с ума. Вы  знаете,  каков бывает сэр
Чарльз в гневе.
     Екатерина знала.  Не  так давно из-за пустого спора в  небольшой тесной
компании Вильямс после какого-то замечания Понятовского воскликнул:
     -- Я не могу допустить, чтобы мне в моем доме так возражали. Я не желаю
вас видеть и прошу удалиться.
     А там был пустяковый спор- о свободе воли и предопределении. Можно себе
представить,  во  что обернулись  сейчас  раздражительность и  щепетильность
Вильямса.
     -- Вы поссорились? -- спросила Екатерина.
     -- Он выбежал из комнаты, с такой силой хлопнув  дверью, что ваза упала
на пол. Я пытался  объясниться через  дверь, он молчал. Тогда я полез  в его
кабинет по карнизу...
     -- Вы помирились,-- поняла Екатерина.
     --  Он  был растроган  моим  появлением до слез. Сэр Чарльз бывает  так
чувствителен! Он  подарил  мне афоризм. Кто-то  из  древних  сказал:  "Можно
забыть того, с кем смеялся, но никогда не забыть того, с кем вместе плакал".
     -- И после афоризма, как я понимаю, вы о деле уже не говорили...
     Понятовский пожал плечами, как бы говоря: разве это возможно?
     -- Ну что ж... Подождем.
     Пока  одна болеет, а  другая ждет ее смерти, мне  хочется  порассуждать
немного об этих двух женщинах, украсивших собой трон русский. Я позволю себе
три раза  процитировать  нашего  блистательного  историка Василия  Осиповича
Ключевского. Об Екатерине II он сказал, что "она была последней случайностью
на  русском престоле  и...  создала  целую эпоху в нашей истории".  Да,  она
заработала  титул   Великой,  и  аура  этого  сияния  застила  глаза  многим
поколениям.  От  Елизаветы,  по  строгим  меркам с точки зрения Ключевского,
остался прочерк  между  датами  рождения и смерти. Это очень строгие  мерки,
хотя он  написал "царствование ее было  не  без славы и не без пользы"... Ну
почему бы не написать: со славой и с пользой? Не удостоил.
     И опять  Ключевский:  "Средства,  которыми  располагает  народ,  бывают
материальные либо  нравственные; итак,  следует разрешить  вопрос, насколько
увеличились или уменьшились материальные  и нравственные  средства  Русского
государства в царствование Екатерины?"
     Значение царствования Екатерины в  том,  что она приумножила  богатство
страны и  расширила границы... На эту тему много можно  писать,  и все будет
мало. Но  какой от государыни нашей  остался миф? Что при первом  упоминании
имени Екатерины II возникает  в ряду ассоциаций? Ее альковные дела... Судьба
жестоко отомстила ей за безнравственность, душевную черствость, притворство.
Народная молва  настолько  гипертрофировала ее эротические игры, украсила их
такими подробностями, что в голову  сами собой забредают мысли  о физическом
неблагополучии Великой.
     А после  дочери  Петровой-  веселой,  беспечной  модницы  и  мотовки  с
любвеобильным  сердцем,   тоже   остался  миф,   который   перевешивает  все
Екатеринины богатства: "поклялась не казнить смертию..." И не  казнила. Слов
нет,  Елизавета  жестоко  обошлась с Браунгшвейгской  фамилией, но  все  они
умерли  своей   смертью,  кроме  свергнутого  царя  Ивана.  Пока  жива  была
Елизавета, он  тоже был жив. И при Петре III он был жив. Существует легенда,
как этот  нмператор-недоумок  посетил  в  Шлиссельбургской крепости  другого
страдальца -- семнадцатилетнего Ивана. На трон взошла Екатерина: вначале был
убит Петр, потом Иван задушен в каземате своими же караульщиками при попытке
Мировича его освободить. А Пугачевский бунт -- вот где потоки крови!
     У  Екатерины  был  безусловный  талант в  том,  что она умела  находить
талантливых людей, умела их любить, дружить  с ними, наградить и обласкать и
знала, как  заставить их  работать на себя  и Россию,  потому столь  славная
плеяда  бронзовых   мужей   украшает   в  Петербурге   памятник,  прозванный
"Колокольчиком".
     Мнение  о  Елизавете  во  многом  формируют дневники  Екатерины...  Она
старается  в них быть честной, но помимо сознательного желания  обелить себя
всегда и во  всем,  в оценке Елизаветы  постоянно  присутствует  благородное
ханжество,  название  которому-  идея  просвещения.  Тогда  вполне  искренне
считали, что путь к  счастью человечества лежит через грамотность  и чтение.
Екатерина  только  и делала, что читала,  на среднем пальце ее  образовалось
несмываемое чернильное пятно -- писала прозу,  драмы, письма, указы, наказы,
любовные  цидульки...  Все  эпистолярное  наследие  Елизаветы,  это  десяток
записок,  короткие пометки на  полях документов и  недописанные подписи  под
ними: лень ставить  полное имя, и она ограничивалась пятью  первыми буквами.
Еще   куча  счетов  от  ювелирщиков,  башмачников,   портных,  парикмахеров,
мебельщиков и прочая,  прочая... Ну не читала она книг, не  чи-та-ла! А  при
ком народу лучше жилось на Руси? Понятно, при Елизавете
     Екатерина   со  снисходительностью  и  пренебрежением  пишет  в   своих
дневниках:  "Императрица  Елизавета  имела от природы много  ума,  она  была
всегда весела и до крайности любила удовольствия,  я думаю, что от природы у
нее было  доброе сердце...  я думаю, что ее  физическая красота и врожденная
лень  очень  испортили  ее природный  характер...  Ее  каждодневные  занятия
сделались сплошной цепью капризов, ханжества и распущенности, а  так как она
не имела ни одного твердого принципа и  не была занята ни одним серьезным  и
солидным  делом,  то при  ее  большом уме она  впала в  такую  скуку,  что в
последние годы жизни она не могла найти лучшего  средства, чтобы развлечься,
как  спать сколько  могла;  остальное  время  женщина, специально для  этого
приставленная, рассказывала ей сказки".
     Не. будем говорить о том, кто был представлен к  образованной Екатерине
и как ее развлекали. Для Елизаветы сказки это что-то вроде нашего телевизора
-- мозг занят, удовольствие или,  как теперь говорят,  кайф -- присутствует.
Но не будем иронично  относиться к слушанию сказок, это  ведь сироп народной
мудрости.  Екатерина  не знала  тогда  о  неграмотной,  зачастую  пьяненькой
крестьянке  Арине Родионовне,  которая  сказками проторила путь  величайшему
мужу на земле Пушкину Александру Сергеевичу.
     Вернемся  в 1757 год. Екатерина ждала известий из Царского день, второй
и, наконец, третий. Ветер не доносил до нее давно ожидаемого слова "агония",
и она  решилась, на свой  страх и  риск,  ехать  в Царское без  приглашения.
Главное- отдать мужу руководство  к действию, те самые  семнадцать  пунктов,
которые  она сочинила  и переписала  собственной  рукой. Без  руководства он
наделает  глупостей,  а Россия страна  случайностей, в ней надо держать  ухо
востро.
     Бумагу с  пунктами  она положила в лиф и  прикрыла их косынкой.  Больше
всего она  боялась,  что, пронюхав  о том, куда  она  едет, за. ней увяжется
Александр  Шувалов,  который появился вдруг  во дворце и  пошел  бродить  по
анфиладам комнат. Мрачный, недовольный и раздражительный.
     Выехали очень рано,  потому-то  Екатерине  удалось отправиться  в  путь
только в сопровождении Владиславовой. Уже сентябрь был на исходе. Воздух был
чист и хрустален, деревья желты и прекрасны, дороги отвратительны.
     До  Царского   оставалось  верст  пять,  когда  на  горизонте  возникла
кавалькада всадников. Пересекая  наискось поле,  они летели в ее сторону-  к
тракту. У Екатерины отчаянно  застучало сердце-  неужели свершилось? Неужели
конец унижениям, зависимости, бедности?
     Лошади  летели,  как  птицы, впереди неслись  собаки, они  стелились по
земле, почти не касаясь  ее ногами. Гончие, борзые? При чем здесь собаки? Да
это охота, всего лишь охота...
     Кони сами собой замедлили бег. Ком рыжей глины из-под копыт английского
жеребца шмякнулся о стенку кареты. Екатерина открыла дверцу.
     .-- Какого черта?-- крикнул сидящий на лошади Петр, он был возбужден до
крайности, красен, весел и пьян.-- Чего  вы  сюда притащились? Вас там никто
не ждет! Поворачивайте назад!
     --  Как  здоровье Их Величества?  -- спросила  Екатерина, изо всех  сил
стараясь скрыть гнев и выглядеть спокойной.
     --  Она никогда не умрет! -- крикнул Петр удалым  голосом, нельзя  было
понять, чего было больше  в этом восклицании  -- разочарования  или радости,
что его оставили в покое.
     -- Ваше высочество, я привезла  вам руководство в письменном виде... Мы
с  вами  о  нем говорили,--  она  поспешно  расстегнула  лиф, нащупала двумя
пальцами бумагу.
     Но  Петр  даже  не посмотрел  в ее  сторону. Он привстал на  стременах,
всматриваясь в конец утыканного скирдами поля, потом  страшно закричал: "ату
его,  ату!", плюхнулся  в  седло  и  вонзил  шпоры в потные бока лошади.  Та
заржала, сделала свечку и помчалась по стерне за неразличимым отсюда зайцем,
а может быть, волком... какая разница.
     Екатерина  привалилась к стенке  кареты, ноги  вдруг стали ватными. Она
понимала, что мужу  нельзя  доверять, потому что  он просто дурак и пьяница.
Как бы ни  тяжело было состояние Елизаветы, его могли  сознательно выставить
со двора, чтобы не вертелся  под ногами. Все так, так... Но тут же Екатерина
со  всей  очевидностью поняла, что придуманный или  подсмотренный  Вильямсом
сюжет  не  состоялся.  Запозднилась  государыня  со  смертью, видать,  будет
жить... Судьба опять обманула великую княгиню...



        Анна Фросс и Мелитриса

     К  радости  Мелитрисы,  двор,  наконец,  тронулся  из Царского  Села  в
Петербург. Она  не предполагала, что  это  такое значительное, хлопотливое и
библейски  многолюдное действо, словно целый народ вдруг  поднялся с обжитых
мест и  двинулся  на поиски  земли обетованной. Кареты с точеными  стеклами,
золотой бахромой и огромными, в красный  и золотой цвет  крашенными колесами
стояли у главного  входа. Цуг коней, украшенных кокардами и бантами, рослые,
громкие, деловые гайдуки, кучера в огромных треугольных шляпах, все как один
усатые,  краснощекие,  толстозадые  -- значительные, и тут  же  тоненькие  и
голенастые,  странно  одетые  фигурки  с  бантами  на  локтях и  шапочками с
кистями. Мелитриса  решила, что это пажи,  но  оказалось- скороходы, все это
ходило, говорило, смеялось, ругалось. Далее стояли экипажи попроще, но и они
являли  собой богатую  картину. На заднем дворе грузили  на  телеги сундуки,
мебель, зеркала, упаковывали в ящики посуду.
     --   Это  еще  что,--   сказала  Верочка  Олсуфьева,  посмеиваясь   над
восторженной оторопью Мелитрисы.-- Здесь ехать-то  всего  сорок верст. А вот
когда двор в Москву переезжал...  Светопреставление! --  и чужим тоном, явно
услышала где-то в  конторе, добавила: --  За государыней ехало 80000 человек
на 20000 подводах, вот...
     -- Ну, уж так и восемьдесят,-- усомнилась Мелитриса.
     -- А я тебе говорю! Переезжал двор, а с ним едут Сенат,  Синод, военная
коллегия,  почта,  казначейство,  иностранная коллегия и  прочая!  А  сейчас
едутто службы дворца. И не побоялись за здоровье государыни.-- Верочка вдруг
захлопнула свой большой рот, ей показалось, что к ним прислушиваются.
     -- А что здоровье? -- не поняла Мелитриса.
     Она,  как и все, знала, что Елизавете значительно лучше. Государыня еще
не говорит, но врачи полны всяческих надежд. Общие слова, конечно, заставили
бы  задуматься любого, более взрослого и опытного  человека, но Мелитриса  с
удовлетворением услышала: потому-то и  переезжаем,  что государыня близка  к
полному выздоровлению.
     Однако в Петербурге  были  другого  мнения.  Великая княгиня  по  самым
надежным каналам узнала, что переезд назначен из-за того, что, мол,  боятся,
не случилась бы агония в Царском. Екатерина поверила, человек всегда одержим
страстным  желанием  верить  в  то,  чего  хочется. Было  и  другое  мнение.
Государыня имела обыкновение  именно в это  время  возвращаться  в городской
дворец, и,  дабы не  давать повода иностранным  министрам для глупых толков,
взяли за благо, несмотря  на очень тяжелое состояние  Елизаветы, везти ее  с
величайшими предосторожностями в Петербург.
     Все  лето, еще до  того, как болезнь вошла в  новый  виток,  государыня
мечтала переехать в новый Зимний дворец, который по  ее приказу уже три года
строил на берегах Невы великий Растрелли. Как ни быстро строились  дворцы на
Руси, здесь дело застопорилось ввиду обширности  и роскоши строения. Вызывая
к  себе  Растрелли, императрица  почти  упрашивала:  "Я понимаю,  Варфоломей
Варфоломеевич,  закончить  в  этом  году  строительство трудно,  нет  денег,
рабочих рук, искусных мастеров... Я понимаю... но  хоть одно-то крыло дворца
можно заселить.  А другое- опосля..." Растрелли  заламывал руки,  кланялся в
пол,  показывая,  как  грустно, несносно, невозможно его положение: "Но Ваше
Величество, во дворце --нет крыла! Вы должны помнить проект... Я могу отдать
вам это здание в Ваше распоряжение только целиком... только!" *
     Теперь  больную  государыню везли в ее роскошный, деревянный, обширный,
несколько обветшалый  дворец, что на Глухом  канале  в "третьем  саду",  как
тогда говорили.  В  описываемое время Летний сад был  гораздо  обширнее, чем
теперешний. На  его  территории  в  разных  концах  разместились  три Летних
дворца. Первый принадлежал Петру I, он находился на берегу Фонтанной речки и
дожил до наших дней, второй, в котором  жила  Анна Иоанновна, стоял на месте
нынешней  решетки Летнего  сада. Елизавета жила  в третьем **, что находился
несколько на отшибе, и сад там имел отличный от парка Петра I вид.
     * Елизавета  так и  не  успела пожить в новом Зимнем дворце.  Первым из
царствующей фамилии туда въехал Петр. III.
     **  В наше  время мы не можем любоваться красотами этого дворца. В 1796
году  император Павел, который родился в  этом дворце, решил разобрать  его.
Павел был мистик. Однажды он увидел сон, что на месте бабушкиного дворца  он
должен  воздвигнуть  замок  в  честь   архистратига   Михаила.  Так   возник
Михайловский замок,  в  котором Павел  был  убит. Впоследствии  Михайловский
замок переименовали в Инженерный.
     ________________

     Покои  фрейлин размещались  на первом этаже  со  стороны торцовой части
дворца, и из окна Мелитриса могла видеть причудливую живую архитектуру этого
сада: деревья в нем стригли в форме квадратов, китайских пагод, шаров. Осень
раскрасила их в причудливые тона,  живые конструкции  несколько поредели, но
листьев  на   них   осталось   еще  предостаточно.  Казалось,  толкни   этот
желтооранжевый, как апельсин, шар, и он легко покатится по  мощеной дорожке,
запрыгает на  мраморных лестницах,  мостиках и  переходах,  которых  здесь в
изобилии,  перепрыгнет беседку  или клумбу  и выскочит, наконец,  на широкую
площадь перед Екатерининским каналом. А  там только спрыгни в воду и плыви к
морю:  я от дедушки  ушел, я  от  бабушки  ушел...  Мелитриса  пугалась этих
мыслей, зачем ей свобода? Просто во дворце было скучно...
     Площадь кончалась набережной, украшенной деревянной решеткой с точеными
столбиками  и вазонами с цветами.  Цветы  уж завяли. Здесь же  располагалась
малая  пристань, деревянные  ступени  сбегали к самой воде.  К  этому  месту
причаливали катера,  рябики.  Мелитриса  ходила,  сюда всю  неделю  в  любую
погоду,  вдруг из одного такого суденышка выйдет на набережную опекун Никита
Григорьевич,  нет,  просто  Никита,  он  ведь  совсем не  стар. Пора бы  ему
навестить свою подопечную. Ветер раскачивал катера и лодки, вода была черной
и  студеной, ветер рвал юбку, горстями швырял в  лицо брызги... Как  скучно!
Правда,  принцесса  Курляндская говорит, что, когда государыня  окончательно
поправится, у фрейлин и минуты свободной не будет.
     А  впереди зима.  Уже и печи  затопили, от разноцветных  изразцов тянет
теплом. Как приятно греть о них руки и рассматривать деревенские и городские
пейзажи, кораблики  на волне,  фигурки  людей,  цветы -- все,  что  придумал
художник. Истопники разносят березовые поленья  в больших корзинах, они идут
по анфиладам  степенно,  живя  еще  в  прежнем  неторопливом  ритме,  но  их
обгоняют, толкают, кричат:  пошевеливайся,  сонная тетеря,  чай,  во  дворце
живешь!
     По  приезде государыни  во  всей громаде дворца начались  перестановки,
чьито покои потеснили, кого-то со второго этажа переселили на первый, а то и
вовсе во  флигель,  у иного вынесли всю  мебель,  спи на чем  хочешь, даже у
Петра  Федоровича  забрали  одну  комнату  то  ли  под лекарей,  то  ли  под
аптекарей.  Он  немедленно побежал к жене жаловаться,  а заодно сорвать зло,
однако к жене допущен не  был. Сказано было (ну не  возмутительно  ли?), что
супруга его в лохани полоскается, то есть принимает ванну. Петр подумал, что
задохнется  от бешенства. По  кому-нибудь надо  было  немедленно  проехаться
нагайкой,  потому  что ведь иначе  и  жить  нельзя, жилы  лопнут.  Наследник
бросился  было  в  свои  покои, но был  перехвачен  горбатенькой  принцессой
Курляндской.  "Милый  друг,-- провела мягкой  ладошкой  по  груди, заглянула
снизу в глаза,-- полноте, ваше высочество!.. Всем тяжело,  надобно терпеть".
Он немедленно выплакал  на теплой, необширной груди свое горе. Скажи ему про
терпение  кто-нибудь другой, Петр  опять взвился бы до потолка, а тут только
вздыхал:  "И  то  правда...  У  бедных  фрейлин  государыни тоже  отняли две
комнаты, порядка  во дворце никакого, " Сегодня дежурных кавалеров  посадили
за стол второго класса, с пажами, секретарями и адъютантами! А  им  подлежит
стол первого класса! Но вы правы, это все пустое... главное сейчас, здоровье
тетушки".
     Петра не обманули, Екатерина действительно мылась, но не в бане  и не в
мыльне,  а  в  собственных  покоях.  Подобные, пренепривычные  для  русского
обихода новшества  она разрешила  себе ввиду своего положения --  в  бане  и
угореть недолго.
     Горничные долили в лохань горячей воды  и вышли из комнаты. Анна  Фросс
--  она  стала  незаменима  --  осталась  подле,  чтобы  массировать  грудь.
Владиславова стояла  рядом  с  горячим,  надушенным полотенцем.  Разговор  о
здоровье Елизаветы начала Владиславова, естественно, говорили в самых теплых
сочувственных  тонах, русская  речь  мешалась с  немецкой.  Анна  знала свое
место, она умела  молчать и  никогда не встревала в разговор без нужды, даже
если разговаривали люди равные  ей, а здесь  вдруг настолько  забылась,  что
всхлипнула:
     -- Неужели Их Величество помрут?-- и такая в этом всхлипе  была печаль,
такое искреннее, щемящее сочувствие!
     Екатерина улыбнулась, потрепала мокрой рукой ласковую, как замша, щечку
девушки:  "Бог милостив...",  а сама  подумала,  расчувствовавшись:  "Только
народ   может  быть  так  чист  и  сентиментален,  а  германский   народ   в
особенности..."
     Ночью, лежа на своем жестком ложе, Анна попыталась вспомнить,  куда она
засунула  записку с именем родственницы князя Оленева. Помнится, она скатала
бумажку  в плотную "колбаску"  и  спрятала...  Сегодня  вечером  весь сундук
перевернула, заглянула даже в тайник в  шляпной коробке, которую по-прежнему
берегла.  Записка сгинула.  Похоже,  кто-то  нашел  ее  и  сунул  туда  свой
любопытный  нос,  но  не  исключено, что  лежит эта "колбаска" где-нибудь  в
складке  кармана. Какая  дуреха...  Она  продолжала ругать себя по-немецки и
порусски, как  вдруг  забытое  имя  всплыло в  сознании, как  тихая  ладья--
Мелитриса Репнинская... Ну вот, теперь можно действовать...
     Где  встретились   эти  две  столь  разные  юные  женщины  (удивительно
скрещение  их судеб),  не так  уж  важно, но не  будем опускать подробности.
Мелитриса шла  по своим делам.  Ей очень  не  хотелось  объяснять, зачем она
направляется в придворную контору,  поэтому  она  мышкой  проскользнула мимо
комнаты принцессы Курляндской,  пробежала  коридор, с облегчением распахнула
дверь на крыльцо и  столкнулась нос  к носу  с красивой девицей в изысканном
алом платье-пенье, чепце и накидке.
     -- Могу я говорить с вами? -- прошептала незнакомка по-немецки.
     -- О, конечн