не было с собой никаких цветов, ничего такого, что можно было
бы положить на квадратик сухой земли с каменной табличкой посередине.
     Ему  приходилось бывать на  множестве кладбищ, и это кладбище ничем  не
отличалось от всех остальных. Ему  было нечего сказать, потому что  все, что
можно  тут  сказать, уже  давно  было сказано. Он лишь заново пережил потерю
Донни:  Донни прыгает  с  вершины  вала  из  мешков  с  песком,  тело  Донни
сотрясается  от  удара пули,  пробившей его насквозь и взметнувшей перед его
грудью облачко  кровавого тумана,  Донни падает назад,  его  глаза перестают
видеть и становятся пустыми, его пальцы цепляются за руку Боба, кровь струей
льется из его рта и пеной выходит из носа.
     Через некоторое время - он понятия  не имел,  сколько его  прошло, - он
отошел от могилы, вернулся в свой грузовичок и двинулся в дальний путь через
Аризону, Нью-Мехико, Техас, Оклахому и дальше на Восток.

     * * * * *

     Последний переезд привел его к одному из предместий Вашингтона, где  он
еще   раз   навестил   своего   старого   друга,  которому   удалось   стать
комманд-сержант-майором  Корпуса морской пехоты  Соединенных  Штатов. Как  и
несколько месяцев  назад,  к ним  присоединилось немало закадычных  дружков,
часть которых все еще оставалась на службе, а часть не так уж давно  вышла в
отставку,  людей  одного  с  ним  поколения  и такого  же склада  характера,
поджарых  жилистых  мужчин,  на  каждом  из  которых можно было  безошибочно
разглядеть печать, оставленную карьерой, сделанной  в  Корпусе. В  доме  КСМ
неподалеку  от  Вашингтона  состоялось несколько шумных вечеров,  и все  это
время немного смахивало на какой-то фестиваль.
     Наутро после очередных дружеских посиделок Боб позвонил миссис Картер и
сказал ей, что приедет сегодня  вечером. Она ответила,  что уже  не  в силах
больше ждать.
     Он не  стал  сразу  вешать  трубку, а подождал, не раздастся  ли щелчок
отключения. Щелчка не последовало, но  он  знал, что  это  ничего не значит:
теперь существовало множество других методов подслушивания.
     "А теперь, - подумал он, - осталось только одно, самое последнее дело".


Глава 51


     Боб ехал не спеша и оказался на дальней окраине округа  Балтимор уже на
закате.  Все здесь  выглядело точно так  же,  как  он запомнил в первый раз:
красивые  дома  богатых  и  процветающих  людей,  принадлежавших  к  древним
семействам,  изначальных  владельцев   Америки  -  людей,   ездивших  верхом
по-английски.  Наконец он  свернул на узкую дорогу, которая и  привела его к
дому, выстроенному предками Трига.
     Он  въехал  на  стоянку,  остановил  машину   и  снова   на   мгновение
почувствовал себя  придавленным  огромностью  этого  строения, внушаемым  им
ощущением   стабильности,  благопристойности   и   всего   остального,   что
главенствовало в этом мире. Немного посидев  в  машине, он  вышел,  поправил
галстук и направился к двери.
     Стоял  сентябрь, и здесь,  на Востоке, ночи уже были  прохладными. Хотя
листья  еще не начали краснеть, в  воздухе уже ощущалась  перемена. Это было
первое извещение о том, что скоро наступит осень.
     Боб постучал. Как и в  прошлый  раз, дверь  отворил  старый  чернокожий
дворецкий.
     Его  вели  через те же  самые залы,  заполненные  антикварной  мебелью,
портретами патриотов, экзотическими растениями, тяжелыми восточными коврами,
дамасскими   портьерами,   светильниками,   имитирующими   мерцание  свечей.
Поскольку  на улице  уже темнело, у Боба не возникло того  ощущения ветхости
окружающей обстановки, которое он так явственно испытал в свой первый приезд
сюда.
     Старик ввел его  в кабинет, где  ждала женщина. Она стояла, прямая, как
мачта  корабля,  - несомненно, в свое  время семья владела  кораблями,  как,
впрочем, и железными дорогами, и нефтью, и углем, и бог знает чем еще. У нее
был  все  такой  же  непреклонно  строгий  вид,  и  волосы сохранили тот  же
серо-стальной оттенок. Она была одета в  скромный  консервативный  костюм, и
Боб увидел, даже более отчетливо, чем в первый раз, что некогда она, судя по
всему,  была очень красивой. А теперь  ее окружал ореол трагической пустоты.
Хотя, возможно, это была лишь игра его  воображения. Но она потеряла сына  и
мужа из-за  войны,  которую, как считал ее муж, стоило  вести, тогда как сын
утверждал,  что нет, не  стоило. Это  разбило ее  семью точно так  же, как и
множество других семей. Ни  одна семья не обладала иммунитетом против такого
раскола,  и  это нужно было  рассматривать как урок:  не  спаслась даже  эта
семья, казалось бы, так хорошо защищенная своими деньгами и собственностью.
     -   Что   ж,  сержант   Суэггер.  Такое  впечатление,  будто  вы  стали
кинозвездой.
     - Я много работал на открытом воздухе, мэм.
     - Нет-нет,  я  имею  в виду не загар. У меня все еще остались кое-какие
источники  информации; кажется,  я уже  говорила  вам о них. До  меня  дошли
некоторые  сведения о ваших героических  подвигах  в Айдахо, о  том, как  вы
сорвали какой-то ужасный заговор. Я так и не поняла, в чем там было дело, но
все равно, эти  сведения дошли даже до впадающих  в маразм  вдов сотрудников
Государственного департамента.
     - Да, мэм, действительно были разговоры о том, что нам  удалось кое-что
сделать.
     -  Скажите,  сержант,   вы  так  скромны  от  рождения?   Вы  настоящая
знаменитость и  при этом  держитесь  настолько скромно, что можно  подумать,
будто вы нигде не были и ни в чем не принимали участия.
     - Мэм, я всего лишь вежливый мальчик с юга.
     - Прошу вас, садитесь. Я не  стану предлагать вам  коктейлей,  так  как
знаю, что вы больше не употребляете спиртного. Но может быть, бокал содовой,
чашку чая или кофе, какой-нибудь сок или что-то в этом роде?
     - Нет, мэм, благодарю вас.
     Они сидели  в  кабинете друг  напротив друга.  Со стены на них смотрела
одна из птиц Трига - селезень с ярко-синей головой.
     - Что ж. Насколько  я  помню, вы  приехали специально  для того,  чтобы
что-то рассказать мне. Полагаю, что я готова вас выслушать. Скажите, сержант
Суэггер, мне понадобится выпивка? Скажем, хороший глоток водки?
     - Нет, мэм, не понадобится.
     - Ладно, тогда начинайте.
     - Мэм, я пришел к определенному выводу: я не верю в то, что ваш сын мог
убить другого человека, и не верю, что он  покончил g собой. Я думаю, что он
был  обманут  профессиональным советским агентом,  то есть  советским  в  то
время. Ваш сын был в некотором роде очарован...
     -  Какой  милый  эвфемизм.  Но  я  должна  сообщить  вам,  что  знаю  о
гомосексуальных пристрастиях  моего  сына.  Вы считаете, это было  связано с
гомосексуализмом?
     - Не  знаю, мэм.  Это не по моей  части. Я знаю только, каким  оказался
результат:  его обманным способом вовлекли в  то, что было представлено  как
акт символического насилия, как действие, направленное на оживление движения
в защиту мира. Но российский  оперативник не дал бы и ломаного цента за  все
антивоенное движение. Его интересовали только известность и репутация вашего
мальчика,  которые  помогли бы  замаскировать  его настоящую цель  -  Ральфа
Голдстейна.  Этот  человек  вел  работы  в  области ориентации  спутников по
земному ландшафту и находился на пороге крупного  достижения,  которое,  как
чувствовали русские, должно было отбросить их назад в "холодной войне".
     -  Значит, в конце  концов  все  свелось к  убийству, истинным объектом
которого был какой-то другой юноша?
     - Да, мэм.
     -  Выходит,  мой  бедный  Триг не был даже звездой своего  собственного
убийства?
     - Не был, мэм.
     - Ну что  ж, он был звездой такого количества иных событий, что, думаю,
это не имеет значения.
     - Я  предполагаю, что  у него зародились  сомнения;  возможно,  он даже
пытался  отойти в  сторону,  или обратиться в ФБР, или сделать  что-то еще в
этом  роде.  Очень  может быть, что в его  пропавших эскизах  есть  какие-то
сведения j его подозрениях. Но похоже, мне так и не  удастся  увидеть их. Он
был убит, вероятно, особым  ударом дзюдо сзади по шее. В то время  они часто
использовали такой способ. Важно отметить еще и то, что все, кто видел этого
агента, были убиты, причем для этого пришлось приложить определенные усилия.
Это еще один  участник антивоенных демонстраций Питер  Фаррис, затем морской
пехотинец Донни Фенн, и намного  позже  были  предприняты  покушения на  мою
жену, которая также видела этого агента вместе с Тригом. В то время она была
замужем за Донни  Фенном.  Я полагаю, что Ральфа  Голдстейна убили  таким же
точно образом. Их трупы поместили  в  здание,  а здание взорвали. В книгах о
них   говорят   как   о   страстном   ожесточившемся   дураке   и   бумажном
черве-математике. Но  книги всегда  врут.  Здесь  все совсем по-другому: это
были дети,  использованные более взрослыми, более, опытными и  искушенными и
совершенно   безжалостными   людьми;  использованные  и   выброшенные   ради
кратковременного стратегического выигрыша.  Это была война, но "холодная", а
не горячая.
     - Та, в которой мы одержали победу?
     - Думаю, что нам это удалось.
     - А что случилось с русским?
     - Наши  разведчики нашли способ обратить  эту информацию против него. Я
мало что знаю об этом, но он уже мертв. Это показывали по Си-эн-эн. Вы могли
видеть обгоревшие трупы на заднем сиденье джипа.
     - Это тот противный человек?
     - Тот самый.
     - А тот человек, который пытался убить вас?
     - Видите ли, он пытался убить вовсе не меня. Он пытался убить мою жену.
Его остановили, - сказал Боб. - И он никогда больше не вернется.
     - Но остановили его вы?
     Боб лишь молча кивнул.
     - Вы знаете, сержант, кто вы такой? Вы святой убийца. Такие  необходимы
любому обществу. Они необходимы всем цивилизациям. Вечным позором и нынешним
проклятием этой  страны является  то,  что  она  отказала  им в признании  и
считает,  будто  сможет  преуспевать,  отказывая  им  в  уважении.  Так  что
позвольте старой дуре сказать  вам правду: вы  необходимый  человек. Без вас
все пойдет прахом.
     Боб промолчал. Рассуждения на тему о  его  роли  в окружающем мире были
совершенно не в его характере.
     Старая леди  почувствовала  это и попросила рассказать  о  политической
подоплеке  всего  дела и  его  исторических  деталях.  Боб  довольно  кратко
рассказал.
     -  Странно,  не правда  ли? Из  ваших объяснений  получается, что после
того, как все подсчитали, взвесили и измерили,  в  выигрыше оказалась только
одна сторона - старые русские коммунистические аппаратчики. В результате они
на несколько  лет  раньше  получили реальную возможность перейти  со  вторых
ролей на первые. И кто может  сказать, что из этого выйдет?  Жестокая ирония
истории, иначе и не скажешь.
     -  Уж  я-то  точно этого не  знаю,  мэм.  Люди  из разведки  были очень
счастливы, что  нашли  способ остановить этого  типа, Пашина.  Их  настоящей
целью  был он.  Он целился  в мою жену, а мы  целились в него, и нам удалось
успеть раньше.
     - Хорошо, так или  иначе, но вы вернули моей жизни утраченную  ясность.
Мой  сын  не  был дураком; он  был обманут профессионалами, которые  понесли
наказание.  Возмездие  не  так  уж  много  значит,  но  оно  помогает  легче
переносить ночи.
     - Да, мэм. Я согласен с вами.
     -  Иногда этого даже не удается полностью осознать, поэтому  нужно быть
особо признательной тому, кто в силах понять тебя.
     - Да, мэм.
     - А теперь... Я знаю, что вы работали не для меня, Вы никогда не были у
меня на службе.  Но единственная возможность, которая  у меня еще осталась в
этом мире, состоит в том, чтобы получать некоторое удовлетворение при помощи
моей  чековой книжки. Мне очень хотелось  бы сейчас достать ее  и написать в
ней красивое, большое круглое число.
     - Благодарю вас, - сказал Боб. - Но в этом нет необходимости.
     - Вы уверены?
     - Абсолютно.
     - Скоро вам предстоят большие расходы на колледж.
     - Не так уж скоро. А дела у нас идут прекрасно.
     - О, я надеюсь, что не испортила все на свете, предложив вам деньги.
     - Нет, мэм.
     - Но тогда...
     - Хотя у вас есть одна вещь.
     - Назовите ее.
     - Картина.
     - Картина?
     -  Орел, отдыхающий после схватки.  Я ничего  не понимаю в  искусстве и
ничего не знаю о птицах, но  мне бы очень хотелось получить эту картину. Она
кое-что значит для меня.
     - Вы почувствовали волнение в груди, когда увидели ее?
     - Ну, что-то в этом роде.
     - Тогда вы должны получить ее. Пойдемте со мной, сержант Суэггер.
     Позвав  Боба  за собой,  она  решительно  вышла  из комнаты,  приказала
дворецкому взять "факел" - электрический  фонарик, плясавший в дрожащей руке
старика,  - и  все  трое  направились  к  мастерской  Трига. Воздух  заметно
похолодал, и изо ртов валил пар. Хозяйка открыла дверь, нашла выключатель, и
свет вызвал к жизни множество неподвижных и величественных птиц.
     -  Любители мрачных историй были  бы готовы заплатить  за них  очень  и
очень хорошие деньги, - сказала она. - Но орел... Он настолько нетипичен и к
тому же без подписи. Возможно, вы хотели бы получить сертификат подлинности?
Сейчас может показаться, что  в этом нет никакого смысла, но когда ваша дочь
пойдет в школу, с помощью этой  картины вы, пожалуй, могли бы оплатить сразу
года четыре в колледже Радклифф.
     - Нет, мэм, - в который  раз  ответил Боб, подходя к  картине. - Я хочу
получить ее только ради того, что она собой представляет.
     Он  стоял перед изображением  птицы  и  чувствовал  ее  боль, смятение,
помутнение рассудка и отчаяние случайно уцелевшего.
     -  Я много раз задумывалась над тем, как ему удалось  столько вложить в
нее, - сказала миссис Картер.
     Боб  отвинтил  зажимы  и  снял  картину  с мольберта,  на  котором  она
простояла с мая 1971 года. Картина была без рамки, но холст был туго натянут
на деревянный подрамник.
     - Надеюсь, что вы позволите мне, по крайней мере, оплатить изготовление
рамы, - сказала старая леди. - Хотя бы это я могу сделать.
     - Я пришлю вам счет, - заверил Боб.
     Он тщательно завернул картину в  какие-то тряпки, внимательно  следя за
тем,  чтобы не повредить  слой краски, казавшийся  при  взгляде  на  картину
бесконечно глубоким, и осторожно взял пакет под мышку.
     - Все готово, - сказал он.
     -  Сержант  Суэггер,  я   не  могу   найти  слов,  чтобы  выразить  мою
признательность.  Благодаря  вашим усилиям жизнь выживающей  из  ума старухи
стала во много раз лучше, а вы сами ничего от этого не выиграли.
     - О, я выиграл, миссис Картер. Я немало выиграл.

     * * * * *

     Команда  наблюдала за ним издалека при помощи биноклей ночного видения.
Им пришлось очень долго дожидаться его  появления и еще черт знает сколько -
пока он выйдет из  дома. Интересно, где его  носило всю вторую половину дня?
Впрочем, это не имело значения. Все должно было вот-вот свершиться.
     Суэггер  развернул свой грузовичок, выехал со стоянки и поехал по узкой
дороге. К тому времени,  когда  он добрался до Фоллз-роуд, машина номер один
успела выдвинуться на позицию - не позади преследуемого,  как это сделали бы
любители, а перед ним, чтобы объект сам  обогнал наблюдателя и  позволил ему
повиснуть на хвосте, не вызывая никаких подозрений.
     Суэггер  действительно обогнал микроавтобус,  немного оторвался от него
и, чуть сбавив скорость, не спеша поехал дальше.
     - "Синий-один", это "синий-два", - сказал  наблюдатель в микрофон. - Мы
очень   хорошо  подцепили  его,  без  всяких   проблем.  Позади   меня  идет
"синий-три". Вы не хотите принять управление на себя?
     - "Синий-два", управление вот-вот будет, - ответил кто-то.
     -  "Синий-два",  оставайтесь  с ним, но не торопите события, -  перебил
непрошеную реплику  нетерпеливый голос, который,  как все  они хорошо знали,
принадлежал Бонсону.  - Если  вам покажется,  что  он  может  "спалить" вас,
немедленно   передавайте   игру  другой   машине.   Не  проявляйте  излишней
агрессивности. Дайте мне новое...
     -  "Синий-один", мне кажется, что  это  интересно.  Он  не  свернул  на
кольцевую дорогу. Он едет по Фоллз-роуд в направлении Балтимора.
     - Это шоссе переходит в Восемьдесят третью улицу? - спросил Бонсон.
     - Да, сэр, совершенно верно. Идет прямиком в центр города.
     - Но ведь его мотель находится возле "Балтимора-западного"...
     - Это  по  данным кредитной  карточки.  У  него  что-то  есть  с собой,
какой-то сверток. Может быть, он собирается что-нибудь сделать с ним.
     - "Синий-два",  вас  понял.  Просто  уцепитесь  за  него  и  ничего  не
предпринимайте.
     Они  следили  за  Бобом, а  тот,  ничего  не замечая, ехал по  шоссе  с
ограниченным движением к центру Балтимора, углубляясь в самое сердце города.
Он миновал Телевижн-хилл с его гигантскими антеннами, вокзал, потом редакцию
"Балтимор сан" и  наконец съехал  с эстакады  на густо обсаженную  деревьями
улицу - Президент-стрит, которая уходила от центра города на восток.
     - Он поворачивает  налево,  - доложил  "Синий-два". - Это,  э-э...  Это
Флит-стрит.
     - Судя по карте, он направляется в сторону Феллз-пойнт.
     -  Какого  черта  ему  там  нужно?  Он  что,  собирается  сниматься  на
киностудии "Джон Уотерс"?
     - Прекратите  посторонние  разговоры  в  эфире!  -  рявкнул  Бонсон.  -
Оставайтесь с ним. Я еду и очень скоро буду в городе.
     Люди  знали,  что  Бонсон  и  его  радиослужба располагались  в  ангаре
аэропорта "Балтимор-западный" немного южнее города. Оттуда в это время суток
было меньше двадцати минут езды, при условии, что в туннеле не будет никаких
пробок.
     Боб свернул на Флит-стрит,  и движение  стало немного оживленнее. Он не
смотрел  по  сторонам и  не  замечал  ни белого, ни  черного микроавтобусов,
которые держались неподалеку  от  него с  тех пор, как  он,  еще за городом,
выехал на шоссе.
     Он  миновал Феллз-пойнт,  где  было полно баров, теснились автомобили и
кишели  подростки  и  всякое отребье - вероятно, это  был центр ночной жизни
города, -  и  поехал  дальше. Проехав  километра три-четыре,  он свернул  на
отходившую под углом невзрачную улицу Бостон-стрит.
     -  "Синий-один",  это  "синий-два".  Движение   становится  слабее.  Он
направляется по  Бостон-стрит в сторону доков. Я хочу остаться на Флит-стрит
и двигаться параллельно,  а объект передать "синему-три". Пусть они подойдут
к нему поближе, сохраняя безопасное расстояние.
     - "Двойка", вас понял, - сказал наблюдатель из второй машины.
     Теперь,  когда  микроавтобус,  уже давно ехавший  следом за  Суэггером,
умчался по другой улице, а в отдалении показались неторопливо приближавшиеся
фары другой  машины, которая до сих пор вообще  не появлялась в поле зрения,
объект никак не мог догадаться, что за ним следят. И, что куда важнее, ничто
в  его  поведении  не выдавало  человека,  находившегося  под  колпаком,  но
сумевшего "спалить" своих  пастухов: он не лез в гущу уличного  движения, он
не  включал  правый  поворотник  перед  тем,  как  свернуть  налево,  он  не
поворачивал без подачи сигналов. Он просто спокойно ехал вперед, направляясь
к какому-то неизвестному месту назначения.
     Но, миновав два больших жилых дома, стоявших справа от дороги на берегу
гавани, он начал притормаживать, как будто что-то искал.
     Это была заброшенная индустриальная  зона с полуразрушенными безлюдными
промышленными   зданиями,   нефтехранилищами   для  разгрузки   танкеров   и
просторными  бесплодными  пустырями, которые  вряд ли могли  иметь  какое-то
определенное назначение,  но тем не  менее были обнесены сетчатыми заборами.
Здесь проезжало очень мало автомобилей и почти совсем не было пешеходов; это
была проклятая территория, где днем, возможно, кто-то и работал, но по ночам
не оставалось ни души.
     Машина  номер два находилась в добрых ста метрах от Суэггера, когда т