ым голосом кричал: "Ра-а-ссту-пись!" Но люди физически не могли уступить
дорогу повозке,  все шли плотно  прижатые друг к  другу. Плач детей,  вопли,
мычание коров,  которых  тащили  за  собой  сердобольные  хозяева. Мелитриса
почувствовала,  как  Цейхель  цепко  взял  ее  за  руку. "Боится потерять,--
подумала девушка.--  Потеряешь  как миленький! Другой  возможности у меня не
будет. Только бы не застрелили, как давеча служанку... Но вряд ли он решится
стрелять в эдакой давке"...
     Она  не успела додумать мысли о побеге до  конца,  сзади раздался вопль
ужаса и боли. Есть пятая стихия на земле -- это люди. Если они скопом сходят
с  ума, то это  страшнее цунами.  Стихия эта  --  толпа, зверь без глаз, без
ушей, без милосердия. Закричали те,  на кого перевернулась повозка с птицей.
Люди метнулись вбок, задние  наседали. На Цейхеля  навалилась обезумевшая от
ужаса толстуха, баул вывалился из его рук, и Мелитриса тут же почувствовала,
как  он ослабил хватку. Желание спасти баул было подсознательным,  ни в коем
случае нельзя было выпускать Репнинскую, которую он с таким трудом добыл, но
ее уже не было рядом, ее унесла толпа.
     Господи,  как  страшно!  Взрыв  порохового  склада  был  подобен  гневу
Божьему, последнему дню творенья. Пожар выл над  городом,  стрелял в  воздух
головешками и снопами искр, само небо горело, перечеркнутое сполохами огня и
дыма.
     Люди кашляли,  задыхались. В какой-то  момент Мелитрисе показалось, что
дышать вообще  нечем  и  следующий  глоток дыма приведет  к удушью.  Но нет,
вздохнула и все еще жива, только страшно, угарно, болит голова.
     На  мосту  царила  полная  неразбериха.  Сломанные  телами  поручни  не
удерживали толпу, Люди падали  в воду,  а  иные смельчаки,  умевшие плавать,
прыгали в реку  сами. Мелитриса чувствовала  себя  песчинкой, которую  несет
ураган. Ей  все время хотелось перекреститься, но она правой  рукой  сжимала
крохотный, бисером вышитый кошелек, в котором лежали очки и несколько монет.
Поменять руки не было никакой возможности.  Когда мост был, наконец, пройден
и  Мелитриса  ступила на  землю,  то  обнаружила,  что без остановки  шепчет
молитвы,  и, конечно, по-русски. Она  зажала  ладонями рот, если бы кто-то в
толпе понял, что она русская, ее бы растерзали. Теперь она была спасена... и
свободна!  Вот  только кошелька уже не было в руках,  она и не заметила, как
обронила его.
     По малому мосту еще бежали люди, а большой уже загорелся. Многотысячный
крик повис над рекой. Вода кипела от тел людей и животных.
     Мост обгорел до самой  воды. Спасенные стояли на  левом  берегу Одера и
смотрели, как  гибнет  их город,  их  дома, имущество, их  церкви  и  запасы
продовольствия.
     Императрица Елизавета в депеше к Фермеру, упомянув о "свезенном в город
имуществе",  пользовалась  верными слухами.  Много  людей бежало  от  войны,
спасая малую толику своего добра в надежде найти защиту за  крепкими стенами
крепости.
     Крепость  Кистрин их не защитила,  но,  на удивление русских  и жителей
города, почти не пострадала от огня.  Городские валы, каменные стены, каналы
и сам гарнизон остались целы.
     Но вожделенных  мостов через Одер уже не было, и по зрелым размышлениям
Фермор решил снять осаду.
     На  его  решение  повлияли  также   доносы  наших   секретных  агентов,
сообщавших, что Фридрих с армией уже движется навстречу русской армии.
     Фридрих и предположить не мог, что войско Фермера заберется так глубоко
в  тыл.  Генералу Дона одна за  другой  летели гневные депеши:  как мог  он,
смелый и  грамотный воин, допустить  подобное?  В свое время король составил
для  Дона  подробный  тактический  план  или инструкцию, если хотите, где по
пунктам  объяснялось,  как  следует  разбить  русских,  подойдя  со  стороны
Штернберга.  Разделавшись  с  русскими, генерал  Дона должен  был  сокрушить
шведов.  А  теперь, оказывается, его боевой  генерал  все  прошляпил.  Какой
конфуз, какая неприятность!
     Теперь  уже  Фридрих  понимал, что  русские такая сила,  которую никому
нельзя  поручать. С  ними надо сразиться  самому. Особую  роль могло сыграть
расположение  Кистрина- Король понимал, что если  город  падет, Берлин будет
взят в эту же летнюю кампанию.
     Он успел  спугнуть  русскую  армию, но  не успел  спасти  город.  Пылая
ненавистью,  гневом,  до  крайности  раздраженный,  Фридрих  решил  дать бой
немедленно  и  навсегда сокрушить русскую  армию.  Он покажет  Фермеру,  что
значит образцовый порядок, выучка, дисциплина, скорость в  выборе тактики  и
решительность.
     Русская армия  меж тем отошла  от пылающего  Кистрина и  встала лагерем
выше по течению Одера недалеко от местечка Цорндорф.

     КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.


        * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛАНДШАФТЫ ВОЙНЫ * 


        Встреча в море

     Схватка   была   короткой,   матросы  прусского  галиота  не  оказывали
сопротивления,  только  капитан   размахивал  шпагой,  да  штурман  выхватил
пистолет.  Галиот  сел на  мель  ночью,  угодив во время сильного туману  на
песчаную,  с  примесью  гальки  банку.  Пруссаки  делали  отчаянные  попытки
освободить  киль галиота  из  вязкого плена, уже пошли за  борт  ядра и  три
тяжелые  пушки,  на шлюпки аккуратно  выгрузили  прочий  боезапас, но осадка
судна повысилась до смешного мало. Оставалось ждать вялый балтийский прилив.
Здесь к ним и подоспел русский фрегат.
     Команда галиота  была  небольшой, кроме  капитана и  штурмана, на борту
имелось шесть матросов, мальчишка юнга и два пассажира. Пленной команде было
приказано перейти на фрегат "Св.  Николай"  и проследовать в трюм. Пассажиры
тоже направились было к трюму, но боцман их остановил:
     -- По  распоряжению капитана вы  не  являетесь  пленниками, поэтому  до
разговора с ним можете остаться на палубе.
     Боцман неважно говорил по-немецки, но главное они поняли -- остаться на
палубе. Кажется, оба пассажира,  как  товарищи  по  несчастью,  должны  были
держаться  вместе, чтобы обсудить  создавшееся положение, но они  обменялись
короткими, рваными фразами и,  не глядя друг  на друга,  разошлись  в разные
стороны.  Высокий,  бородатый плотный  мужчина с кожаной сумкой через  плечо
отошел  на  корму, уселся на свернутый в  кольца  канат и уставился на  море
немигающим взглядом. Второй -- маленький, пестро одетый господин,  сгрудил с
помощью матросов  у фок-мачты свой  багаж:  сундук и  плотно набитый  сак, и
принялся  ходить  по  кругу  мелкими  нервными  шажками. Он  обдумывал  свое
горестное положение.
     --  Может,  я  буду,   скажем,  Хох?   --   успел  сказать   он  своему
величественному спутнику.-- Я боюсь, что он может вспомнить мою фамилию.
     --  Да будьте кем хотите, только  ведите  себя разумно. В конце концов,
совершенно неважно, вспомнит он вас или нет.
     --  Уверяю вас, это очень важно. Я нутром чувствую...--  нутро давало о
себе знать урчанием и тревожными коликами.
     На  море  был  штиль.  Возни  с  плененным  галиотом  было  много.  Его
разгрузили, потом раскачивали, перебегая с борта на борт, но киль, казалось,
только глубже зарывался в песчаный грунт. Лишь к  вечеру, когда задул слабый
ветерок, а паруса ухватили  его, фрегат, взяв галиот на буксир, стащил судно
с  песчаной  банки.  Теперь следовало выяснить,  каким  образом можно ловчее
отбуксировать сей приз в Мемель. Спустились в трюм галиота,  откачали помпой
воду-  Пробоина  была  незначительной.  Галька  вспорола  медную  обшивку  и
попортила днище. Скоро стало понятным, что после небольшого ремонта галиот и
сам сможет следовать по курсу, необходимо только укомплектовать  его русской
командой, взяв в помощь пленного капитана и штурмана.
     Фрегат Корсака шел  с  Зунда  в Мемель с тайной депешей  контр-адмиралу
Мордвинову.  Как  уже  говорилось,   курсирование  вдоль   Зунда   с   целью
отслеживания английской  эскадры было поручено двум  русским суднам: фрегату
"Св. Николай" и быстроходному галиоту "Стрельна". Служба двух  морских судов
была не  только не обременительна, но приятна. Ширина Зунда  всего-то десять
верст. Ничего вокруг не напоминало о горящей в Европе войне, и даже бастионы
в датской крепости Кронборг выглядели необычайно мирно. Все тонуло в зелени,
солдаты,  вышагивающие  подле  орудий,   издали   напоминали  рождественские
игрушки. Расположенный на высоком берегу Гельзенер с его мельницами, садами,
прелестными домиками под черепичными крышами вызывал поэтическое  настроение
у команды. И только  шведский берег, угрюмый и дикий, напоминал о неотвязном
вопросе-  соединился ли  наш флот под  командой вице-адмирала  Полянского со
шведской  эскадрой  и  готовы  ли  мы  к  отражению противника? По  расчетам
Корсака,  объединенный флот уже должен был подходить к Зунду, но  он не имел
об этом никаких известий и очень нервничал.
     Ясным и чистым утром от датского берега к фрегату "Св. Николай" приплыл
малый флейт, на  палубу вышел  строгий, краснощекий и очень молодой офицер и
вручил Корсаку от нашего посла в Дании графа Корфа депешу, которую следовало
немедленно везти в Мемель.
     --  От их высокопревосходительства контр-адмирала Мордвинова сия депеша
должна  проследовать  в  Петербург,--  строго  добавил  офицер,  подчеркивая
важность тайной депеши.
     -- А известно ли что-либо, когда прибудет наш  флот? И соединился ли он
со шведской флотилией.
     --  Воссоединился,-- уверенно сказал  офицер,  и  Корсак  сразу ему  не
поверил, слишком уж наглый вид был у посланника Корфа.
     Офицер не  был уполномочен объяснить, что тайная депеша  была доставлен
Корфу  из Англии. Посол наш князь  Голицын,  следуя  инструкции, переслал ее
Корфу,  тот в  свою  очередь  передал  ее в руки  "толкового  капитана", что
курсировал  в  Зунде.  Все делалось  в строгом  соответствии  с присланной в
начале лета инструкцией императрицы. Отступление от стратегических  помыслов
и распоряжений Елизаветы состояло лишь в том, что шведский  и  русский флоты
так  и  не  воссоединились,  а  англичане  вовсе  не собирались  посылать  в
Балтийское море свою эскадру.
     Система защиты  Петербурга  от  англичан и  шведов  была  продумана еще
Петром  I. По его заданию в те времена в  Зунде постоянно жил русский агент,
который  в  случае появления  английских  судов должен был  сообщить об этом
ближайшему, постоянно курсирующему там фрегату. От первого фрегата шел целый
ряд  судов  (сколь  длинна  была  эта  цепочка!),  сведения   доносились  до
Дагерорда, а  оттуда,  с помощью береговых сигнальных огней, передавались  в
Китлин.
     Блестящая идея, грандиозно воплощенная в жизнь,  скажете  вы? Бог  мой,
сколько  средств,  людей,  материалов,  работы  мускулов  и серого  вещества
тратила  Россия на оборонительные сооружения и  оружие,  которое  за  полной
ненадобностью так и не удалось опробовать. И это не издержки нашего времени,
фундамент заложен еще Петром Великим.
     В  прошлом   году  автор  по  служебным  делам  посетила  знаменитую  и
злосчастную  петербургскую  дамбу  и  могла  своими  глазами видеть  остатки
военных фортов, построенных  при Петре I. Величественное и страшное зрелище.
Для  устройства искусственного  острова прямо  в море  били сваи, устраивали
бревенчатые  ряжи, которые  потом  с  баржи  или со льда  загружали гравием,
камнями,  булыжником,  присыпали землей,  на острове  строилась неприступная
крепость, где надлежало размещаться  военному гарнизону,  сигнальной службе,
арсеналу и прочая,  прочая... Все крепости были оснащены и  готовы к военным
действиям, но так и никогда не понадобились.*

     * Разве что в Великую Отечественную.
     ____________________

     Уже при Елизавете часть их пришла в полную негодность. В наше время это
круглые, как блюдца, острова на мелководье, кажется, что они медленно плывут
к горизонту  и  нет  им конца. Кое-где на островах видны останки  гигантских
стен,  все  поросло  худосочным  лесом,  заболотилось.  Душа  сжимается   от
величественной бессмысленности этой царской потехи.
     Но хватит, воздержусь. Гений Петра создал флот, положил основу морскому
делу в самых разных отраслях его, привил  любовь к  службе морякам  и далеко
раздвинул  горизонты России. А что касается  неиспользованных оборонительных
сооружений и пушек про запас, то их хочется  сравнить с огромным количеством
лекарств,  которых накупили  и  которыми  не воспользовались  ввиду здоровья
натуры. Этому надо только радоваться!
     Вернемся на фрегат "Св. Николай". С пассажирами Корсак смог встретиться
только к ночи. Прежде всего он осведомился, накормили ли пассажиров  ужином.
Услышав утвердительный  ответ,  он  велел пригласить их к  себе в  каюту,  а
вахтенному приказал подать туда портеру в достатке и приличные бокалы.
     Каюта капитана была тесной. Фрегат, как  и всякое другое судно, это дом
моряка, и каждый капитан устраивает его по-своему- На фрегате "Св.  Николай"
царила безукоризненная чистота, все металлические детали  пускали  солнечных
зайчиков в морские просторы, оснастка была в полном порядке, пушки  в полной
боевой  готовности,  паруса  без заплат, а быт  чрезвычайно  скромен.  Каюта
капитана  была  образцом  этой  простоты   и   чистоты.   Узкая  койка,  два
столарабочий  и  обеденный,  на стене карты, а  также развешенные  в удобном
порядке  шкалы,  радиусы  и  квадранты,  на  полках  в  специальных  гнездах
покоились зрительные трубы, рядом готовальни, справочники и таблицы, к столу
был жестко  прикреплен  большой компас- Единственной роскошью  в каюте  были
икона в золоченом окладе и  висящие над койкой отменно выполненные миниатюры
Софьи и  детей.  Жена, изображенная  в  белом платье,  с розой в напудренных
волосах и  с  неприсущим ей  торжественным выражением  на бледном лице, была
вставлена в прямоугольную рамку,  дети в овальные- Лизонька на портрете была
еще  младенцем, а  сейчас уже взрослая  особа  --  двенадцать лет,  посещает
пансион, в коем учат арифметике,  танцеванию, языкам разным, шитью и прочая,
прочая... Николенька Корсак был в форме,  поскольку  проходил курс в Морском
кадетском корпусе в классе гардемаринов.
     Алексей  оторвал взгляд от милых его сердцу миниатюр и подумал: хорошо,
что пассажиров только двое, а то и усадить их было бы негде.
     -- Присаживайтесь, господа...
     Бородатый, бледный,  утомленный, в камзоле  светлого шелку сразу сел  в
дальний угол под  икону,  второму ничего не  оставалось, как сесть  напротив
Корсака. Сей невеликий господин тут же  отодвинул от себя свечу,  а потом он
как-то странно потупился и прикрыл  маленькой ручкой  половину  лица, словно
оно  у  него было запачкано, оцарапано или пчелой  укушено, словом,  девицы,
эдак  жеманясь, прячут от жениха родинку, которая,  по их понятиям,  уродует
лицо.
     Представились:
     --  Барон  Хох,-- маленький господин  вскочил,  поклонился, не  отрывая
ладони от лица.
     -- Банкир Бромберг,-- важно и высокомерно назвался плотный  господин,--
я вольный коммерсант из Кенигсберга, плавал в Англию по торговым делам.
     -- Куда плыл галиот?
     -- В Щетин.
     -- Вы, барон, тоже из Англии?
     -- Тоже... плавал по торговым делам,-- Хох упорно смотрел в угол.
     -- Так вы вместе?
     Никоим образом,-- четко произнес Бромберг.-- Я познакомился с милейшим
бароном  уже  на борту судна,--он доброжелательно улыбнулся,  расслабившись,
закинул ногу на ногу, хоть это и трудно  было при тесноте каюты,-- насколько
я помню, барон из Гамбурга.
     Принесли портер и бокалы  на подносе, стекло  осторожно  позвякивало  в
такт качке фрегата.
     -- Прошу,-- Корсак разлил пиво по бокалам.-- За ваше спасение, господа!
Я хочу уведомить вас, что вы ни в коем случае не являетесь моими пленниками.
Мы не воюем со штатскими, а посему вы вольны сами себе выбрать судно. Сейчас
мой фрегат и галиот следуют  по одному курсу, но скоро наши пути разойдутся.
Галиот  с  русской  командой  на борту, но со  старым  капитаном  Поплывет в
Пиллау. Мой же фрегат продолжит путь в Мемель.
     Банкир слушал капитана с величайшим спокойствием и достоинством.
     -- Я благодарю вас,--  сказал он  с чувством.--  Вы спасли нам жизнь. И
если теперь  великодушно предлагаете выбрать судно, то я бы  предпочел плыть
на галиоте, с вашего позволения. Я к нему уже привык.
     Алексей  повернулся к барону,  который, потянувшись к портеру,  ослабил
меры  предосторожности, убрав руку от  лица. Пламя  свечи  вдруг  вспыхнуло,
осветив его испуганную физиономию.
     "Да мы знакомы,-- подумал уверенно Корсак,-- Откуда?"
     Он  вдруг  отчетливо  вспомнил  резвую  фигурку барона,  как он"  бежит
вприпрыжку  по палубе и длинная шпага  его цепляется за мачты  и  снасти.  В
памяти, как бы  параллельным  планом,  возник образ умирающего  Брадобрея, и
умоляющие глаза его, и синюшные ногти.
     -- А ведь мы встречались, барон,-- сказал Алексей весело.-- Или вы меня
не узнали?
     Барон   поперхнулся  пивом  и  затряс  отрицательно   головой.  Спутник
посмотрел на него сурово.
     --  О, господин барон, всмотритесь в капитана повнимательнее. Почему вы
отказываетесь  от такого  приятного  и  полезного  знакомства?..  В вашем-то
положении...
     -- Да не  помню я  их,--  с раздражением бросил  Хох, переходя вдруг на
лакейское   "их"   без  добавления  титула,   "сиятельства",   скажем,   или
"превосходительства".-- Вероятно, я похож на какого-то другого господина.
     Теперь  Алексей  вспомнил  все с полной  отчетливостью. Удивляло только
поведение барона. Почему-то странный пассажир никак не хотел быть узнанным.
     -- Мы  встречались около года назад на шхуне с романтическим  названием
"Влекомая фортуной",--  обратился Алексей  к невозмутимому Бромбергу.-- Меня
подняли на борт в Мемеле. Я был  ранен и  ничего не соображал,-- добавил  он
смущенно.
     Бромберг, соболезнуя, покивал головой, а строптивый Хох буркнул:
     -- Не помню.
     --  На  этой шхуне еще  плыла  очаровательная девушка,--  теперь Корсак
обращался уже  непосредственно к барону.--  Ее звали... сейчас вспомню... ее
звали Анна. А пассажиры  называли ее  леди.  Ну  как  же  вы забыли? Вы  еще
волочились за ней! Сознайтесь, барон!
     -- Ну же, барон,-- со смехом поддакнул Бромберг.
     -- Я никогда не волочился за Анной Фросс,-- обиженно засопел барон Хох.
     -- Не волочились,  и  хватит  об этом,--  с неожиданной  запальчивостью
воскликнул Бромберг и тут же умолк с вежливой улыбкой.
     -- А вас  тоже  мудрено  узнать,-- барон как-то съежился, сморщился  на
табурете, ни дать ни взять лесной гном. Видно, что ему не хотелось говорить,
но его словно  бес под ребро толкал.-- Вы были такой больной, такой бледный.
А потом еще и антонов огонь  у  вас начался. Брадобрей ходил к вам  в каюту,
советовал ногу отнять.
     -- Брадобрей?-- переспросил Алексей.--  Ах, да, конечно... Я  ведь  был
без  сознания,  и  --воспоминания  мои  смутны. А  вы любите путешествовать,
барон?
     Хох  пожал  плечами,  испуганно  зыркнул  на  Бромберга и присосался  к
портеру.
     Обычная  история,  встретились  два  старых попутчика,  что  может быть
проще, однако Алексей  точно  знал, что барона он от себя не отпустит. Может
быть,  он  излишне подозрителен,  ну что ж, получит в  Мемеле выговор, но  с
Хохом  необходимо  разобраться.  Если  бы маленький  барон,  увидев Корсака,
закричал: "Ба,  какая встреча! Так вы капитан? А  помните?.."- и так  далее,
может быть,  Алексей и  не заподозрил бы ничего. Но ведь все  было совсем не
так.
     -- Господа, простите формальность.  Я прошу  ваши бумаги. В Кенигсберге
вам выдали паспорт?-- вежливо обратился он к банкиру.
     Ах,  паспорт, пожалуйста...  Бумага Бромберга была извлечена из кожаной
сумки. Корсак пробежал ее глазами, все, кажется" по правилам.  Паспорт выдан
в Кенигсберге на двух языках, печать и подпись генерала-наместника.
     --А я путешествую без бумаг,-- пролепетал Хох, когда капитан обратил на
него свой взгляд.-- Может быть, простите