ли
очень  тихо,  и Мелитриса  слышала  только  отдельные  слова.  Рефреном  шло
"господин ждет"  и  "господин сердится". Судя по  интонации, кучер все время
оправдывался.  "Еще  мне  не хватало  рассерженного господина,--  с  испугом
подумала Мелитриса.--  Только бы он  не  кричал, а то я забуду  все". Карета
тронулась,  и  Мелитриса поспешно  задернула  штору, прячась  от  изучающего
взгляда длиннорукого.
     И  минуты не прошло,  как  карета опять  остановилась. Кучер  распахнул
дверцу,  и Мелитриса ступила  на усыпанную гравием дорожку.  Глазам предстал
белоснежный  особняк  в стиле барокко,  над  дверью и  окнами  его  лепились
раковины, завитушки и листья аканта с виноградными  гроздьями. Ушастые фавны
поддерживали маленький балкон, словом, особнячок был украшен на самую пышную
руку.
     Из  подъезда вдруг вышел худой, как трость, мужчина в черном  сюртуке и
сказал строго:
     -- Прошу...
     "Как мне  все  это  не нравится,--  подумала  Мелитриса  и  вступила  в
прихожую, отметив про  себя, что  черный даже  не поклонился толком, а  лишь
головой кивнул.-- Что это?  Простая невоспитанность?  Или люди,  принимающие
ее, считают такое поведение естественным  с отравительницей?" Внутренне  она
поежилась, поняв вдруг до конца, какую неблаговидную  роль выпало ей играть.
Лядащев  говорит:  они  враги,   они  пруссаки...  но  сознаемся,  ей   куда
симпатичнее обычные пруссаки, чем русская отравительница. В конце концов это
невыносимо, право, сейчас она заплачет!
     -- Обождите,здесь,-- сказал черный и исчез.
     Мелитриса  осмотрелась,  комната была  просторной,  уютной,  с камином,
книгами  и  кабинетным бильярдом  в углу. Окна  выходили в парк, одно из них
было  полуотворено,  и Мелитриса поспешила  к  нему,  свежий воздух  казался
сейчас спасением. Смеркалось... У подъезда зажегся одинокий огонь.
     Что-то не торопится господин Сакромозо... Дверь в соседнюю комнату была
закрыта драпировкой со множеством  складок. Мелитриса мельком бросила на нее
взгляд,  тут же появилось ощущение, что за ней подсматривают. Не иначе,  как
за драпировкой кто-то прячется. Глупости какие... Зачем? А может,  это  часы
за  ней следят, циферблат отдаленно напоминал женское лицо. Уже девять...  с
минутами... Подумать только, ее целый час возили по городу.
     Ей захотелось, как в детстве при игре в прятки, подкрасться на цыпочках
к  двери  и  схватить   всю  драпировку  в  охапку,  чтобы  два  вопля-  ее,
торжествующий: нашла! -- и испуганный прячущегося -- слились в один.
     Драпировка  раздвинулась,.,  Вошедший  мужчина  около  тридцати,  даже,
пожалуй, меньше, был бледнолик, изящен, строен- все соответствовало описанию
Сакромозо- Мелитриса сделала глубокий книксен и прошептала:
     -- Вернемся к нашим баранам, мой доблестный рыцарь...
     Рыцарь  смотрел на  нее  во  все глаза,  он даже улыбаться  забыл,  так
поразил его облик юной Мелитрисы.
     --  Вернемся  же, наконец, к  баранам,-- повысила голос девушка, требуя
ответного пароля. -- Да, да... Не боитесь доверить овцу волку...
     -- На латыни, пожалуйста...
     Мужчина поклонился и насмешливо проговорил:
     -- ...Ovem lupo  conimittere...  Добрый вечер,  мадемуазель. Я  получил
ваше письмо. Не скрою, ваше появление  в Кенигсберге- неожиданность. Чем или
кому обязан?
     --  Ах,  сколько  можно  повторять.  Я уже писала,-- Мелитриса  приняла
чопорный  вид.--Пользуясь  инструкциями людей  вам  известных,  я  выполнила
поручение Берлина. Здоровье государыни Елизаветы было подорвано, но... не до
конца,-- она жеманно улыбнулась.--  Надо было усилить дозу и повторить... Но
я  обнаружила  за  собой  слежку...  Да,  да,  очевидно,  я  была у  них  на
подозрении,--  "у кого  это -- у них? Какая чушь!" -- пронеслось в голове  у
Мелитрисы, но она продолжала  еще более уверенным тоном,-- опасаясь ареста и
Тайной канцелярии, я бежала. Мой опекун последовал за мной.
     -- Вы говорите  о  господине,  который живет  с вами в  гостинице? -- в
голосе Сакромозо не было и намека на фривольный тон.
     Мелитриса с достоинством кивнула.
     -- Он знает о вашей роли в этом деле?
     -- Вы имеете в виду  порошок? Нет,  не  знает. Но  он верный человек. Я
могу его вам представить.
     -- Нет, нет, пока в этом нет необходимости...  "Экая  шельма,-- подумал
меж тем бледноликий хозяин,-- бежала с любовником  и еще пытается заработать
на   этой   ситуации!   Но   в   этой  девице  определенно   что-то  есть...
обескураживающее. Худа,  очкаста,  неестественна...  И  главное,  совершенно
непохожа на то, что он  ожидал увидеть.  Не подтверди сидящий за драпировкой
Блюм -- точно, она, Мелитриса Репнинская, отравительница --  он бы ни за что
не  поверил.  Вообще  с  этими отравительницами  история  до  чрезвычайности
темная.  Блюм несет  какой-то вздор про  "свою племянницу леди Н.". Пока они
никого не  отравили  и  серьезно относиться  к  ним  могут только в  России.
Берлину нужен результат,  а в  Петербурге  только за  идею  отравления могут
наказать кнутом, вырезать язык, посадить в колодки- как они там называются?"
     -- Вы позволите  один нескромный вопрос?--  голос собеседника прозвучал
вкрадчиво,   даже   интимно.--   Вы    фрейлина   королевы...   Зачем    вам
понадобилось?..-- он сделал вид, что смешался.
     Мелитриса передернула плечом. Секретные туфли нестерпимо жали, и вообще
ее несказанно раздражал этот важный, напыщенный господин.
     --  Вы заставляете  меня разочаровываться в выбранном пути. Мне обещали
богатство, самостоятельность.  Будучи .фрейлиной, я  не имела  ни  того,  ни
другого. А ваши люди обещали мне возможность жить в Европе.
     -- Понимаю,-- в руках Сакромозо появился  кошелек.-- Здесь 500 талеров.
При скромной жизни в Берлине вам хватит этого до старости.
     -- Не уверена,-- быстро сказала Мелитриса, чувствуя, что беседа потекла
куда-то не в нужную сторону.-- Если считать старость тридцать дет, то, может
быть, вы и правы, а если  сто?--  она рассмеялась и  сама  порадовалась, как
естественно прозвучал ее ответ.--  Если вы не  имеете возможности заплатить,
то  дайте  возможность заработать.  Вернемся  к  нашим  баранам. Я  привезла
шифровку.
     -- Вот как? -- Сакромозо явно удивился.-- От кого?
     -- Вам это известно лучше меня.
     Сакромозо  не  стал  настаивать,  он  молча  протянул  руку.  Мелитриса
поискала  глазами, куда  присесть, и  тут опомнилась. Это,  право, никак  не
возможно.  Защитной  была  мысль  -- Лядащев велел  любым способом  добиться
повторного  свиданья,  но  главное,  что  ее  смутило,--  необходимость  при
незнакомом  мужчине  стоять  босиком. Разве это мыслимо  --  снять  туфлю  и
протянуть ему, как бокал с вином. А может, у туфли подкладка мокрая от пота,
недаром она жмет. Все эти шпионские игры -- верх неприличия!
     --  Шифровка осталась  в  гостинице.  Я по  рассеянности надела  не  те
башмаки. Я везла ее в каблучке,-- добавила она, потупясь.
     Шут  их разберет, шпионов, то улыбался, прямо  лучился  весь, то  вдруг
хмурый стал и смотрит исподлобья.  Мелитриса  отступила к окну, ноги  ее  не
держали, ей хотелось если не сесть, то хоть прислониться к подоконнику.
     -- Не оглядывайтесь,-- услыхала она вдруг шепотом из темноты, казалось,
Лядащев говорил ей в самое ухо.-- Это не Сакромозо.
     По телу ее пробежала дрожь от затылка  до пяток. Может быть, ей все это
просто почудилось? В  самом деле,  где  здесь может  прятаться  Лядащев. Она
оборотилась  к окну,  скосила глаза...  Колонну у входа  обвивал плющ, он же
вился по стене, цепляясь за раковины и завитки лепнины.
     Басовито и крепко начали бить часы. Неужели  она  целый час  ведет этот
странный коварный разговор? За  голос  часов  надо держаться, как за здравый
смысл.
     Мнимый Сакромозо дождался конца боя, потом сказал внятно и четко:
     -- Я не верю, что вы привезли шифровку.
     -- А  я  не верю, что вы  Сакромозо,-- парировала Мелитриса.-- Я готова
была ответить на все ваши вопросы. Вы же не задали мне ни одного,
     -- Так вы берете деньги?
     -- Нет,  мой господин. Я буду разговаривать только с рыцарем Сакромозо.
Вы должны запомнить,  что я дорого стою. Не машите руками... Не  я сама,  но
моя тайна.  Вряд  ли Европа оценит  поведение  Берлина  как  положительное и
достойное уважения. Отравить императрицу... фи! В России, между прочим, тоже
не дураки
     Хозяин особняка сделал  шаг к Мелитрисе, вид он  имел до чрезвычайности
нахмуренный.
     -- Вы угрожаете?
     "Еще один  шаг -- и  мне останется только одно -- упасть в  обморок",--
пролепетал внутренний голос, а ее реальный произнес глубоко и внятно:
     -- Предупреждаю...-- Она склонилась низко.
     -- А ведь можно прямо сейчас сдать вас русским... в Тайную канцелярию.
     -- Вот уж глупо,-- она рассмеялась.-- Во-первых, я от всего отопрусь, а
вовторых, во  время ареста уже  не перепутаю туфли. Отвезите-ка меня лучше в
гостиницу. В  "Синем осле" я  буду  ждать  встречи  с  настоящим  Сакромозо.
Поддельные мне не нужны!


        Опасная суета

     -- Ах, Василий Федорович, наконец-то все  позади!  Правильно ли  я вела
себя? Я так боялась!
     -- Все правильно, голубушка Мелитриса Николаевна- Спасибо вам.
     У Мелитрисы на щеках некрасиво алели  два  пятна, и  она прикладывала к
лицу пальцы,  пытаясь остудить  выходящее  наружу  тепло.  Руки предательски
дрожали.  Ей столько еще хотелось спросить у Лядащева,  но  тот прервал  все
попытки:
     -- Спать, спать... Все разговоры завтра.
     И  исчез  на   сутки.  Когда  же   он  наконец  появился,  как   всегда
самоуверенный,  насмешливый  и раздражающе загадочный,. Мелитриса  не  могла
скрыть обиды.  Как посмел он бросить ее одну  в столь ответственный  момент?
Почему здесь с ней обращаются как с марионеточной куклой?
     -- Ну  почему же- куклой? Просто служба моя такова,-- неспешно принялся
за  объяснения  Лядащев,--  что требует  неусыпного  внимания и  неотложного
присутствия. А  сейчас  мы будем  ужинать.  Это вам,-- жестом  фокусника  он
достал из-под стола  плетеную корзину с длинной  ручкой, украшенной  бантом.
Корзинка была полна черешни, каждая с черенком, чудо как хороша!
     -- А можно задавать вопросы?
     -- И даже получать ответы,-- он весело рассмеялся.
     Однако Василий  Федорович  явно поторопился с  обещаниями. Девица  была
наблюдательна, умна и любопытна, посему часто приходилось ответствовать:  не
знаю... там посмотрим... а уж это, милочка, нас никак не должно касаться! Но
Мелитриса не обижалась.
     -- Если  вы  не знаете,  как  выглядит этот ваш  Сакромозо,  то  почему
крикнули мне  в  ухо --  это не  он?  Хозяин дома  очень  подходил под  ваше
описание.
     -- Это он десять лет назад подходил. А сейчас тому рыцарю под сорок.
     -- Что значит -- тому?  Вы думаете,  что  в Кенигсберге какой-то другой
человек скрывается под этой фамилией?
     -- Не исключено.  Но честно говоря- не знаю. Однако  я  знаю точно, кто
принимал вас в белом особняке -- некто Цейхель.
     -- А кто он -- этот некто?
     -- Переводчик, он служит в замке в русской  канцелярии. Для нас большой
успех -- выйти на Цейхеля.
     -- Его надо немедленно арестовать! -- запальчиво крикнула  Мелитриса.--
Вы это сделали?
     --  Вот  это,  сударыня,  не должно вас  интересовать. Лядащев  не  мог
сказать Мелитрисе, что  весь день ухлопал на поиск пропавшего вдруг Цейхеля.
Переводчик не явился на  службу, дома его тоже не было. После обеда на улице
Траггейм  появился  маленький  лоток  на  треноге.  Простодушного вида купец
торговал  булавками,  шнурками,  необычайно  вонючей  ваксой  и  пудрой  для
париков.  Вид  у  купца  был  отвлеченный, он  смотрел поверх  голов  редких
покупателей. Если бы кто-то проследил траекторию его задумчивого взгляда, то
понял бы, что он  направлен как раз на  окна второго  этажа,  где находилась
квартира Цейхеля. Пока это наблюдение не принесло результатов.
     -- Теперь вы будете следить за белым особняком? Лядащев хмыкнул.
     -- Особняк пуст. Он принадлежит  барону Крафту. Крафт  -- сын сейчас  в
армии  Фридриха, Крафт -- отец  уехал  из города, как только в него вступили
наши войска. Сейчас в особняке живут только сторож с женой да старый конюх.
     -- Их допрашивали?-- деловито осведомилась Мелитриса.
     --  А  вы  входите  во  вкус,--  развеселился  Лядащев.--Зачем   же  их
допрашивать? Они наверняка скажут, что ничего не видели и не  слышали.  Зато
любой  разговор может их спугнуть. Вообще, наблюдая за ними и не обнаруживая
себя, можно получить куда больше информации.
     -- Странная у вас работа,-- заметила Мелитриса, принимаясь за десерт.--
Вы  знаете,  кто враг,  но  не арестовываете их,--она выплюнула  косточку от
черешни в кулак.-- Наверное, ваши противники тоже вас знают, но не чинят вам
никакой  беды...  просто  наблюдают.  Эдак-то  просто  наблюдая, вы  столько
гадостей можете наделать. И не столько им, сколько самим себе.
     Лядащев посерьезнел,  словно тень от листьев невидимой  ветки пробежала
по лицу его, глаза потемнели и застыли напряженно.
     --  Война  вообще гадость, но  без нее  нельзя.  А выигрывает тот,  кто
больше узнает и первым ринется в бой. И тогда уж накрывают всех одним махом.
     -- А мне что делать?
     -- Ждать!
     -- Чего? Чтобы и меня одним махом?..
     -- Ни в коем случае. Я сумею защитить вас, чтобы...
     --...целой и невредимой вернуть  в  руки моему  избраннику,-- закончила
Мелитриса  с  бесстрастной  и  четкой  артикуляцией.--  А  теперь   вы  меня
послушайте. Вы знаете, я согласилась поехать в Кенигсберг только потому, что
сюда направился мой настоящий
     опекун. Вы знаете, в чем он меня подозревает. Мысль эта не-пе-реносима!
Я должна найти его. И вы должны помочь мне в этом.
     Лядащев  отвел глаза  и  неопределенно  пожал плечами. Мелитриса готова
была поклясться, что он смутился, это Лядащев-то!
     -- Всему  свое время,--  сказал  он  наконец.--  Но для начала я должен
поведать вам одну историю. Она  касается двух людей- князя Оленева и  рыцаря
Сакромозо.
     -- Как? Разве они знакомы?-- Мелитриса так и подалась вперед.
     -- Нет. Но судьба свела этих людей очень близко,
     Поначалу Лядащев  не собрался посвящать девушку в события десятилетней,
давности, более того, ему не  хотелось окрашивать ее нейтральное отношение к
Сакромозо в черный цвет из  боязни, что она наделает глупостей. Но сейчас он
не видел другого способа заставить ее отказаться от поисков  Оленева (не мог
же  он  сообщить,  что  его  письмо  о  поездке  в  Пруссию  -- подделка)  и
сосредоточиться на работе, которую от нее ждали.
     Итак,  Сакромозо...  Мелитриса  слушала,  не перебивая  рассказчика  ни
словом, ни жестом, а потом, сославшись на головную боль, быстро ушла в  свою
комнату.
     Услышанное  потрясло девушку.  То, что ее судьба  тоже  соприкасается с
Сакромозо,  казалось ей  чудом и  знаком небес.  Весь  последующий  день она
провела в кресле у  окна. Фаина была уверена, что  ночью Мелитриса вообще не
ложилась, разобранная постель была не  смята, а ночная сорочка,  которую она
собственноручно повесила на спинку стула,  встретила  утро на  том  же самом
месте.
     Как уже упоминалось, окно  из  комнаты Мелитрисы выходило в  сад.  Если
смотреть прямо перед собой, то видны бузина с зелеными плодами  и яблони без
плодов,  немного  наискосок  многоствольная рябина с пушистой  кроной,  если
нагнуть голову, то виден кусок стены дома на противоположной стороне улицы и
дверь  с фасонным  крыльцом. Вот и весь  пейзаж.  Просто удивительно,  сколь
подробно,  многогранно  и  ярко  запечатлелась  в  голове  ее  эта  немецкая
картинка.
     Говорят, что рисунок  дерева сложнее, чем человеческое лицо. Лица могут
повторяться какими-то чертами, у  близнецов  лица совсем похожи, деревья  --
неповторяемы. Были бы князь Никита  и Сакромозо, скажем, две рябины мужского
пола, их бы  никто  не перепутал, особенно сзади. И князь Никита не попал бы
из-за этой путаницы в темницу. Бедный  князь! Как это ужасно! Ужасно- ей, не
ему.  Теперь она знает, что у нее не  одна, а  две соперницы. С венецианской
Lарией  легко совладать, она  далеко, а вот  с великой княгиней... Екатерина
станет императрицей...  конечно,  конечно... Она  как дуб  женского  рода, а
Мелитриса кто? -- только трава у ее ног.
     Как трава  и  цвет беззащитны перед ветром, мотает их туда-сюда  и  так
весь  день.  Нет,  она  не  трава...  Будь она  травой,  то  стояла бы перед
переводчиком  Цейхелем  и качалась  из  стороны в  сторону...  как глупо!  А
Цейхель не может быть похож на князя Никиту ни спереди, ни сзади, у него шея
короче и  ноги толще  в икрах. Правда,  в сапогах можно их  перепутать.  Ах,
князь, почему вы так плохо ищете меня?
     Лядащев по обыкновению весь день отсутствовал, а вечером, узнав у Фаины
о настроении Мелитрисы, предложил ей неожиданно прогулку по городу.
     -- Поехали...  Зачем киснуть? Посмотрим ратушу, университет, собор. Это
красиво. Одно условие -- не выходить из кареты.
     Мелитриса не возражала. Стали собираться. Уже  когда девушка была одета
для  прогулки и  причесана  подобающим образом,  обнаружилось,  что  куда-то
запропастились  ее  любимые  уличные  башмаки.  Лядащев  торопил,  Мелитриса
злилась,  а  Фаина  препиралась  со служанкой. Та  на все  отвечала длинными
трескучими  фразами, суть которых  сводилась к тому, что она не сторож чужим
башмакам,  что  русские  очень безалаберны, а в  своей неаккуратности  потом
винят бедных немецких девушек.
     -- Придется надеть секретные туфли,-- сетуя, сказала Фаина.
     Однако  и  секретных  не  было  на  месте,   Фаина  искала   с  великой
прилежностью, перерыла весь  дом, вернее, две  их комнаты, не так  уж  много
было мест, куда они могли спрятаться. Новый плевал попреков, и те же длинные
немецкие  фразы  в  ответ.  Служанка  даже  всплакнула,  прикрывая  фартуком
совершенно сухие глаза.
     Поехали  в темно-синих,  замшевых,  с золотым тиснением  на носках. Это
были самые дорогие, бальные туфли. Прогулка не была  плохой, но и хорошей ее
нельзя  было назвать. Во-первых, она слишком быстро кончилась. И  потом, был
тот  час  вечера,  который  французы  называют  "между  волком  и  собакой".
Мелитриса сразу прилипла к  окну. Над городом  висел туман,  фигуры прохожих
были  зябки, искажены сумраком, еще эти шляпы у дам, они полностью закрывали
не  только  лица, но и плечи  спутников. Словом, Мелит-,  риса не увидела на
вечерних улицах  князя Никиту и была этим  до чрезвычайности  раздосадована.
Настроение  еще подпортила Фаина, заявив перед сном, что секретные туфли так
и не нашлись и что господин Лядащев этой пропажей очень встревожен.
     -- Напишут они  новую шифровку,--  отмахнулась Мелитриса.--  А  уличные
башмаки нашлись?
     --  Уличные  нашлись,-- подтвердила  Фаина, поджимая недовольно губы, и
вдруг  взорвалась:  --  Как вы  не  понимаете?  Туфли  с шифровкой не просто
пропали. Их похитили враги.
     -- Вздор какой! Только нашим врагам дел -- туфли воровать.
     -- Господин Лядащев говорит, что они охотятся за шифровкой. Вот.
     Мелитриса  только  пожала  плечами. Враги  не  настолько  глупы,  чтобы
рисковать так  нелепо. Не проще ли были пригласить ее на повторную  беседу и
прямо на месте получить вожделенную шифровку?
     На следующий день  Мелитриса получила от Лядащева строжайший приказ  не
выходить не только из гостиницы, но и из комнаты. Приказ этот был  не просто
неприятен,  он  был  унизителен,  поскольку  исходил  не  от самого  Василия
Федоровича, а  от Фаины. Самому ему, видишь ли, недосуг дожидаться, пока она
встанет.
     Фаину этот  приказ ничуть  не огорчил.  Она  следила  за каждым  жестом
Мелитрисы,  играя при этом в беспечность и жизнерадостность. Нельзя  выйти в
сад и.  в  общую залу, где они обычно  завтракали? И замечательно- Они будут
шить!
     -- Ну что ты несешь?-- в сердцах крикнула