становились все
тяжелее.  Дождь  усиливался.  Донни  все  сильнее  промокал  и  мерз, устал,
казалось,  донельзя, в  нем  нарастало  отчаяние  и ощущение потерянности  и
одиночества.
     В любой  момент  какой-нибудь  везучий парень с  карабином  и  мешочком
опиума  - это было основное платежное  средство вьетконговцев при  общении с
местными кадрами - мог без труда похоронить их в этой жидкой грязи. Но дождь
хлестал с такой силой, что и вьетконговцы, и солдаты, явившиеся из Северного
Вьетнама, отсиживались  в укрытиях. Пейзаж, который они пересекали,  не имел
никаких  следов  присутствия человека. Поднялся  и  начал  сгущаться  туман.
Однажды  сквозь  разрывы  в  испарениях  они  заметили  вдали  деревню.  Она
находилась примерно  в километре от них, на склоне холма, и Донни представил
себе,  что  могло происходить в маленьких теплых  хижинах:  кипящий  суп,  в
котором вместе плавают и библейская требуха,  и тонко нарезанная грудинка, и
рыбьи головы. От мысли о горячей пище он чуть не утратил равновесия.
     Это все ерунда,  сказал он себе. Думай о футболе. Думай об августовских
театральных спектаклях, которые даются два раза в  день. Нет-нет, одернул он
себя, думай все-таки о футболе. Думай о... думай о... думай о том перехвате,
который  у  тебя получился в игре против Гилмановской  школы, думай  о счете
три-двенадцать, нам так ни разу не удалось  выиграть у них, хотя по какой-то
странной причине в самом конце прошлой игры мы были очень близки к этому, но
было уже поздно, мы встали  на  поле.  Думай о том, как отдать точный пас из
"схватки" вперед, вместо того чтобы бежать назад, раз уж у тебя лучшие руки во
всей  команде. Думай о Джулии, которая в то время командовала  болельщиками,
думай о тревоге на ее лице.
     Думай, о  том, насколько все это  глупо!  Но  каким  же важным все  это
казалось! Побить гилмановцев! Почему это было так важно? Это  было настолько
глупо! Но  уже в следующий  момент  Донни вспомнил, почему  это  было важно.
Потому  что  было невероятно  глупо.  И  то, что  это  представлялось, очень
значительным, совершенно ничего не значило.
     Думай о том, как тогда  ушел в отрыв под передачу, как обманул инсайда,
а  затем ушел к боковой линии,  когда Верколон,  разыгрывающий,  вырвался из
многолюдной  "схватки" и  помчался по кривой в твою сторону,  огибая игроков
противника, пытавшихся преградить ему путь, как его рука  поднялась, а потом
резко  опустилась,  бросив мяч.  Думай о крутящемся  в воздухе мяче. Думай о
том, как  следил  за его  полетом.  Верколон плохо рассчитал и отдал слишком
сильный пас, мяч шел слишком высоко,  и его  нельзя было достать, и  не было
никакого шума на трибунах, никакого предвкушения сенсации, а только уходящий
за кромку поля мяч. Думай о том, как ты взвился в воздух.
     Это  было странно. Донни  никогда не мог вспомнить о том,  как совершал
прыжок.  Это  просто  случалось,  совершенно инстинктивно,  словно  в голове
включался компьютер, брал под контроль тело, и ты взлетал вверх.
     Он  помнил,  как  его тело напряглось, взвиваясь в воздух, как его рука
вытянулась  в направлении  горизонта, шлепок, сопровождавший прикосновение к
мячу, помнил, как мяч отскочил от его чудесным образом удлинившихся пальцев,
перевернулся  в  воздухе  и,  казалось,  неподвижно  завис  в  нем, пока  он
стремительно летел к мячу и все же совершенно явно промахивался, но каким-то
образом умудрился извернуться  в  прыжке, принял летевший вниз мяч на грудь,
не позволив ему упасть,  затем, уже опускаясь  на  землю, прижал  его  левой
рукой к боку  и  не иначе  как  Божьей милостью  - а Бог, несомненно,  любит
спортсменов - приземлил его в  зачетном поле, и  три следующих розыгрыша они
тоже  выиграли,  а с  ними и весь  матч, впервые на  людской  памяти  одолев
непобедимых старинных врагов.
     О, как же это было хорошо! Просто великолепно!
     От  этого воспоминания  на  него, затопив  все  его существо, нахлынуло
тепло,   бессмысленное   тепло   мимолетной   славы,   и   он   даже  ощутил
кратковременный прилив энергии. Может быть, он все-таки справится.
     Но  в следующий момент Донни споткнулся и  упал,  в его  легкие хлынула
вода, и  он  забарахтался, закашлялся,  выплевывая  куски  помета и  мириады
дизентерийных, холерных, тифозных  и прочих  бактерий.  Тут  же сильная рука
выдернула его  на  поверхность, и он  встряхнулся,  как мокрая  собака. Это,
конечно, был Суэггер.
     -  Шевели ногами!  - крикнул  Суэггер, перекрывая  шум  дождя. - Мы уже
почти выбрались из чеков. Так что нам остается только еще одна гряда холмов,
река и эти проклятущие горы. Черт возьми, разве это не весело?

     * * * * *

     Вода.  На  карте  река  носила  название Иатранг. Там  не было  никаких
примечаний  -  одна лишь  извилистая  черная  линия,  не  сообщавшая никаких
подробностей.  А  в  действительности  перед  ними  открылся  вздувшийся  от
паводка, далеко вышедший  из  берегов  бурый поток  с быстрым  непреодолимым
течением.  Дождевые струи с треском били по неспокойной поверхности,  словно
пулеметные очереди.
     - Какие будут предложения? - спросил  Суэггер. - Имей в виду, ты только
что получил новую работу.
     - Чего-чего?
     - Новую работу. Теперь ты спасатель.
     - Почему это?
     -  А потому  что я  плаваю не  лучше  пистолета,