Ты поразишься нашей прожорливости -- если, конечно,
нам не подсунут треклятые полпеттоны.
     Шагая за ним  по  пятам,  я  обнаружил,  что  мои  пальцы  решили  жить
по-своему!  Вероятнее  всего,  их  вынудило  к  своеволию мое растревоженное
подсознание.  Они  пробежались  по  клавиатуре  компьютера,  и  передо  мной
вспыхнула цифра 19. А рядом -- пульсирующая 11.
     Еще  одиннадцать  дней.  Будет  совсем  неплохо,  если завтрашний базар
что-нибудь даст.


Глава 15

     -- Эге, а денек-то чудный намечается! Каждое слово вонзалось  в  череп,
точно  ржавая  арбалетная  стрела.  Мало  мне растущей пульсирующей головной
боли! Я кое-как открыл один глаз, и по нему садистски резануло ярким светом.
Сил хватило лишь на то, чтобы распялить в оскале рот. Наш  златотканый  нянь
носился  по  комнате,  раздвигал  шторы,  подбирал разбросанную одежду, -- в
общем, был настолько невыносим, насколько это возможно в предрассветный час.
Лишь услыхав щелчок наружной двери, я сполз  с  кровати,  выключил  пыточные
лампы, на четвереньках подобрался к рюкзаку, что покоился у стены. С третьей
вялой  попытки  удалось  открыть его и достать пилюлю отрезвина. Я слопал ее
всухомятку, уселся и замер, ожидая, когда целительная  химия  растечется  по
разбитому телу.
     -- Что  подмешали в зеленое пиво? -- прохрипел Флойд и зашелся в кашле.
Слушая,  как  он  стонет  между  приступами,  и  глядя,  как  дергается  его
свесившаяся  с  кровати  голова,  я почувствовал себя лучше. Достал еще одну
пилюлю и враскачку подошел к его смертному одру.
     -- А... ну-ка... проглоти... поможет.
     -- А ничего вечеринка, -- благодушно изрек Стинго. Его сцепленные  руки
уютно покоились на солидном возвышении живота.
     -- Я  сейчас  умру, -- просипел Флойд, забирая пилюлю слабыми пальцами,
-- и целый век буду мучительно гореть в аду. Плюс один день.
     -- Что, бодунчик? -- сладеньким тоном осведомился Стинго. -- Что ж,  на
то есть серьезная причина. Я о длительности здешних ночей. Вечеринки тянутся
целую  вечность.  А может, мне просто так показалось с непривычки. Закусили,
вздремнули. Проснулись, выпили, закусили. Хорошо, коли меру знаешь, а ну как
нет? Мне-то пиво дрянью показалось, я к нему почти не притронулся. Но мясные
блюда! Огромные, с овощами, отменной подливкой, вдобавок тут обожают хлеб  и
красный соус, да еще...
     Он  не  договорил.  Шатаясь и стеная, Флойд поднялся на ноги и вышел из
комнаты.
     -- Ты жесток! -- Я почмокал сухими губами. Стало чуточку легче.
     -- При чем тут жестокость? Я правду говорю, вот и все. Прежде всего  --
дело.  А  запои, похмелье и кислородное голодание лучше отложить до победной
пирушки.
     Крыть было нечем. Стинго прав на все сто.
     -- Намек понял. -- Я  потянулся  за  шмотками.  --  Размеренная  жизнь,
побольше отдыха и сырых овощей. И конструктивного мышления.
     За  окном разгоралась заря. Новый день. Еще десять дней -- и упадет мой
занавес. Пока что я мыслю деструктивно. Я встряхнулся, как мокрая  шавка,  и
пожал плечами, выдавливая дурное настроение.
     -- Пойдем на ярмарку.
     На  крыльце гостиницы нас поджидал сержант Льотур. Он подскочил и отдал
честь могучей дланью. Отделение привратной стражи, прибывшее вместе  с  ним,
последовало примеру командира.
     -- Проводим на рынок! -- громогласно сообщил он. -- Все эти мальчики --
добровольцы, им не терпится нести покупки лучших музыкантов Галактики.
     -- Похвально,  похвально.  Веди, голубчик. -- Мы проворно спустились на
тротуар, мощенный красным кирпичом.
     К тому времени, когда  мы  достигли  цели,  над  горизонтом  уже  повис
малиновый  диск.  Видимо, кочевники-фундаменталисты были ранними пташками --
на рынке уже вовсю кипела  жизнь.  И  смерть.  Протяжные  стоны  Флойда  еще
удавалось  расслышать, но прочие звуки терялись в блеянье и пуканье баракоз.
Должно  быть,  они  жаловались  на   злосчастную   судьбу   сородичей,   чьи
освежеванные  туши  сгружали  с их спин. Неужели здесь торгуют только мясом?
Хотелось верить, что нет. Отводя взоры от сангвинических картин, мы  спешили
мимо  лотков. То и дело назойливо приставал очередной бородатый кочевник и с
мольбой в голосе расписывал достоинства своего  товара.  Надо  сказать,  все
торговцы  преувеличивали.  Изможденные овощи, убогие глиняные горшки и шматы
баракозлятины для барбекю выглядели не столь уж привлекательно.
     -- Мрак,-- резюмировал Флойд.
     -- Ничего. -- Я указал большим пальцем на  посетителей  рынка.  --  Нас
интересуют только они.
     Я достал из рюкзака и роздал коллегам фотографии находки.
     -- Порасспрашивайте райцев, может, кто и видел.
     -- Просто так совать под нос? -- В голосе Стинго звучало сомнение.
     -- Ты  прав.  Не  просто  так.  Нынче  за  несколько  бессонных часов я
придумал легенду. С капелькой  правды.  Кочевники  нашли  эту  штуковину  на
речном  ложе  после паводка. Хотели продать ее наблюдателям из Пентагона, но
те  на  сделку  не  пошли,  строго  следуя  политике  изоляции.  Однако  они
сфотографировали   находку,  а  позднее  выяснилось,  что  она  имеет  архео
логическую ценность.
     -- Резонно, -- без охоты признал Стинго. -- Но откуда у нас эти снимки?
     -- Их нам всучили, когда выпихивали за ворота. Намекнули на  выгоду  --
амнистию,  кучу  федх  и  тому  подобное.  Мы  согласились  --  без  особого
удовольствия, конечно. И то сказать, что мы теряем?
     -- Правдоподобно, но рискованно, -- сказал Флойд. -- Что ж, попробовать
можно.
     Вопреки нашим опасениям,  контакты  с  посетителями  рынка  прошли  без
проблем.  Проблематичной  оказалась  чрезмерная  общительность райцев -- раз
говорив горожанина, было очень трудно потом от него отделаться.
     Боже, как они любили "Стальных Крыс"! Спустя немного  времени  за  мной
тащился  шлейф  обожателей  --  это вдобавок к целому взводу стражников. Все
стремились помочь, и все ровным счетом ничего не слыхали  о  находке.  Но  в
ходе опроса снова и снова упоминалось имя Сьонварпа.
     Стинго  протолкался  ко  мне  сквозь  толпу,  держа в руке фотографию с
разлохмаченными краями.
     -- Пока ничего.  Но  двое-трое  посоветовали  обратиться  к  Сьонварпу.
Похоже, у торгашей он -- главный.
     -- Я слышал примерно то же самое. Разыщи Флойда. Он вроде бы приходит в
себя --  я  видел, как он пялился на лоток с кислым баракозьим молоком. Тащи
его сюда, пока он не совершил ошибку с далеко идущими последствиями.
     Найти  Сьонварпа  не  составила  труда,  бесчисленные   пальцы   охотно
указывали нам путь. Он был высок, дороден, с шевелюрой цвета стали. Когда он
повернулся  и  увидел,  кто  назвал его имя, суровая физиономия расплылась в
улыбке.
     -- Нержавеющие Пасюки! Во плоти! Я счастлив втройне!
     Мы просвистели два первых аккорда из "Совсем  одной",  после  чего  рот
Сьонварпа растянулся еще шире, а окружающие захлопали в ладоши.
     -- Красота! -- восхитился он. -- Какой ритм!
     -- Ваше удовольствие -- наше удовольствие, -- сказал я. -- На рынке нам
дали понять, что в этих краях ты -- первый купец.
     -- Я -- он. Целиком к вашим услугам, Джим, Флойд и Стинго.
     -- А  мы  --  целиком  к  твоим.  Если располагаешь временем, позволь я
покажу тебе один снимочек.
     Вручив фото, я выжал все, что мог, из своего ораторского искусства.  Он
слушал вполуха, зато не сводил взгляда со снимка. Повертел его перед глазами
на расстоянии вытянутой руки, дальнозорко прищурился и молвил:
     -- Ну, конечно! Знакомая вещица. -- Фото вернулось ко мне. -- Несколько
рынков  назад  -- точно, вспомнить не берусь -- один вонючий простак уступил
ее моему приказчику. Мы скупаем все, что может заинтересовать ученых.  Ежели
честно,  мне  она  вовсе не показалась интересной, но все-таки я отправил ее
старику Хеймскуру.
     -- Прекрасно, значит меньше хлопот.  --  Я  разорвал  снимок  и  бросил
клочки. -- Сегодня даем концерт, желаешь контрамарочку -- устроим.
     Как я и рассчитывал, археологическая находка мгновенно оказалась забыта
-- ах,  если б так же быстро удалось вырваться из нежных объятий фанов! Лишь
под предлогом репетиции мы в конце концов избавились от них.
     -- Мы что, больше ничего не ищем? -- встревожился Флойд.
     Хороший музыкант. Жалко, что спиртное разъело ему мозги.
     -- Мы уже знаем  имя  покупателя,  --  напомнил  Стинго,  --  и  теперь
попробуем его найти.
     -- Как?  --  спросил  Флойд,  явно  страдая частичным параличом нервной
системы.
     -- Всеми доступными способами, -- объяснил  я.  --  Приобретая  друзей.
Называя  имена.  В  том числе Хеймскура. Выясним, кто он и чем промышляет. А
сейчас, по дороге, я отчитаюсь.
     Тремэрн  и  Мадонетта  внимательно  выслушали  доклад.  Затем   капитан
отключился, а она осталась поболтать.
     -- Джим,  не  пора  ли и мне отлипнуть от стенки и побродить по здешней
половине Рая? Не думаю, что это рискованно...
     -- Мы тоже так не думаем, однако наверняка не знаем. И  тебе  не  резон
испытывать  судьбу,  пока  предмет  наших  поисков  -- здесь. Отдыхай в свое
удовольствие. И ничего не предпринимай, пока мы не разузнаем побольше.
     В апартаментах нас поджидал обед -- фрукты и ломтики мясного рулета  на
серебряных блюдах под хрустальными колпаками.
     -- Отлично! -- Флойд вмиг расправился с куском рулета.
     -- Баракозлятина, наверное. -- Стинго вдруг помрачнел.
     -- Пища  есть пища, а откуда она -- мне до лампочки. -- Флойд потянулся
за новым ломтем, и тут появился наш золотистый опекун.
     -- Одно  удовольствие  смотреть,  как  музыкальные  Крысы  наслаждаются
жизнью. Когда откушаете, я попрошу Крысу Джима пройтись со мной.
     -- Кому  это  он  понадобился?  --  подозрительно осведомился я, что не
так-то просто сделать со ртом, набитым сладкой мякотью.
     -- Всему свое время. -- Он дотронулся  до  носа  указательным  пальцем,
подмигнул  и  закатил  глаза. Я этот жест растолковал так: "Не торопись, сам
скоро узнаешь". Выбирать не приходилось. Я вытер пальцы о влажную скатерть и
в который уже раз двинулся за Золотистым.
     У дверей  Веритории,  где  вчера  крутили  непонятный  голофильм,  меня
поджидал сам Железный Джон.
     -- Пойдем  со  мною, Джим, -- произнес он гулким, как далекая канонада,
голосом. -- Сегодня ты воспримешь и постигнешь Откровение.
     -- А как же мои...
     -- Потом, Джим, потом. -- Он бережно, но цепко взял меня за  плечо.  Не
оставалось  ничего другого, как идти с ним. --Ты мудр не по годам. Ум старца
в юной голове. А значит, извлечешь наибольшую пользу, открыв для себя тайну,
в которой нет ничего таинственного. Идем.
     Он усадил меня в кресло, но сам не сел. Однако я ощущал его присутствие
-- он  притаился  где-то  близко,  во  мраке.  Возник  и  тут  же  рассеялся
светящийся туман, и я снова оказался на берегу водоема.

     В  лесу  окрест  темного  пруда  царило безмолвие. Когда на воде истаял
последний круг,  юноша  повернулся  и  ушел,  не  оглядываясь.  Шагал  среди
деревьев по палой листве, пока не добрался до опушки и не увидел перед собой
короля.

     --  Я  должен  сделать  кое-что, -- сказал он властелину и больше не
проронил ни слова. От короля не укрылось, что молодой человек вернулся цел и
невредим, но без собаки. И  вместо  того  чтобы  засыпать  юношу  вопросами,
изводившими  разум,  король  последовал  за  ним  к  замку.  За  крепостными
воротами, во внутреннем дворе, юноша огляделся  и  заметил  большое  кожаное
ведро.
     -- Вот что мне нужно, -- произнес он.
     -- Бери.  -- Король сопроводил разрешение взмахом руки. -- И помни, что
я помог тебе. За это когда-нибудь ты скажешь, что нашел в лесу.
     Молодой человек повернулся и снова  --  теперь  уже  в  одиночестве  --
проделал  весь  путь к темному пруду. Там он окунул ведро в воду и опорожнил
его над ближайшей ямой. И еще раз. И еще. Он трудился без отдыха, он  упорно
осушал  пруд. Солнце не заходило, свет не мерк, юноша все работал и работал.
Спустя очень долгое время почти, вся вода была вычерпана, и в грязи  на  дне
пруда  появилось  нечто  большое.  Юноша  орудовал  ведром,  пока  не увидел
высокого мужчину, покрытого с головы до ног, точно ржавчиной, рыжим волосом.
Рыжий открыл глаза и посмотрел на юношу.  Тот  поманил  его  пальцем.  Рыжий
поднялся  на  ноги, неуклюже отряхнулся, выбрался из пруда и пошел следом за
юношей через заросли.
     И вот они в замке. Все стражники  и  челядь  разбежались  в  панике,  и
только король стоял перед ними.
     -- Это  Железный Джон, -- сказал юноша. -- Надо посадить его в железную
клетку и держать здесь, во дворе замка.  Если  вы  запрете  клетку,  а  ключ
отдадите королеве, можно будет ходить по лесу без опаски.
     Сцену заволокло туманом. Конец.

     На  плече Джима лежала тяжелая рука, обросшая рыжей шерстью. Но это его
не беспокоило.
     -- Теперь ты  понимаешь,  --  с  небывалой  теплотой  в  голосе  сказал
Железный  Джон. -- Теперь ты можешь освободить Железного Джона. Давай, Джим,
давай.
     Я хотел сказать, что понял далеко не все, точнее, ни  черта  не  понял.
Кое-что  почувствовал,  но что именно -- не взялся бы выразить словами. Но я
промолчал. Поскольку ощутил, как на глазах выступили слезы. Ни с того  ни  с
сего. Но стыдиться тут нечего. Это я понимал.
     Железный Джон улыбнулся и громадным пальцем стер слезинки с моих щек.


Глава 16

     -- Ну,  и  что  там  было?  --  спросил  Флойд, когда я вернулся. Уже в
коридоре  слышалось  его  тромбонио  --  хитроумная  и  блестящая  коллекция
золотистых  труб и салазок, временами издающая довольно-таки забавные звуки.
К сожалению,  большинство  из  них  так  и  норовило  растерзать  барабанные
перепонки.
     -- Продолжение  учебного  фильма,  --  ответил  я как можно беспечнее и
огорчился, услышав в голосе легкую дрожь. Флойд этого не заметил --  он  уже
вернулся к игре, -- но Стинго, который лежал на койке и вроде бы спал, сразу
открыл глаз.
     -- Учебный фильм? О лесном водоеме, что ли?
     -- В яблочко.
     -- Теперь ты знаешь, что это за пруд? И кто утопил собаку?
     -- Глупая  история.  --  Флойд  выдал коротенький пассаж. -- И все-таки
жалко песика.
     -- Это был ненастоящий пес. --  Стинго,  как  мне  показалось,  смотрел
выжидающе, но я стиснул зубы и отвернулся. -- И пруд ненастоящий, -- добавил
он.
     -- Что ты имеешь в виду? -- Я повернулся к нему.
     -- Мифология,  дорогой  Джим.  И  ритуалы  перехода. На дне пруда сидел
Железный Джон, верно? Я подскочил как ужаленный.
     -- Верно! А как ты догадался?
     -- Я же говорю -- интересовался когда-то мифами. Впрочем, на самом деле
меня волнует не учебный фильм,  как  ты  его  называешь,  а  тот  факт,  что
Железный Джон -- здесь, во плоти. Здоровенный и волосатый.
     -- Э,   ребята,   про   меня   забыли.  --  Озадаченный  взгляд  Флойда
перескакивал с меня на Стинго и обратно. -- Вам не  кажется,  что  небольшое
пояснение будет очень кстати?
     -- Да,  конечно.  --  Стинго  свесил  с  кровати  ноги и принял сидячее
положение. -- Человечество создает культуру, а культура  создает  мифологию,
дабы  объяснить  свое  существование. Далеко не последнюю роль играют мифы и
обряды перехода для мальчиков.  Я  имею  в  виду  переход  от  отрочества  к
зрелости.  В  эту  пору  юноша  расстается  с матерью и другими женщинами. В
некоторых первобытных культурах  мальчики  уходят  жить  к  мужчинам  и  уже
никогда не видят своих матерей.
     -- Невелика потеря, -- пробормотал Флойд.
     Стинго кивнул.
     -- Джим,  ты  слышал?  Всегда и везде матери пытаются лепить сыновей по
своему -- женскому -- образу и  подобию.  Ради  их  же  блага.  Естественно,
мальчики  противятся,  и  в  этом  им  помогает  обряд  перехода. Тут всегда
замешана уйма символов,  поскольку  символика  --  способ  выражения  мифов,
лежащих в основе любой культуры.
     Я поразмыслил над этим -- и тотчас разболелась голова.
     -- Стинго, извини, но я за тобой не поспеваю. Растолкуй.
     -- Пожалуйста.  Возьмем  Железного  Джона. Ты сам сказал, что ничего не
понял из фильма. Но я думаю, он все-таки произвел на тебя впечатление. Чисто
эмоциональное.
     Я хотел было отмахнуться -- мол,  ерунда,  --  но  спохватился.  Почему
ерунда?  Уж  кому-кому,  а  себе  я  стараюсь  не лгать никогда. Самое время
последовать этому правилу.
     -- Ты прав. Меня проняло, а почему, не знаю.
     -- Мифы  воздействуют  на  эмоции,  а  не  на  логику.  Давай  разберем
символику.  Молодой  человек  вычерпал  пруд и нашел там Железного Ганса или
Джона, так?
     -- Тютелька в тютельку.
     -- Железный Джон, по-твоему, кто? Я не о нашем приятеле, а  о  том,  из
легенды... И кто -- тот парнишка?
     -- Ну,  это  не  так  уж  сложно  вычислить.  Парнишка -- тот, для кого
предназначен фильм. Зритель. Поскольку  на  этот  раз  вас  в  Вериторию  не
приглашали, можно предположить, что этот юноша -- я.
     -- Ты  прав.  Итак, ты -- герой мифа, что-то ищешь в пруду, и тебе надо
хорошенько  потрудиться  с  ведерком,  чтобы  добиться  своего.  Теперь   мы
приближаемся  к Железному Джону, волосатому чудищу, живущему на дне водоема.
По-твоему, это живой человек?
     -- Конечно, нет. Мужик на  дне  пруда  --  это  символ.  Элемент  мифа.
Воплощение  мужества, брутальной натуры. Первобытный самец, который прячется
в каждом из нас под тонким лоском цивилизованности.
     -- Отлично, Джим, -- сказал он, понизив голос.  --  Идея  фильма  ясна:
когда мужчина -- не мальчик, а взрослый мужчина -- заглядывает в недра своей
души,  погружается  в  них  достаточно  долго  и упорно, он обнаруживает там
грубого волосатого мужика.
     Флойд оторвался от инструмента, у него отвисла челюсть.
     -- Не иначе вы, ребята, шизеете в свое удовольствие, а про меня забыли.
     -- Мы не шизеем, -- ответил Стинго, --  а  пьем  из  источника  древней
мудрости.
     -- Ты поверил в этот миф? -- спросил я его. Он пожал плечами.
     -- И   да  и  нет.  Половое  созревание  --  трудный  процесс,  ритуалы
взросления подготавливают мальчиков, дают им уверенность в себе, которой так
недостает на пороге новой жизни. С этим я согласен,  но  только  с  этим.  Я
говорю  твердое  "нет"  мифу,  выдающему  себя  за реальность. Что мы видим?
Железного Джона -- живого, здорового, залезшего на самый верх. И  расколотое
общество,  лишенное  женщин.  Даже  не  подозревающее  об  их существовании.
Нехорошо. Я бы даже сказал, паршиво.
     Мне стало не по себе.
     -- Не во всем с тобой согласен. Честно говоря, кино мне понравилось.  Я
ведь не из легковерных простаков, и все-таки меня проняло.
     -- И  должно  было  пронять,  ведь  мифы  воздействуют  на самые тонкие
материи -- психику и эго. Сдается мне, Джим,  детство  у  тебя  было  не  из
счастливых...
     -- Счастливое детство! -- Я рассмеялся. -- Попробуй расти счастливым на
свинобразьей  ферме  в  общении  с  буколическими селянами, которые по части
умственного развития ненамного выше своей скотины.
     -- В том числе твои родители?
     Я чуть не взорвался, но сообразил, куда он  клонит,  и  прикусил  язык.
Флойд вытряс из инструмента слюну и нарушил паузу:
     -- Жалко песика.
     -- Это  ненастоящий  пес, -- повторил Стинго, отворачиваясь от меня. --
Как и все  остальное.  Символический.  Собака  --  твое  тело,  то,  чем  ты
распоряжаешься: "сидеть!", "лежать!"
     Флойд обалдело потряс головой.
     -- Слишком  глубоко  для  моего  куцего умишка. Как тот пруд. Нельзя ли
ненадолго перейти от теории к практике? Что еще у нас на повестке дня?
     -- Разыскать Хеймскура, поинтересоваться у него насчет находки. -- Я  с
удовольствием переключился на более злободневную тему. -- Предложения?
     -- Пустота  в  башке, -- сказал Флойд. -- К сожалению. Проклятый бодун,
когда ж ты кончишься?!
     -- Хорошо, что хоть один из нас не надрался. -- В голосе  Стинго  вдруг
появилась  нехарактерная  нотка  раздражения.  По  личн