ного наводнения.
     В  "Списке"  Веселаго таких  подробностей, естественно, нет.  У перечня
судов  другое назначение,  они должны быть названы. Имена их  и пленили меня
больше  всего. Скажем, "Ягудиил",  построен  в  Архангельске, через семь лет
продан в Амстердаме. Есть корабль  с очень длинным названием "Святой Клемент
папа  Римский", он нес на  борту  80 орудий, построен в  Петербурге мастером
Качаловым. Через два года после спуска на воду в 1758 году  "Святой Клемент"
стал в  док на тимберовку * *, потом плавал еще двадцать  лет и только после
этого был разломан в Кронштадте.
     * Кораблем в XVIII  веке называли  не  вообще судно, а определенный его
тип или  вид.  Разделение судов  по  видам было  довольно условное: если  50
орудий -- линейный корабль, если менее 50 -- фрегат.
     * * Тимберовать- исправлять и чинить корабль с целью сделать его годным
для плавания, ремонтируется в доке.
     ______________
     Жили когда-то  шнявы "Роза",  "Принцесса"  и  "Фаворитка".  "Принцесса"
разбилась  в  1716  году в  Балтийском  море  у острова Рема, а  "Фаворитка"
погибла  в Финском  заливе  в 1741  году, налетев в тумане на камни.  Фрегат
"Гремящий",  линейный  корабль "Благолепие",  несколько "Св. Николаев", "Св.
Исаакий"-  много!  И  еще целый  выводок галер и  полугалер,  так называемых
"скампавей" *. Вот где праздник имен!

     * Скампавея --  название происходит от итальянского "sampare"  и "via",
то есть "исчезать" и "прочь". Длина скампавей около 40 м, ширина примерно  5
м, осадка небольшая, обычно двух или трехмачтовые.
     ___________

     Очень много галер  сработано мастером Аланчени-новым,  они на 16 банок,
длину  имеют  126  футов,  ширину  18.  Здесь  есть  "Треска",   "Спесивая",
"Добычливая", "Удалая", "Легкая". Галеру  "Турухтан", сделал мастер Борисов,
она с пометой  "конная"- на 16 банок, несет десять орудий. Борисов  построил
еще   галеры  "Галку",   "Снегиря",   "Могилев",  "Орту",  "Полоцк".  Галера
"Счастливая"- частое название в "Списке" -- мастера Кучковского, разбилась в
Вина-де,  жила  семь  лет.  Галера  "Быстрая"  жила  одиннадцать  лет,  была
разломана в Фридрихсгаме в 1761 году. И это, оказывается, хороший возраст!
     Почему  они так  мало  живут,  эти  дивные  творения  рук человеческих?
Конечно,  они  гибнут  в   морских  баталиях,  в  бурях,  садятся  на  мели,
разбиваются в  тумане  о скалы. Но  гораздо  больше  погибло их на стоянке в
кронштадтской  гавани,   воистину  это  кладбище   кораблей.  Скупая  запись
"разломан"- самая частая. Они просто сгнили.
     Огромное  количество  судов  унесли пожары. Два  наиболее  значительных
случилось от  молнии в галерной гавани в  Кронштадте 11 июля 1771  года и 25
мая  1796  года. Адмиралу Корсаку тогда было семьдесят один,  он видел  этот
пожар.
     Может, это только написано --  от молнии? Гроза -- это как  кара Божья,
никто не  виноват... или все. Но на Руси пожары чаще случались не от молний,
а от беспечности, как говорится -- "от копеечной свечки".
     Жутко  представить, как горели  они,  плотно прижавшись  бортами друг к
другу, все эти "Снегири", "Галки", "Черепахи", "Чечетки", а также "Легкая" и
"Спесивая", "Друг", "Умная",  "Злая",  "Волга"  и  "Двина"  --  всего  около
шестидесяти.  Полыхал  адский  огонь,  гудело  пламя.  Пожар  было  видно  в
Петергофе, Ораниенбауме и в самом Петербурге.
     Одно утешает, эти галеры все равно разломали бы на  дрова,  а дрова нас
дарят теплом. Все мы умираем и  переходим в другое качество... Но теплеет на
сердце, когда я представляю легкую яхту "Наталью", что прыгает по балтийским
волнам, ее привезли из  Голландии  в 1719 году. Лоцсуда "Нептун" и  "Тритон"
несут на своих бортах гардемаринов-  учеников  Морской Академии.  Надуваются
паруса у шняв "Диана" и "Лизет", что поспешают по каким-то серьезным военным
делам. Вечная вам память, русские парусные корабли!
     Однако  revenons  a  nos moutons- вернемся  к  нашим  баранам, то  есть
петиметрам  и  вертопрашкам,  кавалерам  и  фрейлинам,   шпионским  играм  и
интригам.
     В  отличие  от  барона  Блгома "племянницу  леди  Н."  очень  ценили  в
секретной канцелярии  Берлина. Сообщение об отравлении императрицы, пущенное
предусмотрительным  Блюмом  по  двум  каналам  --  один  через  Брадобрея  в
Кенигсберг, другой через английское посольство -- сыграло  свою роль. Нельзя
сказать,  что сообщению поверили в полной мере, тем более что Елизавета пока
не умерла. Не стали также  обвинять Анну Фросс в дезинформации. Но для  себя
как бы решили, что была сделана попытка  отравления русской императрицы, что
уже хорошо.  Главное, чтоб не попались! Памятуя о высоком положении, которое
удалось занять  Анне, ей давали теперь поручения другого  сорта. В ее задачу
входило сообщать в Берлин дворцовые  сплетни, касаемые  опять-таки  здоровья
императрицы, настроения наследника, его супруги и того, что удалось услышать
из приватных разговоров окружения Екатерины. Интересовались в Берлине также,
как идет  дело  арестованного  Бестужева.  Особое  место  занимали  вопросы,
касаемые  опальной  Брауншвейгской  фамилии,  что  обреталась  в Холмогорах,
кроме, естественно, Ивана, тот уже был переведен в Шлиссельбург.


        Малая оплошность

     Пятница... Снег на  Невской перспективе  истоптали, исследили до  самой
мостовой, и  кое-где возок  царапал камни. Блюм  ехал  на свидание  с  Анной
Фросс.  Барон  явился на  паперть собора в роскошной енотовой шубе. День был
уже весенний,  теплый, барон  в своей шубе  мало того что упрел,  как каша в
русской печи, он был необычайно заметен. Во всяком случае, русский из Тайной
канцелярии, а таковым он считал  князя Оленева, увидел  Блюма раньше, чем он
его. Барону ничего не оставалось, как ретироваться к своему возку.
     -- Сударь, погодите... Я намерен узнать у  вас об Анне Фросс.  Я всегда
встречаю ее здесь... по пятницам. Она придет сегодня в собор?
     -- Ничего не знаю и не  понимаю, --  крикнул по-русски Брюм и захлопнул
дверцу.
     Кучер стегнул лошадей. Никита бросился было за  возком, потом вернулся,
осмотрелся  и увидел на входе  в собор Анну. Он  решил поговорить  с  ней до
того, как она войдет внутрь, до ее благочестивой молитвы. Анна не удивилась,
увидев Никиту на паперти.
     -- Анна, милая, я искал вас. Мне необходима ваша помощь.
     Она молча кивнула головкой, улыбнулась туманно.
     -- Когда-то  мы  договорились  с  ее высочеством великой княгиней,  что
будем поддерживать связь через  вас. А сейчас ее  высочество больны и никого
не принимают.
     -- Это так.
     -- Но мне необходимо видеть великую княгиню. И  чем быстрее, тем лучше.
У  меня неотложное дело.  Вы можете  передать записку ее высочеству? Я пишу,
что прошу аудиенцию. А вы уж похлопочите за меня, -- добавил он с улыбкой.
     Анна  молча взяла письмо  и  сунула его в большую,  висевшую на  шнурке
кунью муфту.
     --  Я  не  могу решать  за ее высочество,  -- сказала  она важно, -- но
думаю, вы будете  приняты завтра  же. Приходите  утром часам к одиннадцати к
воротам со стороны Красного канала. Я буду ждать вас.
     Никита поклонился.  Подходя  к  карете, он заметил маячивший  невдалеке
знакомый  возок,  господин  в  енотовой  дохе  прогуливался  рядом.  Смешная
персона...
     Анна прошла в собор, села на свое  обычное место у колонны.  Как она  и
ожидала, спустя пять  минут сзади ее звякнула крышка, раздался скрип скамьи,
потом ее осторожно дернули за рукав.
     -- Зачем он приходил? -- шепотом спросил барон.
     -- Мы встретились случайно. Не мешайте мне молиться. Сидите тихо!
     Пересидеть Блюма было невозможно. Если бы Анна час беседовала  с Богом,
а то и  два, он так же торчал бы сзади, дергал ее за рукав и шептал обиженно
в ухо. По счастью, разговор Анны с Богом уместился в восемь минут.
     Как  только  они вышли из собора,  барон начал  свой допрос, и сразу на
истеричной ноте.
     -- Я видел... видел. Что он вам передал?
     -- Не скажу! Отвяжитесь!
     -- Если  вы не  ответите  мне, то ответите другому. Вы  знаете, о ком я
говорю.
     Речь шла о загадочном резиденте, который, по  утверждению  барона,  уже
месяц  как   прибыл  в  Петербург.  Человек  этот  был  решителен,  смел  до
безрассудства, жесток, и барон  стращал им Анну, как стращают  волком  малых
детей. Она подозревала, что  резидент был  просто выдумкой Блюма, но с  этим
маленьким занудой и обманщиком ни в чем нельзя быть уверенной.
     --  Помолчите, несносный  вы  человек!  Каждую  пятницу  я приношу  вам
сведения о жизни во дворце. Может быть, это не  очень значительные сведения,
но  что-то они стоят. Я же  от  вас  уже  месяц не получаю  ни пфеннига,  ни
луидора, ни  рубля. Князь Оленев добрый человек. Если со мной случится беда,
он мне поможет, он -- не вы! А теперь идите! -- Анна вдруг щелкнула Блюма по
носу" совсем как проказливая девочка, и припустилась бегом в сторону дворца.
     Блюм  стремительно  бросился  за  ней,  догнал ее не без труда,  опять,
схватил за рукав.
     --  Я пришел сказать  вам,  что  меня  вызывают в Берлин, --  слова  от
быстрого бега вылетали со свистом. -- Я уезжаю днями...
     Анна  редко  удивлялась, а  это  заявление  Блюма ее  поразило.  Кому в
Берлине мог понадобиться этот ничтожный человечек?
     -- Брадобрей арестован, -- продолжал Блюм.
     -- Кем еще? -- пренебрежительно спросила Анна.
     --  Русскими. Про вас он ничего не знает, так что вам ничего не грозит.
А про  меня  он  знает все. Просто удивительно, что  он так долго  молчал. В
противном случае я уже давно был бы арестован.
     -- Вот и уезжайте скорее!
     -- И уеду! -- опять взъярился Блюм. -- Не вам меня учить!
     У  Анны хватило  ума  промолчать,  иначе  эта  перепалка  никогда бы не
кончилась.
     -- Вместо меня к вам придет другой человек, -- продолжал Блюм.
     -- Резидент?
     -- Резидента  я выдумал.  Сейчас у  вас будет оч-чень трудное время. Вы
останетесь одна, без поддержки и совета.
     Вид  Анны  позволял понять,  насколько  высоко она ценила  поддержку  и
советы  маленького барона, но он не смотрел на ее  насмешливое  лицо, взгляд
его  был  устремлен  вверх  в  синее  небо,  он смотрел на  птиц  в  полете.
Поверженные шпионы часто бывают сентиментальны.
     --  Через неделю,  а может  быть через  месяц,  к вам  явится  человек.
Встреча должна произойти, как обычно, в пятницу на этом  же месте. Запомните
пароль,
     -- Ничего я не буду запоминать. Вздор какой!
     -- Пароль таков, --  Блюм словно не слышал глупых слов вздорной девицы.
--  Вопрос:  "Простите,  я  ищу собор  Святой  Екатерины".  Ваш  ответ:  "Вы
ошиблись,  это  храм Святого Павла,  а к собору Святой  Екатерины я вас могу
проводить". Этому человеку можете доверять как мне самому.
     --  Вам я  не доверяю ни на грош!  И  какой дурацкий, длинный пароль вы
придумали! Он что -- идиот? Заблудился?
     Блюм смотрел на нее с грустью, потом вдруг улыбнулся нерешительно:
     -- Попрощаемся,  фрейлин  Анна... --  Он сделал к ней  шаг, намереваясь
поцеловать руку, но обе ручки были спрятаны в муфту. Прежде чем Анна поняла,
что  от нее хочет этот несносный барон, он запутался в  шубе и чуть не упал.
Попрощались они, к удивлению друг друга, даже сердечно.
     "Все-таки он смешной, -- == думала Анна, торопясь по коридору дворца  в
покои  великой княгини.  --  Смешной  и  глупый...  Только  бы  не встретить
Шувалова!"
     Александр  Иванович   безошибочно   угадывал,   когда   Анна  нагружена
какойнибудь   секретной  информацией.  Сейчас   ей   меньше  всего  хотелось
показывать ему письмо Оленева. Не Шувалову решать -- принимать ее высочеству
князя или  не  принимать.  И  потом... это  так приятно-  обмануть "главного
инквизитора". Пока  она никак не может прекратить его опостылевшие ласки. Но
императрица не вечна.  Барон Блюм уже  не  висит  гирями у нее  на  руках. И
конечно, она никогда больше не пойдет  в пятницу в собор Св. Павла, молиться
можно и в другие дни недели...  Ее  высочество займет  трон и уж  тогда Анна
получит вознаграждение за свою верность и преданность. (Как все бессовестные
люди,  она была совершенно уверена  в  своей верности Екатерине) Она  станет
богата  и  недосягаема  для  всей этой  шпионской  мелюзги  с  их  дурацкими
паролями.  А старикан с  отвратительным тиком,  со всей его службой,  глупой
женой и мокрой, потной спиной будет у нее вот здесь! Она  посмотрела на свой
розовый кулачок и рассмеялась.
     -- Что с тобой, Анна? Где ты была?
     О, такое с ней случилось впервые! За приятными мыслями она не заметила,
как  предстала  перед великой княгиней. Той зачем-то  понадобилось  выйти  в
большую  прихожую. Уверенная,  что ей  ничего не  грозит, Анна расслабилась,
потеряла бдительность. В противном случае она,  конечно, не  брякнула бы, не
подумав:
     --  Ах,  ваше  высочество,  простите мне мою  дерзость.  У меня  к  вам
просьба... Князь Оленев просит об аудиенции... -- и она протянула письмо.
     --   Просить,   через  тебя?  --  потрясение  спросила  Екатерина,  она
помедлила, но потом вскрыла письмо. Анна уже поняла свою оплошность.
     -- Нет, ваше высочество... Князь просит  сам по себе... Мы  встретились
случайно!
     -- Как давеча с графом Понятовским...
     -- Нет, нет...  здесь  совсем другой  случай.  Князь Оленев передал мне
письмо.
     -- А откуда ты знаешь его содержание? Он сам тебе сказал?
     -- Дело  в том, что я  давно и хорошо знакома с князем...  -- спасаясь,
Анна схватилась за соломинку и погубила этим себя окончательно.
     Рассказать про мастерскую Мюллера не составило труда, и  то,  что  туда
захаживал  князь  Оленев, тоже  легко было объяснить. Мостик  от  мастерской
Мюллера  до  княгини Гагариной-  рекомендательницы -- был сочинен  Шуваловым
ранее. Мало ли как  будут развиваться  события,  может и  пригодиться!  Анна
доверительно  щебетала,  как  княгиня  заказала  у  Мюллера  портрет   своей
племянницы, лицо срисовано с натуры,  а для фигуры  позировала Анна. Она так
понравилась княгине Гагариной, что та взяла ее к себе в дом.
     Главное,  чтоб  не выползло само собой то косматое, кромешное, страшное
под названием  Калинкинский дом -- Сама-то она убережется упоминать  об этом
факте ее биографии, но князь Оленев... В его скромности Анна не сомневалась,
но он так глуп, так наивен! Если великая княгиня начнет его расспрашивать...
Он так уверен в  невиновности Анны, что легко может выболтать все, вот, мол,
как  судьба  несправедлива  к  бедной  девочке! Но ее высочество на  этом не
проведешь.
     Томимая страшными  предчувствиями,  Анна вдруг разрыдалась.  Слезы  эти
несколько смягчили великую княгиню, и она прекратила свой допрос.
     -- Если князь Оленев и приходил  в  мастерскую этого Мюллера, если даже
он оказывал тебе знаки внимания и хлопотал за тебя, это вовсе не значит, что
ты теперь можешь оказывать у меня ему содействие. Это просто смешно!
     И все...  кажется,  инцидент был исчерпан, но  на следующий день, после
того, как камердинер Шкурин  позвал князя во  дворец, встреча  его с великой
княгиней началась напряженно. И вообще потекла как-то не по тому руслу.
     И какой подпоручик не захочет быть поручиком?
     -- Садитесь, князь. Благодарение Богу, я  могу теперь принимать в своих
покоях кого хочу... -- Екатерина задумалась на мгновенье, -- почти...
     --   Благодарю   вас,   ваше   высочество...   Никита  сел,  спина  его
неестественно  выпрямилась, как на плацу.. Черт! Он и  не  предполагал,  что
будет так сложно начать разговор Он предпочел бы беседовать стоя.
     Екатерина  рассматривала  его спокойно  и  доброжелательно.  По-немецки
чистоплотная,  всегда  тщательно,  хоть  и  без претензий  одетая,  с чистым
розовым лицом без каких-либо дефектов, как-то: прыщиков, пятен,  отечностей,
--  она  выглядела очень добропорядочной и искренней. Чистоплотность внешняя
как  бы однозначно  предполагает  опрятность внутреннюю, душевную,  а Никита
смотрел на ее алый рот и думал:
     ". Обманщица... Блазница... как сказал бы Гаврила. А может, он сам себя
завел в этот самый блазнь, сам ошибся?"
     --  Я очень рада видеть вас, князь, --  низкие, глубокие  ноты сообщили
голосу томность.  --  Помнится, вы  обещали  мне свою помощь?  Но я  не буду
злопамятной, -- она  доверительно коснулась его рукава. Никита скосил глаза,
ноготь на ее указательном пальце был в белую крапинку.. Он откашлялся.
     -- На балу,  ваше высочество, если вы помните, я упомянул в разговоре о
девице Мелитрисе Репнинской, фрейлине Их Величества, -- сказал он поспешно и
озабоченно, явно не  попадая в предложенный ему интимный сюжет отношений. --
Так я хотел бы знать...
     Но Екатерина не  желала  терять освоенных  позиций  и, словно  не слыша
гостя, продолжала:
     -- Да, вы правы, мы встретились на  балу при грустных  обстоятельствах.
После бала я искала вас, до вы куда-то пропали.
     -- Пропал не  я. У меня все благополучно, сударыня. Ах, простите,  ваше
высочество. Пропала фрейлина Репнинская. Я в отчаянии!
     --  Да вам-то что до нее? -- неприязненно спросила Екатерина, вспоминая
худенькую, неоперившуюся девочку... посредственность, конечно... если она ее
с кем-то не путает.
     -- Я опекун Мелитрисы Репнинской.
     --  Что за страсть, милостивый государь, опекать неоперившихся девиц? У
Анны Фросс вы часом не опекун?
     Никита смутился, он никак не ожидал подобного вопроса.
     --  Ни в коей мере, ваше  высочество, -- голос  его прозвучал холодно и
отчужденно.  -- Случилось так, что  я принимал  участие в судьбе Анны Фросс,
когда она приехала в Россию.
     -- И каким же образом вы принимали это участие?
     --  Только  как рекомендатель,  --  Никиту  вдруг  стал забавлять  этот
допрос, великая  княгиня  явно  ревнует -- невероятно! -- Я хочу вернуться к
вопросу о пропавшей Репнинской.
     -- Очень странно, что вы  выбрали для этого разговора  меня. Эта девица
вовсе не моя фрейлина, я не несу за нее ответственность.
     -- Позвольте вам не поверить...
     Только почтительность звучала в голосе Никиты, он  даже глаза опустил в
пол, но оба поняли, что разговор перешел в новое качество.
     -- Объяснитесь, князь!
     Исчезла просто  женщина, перед  ним сидела королева,  взметнулся острый
подбородок,  полная   рука  уткнулась  в  бок,  в  этом  жесте  было  что-то
простонародное,  непреклонное.  "О, конечно,  она сильнее меня, эта козырная
дама!  Я  не буду сводить с тобой счеты,  гордая  женщина, я  паду ниц, чтоб
пробудить в тебе сострадание,  но Мелитрису ты  мне  отдашь..."-  так  думал
Никита, думал важно и торжественно, а  сам уже частил, сыпал  подробностями,
рассказывая  про письмо Мелитрисы и про якобы  обещанный драгоценный убор, и
про визит Бернарди, который рылся в сундучке девушки. Последнее, он высказал
не как  догадку,  а  как случившийся, точно известный ему факт. Екатерина не
перебивала ни словом -- слушала.
     -- Естественно предположить, что Мелитриса тоже арестована, -- закончил
Никита  свой  рассказ,  --  но  я  справлялся.  Тайная  канцелярия не  имеет
отношения к ее пропаже.
     --  У вас такие  связи в  Тайной канцелярии? -- Екатерина саркастически
рассмеялась, -- Вам можно позавидовать!
     --  Мне  сейчас  не до  смеха, ваше высочество.  Бернарди  арестован, и
Ададуров, и Елагин...
     -- Все  эти люди пострадали за одно и то же-  верность мне! Не понимаю,
какое отношение к ним  может иметь эта девица?!  -- воскликнула  Екатерина и
замолкла,  удивившись неожиданной догадке.  Усилием воли  она стерла  с лица
озадаченное выражение. Что хочет от нее этот въедливый, бесцеремонный князь?
А ведь когда-то он был очень мил.
     -- Помогите найти Мелитрису, ваше высочество, -- ответил ее внутреннему
монологу Никита.
     -- Вздор  какой!  При  дворе  говорят,  что  ваша  Мелитриса  бежала  с
мужчиной... -- Ей хотелось добавить, что  подобная дурнушка  с любым сбежит,
т