иться
с русским обществом. Помощником  ему  в  этом нелегком  деле стал английский
посланник  Кейт. Перед  послом барон  тоже  разыгрывал роль мецената,  но  в
разговоре сами собой возникали многозначительные паузы, из-за которых беседа
под собственной тяжестью  провисала,  как  плохо  натянутый  канат. По  этим
паузам  Кейт  долен  был  догадаться,  что  барон  Диц  не  только  любитель
прекрасного, но патриот своей  отчизны, а также горячий поклонник союзников,
сам  образ жизни  англичан  и культура их  необычайно ему  близки.  Вершиной
желаний  барона  было свести  знакомство  с  всесильным  фаворитом  Ив.  Ив.
Шуваловым. Но посол сказал, что это  сложно  сделать,  граф болен, а если не
болен, то находится неотлучно при их величестве Елизавете.
     -- А как здоровье государыни?
     --  Вполне  благополучно, но  кое  в чем  оставляет  желать  лучшего,--
туманно  ответил  посол,  но тут же  съехал с  интересной  темы.-- Начните с
посещения  Академии  художеств.  В  России   сейчас  находится  много  ваших
соотечественников,  среди них  есть  неплохие  художники. Вы сможете  дешево
приобрести  недурные полотна.  В Петербурге  есть  и аукцион,  где продаются
мастера старой школы.
     Барон Диц  благодарно кивал. Следовательно,  намеченная линия поведения
была абсолютно естественна.
     Анна  Фросс  не  появилась  у  собора  и  в  следующую  пятницу.  Барон
взволновался не  на  шутку.  Даже если ожидаемая  девица  решила покончить с
тайной службой  королю, она, как истинная прихожанка,  обязана была являться
на молитву, дабы исповедоваться  и причащаться. Можно было бы осведомиться о
ней у старичка пастора, который знал всех прихожан в лицо, но барон не хотел
привлекать к этому имени внимания, слишком большие надежды возлагала на Анну
Фросс Германия.  Как  добраться  до Анны? Не  разыскивать  же  ее в  царском
дворце?
     Во  время тайной  беседы в Кенигсберге  агент Блюм вскользь назвал  еще
одну  фамилию,  имеющую  отношение  к  жизни Анны в  Петербурге,--  художник
Мюллер.  Блюм   сказал,   что   у  вышеназванного  были  какие-то  серьезные
неприятности и не  исключено, что он вообще  оставил  Россию.  Как бы  то ни
было, следовало попробовать отыскать этого Мюллера.
     Посещение  Академии художеств барон Диц обставил  пышно.  Он не  только
заготовил  целую речь, в которой славил  начинание северной столицы, но внес
некоторые деньги в фонд помощи студентам,  деньги небольшие, но директор был
совершенно  растроган.  Сенат вот-вот  должен  был  утвердить (это "вот-вот"
могло длиться годами) проект, по которому штаб-контора должна была отпускать
Академии по  3  тысячи в год. Но война  смяла утверждение проекта, деньги на
казенное  содержание  учащихся  цедили жалкой,  пресекающейся  струйкой.  На
подаренные бароном Дицем деньги директор  мог отремонтировать классы и  даже
сэкономить кое-что на покупку холстов и кистей.
     То, что не мог, а может быть,  не захотел сделать английский посланник,
а  именно  представить  барона  Ив.  Ив.  Шувалову,  неожиданно  само  собой
произошло в  Академии. Только что аттестовали первый курс учащихся, и теперь
для обсуждениях текущих дел должны были собраться все академики и адъютанты.
Ждали и Шувалова. Директору только оставалось назвать Дицу день сбора.
     Через три дня барон опять посетил Академию, опять распустил в разговоре
павлиний хвост и, закатывая глаза, говорил о живописи и  скульптуре. Шувалов
выслушал его серьезно, провел в свой небольшой, но  великолепно обставленный
кабинет. Поговорили об Италии, о  Флоренции,  о полотнах Леонардо и Беллини.
Очень  насыщенная  была беседа,  и  хотя  Иван Иванович  не предложил барону
посетить свой дом, мнимый меценат понял, что  крючок  заброшен, и если он не
будет  ослаблять своих мозговых и  мускульных усилий, то и наживка фаворитом
будет заглочена.
     В  Академии  же у  одного  из  адъюнктов  барон  узнал  местожительство
художника  Мюллера. Оказалось,  что тот давно не лепит и не пишет картин,  а
перешел на торговлю произведениями искусства.
     --  Однако   я   вам  не   советую  его   посещать,--  добавил  адъюнкт
доверительно.-- Bряд ли  вы там приобретете что-нибудь  стоящее, говоря, что
Мюллер усвоил пагубную привычку русских -- пьет горькую.  Где водка, там нет
богатства.
     Вид жилья  Мюллера  неприятно поразил Дица.  Не то  чтобы  длинный  дом
совсем  напоминал  лачугу, стоял он  крепко и даже имел жалкий  палисадник с
краснеющими рябинами и рыжими цветами. Но все вокруг было слишком неопрятно.
Растоптанная, осклизлая  дорожка упиралась  в обитую рваным войлоком  дверь.
Поодаль в  грязи  валялись  кое-как порубленные,  темные  от  дождей  дрова.
Одичалый одноглазый  кот прыснул  откуда-то из кустов. Диц от  неожиданности
поскользнулся, и не --  будь  в его руках  модной трооти, он рухнул бы в эту
ужасную русскую жижу.
     "Крайне  неряшливый  народ, --  подумал  барон  мельком,-- удивительно,
почему Фридрих не может его разбить в прах?"
     Художник Мюллер сидел в старушечьем платке, валяных стоптанных туфлях и
курил  трубку.  Из  всей  рухляди,  в  которую  он  облачился,   только/очки
изобличали в нем человека, имеющего некогда достаток, да и те  при ближайшем
рассмотрении вместо нормальных ушек имели засаленные тесемки.
     В мастерской было пусто,  полутемно. Причудливо извивающийся дым уходил
косыми  тенями вверх,  к засиженным мухами  окнам.  При появлении роскошного
гостя  Мюллер не выказал удивления,  не  встал,  а только переложил трубку в
другую руку и еще больше ссутулился. Барон в первую минуту решил, что хозяин
принял его не за реального  человека,  а  за плод пьяной фантазии. Когда  же
нежданный   гость   произнес   первые   слова  приветствия,   Мюллер   вдруг
взволновался, даже испугался  чего-то и  суетливо  стал возиться  с огнивом,
пытаясь запалить свечу.
     "И  свечи  у него есть и дрова запасены,-- подумал Диц.--  Не так уж он
беден, он просто опустился и жить устал. Надо спасать соотечественника".
     Он  начал  говорить  напористо, быстро  и  чуть  громче  обычного.  Де,
наслышан  о вас,  наслышан,  в  Академии  художеств  прямо  сказали,  хочешь
приобрести хорошую  картину  и чтоб  недорого, ступай к Мюллеру, тут  тебе и
вкус и понимание... и все в таком  духе.  Мюллер опять замер, свеча освещала
его небритую, укутанную табачным дымом щеку.
     --  Врут,--  сказал  он,  наконец, сжав  черенок  трубки  прокуренными,
крепкими зубами.-- Они меня продали. Я чуть под суд не попал, а они продали.
     -- То есть кому продали?
     -- Диаволу,-- прошептал несчастный художник и умолк.
     -- Вы позволите мне  сесть?-- барон придвинул ногой стул без спинки, на
вид  крепкий,  и предпринял вторую попытку  разговорить хозяина,  вкропив  в
поток слов имя Анны Фросс.
     И  тут  произошло  чудо.  Мюллер  встрепенулся,  подбородок  его  мелко
задрожал,  трубка, рассыпав  сноп искр, упала  на пол,  и стало  видно,  что
художник тяжело пьян.
     Мюллер запил, когда ухнули в пропасть все его надежды и идолы.  Сулящая
прибыль  работа на  Тайную  канцелярию (он  ведь и  записку  о неразглашении
давал!) вдруг иссякла, а с ней исчезла с  горизонта  мечта его  и радость --
Анна.
     -- Вы назвали ее  имя? Анна Фросс? Я не ослышался? Откуда вы знаете это
божественное  имя? О,  нимфа!  Благородный  лик  ее должен  украшать  лучшие
полотна  мира, перси ее  сваяны Богом,  даже мрамор недостоин  ее форм.  Ах,
Анна,  девочка моя!  Зачем  она вам? Она уже  не может служить натурой.  Она
высоко,--  и  он, закинув голову,  показал на потолок,  в щель между стекол,
через которую должна была улететь чистая душа.
     -- Она умерла? -- всполошился барон.
     -- Почему умерла?-- Мюллер затряс  головой.-- Кто сказал -- умерла? Она
вечна! Что-то  я, впрочем, не того...  Вино попалось- пакость! Хорошего вина
надо, а  плохого  хоть ведро  выпей, а  все не пьян, только  мутит  и с души
воротит,--  он  поморщился, потом с трудом встал и пошел в  темный угол. Там
долго пил, черпая ковшом воду из деревянной бадьи.
     -- Вы знаете, где сейчас сия девица?-- не выдержал барон.
     Мюллер согласно кивнул.
     -- В Эдеме.
     -- Не валяйте дурака, а скажите лучше, как  нам ее оттуда вызволить для
приватного разговора.
     -- Не пойдет... Не спустится с вершин к убогому.
     -- А что Анна любит больше всего на свете? -- вкрадчиво спросил барон.
     -- Драгоценности... как в  некотором смысле  сорока. Причем  носить  не
любит,  любит иметь,-- тут Мюллер опять сбился  на высокий стиль.-- Но живая
плоть ее и без этой мишуры сверкает.
     -- А  если вы ей напишете во дворец, что больны, что умираете,  что вам
некому сказать прощальное слово,-- Мюллер только тряс головой, но барон этим
не  смущался,--  и присовокупите, что оставите ей наследство,  и не малое...
мол, накопил.
     Приступ болезни Св. Витта внезапно кончился, Мюллер застыл, вслушиваясь
в самого себя.
     -- Я  заплачу,--  продолжал  мурлыкать барон.--  Заплачу много.  На эти
деньги вы сможете уехать из страны варваров на родину. Позовите сюда Анну на
вечер в следующую пятницу.
     -- А вы кто такой?  -- спросил вдруг Мюллер подозрительно.-- Из  какого
ведомства? Тут ко мне один приходил...-- и замолк уже намертво.
     Мысль о том, что  этот человек,  конечно, из  Тайной канцелярии, должна
была бы подбодрить художника, но,  влив в себя  три ковша воды, он взболтнул
со дна желудка алкоголь, и эта быстрая возгонка немедленно отключила  его от
мира. Барону Дицу пришлось начать все сначала. Но меценат не любил отступать
перед трудностями. Через  час ему  удалось  втолковать  художнику суть дела,
через  два он заставил оного приняться за письмо, а в десять вечера, почти в
полных потемках, потому что от  свечи остался плавающий в  профитке фитилек,
он  вырвал  из  некрепких  пальцев косо нацарапанный текст.  Осталось только
передать его по названному Мюллером адресу, а именно в дворцовую контору при
Летнем дворце. По совету Мюллера  барон отодвинул  дату  встречи,  поскольку
Анна  могла  находиться   в  Петергофе  или  Ораниенбауме.  Осталось  только
надеяться, что дворцовая почта работает исправно.


        Царский алмаз

     На  пороге  возникло юное  существо, замерло, всматриваясь  в  туманный
полумрак, и  барон  Диц  неожиданно  вспомнил  о  первом дне творения, когда
Господь  говорил: "твердь земная", и появились не глина  или песок, а именно
твердь, потом было сказано:
     "трава", и появился символ травы, а когда всевышний изрек: "девица" (не
женщина Ева, та была сразу создана, как  сосуд греха!), то миру явилось чудо
чистоты, именно в этой  легкой одежде, в этом кружевном  чепчике. "Какая..."
-- мысленно выдохнул барон.
     Меж тем Анна стремительно шагнула в комнату и, развязывая на ходу ленты
шляпки, сказала на удивление сварливым тоном;
     -- Иоганн, старый плут, почему ты меня не  встречаешь? Или, думаешь,  я
поверила  твоему  глупому  письму?  О!  --  последнее  короткое  восклицание
относилось к барону, но милое личико не выразило ни удивления, ни интереса.
     -- Добрый день, милая фрейлен. Разрешите  представиться,-- барон назвал
себя.
     Намек  на  книксен, шелковая  юбка цвета спелой  ржи  плеснулась вокруг
стройных ног и замерла, так же беззвучно, как и хозяйка.
     -- Господин Мюллер! -- громко позвал барон.-- Вы  не могли  бы  оказать
нам любезность и принести... ну скажем, из лавки...
     -- Пусть рому  принесет. У него наверняка кончился,-- сказала сметливая
Анна.
     -- Вот именно... рому. И не торопитесь возвращаться с покупкой.
     -- Понял,-- прохрипел Мюллер и,  наградив девицу восторженным взглядом,
вышел на улицу. Барон повернулся к Анне.
     -- Я  должен  задать  вопрос, который, пожалуй, неуместен здесь.  Более
того,  он  может показаться смешным,--  барон  против  воли начал  кокетливо
подмигивать глазом.-- Это собор католический или протестантский?
     -- Ах, вон оно что,-- протянула Анна.-- Я подумала было... Ладно. Какие
вопросы вы мне собираетесь задавать?
     -- Вы бы  ответили по поводу собора  как полагается,-- напомнил барон с
тем выражением, с  каким  уговаривают не  упрямиться капризного, но любимого
ребенка.--Я хотел бы слышать отзыв на пароль.
     -- Вот вздор какой! Я же здесь, что же вам еще
     Знакомый   фотохудожник   предложил   мне  отгадать,  что  главное  для
фотомодели.-- Сексапильность,-- предположила я.-- Нет.-- Красота...-- Нет,--
Изящество?-- Нет.-- Фотогеничность?-- и тоже не то. Так что же, черт подери?
Оказывается.  беспредметность  в выражении  лица.  Анна  была  бы  идеальной
фотомоделью. Ей было наплевать на весь мир!  надо? И потом, это очень глупый
пароль.  Я говорила об этом Блюму, но старый индюк  ничего не хотел слушать.
Вы приехали из Берлина?
     -- Это не важно, дитя мое.
     -- Как это русские позволили вам въехать в  Россию? Впрочем, это не моя
забота.
     -- Почему вы не приходили, как было договорено, К собору по пятницам?
     -- Потому что меня не было в Петербурге. Потому что их высочество хотят
меня иметь  всегда под рукой. Потому что служба при дворе требует  всех  сил
моих.
     -- Главная ваша служба -- Германия,-- вкрадчиво сказал барон. .
     Анна  быстро взглянула на  него,  по-русски  сказали бы  --  стрельнула
глазом,  и,  чуть  изогнув  стан, легкой  пушинкой  опустилась  на  табурет.
Показалось  ли  барону  или   впрямь  натянулась  где-то  золотая  струна  и
тренькнула  тревожно и  выжидающе. "Она  меня не слышит",-- тревожно подумал
барон, глядя,  как прелестные ручки с ямками на округлых локотках поигрывают
веером, костяные пластины щелкали, как кастаньеты.
     -- А родина помнит о вас,-- заключил он с важностью и достал деньги.
     Он не положил на стол тяжеленький кошелек, а развязал его и неторопливо
стал  выкладывать на стол монеты столбиками, золото справа,  серебро  слева.
Услышала...
     -- Ах, Боже мой,-- сказала Анна весело.-- Я не забыла мою милую, теплую
и  приветливую  родину, но  я осталась здесь совсем одна.  Кто бы теперь  от
моего имени стал посылать эти самые... ну как их?..
     -- Шифровки.
     -- Вот  именно. Лучше  я  расскажу  вам  все  своими  словами.  Что вас
интересует?..  Жизнь  столицы?-- и она,  явно  повторяя чьи-то  слова  и  не
дожидаясь вопросов барона, быстро и сбивчиво начала рассказывать, сваливая в
общую  кучу и  крупицы золота  -- сведения о великой княгине, а также всякий
сор, пух, мелочь и жухлые листья.
     "- К  нам художник ходил...  или, как это называется,  скульптор, чтобы
ваять барельефный мраморный бюст с ее высочества... так государыня пожелали.
Высокий такой художник  с бородавочкой на ноздре, теперь не  ходит, говорят,
казна  пуста... На  адмиралтействе у самого золотого  шпица  часы  чинили, а
мастеровой и упал.  Расшибся в смерть, и их высочество пожаловали страждущей
вдове ефимки. А чего жаловать? Она  одинокая, без детей,  может, ей  от мужа
избавиться полный фасон. Право, я видела  их в слезах  из-за этого случая...
Их высочество у ее высочества в  рокомболь выиграли 50 рублей, но мы  решили
пока не  отдавать.  Мы  не  любим  рокомболь...  Возлюбленная их  высочества
фрейлина Елизавета Воронцова, право, стала невыносима, ведет  себя хозяйкой.
Она  любит палевую  пудру...  при ее-то прыщах. А ее  высочество смеются! Мы
вообще пудру не признаем!
     Барон  Диц  совершенно  опешил   от  разномастных  подробностей,  хотел
перебить поток  слов, но места для этого не находил. Ах, как  бойка  девица,
как бойка!
     -- На Исаакиевской построили качели маховые  -- для простолюдинов.  Там
всегда  веселье,-- продолжала  Анна,  поигрывая  веером.--  Оркестр  роговой
играл, паяцы дурачились, по канату бегали. Ну, вы понимаете... Но мы туда не
ходим, там модных  лавок  нет.  Только один  разок и захаживали с господином
Понятовским...
     --  А  как  здоровье  их  императорского  величества?  -- барон  решил,
наконец, взять инициативу в свои руки.
     -- Больны,-- быстро сказала Анна.-- Они всегда  больны...  с  некоторых
пор,-- она подозрительно покосилась на собеседника.
     Барон промолчал, потом подсел к девице поближе.
     -- Вы  должны  повторить то,  что  не  принесло в первый  раз желанного
успеха,--  сказал  он  шепотом   и  осмотрелся  вокруг;  хотя   кого   здесь
остерегаться, разве что Бога?
     Анна  наградила его  тем  самым беспредметным взглядом,  и  нельзя было
понять, обдумывает  ли она его предложение или опять  унеслась  мыслью в  ту
жизнь, где модные лавки, игры в рокомболь и дворцовые интриги.
     -- Вот...-- барон вынул  из кармана коробочку,  извлек  из нее алмаз  в
тонкой оправе с петелькой и положил перед Анной.
     -- А это не страз? -- спросила быстро Анна и умолкла, обмякнув.
     В лице ее появилось  то  самое чистое, мечтательное  выражение, которое
поразило давеча барона. Он  готов был  поклясться,  что алмаз  вобрал в себя
цвет ее  глаз, иначе откуда в блеске граней возобладал синий  цвет и засияли
голубые брызги, напоминавшие новогодний фейерверк. Он взглянул на девушку, в
глазах ее сияли те же брызги. Ему вспомнился-  вдруг ручей где-то в горах, а
вокруг все пастораль, и чудесная пейзанка-босоножка с  кувшином  на плече...
Вот она нагнулась, нежная грудь ее отразилась в хрустальной волне... "0оп!"-
ручка  Анны  протянулась  к драгоценности,  но  барон ловко  перехватил  ее,
спрятав драгоценность  в свое гнездо, коробочка с бархатной изнанкой пленила
чудо, потушив его блеск,
     -- Только по исполнении,-- барон  Диц откашлялся, голос его был хриплым
и словно чужим.-- По исполнении к этому подвеску присовокуплены будут серьги
и  кольцо- Камни в  тих предметах  поменьше, и тоже  чистой  воды.  Но  этот
алмаз,--  он постучал  пальцем  по коробочке,-- вы понимаете  -- царь  среди
прочих камней.
     Анна откинулась к стене, ручки ее бессильно лежали на коленях.
     -- Трудно, у меня и помощницы нет,-- сказала она, наконец.
     Странные  характеры встречаются  среди  человеческих особей.  Оклеветав
Мелитрису  и  рассказав  Блюму  придумку  об  отравлении,  Анна со  временем
поверила в эту ложь, и  звучавшая теперь в словах ее искренность была отнюдь
не наигранной. Раз проверить нельзя, так пусть все будет правдой.
     -- Вы имеете в виду Репнинскую? -- спросил барон.-- А где она?
     -- Сбежала куда-то со своим опекуном. Говорят, в Европу...
     -- Так, значит, поручение мое невыполнимо?
     --  Отчего же...  можно повторить. Со временем...  Сейчас-то государыня
отдельно живут, и я к  ним доступа не имею, а вот когда они с молодым двором
съедутся...
     -- Вот это я и хотел от вас  услышать. В следующий раз встретимся здесь
же. Вы получите письмо от господина Мюллера,  в нем будет указан день и час.
А теперь скажите, в добром ли здравии наследник?
     -- В добром. --
     -- А их высочество великая княгиня?
     -- И они в добром.
     -- Как я понял, дружба с графом Понятовским продолжается?
     -- Сейчас у их высочества с ее высочеством образовалась большая дружба.
Они теперь вчетвером дружат. --
     -- Это как же?
     -- Кроме, их высочеств еще фрейлина Воронцова и граф Понятовский.
     -- Вот как? -- граф, довольный, захохотал.
     --  Там  некий  конфуз  приключился,--  Анна  замолчала  на  мгновенье,
обдумывая,  стоит  ли рассказывать о взволновавшем  весь двор приключении, а
потом решила, что алмаз надо отрабатывать, и поведала Дицу все подробности.
     Барон хохотал  до  слез. И  вообще встреча удалась. Девица произвела на
него самое  светлое  впечатление.  "Такие-то  многое могут",--  думал  он  с
нежностью  и улыбался. Несколько омрачил праздник встречи  данный  в Берлине
строгий приказ: "По исполнении  задания агент, то есть "племянница леди Н.",
должен быть уничтожен... физически,  чтоб никаких сплетен в  Европе".  Но об
этом думать пока не хотелось, он и не думал.


        Ночь в Ораниенбауме

     Конфуз, о  котором  говорил