ленный и, что
особенно странно, веселый молодой человек.
     Ах, не стоило на него  высыпать все разом. Эти вопросы надобно выдавать
по  штуке на  допрос. Ишь  глазищи-то вылупил! Ладно,  пусть поразмыслит  на
досуге.
     Стараясь не хромать и прямо держать спину, Дементий Палыч проследовал к
двери.
     -- Больше на допрос один не ходи! Прибью!-- крикнул ему вслед Никита и,
как только дверь закрылась, быстрым, упругим шагом про-шелся по комнате.
     Жизнь  устроена  из  рук  вон,   миром  правит  глупость,  случайность,
подлость,  безумие,  но что  ни  говори, скуке в ней  нет  места. Подождите,
господа,  дайте  сосредоточиться  --  о  чем  ему только что  толковал  этот
невообразимый колченогий господин Страж?


        -5-

     -- Боже мой, зачем ты приехал? Государыня пребывает в  меланхо-лии, все
ей не  так, меня поминутно кличет, а  смотрит  недобро,-- торопливо говорила
Анастасия,  как бы ненароком заталкивая  Сашу за штору  в  уголке полутемной
гостиной Петергофского дворца.
     --  Зачем  приехал? Соскучился,--беспечно  ответил Саша, с  удив-лением
рассматривая большой, с кудряшками на висках черный парик, украшавший голову
жены.
     -- Что ты  на меня так смотришь? Не заметил разве, что мы все в  черных
париках. Мне в знак особой милости разрешили свои волосы  не стричь, поэтому
и голова как кочан.
     -- А другим остригли?
     --  Наголо,-- резко  сказала  Анастасия  и, что было  совсем на  нее не
похоже, шмыгнула носом, словно перед этим плакала.
     Саша посмотрел на нее внимательно: глаза жены и впрямь были красными.
     История  с черными париками очень взволновала женскую поло-вину дворца,
и не одна Анастасия ходила  с исплаканными глазами. Объяснялось все  просто.
Накануне перед балом парикмахер Елизаве-ты покрасил ей волосы, да, видно, не
проверил  загодя  французскую  краску -- перетемнил.  Государыня  признавала
только светлый цвет, а тут мало того, что волосы темны, так еще краска легла
неровно,  одна  прядка  светлая,  другая  каштановая.  В те  давние  времена
модни-цы  еще  не поняли особого шика  разноцветных прядей. Елизавета была в
великом  гневе.  Смущенный  и  испуганный   парикмахер  поклял-ся,  что  все
исправит, стал полоскать  волосы государыни в каком-то  им самим придуманном
растворе,  который   благоухал  и  давал  пре-красную  пену.  Однако   после
полоскания волосы  хоть и стали одно-цветными, но еще больше потемнели, и не
в  каштановый  тон, а  в  се-рый  с  грязноватым  оттенком.  Парикмахер  был
отхлестан по щекам, а  всем  дамам и  фрейлинам  ведено было, дабы  оттенить
голову  государыни, носить  черные  парики. Приличных  париков нужного цвета
нашлось с десяток,  не  более, а  все прочие косматые, нече-саные, пыльные и
усохшие  до  детских  размеров.  Девицу или даму можно  обругать, опозорить,
кнутом  отстегать, но нет для  нее больше-го  наказания, чем  заставить себя
изуродовать. А здесь  даже  обижать-ся  не сметь! Если  мал  парик,  то  без
разговоров снимали  лишние волосы, а то и  вовсе брили  голову. Охи, вздохи,
плач... Словно стая черных галок спустилась  в петергофский парк, проникла в
царские покои.
     -- Да  будет тебе.--  Саша поцеловал жену в шею, потом коснулся  губами
щеки,  она  пахла  мятной водой,  обязательной  при-надлежностью  косметики,
прозванной "холодцом"; может, из-за это-го щека показалась  холодной, словно
неживой.--Черный  цвет  тебе -  очень  к  лицу.  И  потом  ты  у  меня такая
красавица, тебе хоть стог на голову надень...
     -- Не родись красив, а родись счастлив,-- прошептала Анастасия, и глаза
ее угрожающе заблестели.-- Давеча присоветовала государы-не на фонтаж* брошь
с жемчугами, а она  как закричит: "Ты нарочно! Я с утра и так бледна!"  А на
фонтаже  блонды молочного  цвета. Что  ж  на  них надевать,  как  не жемчуг?
Прогонит она меня от себя. Сердцем чую...
     --  Вот  и славно,--  весело  подхватил  Саша.--  Поживем своим до-мом.
Хочешь, за границу поедем. Я в отставку подам...
     -- Не говори так.--  В  голосе Анастасии прозвучала  незнакомая  доселе
суровость.-- Если прогонит, я умру...
     Саша нахмурился. Он  знал, что если разговор коснулся отноше-ний жены с
государыней, то его лучше кончить, потому что  утыка-ешься в стену, и если в
первое  время замужества на эту  тему  мож-но  было  зубоскалить, мало  ли у
Елизаветы  недостатков,   и  порицать   двор,   и  смеяться  над   глупостью
приближенных,  то  сейчас разреша-лось только  безвольно  благоговеть  перед
величием  трона и местом, которое подле  него  занимала  Анастасия. Сашу это
несказанно злило и, стыдно сказать, унижало, потому что подчеркивало разницу
в происхождении.
     --  Не  будем  об этом,--примирительно  сказал  Саша.--Я ведь  по  делу
приехал. Оно касается Никиты. Понимаешь, он арестован по ошибке...
     Рука Анастасии плотно закрыла ему рот.
     -- Не здесь...--И она повлекла его через  залу, анфиладу ком-нат, потом
в узкий коридорчик и оттуда в парк.
     Кажется,  чего проще -- найти уединенное место среди деревьев и кустов,
но Анастасии  все казалось, что  слишком  людно.  В нижнем  парке у фонтанов
пестрая  группа черноволосых фрейлин  играла в волан, у Монплезира толпились
освобожденные  после дежурства гвардейцы, в большом  пруду у  Марли какие-то
чудаки ловили кара-сей.
     Наконец  они  поднялись в  верхний парк  и нашли уединение  в  са-довой
беседке.   Деревянная  решетка   ее,  собранная  из   перекрещенных  планок,
закрывалась от посторонних  глаз огромным кустом шипов-ника, но через  узкий
дверной проем можно было видеть весь парк  и заметить любого, кто направится
в их сторону по аллее молодых, подстриженных лип.
     -- Ну вот, теперь говори.-- Анастасия поправила  парик,  как не-удобную
шапку, и внимательным взглядом окинула куст шиповника. Над малиновым цветком
басовито гудел шмель.
     -- А он не донесет?-- добродушно усмехнулся Саша, копируя  жужжание, но
тут же сделался серьезен,  поймав  строгий  взгляд жены.-- Произошла роковая
подмена. Никита арестован вместо ры-царя Сакромозо, которому великая княгиня
якобы назначила свида-ние.
     -- Что значит "якобы"? Кто же его назначил?
      Тайная  канцелярия,  а вернее сказать  --  Бестужев.  Он  решил таким
образом скомпрометировать великую княгиню.  А  Никите случайно попала в руки
записка с приглашением.
     ________________________________
     * фонтаж -- головной убор с кружевами.
     ________________________________
     Анастасия вздохнула  глубоко, потом поежилась и, нервна теребя кудряшки
у виска, спросила настороженно:
     -- И чего же вы хотите от меня?
     Саша сразу обозлился на это "вы", Анастасия ревновала Сашу к друзьям  и
часто говорила в запальчивости: "Они тебе нужнее, чем я!",-- а если доходило
до  громкого разговора, когда он упрекал жену в приверженности ко двору, она
отвечала:  "Да, это моя жизнь.  А у  тебя своя! Ради вашей мужской дружбы ты
меня  не  пощадишь!" И попробуй объясни ей,  что обида говорит  в ней, а  не
разум.
     Но сейчас об этом лучше не вспоминать. Если у женщины крас-ные глаза, а
на голове нелепый парик, то говорить с ней надо терпеливо и  ласково, как  с
ребенком.
     .  -- Мы посоветовались и решили, что сейчас от тебя  зависит все. Тебе
отводится главная роль.
     -- Какая?
     -- Ты должна поговорить с государыней.
     -- Вы решили!--вспыхнула Анастасия.--Это ты и Софья?
     -- И еще Алешка. Я же писал тебе, что он приехал.
     -- Ах, да...
     -- И еще Мария.
     -- Какая Мария?
     -- Подруга Софьи, дочь ювелирщика Луиджи.
     --  Ну,  конечно, если дочь ювелирщика решила, то мне  остается  только
подчиниться...
     -- Настя,  не сердись, что с тобой? Мы обязаны помочь Никите! Если он и
должен понести наказание, то за беспечность -- не более.
     -- Это не  беспечность--быть  влюбленным  в великую  княгиню,--  быстро
сказала Анастасия.--Это гораздо хуже.
     --    Пусть,--    согласился    Саша.--    Назовем   это   непочтением,
без-рассудством, в конце концов. Но ведь он  в этом никогда не созна-ется. Я
его  знаю.  На плаху пойдет,  чтоб  не замарать  имени Екатерины. И добро бы
любовь, а то ведь так, дорожное приключе-ние, а остальное он сам придумал.
     Он вкратце рассказал события последних дней.  Анастасия слуша-ла его не
перебивая, потом спросила неуверенно:
     -- И  вы  хотите,  чтобы я  рассказала  об этом Их Величеству?  Ах, как
высокопарно  умеет  излагать  Анастасия  самую  простую  мысль! Да, да... Он
именно хочет, чтобы Елизавета узнала истину.
     --  Истину?-- Анастасия рассмеялась  желчно.--  Мы  здесь во  дворце не
живем, а  играем  в жизнь. Правила  игры каждый всосал с  молоком  матери. А
правила  такие  -- маскировать пред  государыней  все  плохое  и  выставлять
напоказ   хорошее.   Если  нет  ничего  хороше-го,   то  можно  придумывать,
фантазировать, то есть врать, только бы улыбнулась матушка Елизавета. А ты с
дочерью ювелирщика жаждешь донести до государыни истину -- смешно...
     У Саши на щеках заходили желваки. Анастасия увидела, что он на пределе,
и сразу сменила тон:
     --  Бедный  Никита, угораздило  его... Погоди,  дай подумать.--  И  она
надолго замолкла, глядя на  кончик выглядывающей из-под платья туфли.  Потом
сорвала травинку, торчащую сквозь  решетку,  принялась ее жевать, измочалила
до отдельных волокон.
     -- Что ты так долго думаешь?--не выдержал Саша.
     Анастасия поморщилась, не говоря ни  слова.  Она думала не о том, стоит
ли ей разговаривать с государыней, ее  занимал  другой  вопрос: стоит или не
стоит сказать сейчас  мужу  об истинной причине  ее страхов.  Впрочем, когда
страхов  много, это еще не  беда. У нее был один, главный Страх, от которого
она ночей не спала, в каждом  взгляде государыни видела угрозу. А дело все в
том,  что  Шмидша проболталась, выкрикнула ей в  бешенстве ужасную фразу: "С
матерью-изменщицей переписываешься? Ужо тебе!"
     Три года назад, когда счастье над Анастасией воссияло, когда обручилась
она  с  любимым  и вернулась  ко двору,  совершила она беспечный поступок --
послала с нарочным небольшую писульку в Якутск. Нарочный был верный человек,
старый  слуга  ее  матери,  кото-рому разрешили  отбывать  ссылку  вместе  с
госпожой.  Писулька была самая невинная. Анастасия сообщала  матери  о своем
браке и просила на то ее благословения.
     Якутск -- это на краю земли. Там кругом снега, льды, и так круглый год.
Как-то после ласк  на супружеском ложе, беспечная и веселая, она увидела эту
страну во сне, и холодом пахнуло с ее по-душки. Все там блестело прозрачным,
колючим льдом. Она просну-лась окоченелая, в слезах, со сведенными судорогой
ногами. После этого и написала записочку,  чтоб подбодрить  мать,  утешить и
дать знак: жива я, помню и люблю.
     Отослала писульку и ответа ждать  забыла. Какой может быть  ответ, если
бросила  она  свои  слова  теплые в  ад,  в холодную, зло-вонную  яму, а год
спустя,  когда повертелась она  при дворе,  приобрела  опыт, то  поняла, что
писулька ее--серьезное  преступле-ние  против государыни. Потом она стала  с
ужасом ждать, что, не приведи Господь, Анна Гавриловна вздумает ей ответить.
Мать  всегда  была  безрассудна,  отпишет целую  депешу с благословением  да
отправит со случайными людьми. И ведь не только благословения  просила она у
матери  в той записочке. Она еще каялась и присо-вокупляла: "Коли виновна --
прости!" Знать  бы,  что перехватили  го-сударевы ищейки --  само письмо или
материнскую депешу.
     Анастасия  поняла, что начала говорить вслух,  только поймав удивленный
взгляд мужа.
     -- О чем ты, Настя?
     --  Нет, это я так... не обращай  внимания.--  Она  твердо решила  пока
ничего  не говорить мужу.  Саша все равно  не отступится от  своей затеи,  а
знать лишнее -- только волноваться зря.
     --  Вот  что я тебе скажу,-- спокойно  начала Анастасия.--Помочь Никите
необходимо, но  рассказать тайну Екатерины  я  не вправе. Поверь мне, только
хуже будет. Государыня страсть как не любит, когда кто-то смеет совать нос в
семейные дела. О Никите рассказать государыне должна сама Екатерина.
     -- Но она в ссылке! Екатерина сказала, что  не в силах помочь Никите, и
назвала фамилию Лестока.
     Анастасия рассмеялась.
     --  Это она пошутила. Уж за себя-то  великая  княгиня постоять  сможет.
Если  ей станет известно,  что в Тайной  канцелярии сочиняют  записки, чтобы
заманивать  в ее покои  молодых  людей,  дабы  скомпро-метировать  и тех,  и
этих... Понимаешь? Но какая это гадость! Если бы ты знал, как я боюсь Тайной
канцелярии!
     Саша отмахнулся от жалоб жены, словно и не слышал их вовсе.
     -- Но великая княгиня в Царском Селе. Как до нее добраться?
     -- Это она сегодня в Царском  Селе, а завтра будет в Гостилицах. Мы все
едем  к графу Алексею Григорьевичу Разумовскому. Там будет пышный праздник в
честь  отъезда австрийского посла.  Я точно знаю,  на  этом празднике  будут
великие князь  и княгиня.  За  ними в  Царское уже  послана карета.  Видимо,
государыня их простила.
     --  А может,  хочет показать австрияку, что  у  нее  нет  разногласий с
молодым двором? Мир и любовь! Уж посол всему миру растрезво-нит об этом!
     Анастасия быстро закрыла Сашин рот ладонью.
     --  Что  ты мне рот затыкаешь? Шмель улетел, доносить некому. Анастасия
не позволила себе даже улыбнуться.
     --  Ты тоже поедешь  в Гостилицы,  но не со  мной,  а  в общем обо-зе с
гвардейцами. После  обеда там будут танцы  на  лужайке.  Екате-рина  обожает
танцевать,  это  все  знают.  Во  время  танца ты с  ней  и  поговоришь  или
договоришься о  свидании. Уж  если государыня решила  вернуть  .ее  к  своей
особе,  то она  и  выслушает  Екатерину, и пожалеет.  Ее  величество  бывает
необыкновенно добра, если в хоро-шем настроении.
     -  В  хорошем настроении и  тигрица кошкой  мурлыкает,--  хмуро  сказал
Саша.-- А теперь скажи, где мне у вас можно поесть? Я уми-раю от голода.


        -6-

     Жизнь Екатерины  в  Царском  Селе  протекала  вполне  спокойно,  и если
говорить честно, она вовсе не была в претензии к государыне  за  эту ссылку.
Во-первых,  ее избавили от обязательной скуки.  Что может быть более унылым,
чем каждодневный ритуал в зимнем дворце?
     Ее поднимали рано,  умывали,  причесывали,  потом долго  и  придир-чиво
обряжали в  жесткое  платье. К  одиннадцати часам утра она  выходила к своим
фрейлинам. Очень хотелось читать, но  вместо этого приходилось вести пустые,
никчемные разговоры.  О, если  бы она сама  могла выбирать себе приближенных
вместо этих дежурных кавалеров -- напыщенных, ломаных, недалеких. А фрейлины
все ду-рочки,  у них только амуры и  наряды на уме. Зимой в моде были  шубки
без  рукавов --"шельмовки", узкие башмаки "стерлядки", а на  шее чтоб цветы,
банты и кружева. Фрейлины белились, румянились, сурьмили брови, часами могли
обсуждать, куда наклеить мушку: у правого глаза,  что значит  "люблю, да  не
вижу!", или  под носом-- "разлука неминуема!" Вечером  обязательные карты. А
где взять де-нег? И великий князь, и Чоглакова любят только выигрывать.
     В Царском не надо  идти к государыне на поклон в галерею и часами среди
прочих ждать ее выхода, заранее зная, что Елизавета  не  выходит никогда.  В
Царском  Чоглакова забыла вдруг  о  своих обя-занностях цербера, предоставив
Екатерину самой себе.
     Несколько  выпало  из череды  упорядоченных дней  неожиданное появление
Луиджи. Может,  зря  она не взяла  у него драгоценный убор? Серьги, пожалуй,
мелковаты,  но  ожерелье чудо как изыскан-но! Однако подобный подарок  можно
принять только из рук самой государыни, зачем Екатерине лишние нарекания?
     Но какое  безумие и базрассудство было взять с собой истерич-ную девицу
в мужском костюме!  Луиджи, конечно,  простак,  но... После ареста  русского
князя Екатерине очень хотелось вспомнить его имя, но сколько она ни рылась в
памяти, он  по-прежнему  оста-вался  студентом  из  Геттингена.  Девица  все
оживила,  имя  вспомни-лось само  собой  -- Никита  Оленев,  такой любезный,
восторженный, покорный. Все эти воспоминания волновали.
     Девица,   конечно,  любовница.   Жены   друзей   так  не  хлопочут   за
арестованных. Любовница и ревнует. Ну и пусть ее! Взгляд, которым она успела
обменяться с Оленевым,  сказал  ей  все -- словно  и  не было  пяти лет,  он
продолжал любить ее.
     Арест -- это плохо, но это тоже волнует. На постоялом дворе в снегах он
сам  сказал, что будет  ее рыцарем. Какое забытое слово -- рыцарь. Дон-Кихот
был рыцарем... А здесь  судьба  вдруг посылает двух рыцарей разом -- один на
словах, романтический, другой, Сакромозо -- подлинный.
     Зачем  он  не  стал  спорить?  Зачем  не  стал  доказывать,  что  он не
Сакромозо? Это ясно, чтоб не устраивать  скандала.  Екатерина была  уверена,
что  недоразумение разъяснится  в ту  же  ночь.  А  девица  во-пит--спасите!
Значит, он в крепости...
     Но  Бог  свидетель, она  ничем  не  может  помочь  князю.  Она  сама  в
опасности. Может  быть, дурно так говорить, может быть, это эго-изм,  но как
не быть эгоисткой,  если ты супруга наследника? Неужели подлинный  Сакромозо
тоже арестован? Картонные  рыцари,  карточ-ные  короли!  Но  сама она  не из
колоды карт, она живая!
     Он  красив -- князь Никита, и Сакромозо красив.  Но Сакромозо опасен, а
Оленев  наивен.  Будь  ее  воля,  она бы устроила турнир  на  зеленом  поле.
Всадники в доспехах, лошади в кольчуге, пики наперевес... И у каждого рыцаря
на металлическом локте шарф ее цвета -- розовый!
     Но  судьба наградила  ее другим  рыцарем. Чоглакова подсмотрела, как он
играл в ее спальне солдатиками, учинила скандал, отобрала игрушки. Теперь он
является к  жене с  другой  надобой.  Уже  готовый  ко  сну,  в  длинной,  с
множеством складок полотняной рубашке, он с  ходу сбрасывает туфли и прыгает
под одеяло.
     --   Скорее,  скорее...  раздевайтесь!--  торопит   он   жену.--  Будем
разговаривать,
     Разговаривать перед сном значило вспоминать Голштинию, Ни одно место на
земле не любил Петр так преданно и  нежно. Что бы ни утверждала тетка  Эльза
-- это его  родина, а вовсе не Россия.  Но Голштиния Петра была ненастоящей,
придуманной.  Каждый  вечер  Петр  вспоминал  новые  подробности  --  словно
кисточкой разрисовы-вал маленькое кукольное государство.
     -- Там у всех коз золоченые рога,-- говорил Петр.-- Это кра-сиво.
     -- Но этого не может быть,--трезво возражала Екатерина.
     -- Как же не может быть, если я  сам видел!--кричал Петр.-- В Голштинии
все очень чистое,  там  моют мылом  мостовые,  там всюду газоны, днем  видны
звезды, а у коз золотые рога,
     Вначале Екатерина  искала  объяснения его  выдумкам: может быть,  он  в
детстве видел на площади балаган и ученая коза с рогами, обмотанными золотой
фольгой,  прыгала  через  обруч? Но воспомина-ния становились все нелепее, и
она поняла: великий  князь выду-мывает, а можно  сказать--сочиняет. Его не в
цари  надо готовить, а в  лицедеи или сказочники!  Но странно--в  двадцать с
лишним лет так искренне верить своим выдумкам. Может, он сумасшедший?
     Утомившись  от  воспоминаний  Петр Федорович  засыпал. Если  ла-кеи  не
уносили его,  сонного,  это  была мука, а не ночь! Свернувшись калачиком, он
занимал всю кровать, скрипел зубами, а то вдруг распрямлялся упруго и больно
бил жену локтем в бок. Лицо во сне  у него было  совсем  детским, но большие
морщинистые веки прида-вали ему неожиданно старческий вид.
     И вдруг все разом изменилось: курьеры, депеша от  государыни и карета с
зеркальными точеными  стеклами, резным  орнаментом на дверцах, наличниках  и
колесах --  словом,  царская. Они  едут  в Гостилицы на празднество  в честь
отъезда в Вену этого скучного барона Брейтлаха.
     Чоглакова  совсем  потеряла голову от беспокойства,  тоже втис-нулась в
карету,  не  боясь  растрясти  беременное чрево. Видно,  необходимость лично
предстать перед государыней с